Четверг, 25 апреляИнститут «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций» СПбГУ
Shadow

ФЕНОМЕН РЕЧЕВОЙ АГРЕССИИ В БЕЛОРУССКОЙ ПРЕССЕ

Поста­нов­ка про­бле­мы. В ХХІ в. сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции, кото­рые явля­ют­ся важ­ней­шим соци­аль­ным инсти­ту­том, при­об­ре­ли ста­тус силь­ней­ше­го инстру­мен­та воз-дей­ствия на обще­ствен­ное мне­ние. Иссле­до­ва­тель Е. И. Коря­ков­це­ва отме­ча­ет: «Пере­ра­ба­ты­вая инфор­ма­цию и пере­да­вая ее чита­те­лю, ком­мен­ти­руя и анга­жи­руя собы­тия, СМИ фор­ми­ру­ют мораль­ные нор­мы, эсте­ти­че­ские вку­сы и оцен­ки, стро­ят иерар­хию цен­но­стей, а ино­гда даже навя­зы­ва­ют чита­те­лю при­ме­ры рецеп­ции истин — исто­ри­че­ских, соци­аль­но-поли­ти­че­ских, пси­хо­ло­ги­че­ских и др. Инфор­ми­руя про цен­но­сти и оце­ни­вая, СМИ реаль­но вли­я­ют на каче­ство пуб­лич­но­го дис­кур­са, на орга­ни­за­цию моде­лей обще­ствен­ной жиз­ни» [Коря­ков­це­ва 2005: 314].

Уче­ные убеж­де­ны, что если «в ХІХ, частич­но в ХХ веке поня­тие лите­ра­тур­но­го язы­ка ассо­ци­и­ро­ва­лось преж­де все­го с язы­ком худо­же­ствен­ной лите­ра­ту­ры, то в наше вре­мя на эту роль пре­тен­ду­ет язык СМИ, что свя­за­но как с его поли­те­ма­тич­но­стью, так и с изме­нив­ши­ми­ся усло­ви­я­ми его функ­ци­о­ни­ро­ва­ния… Толь­ко в язы­ке СМИ про­ис­хо­дит объ­еди­не­ние всех сти­ли­сти­че­ских пото­ков, обра­зуя новое функ­ци­о­наль­но-сти­ле­вое един­ство, кото­рое пред­став­ля­ет наци­о­наль­ный язык» [Солга­ник 2011: 15]. Посколь­ку конец ХХ в. был «озна­ме­но­ван каче­ствен­ны­ми изме­не­ни­я­ми язы­ка в сто­ро­ну его демо­кра­ти­за­ции, сего­дня, — утвер­жда­ет про­фес­сор В. И. Ивчен­ков, — ста­но­вит­ся очень важ­ным актив­ное про­ве­де­ние грам­ма­ти­че­ских интер­пре­та­ций упо­треб­ле­ния форм сло­ва и выяс­не­ния его лек­си­че­ской пра­во­мер­но­сти. Пуб­ли­ци­сти­че­ский текст даёт про­стран­ство для отшли­фов­ки язы­ка, обра­бот­ки сти­ли­сти­че­ской мар­ки-рован­но­сти сло­ва. Одна­ко, к сожа­ле­нию, не все­гда это выдер­жи­ва­ет­ся» [Іўчан­каў 2009: 78]. Вопрос о моти­ви­ро­ван­но­сти и немо­ти­ви­ро­ван­но­сти упо­треб­ле­ния все­го раз­но­об­ра­зия язы­ко­вых средств с целью фор­ми­ро­ва­ния обще­ствен­но­го мне­ния в нау­ке под­ни­мал­ся дав­но и не еди­но­жды. Извест­ный бело­рус­ский уче­ный М. Е. Тикоц­кий более трид­ца­ти лет назад писал: «Для того что­бы достиг­нуть мак­си­маль­но­го воз­дей­ствия на ум и чув­ства чита­те­ля, пуб­ли­цист поль­зу­ет­ся раз­лич­ны­ми сред­ства­ми сло­ва­ря, все­ми „реги­стра­ми“ речи − от „высо­ких“ до „низ­ких“… Но это вовсе не зна­чит, что жур­на­лист или пуб­ли­цист может исполь­зо­вать сло­ва без вся­ко­го раз­бо­ра, что для него, мол, „закон не писан“. Наобо­рот, богат­ство и раз­но­об­ра­зие средств, кото­рые име­ют­ся в арсе­на­ле каж­до­го наци­о­наль­но­го язы­ка, тре­бу­ют от пуб­ли­ци­ста высо­кой куль­ту­ры сло­ва, уме­ния эко­ном­но, по-хозяй­ски поль­зо­вать­ся этим богат­ством, не рас­тра­чи­вать бес­по­лез­но» [Цікоц­кі 1994: 17]. 

Сего­дня суще­ству­ет мно­го мне­ний о паде­нии рече­вой куль­ту­ры. В язы­ко­вой ката­стро­фе уче­ные пря­мо винят СМИ, утвер­ждая, что под их воз­дей­стви­ем речь ста­но­вит­ся гру­бой и шаб­лон­ной. Из при­выч­но­го клас­си­че­ско­го эта­ло­на пра­виль­ной речи сред­ства масс­со­вой ком­му­ни­ка­ции пре­вра­ти­лись в инстру­мент тира­жи­ро­ва­ния оши­бок. Иссле­до­ва­тель О. Б. Сиро­ти­ни­на заяв­ля­ет, что имен­но СМИ, «с их непро­ду­ман­ной стра­те­ги­ей демо­кра­ти­за­ции язы­ка прес­сы… и откры­ли шлю­зы для сни­же­ния речи любой ценой, одно­вре­мен­но созда­вая моду на ино­стран­ные сло­ва и нару­шая рус­ские ком­му­ни­ка­тив­ные нор­мы». По ее мне­нию, жур­на­ли­сты ста­ли чрез­мер­но воль­но поль­зо­вать­ся язы­ком, забы­вая о сво­ем вли­я­нии на речь насе­ле­ния [Сиро­ти­ни­на 2007: 49]. Жур­на­ли­сты долж­ны обла­дать эли­тар­ной рече­вой куль­ту­рой, кото­рая, как отме­ча­ют иссле­до­ва­те­ли, опре­де­ля­ет­ся сле­ду­ю­щи­ми харак­те­ри­сти­ка­ми: вла­де­ни­ем все­ми сти­ля­ми лите­ра­тур­но­го язы­ка, реле­вант­ным исполь­зо­ва­ни­ем язы­ко­вых средств, осу­ществ­ле­ни­ем само­кон­тро­ля и само­цен­зу­ры, неукос­ни­тель­ным сле­до­ва­ни­ем эти­че­ским нор­мам обще­ния и рече­вым нор­мам [Мар­ты­нен­ко, Пече­то­ва 2007: 291; Саму­севіч 2012: 132].

В последне вре­мя в бело­рус­ском обще­стве появи­лось недо­ве­рие к сред­ствам мас­со­вой инфор­ма­ции как к образ­цу лите­ра­тур­но­го язы­ка. Подоб­ную ситу­а­цию отме­ча­ют и рос­сий­ские иссле­до­ва­те­ли: «Язы­ко­вая нор­ма — наша язы­ко­вая кон­сти­ту­ция. Источ­ни­ком нор­мы все­гда счи­та­лась худо­же­ствен­ная лите­ра­ту­ра, речь обра­зо­ван­ных людей, язык средств мас­со­вой инфор­ма­ции. Сей­час они „не рабо­та­ют“, не выпол­ня­ют этой роли» [Коря­ков­це­ва 2005: 5]. В пуб­ли­ци­сти­че­ском дис­кур­се допус­ка­ют­ся нару­ше­ния норм куль­ту­ры речи, что ведет к непо­ни­ма­нию или оши­боч­но­му деко­ди­ро­ва­нию инфор­ма­ции и, соот­вет­ствен­но, сви­де­тель­ству­ет о непро­фес­си­о­на­лиз­ме жур­на­ли­ста. Проф. Н. А. Иппо­ли­то­ва кон­ста­ти­ру­ет: «Куль­ту­ра преду­смат­ри­ва­ет высо­кую сте­пень мастер­ства, поэто­му куль­ту­ра речи долж­на оце­ни­вать­ся с точ­ки зре­ния мастер­ства как уст­ной, так и пись­мен­ной речи с уче­том ее осо­бен­но­стей» [Иппо­ли­то­ва и др. 2005: 15].

Линг­ви­сты акцен­ти­ру­ют вни­ма­ние на необ­хо­ди­мо­сти изу­че­ния новых явле­ний, свя­зан­ных с исполь­зо­ва­ни­ем язы­ко­вых средств в СМИ: оби­ды, оскорб­ле­ния, язы­ко­во­го кон­флик­та — как про­яв­ле­ний инвек­тив­но­го функ­ци­о­ни­ро­ва­ния язы­ка, язы­ко­во­го мани­пу­ли­ро­ва­ния, суг­ге­стии, линг­ви­сти­че­ской эко­ло­гии и рече­вой агрес­сии. Это резуль­тат того, что в то вре­мя, когда утвер­жда­ет­ся необ­хо­ди­мость «при­дать жур­на­ли­стам ста­тус высо­ко­об­ра­зо­ван­ной про­фес­сии» [Там же: 3], исполь­зо­ва­ние раз­ных соци­аль­ных жар­го­нов ста­но­вит­ся едва ли не основ­ной осо­бен­но­стью совре­мен­но­го медиа­дис­кур­са. Вме­сто исполь­зо­ва­ния все­го богат­ства наци­о­наль­но­го лите­ра­тур­но­го язы­ка СМИ часто созна­тель­но огра­ни­чи­ва­ют­ся гипер­тро­фи­ро­ван­ным «язы­ком ули­цы». И дело тут, как спра­вед­ли­во утвер­жда­ет В. Г. Косто­ма­ров, не толь­ко в нару­ше­нии лите­ра­тур­но-язы­ко­вой нор­мы, а в «неува­же­нии к сло­ву, в попыт­ках изме­нить „язы­ко­вой знак“, а через него и наци­о­наль­ную тра­ди­ци­он­ную мен­таль­ность» [Косто­ма­ров 1999: 8].

Совре­мен­ные СМИ ста­ли «образ­чи­ком нрав­ствен­но­го бес­пре­де­ла и оску­де­ния рече­вой куль­ту­ры», — утвер­жда­ет М. В. Гор­ба­нев­ский. Сей­час абсо­лют­ная все­доз­во­лен­ность и без­на­ка­зан­ность исполь­зо­ва­ния в пуб­лич­ной речи нецен­зур­ной, сни­жен­ной лек­си­ки ста­но­вит­ся нор­мой рече­во­го пове­де­ния, вли­я­ет на фор­ми­ро­ва­ние рече­вой куль­ту­ры моло­до­го поко­ле­ния и, соот­вет­ствен­но, жиз­нен­ной эти­ки. Пред­се­да­тель прав­ле­ния Гиль­дии линг­ви­стов-экс­пер­тов уве­рен: «Если люди гово­рят на язы­ке зоны, зна­чит они испо­ве­ду­ют ту систе­му цен­но­стей и ту систе­му поня­тий, какие при­шли отту­да» [Язык и куль­ту­ра 2007: 10]. Паде­ние уров­ня рече­вой куль­ту­ры, по его мне­нию, тор­мо­зит раз­ви­тие жур­на­ли­сти­ки и нега­тив­но вли­я­ет на кор­по­ра­тив­ную репу­та­цию про­фес­сии жур­на­ли­ста в обще­стве: «Жур­на­лист дол­жен пом­нить, что его основ­ной инстру­мент — род­ной язык. И имен­но жур­на­лист в кон­це кон­цов за него отве­ча­ет. Хотя бы пото­му, что гово­рит и пишет чаще дру­гих. Да еще пуб­лич­но!» [Гор­ба­нев­ский 2007: 70].

Не все уче­ные, одна­ко, кате­го­ри­че­ски отри­ца­тель­но оце­ни­ва­ют совре­мен­ную язы­ко­вую ситу­а­цию. Так, по мне­нию извест­но­го рос­сий­ско­го иссле­до­ва­те­ля язы­ка и сти­ля мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции Г. Я. Солга­ни­ка, «мы пере­жи­ва­ем новый пери­од в раз­ви­тии лите­ра­тур­но­го язы­ка. И то, что рас­смат­ри­ва­ет­ся уче­ны­ми как пор­ча, на самом деле это новые каче­ства лите­ра­тур­но­го язы­ка, обу­слов­лен­ные новы­ми обще­ствен­ны­ми усло­ви­я­ми и новой язы­ко­вой ситу­а­ци­ей» [Солга­ник 2011: 19]. Уче­ный отме­ча­ет, что «язык СМИ усва­и­ва­ет, пере­ра­ба­ты­ва­ет, оли­те­ра­ту­ри­ва­ет сред­ства раз­ных функ­ци­о­наль­ных сфер, изме­няя их сти­ли­сти­че­ское каче­ство, при­да­вая им еди­ную в рам­ках язы­ка СМИ усред­нен­ную окрас­ку» [Там же: 16]. Ана­ло­гич­но­му про­цес­су под­вер­га­ют­ся жар­го­ны и про­сто­ре­чие, широ­ко исполь­зуя кото­рые язык СМИ ней­тра­ли­зу­ет их нели­те­ра­тур­ный ста­тус, но под­чер­ки­ва­ет оце­ноч­ность, уси­ли­вая праг­ма­ти­че­ский потен­ци­ал сло­ва, обо­га­щая их семан­ти­че­скую струк­ту­ру. «Жар­го­низ­мы и про­сто­ре­чие так­же ока­зы­ва­ют в целом пози­тив­ное вли­я­ние на лите­ра­тур­ный язык, — утвер­жда­ет иссле­до­ва­тель. — Они вно­сят в него экс­прес­сию, оце­ноч­ность, рас­кре­по­ща­ют офи­ци­аль­ную речь, избав­ляя ее от чрез­мер­ной пафос­но­сти, тор­же­ствен­но­сти, книж­но­сти. Они содей­ству­ют демо­кра­ти­за­ции лите­ра­тур­но­го язы­ка» [Язык и куль­ту­ра 2007: 10].

Каж­дый жур­на­лист обя­зан учи­ты­вать тот факт, что совре­мен­ное обще­ство в сво­их пред­став­ле­ни­ях о рече­вом иде­а­ле ори­ен­ти­ру­ет­ся на язык медиа. Акту­а­ли­зи­ро­ван­ное в медиа­дис­кур­се сло­во лег­ко полу­ча­ет ста­тус пре­стиж­ной рече­вой еди­ни­цы, кото­рой в после­ду­ю­щем будет отда­вать­ся без­услов­ное пред­по­чте­ние. Агрес­сив­ность рече­во­го пове­де­ния жур­на­ли­ста может в свою оче­редь транс­фор­ми­ро­вать рече­вой иде­ал адре­са­та и спро­во­ци­ро­вать ответ­ную нега­тив­ную реакцию.

Уче­ные отме­ча­ют тот факт, что «язы­ко­вые сви­де­тель­ства, рису­ю­щие духов­но-куль­тур­ный порт­рет обще­ства, повто­ря­ют­ся СМИ и тира­жи­ру­ют­ся» [Бес­са­ра­бо­ва 2011: 59]. Таким обра­зом через СМИ соот­вет­ству­ю­щая лек­си­ка и фра­зео­ло­гия вхо­дит в кон­цеп­то­сфе­ру мно­го­мил­ли­о­но­го адре­са­та, влияя на рече­мыс­ли­тель­ную куль­ту­ру все­го наро­да. В такой ситу­а­ции вли­я­ние медиа, несо­мнен­но, име­ет деструк­тив­ный харак­тер, что сти­му­ли­ру­ет рост рече­вой агрес­сии в пуб­лич­ной ком­му­ни­ка­ции и, несо­мнен­но, не спо­соб­ству­ет ста­би­ли­за­ции и кон­со­ли­да­ции социума. 

Исто­рия вопро­са. В насто­я­щее вре­мя фено­мен рече­вой агрес­сии стал пред­ме­том науч­но-прак­ти­че­ских изыс­ка­ний пред­ста­ви­те­лей раз­лич­ных обла­стей нау­ки: поли­то­ло­гии, пси­хо­ло­гии, педа­го­ги­ки, социо­ло­гии, линг­ви­сти­ки и жур­на­ли­сти­ки. В свя­зи с этим суще­ству­ет несколь­ко под­хо­дов к изу­че­нию агрес­сии, в том чис­ле и междисциплинарных. 

В боль­шин­стве линг­ви­сти­че­ских работ рече­вая агрес­сия рас­смат­ри­ва­ет­ся как явле­ние пси­хо­линг­ви­сти­че­ское. При дан­ном под­хо­де сущ­ность рече­вой агрес­сии заклю­ча­ет­ся в опре­де­лен­ном пре­об­ра­зо­ва­нии внеш­них про­цес­сов (раз­лич­ных реак­ций чело­ве­ка на нега­тив­ные эмо­ци­о­наль­ные раз­дра­жи­те­ли) во внут­рен­ние про­цес­сы, свя­зан­ные с рече­мыс­ли­тель­ной дея­тель­но­стью, посколь­ку важ­ней­шей фор­мой выра­же­ния эмо­ций у чело­ве­ка явля­ет­ся речь. При этом уче­ные отме­ча­ют, что вер­баль­ный и физи­че­ский агрес­сив­ный акты име­ют мно­го обще­го (моти­вы, меха­низ­мы, струк­ту­ру) [Щер­би­ни­на 2004: 12].

Таким обра­зом, рече­вая агрес­сия рас­смат­ри­ва­ет­ся как спе­ци­фи­че­ская фор­ма пове­де­ния или дея­тель­но­сти, основ­ным инстру­мен­том кото­рой явля­ет­ся язык: «Рече-вая (язы­ко­вая, вер­баль­ная) агрес­сия — фор­ма рече­во­го пове­де­ния, направ­лен­но­го на оскорб­ле­ние или созна­тель­ное нане­се­ние вре­да чело­ве­ку, груп­пе людей, организации 

или обще­ству в целом» [Куль­ту­ра рус­ской речи 2003: 562]. В соот­вет­ствии с клас­си­фи­ка­ци­ей выде­ля­ют­ся сле­ду­ю­щие ее виды: актив­ная пря­мая (вер­баль­ное уни­же­ние, оскорб­ле­ние, угро­за, деструк­тив­ные поже­ла­ния, при­зы­вы к агрес­сив­ным дей­стви­ям, наси­лию), актив­ная непря­мая (рас­про­стра­не­ние лжи­вых све­де­ний, сплет­ни), пас­сив­ная пря­мая (отказ раз­го­ва­ри­вать с дру­гим чело­ве­ком, игно­ри­ро­ва­ние его вопро­сов), пас­сив­ная непря­мая (отказ давать кон­крет­ные вер­баль­ные объ­яс­не­ния, демон­стра­тив­ное мол­ча­ние) [Там же: 562]. По мне­нию иссле­до­ва­те­лей, основ­ные сред­ства про­яв­ле­ния рече­вой агрес­сии — инвек­тив­ная и сти­ли­сти­че­ски сни­жен­ная, ненор­ма­тив­ная лек­си­ка, окка­зи­о­наль­ные сло­ва, агрес­сив­ная мета­фо­ра и рече­вая дема­го­гия, тен­ден­ци­оз­ное исполь­зо­ва­ние нега­тив­ной инфор­ма­ции, интер­тек­сту­аль­ность [Пет­ро­ва, Раци­бур­ская 2011: 29]. Отме­тим и тот факт, что рече­вая агрес­сия как тип рече­во­го пове­де­ния может про­яв­лять­ся в пре­де­лах любо­го дискурса.

Эмпи­ри­че­ская база и мето­ди­ка. Мате­ри­а­лом для изу­че­ния послу­жи­ли бело­рус­ские газе­ты: «Совет­ская Бело­рус­сия», «Наша нива», «Бел­Га­зе­та», «Ком­со­моль­ская прав­да в Бело­рус­сии», «Народ­ная воля», «Бело­ру­сы и рынок» за пери­од 2012−2016 гг. Мето­дом слу­чай­ной (веро­ят­ност­ной) выбор­ки были ото­бра­ны для иссле­до­ва­ния 50 номе­ров изда­ний. Клю­че­вым в рабо­те явля­ет­ся метод сти­ли­сти­че­ско­го ана­ли­за, целью кото­ро­го было выяв­ле­ние в газет­ных мате­ри­а­лах раз­лич­ных средств рече­вой агрессии.

Ана­лиз мате­ри­а­ла. Про­ве­ден­ное иссле­до­ва­ние пока­за­ло, что в дис­кур­се бело­рус­ских СМИ пред­став­ле­ны все виды рече­вой агрес­сии, кото­рые реа­ли­зу­ют­ся лек­си­че­ски­ми, син­так­си­че­ски­ми, инто­на­ци­он­ны­ми и дру­ги­ми средствами. 

Оста­но­вим­ся более подроб­но на самых рас­про­стра­нен­ных про­яв­ле­ни­ях рече­вой агрес­сии в бело­рус­ской прессе.

1) Пере­на­сы­ще­ние тек­ста сред­ства­ми выра­же­ния нега­тив­ной оцен­ки. Проф. Т. В. Чер­ны­шо­ва счи­та­ет, что имен­но повы­шен­ная оце­ноч­ность газет­ных тек­стов часто спо­соб­ству­ет рече­во­му кон­флик­ту, одна­ко «оце­ноч­ность в текстах СМИ может выпол­нять как кон­струк­тив­ную, так и деструк­тив­ную функ­ции» [Чер­ны­шо­ва 2011: 73]. Послед­няя, по мне­нию уче­но­го, стро­ит­ся на пере­се­че­нии состав­ля­ю­щих: а) пол­но­го или частич­но­го отсут­ствия аргу­мен­та­тив­ной базы и систе­мы фак­тов, харак­те­ри­зу­ю­щих соци­аль­но зна­чи­мое собы­тие; б) кон­цен­тра­ции вни­ма­ния чита­те­ля на отри­ца­тель­ных чер­тах лич­но­сти или дея­тель­но­сти субъ­ек­та речи через систе­му эмо­ци­о­наль­но-оце­ноч­ных вер­баль­ных и невер­баль­ных средств, в основ­ном инвек­тив­ной направ­лен­но­сти. «Харак­тер тек­стов, в кото­рых раз­во­ра­чи­ва­ет­ся деструк­тив­ная оце­ноч­ность, не име­ет ника­ко­го отно­ше­ния к соци­аль­ной оце­ноч­но­сти — она выяв­ля­ет псев­до­со­ци­аль­ный харак­тер» [Там же: 78]. Напри­мер, заго­ло­вок «Мишель Оба­му счи­та­ют насто­я­щим лиде­ром и кро­ют матом» (КП в Бело­рус­сии). Деструк­тив­ная оце­ноч­ность в СМИ, как пра­ви­ло, реа­ли­зу­ет­ся посред­ством раз­го­вор­ной и про­сто­реч­ной лек­си­ки: Впро­чем, хок­кей­ный празд­ник на гла­зах у людей, стре­ми­тель­но про­дви­нув­ших­ся от бед­но­сти к нище­те, еще мож­но было стер­петь, если бы и мно­гое дру­гое не пошло в нашей стране по-дур­но­му (Народ­ная воля). Пере­на­сы­ще­ние тек­ста сред­ства­ми выра­же­ния нега­тив­ной оцен­ки дела­ет послед­нюю чрез­мер­но необос­но­ван­ной, посколь­ку логи­ка аргу­мен­тов под­ме­ня­ет­ся эмо­ци­я­ми и субъ­ек­тив­ным отно­ше­ни­ем авто­ра, а необ­хо­ди­мая поле­ми­ка — кри­ти­кой (часто оскорб­ле­ни­ем) лич­но­сти, а не ее пози­ции и мне­ния: Этот веч­ный бег по кру­гу ради себя самих, кото­рый никак не изме­ня­ет обще­ство, кро­ме того, что дает моло­дым деби­лам из спец­на­за воз­мож­ность потре­ни­ро­вать­ся (Народ­ная воля).

Про­цесс сни­же­ния рече­вой куль­ту­ры отра­жа­ет исполь­зо­ва­ние в СМИ инвек­тив­ной (бран­ной) и обсцен­ной (непри­стой­ной) лек­си­ки: Выпол­нен­ные в крас­но-зеле­ной гам­ме, они будут сим­во­ли­зи­ро­вать левые ноги, раз­да­ю­щие подж…пники… (Бел­Га­зе­та). Уче­ные пояс­ня­ют, что «исполь­зо­ва­ние вуль­га­риз­мов и инвек­ти­вы, хотя и не обя­за­тель­но явля­ет­ся про­яв­ле­ни­ем рече­вой агрес­сии, тем не менее демон­стри­ру­ет невос­пи­тан­ность, бес­такт­ность, низ­кий уро­вень рече­мыс­ли­тель­ной куль­ту­ры адре­сан­та» [Щер­би­ни­на 2004]. Как отме­ча­ет иссле­до­ва­тель рито­ри­че­ско­го иде­а­ла в жур­на­ли­сти­ке М. П. Кар­по­вич, «сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции долж­ны стать шко­лой рече­во­го вос­пи­та­ния бело­ру­сов, при­ме­ром бело­рус­ской и рус­ской рече­вой куль­ту­ры» [Кар­по­віч 2004: 99]. Жур­на­лист не дол­жен в сво­ем рече­вом пове­де­нии идти сле­дом за вку­са­ми носи­те­лей низ­кой рече­вой куль­ту­ры, посколь­ку пуб­лич­ное исполь­зо­ва­ние ненор­ма­тив­ной лек­си­ки неиз­беж­но ведет к раз­ру­ше­нию обще­ствен­ной нравственности.

2) Агрес­сив­ная мета­фо­ра, срав­не­ние и ассо­ци­а­ции. Рече­вая агрес­сия пред­став­ля­ет собой кон­фликт­ное рече­вое пове­де­ние, в осно­ве кото­ро­го лежит уста­нов­ка на нега­тив­ное вли­я­ние на адре­са­та через умыш­лен­ное исполь­зо­ва­ние таких рече­вых средств, как мета­фо­ра, срав­не­ние и ассо­ци­а­ция. Напри­мер: Всё это вре­мя на окра­ине пло­щад­ки дежу­рил моло­дой пар­ниш­ка с осли­ком на повод­ке. Ослик был накрыт яркой попон­кой и сто­ял пону­рив­шись. Вне­зап­но он попы­тал­ся издать про­тяж­ный звук «Иа‑а!», но его опе­кун, поняв, что сей­час про­изой­дет непо­пра­ви­мое, засу­нул осли­ку руку в пасть. Тот поперх­нул­ся и издал какое-то жалоб­ное то ли мыча­ние, то ли рыча­ние. То же самое пар­ниш­ка про­де­лы­вал вся­кий раз, когда осли­ку хоте­лось выска­зать­ся. Если бы на ярмар­ке при­сут­ство­вал какой-нибудь асо­ци­аль­ный эле­мент, поса­сы­ва­ю­щий аме­ри­кан­ские гран­ты, он бы непре­мен­но съехид­ни­чал: дескать, погля­ди-ка, народ, до чего ты похож на это­го осли­ка, стой себе под цвет­ной попон­кой, делай своё дело и помал­ки­вай, а не то засу­нут локоть в пасть по самые глан­ды. Но деструк­тив в этот свет­лый день на пло­щад­ку так и не про­брал­ся — празд­ник про­шел смир­но (Бел­Га­зе­та). 

Неува­же­ние к лич­но­сти про­яв­ля­ет­ся в выбо­ре опре­де­лен­ных лек­си­че­ских средств. Актив­ная пря­мая агрес­сия про­яв­ля­ет­ся в вер­баль­ном уни­же­нии, оскорб­ле­нии через сло­ва-харак­те­ри­сти­ки, срав­не­ния: Кура­тор мини­стра в Адми­ни­стра­ции пре­зи­ден­та тоже счи­та­ет себя не вырод­ком, а обра­зо­ван­ным чело­ве­ком… Все по отдель­но­сти они вро­де при­лич­ные люди. Внешне они, несо­мнен­но, Люди. Не зом­би, не урки, не манья­ки, не обку­рен­ные, не обко­ло­тые, не в мараз­ме (Народ­ная воля). Часто за при­ми­тив­ной рече­вой куль­ту­рой сто­ит соот­вет­ству­ю­щая мыс­ли­тель­ная куль­ту­ра, кото­рая спо­соб­ству­ет раз­ру­ше­нию лого­сфе­ры наци­о­наль­ной куль­ту­ры во всей ее содержательности.

3) Иро­ния, стеб. Иро­ния в язы­ке СМИ явля­ет­ся одним из дей­ствен­ных спо­со­бов нена­зой­ли­во­го выра­же­ния автор­ско­го отно­ше­ния к пред­ме­ту мыс­ли и автор­ской оцен­ки. Масте­ром иро­нии мож­но назвать глав­но­го редак­то­ра самой мас­со­вой обще­ствен­но-поли­ти­че­ской газе­ты стра­ны «Совет­ской Бело­рус­сии» Пав­ла Яку­бо­ви­ча. Одна­ко не всем под силу фили­гран­но вла­деть тон­кой иро­ни­ей, под пером неко­то­рых жур­на­ли­стов она пре­вра­ща­ет­ся в сред­ство рече­вой агрес­сии, спо­соб поиз­де­вать­ся над кем-нибудь. Ново­год­ний аттрак­ци­он с обна­жен­кой, кото­рый в про­шлом году устро­и­ла в интер­не­те бале­ри­на, выло­жив свои откро­вен­ные фото, в этом году рис­ку­ет остать­ся без про­дол­же­ния. Начи­ная с 1 янва­ря Настя пуб­ли­ку­ет один за дру­гим све­жие сним­ки. Но что мы видим? На фото она либо в пла­тье, либо в купаль­ни­ке! Без­услов­но, и эти ракур­сы вполне будо­ра­жат вооб­ра­же­ние. Но в срав­не­нии с тем, что было в про­шлом году… Вдох­но­ве­ния нет? (КП в Белоруссии).

4) Нега­тив­ная тональ­ность пуб­ли­ка­ций. Нега­тив­ная тональ­ность мате­ри­а­лов, созда­ние отри­ца­тель­но­го отно­ше­ния к явле­ни­ям дей­стви­тель­но­сти про­во­ци­ру­ет появ­ле­ние у мас­со­во­го адре­са­та депрес­сив­но­го настро­е­ния, пес­си­ми­сти­че­ско­го миро­ощу­ще­ния. Как отме­ча­ет Н. Д. Бес­са­ра­бо­ва, «мане­ра отно­ше­ний неко­то­рых СМИ со сво­им адре­са­том спо­соб­ны нане­сти вред эти­че­ским каче­ствам речи» [Бес­са­ра­бо­ва 2011: 59]. При­ве­дем заго­лов­ки толь­ко одно­го номе­ра газе­ты «Бело­ру­сы и рынок»: «Можем ока­зать­ся на обо­чине», «Участь обре­чен­но­го», «Кур­сом сви­но­за­ме­ще­ния», «Власть ино­гда валя­ет­ся под нога­ми», «Бан­кет закон­чил­ся», «Рефор­ма на выжи­ва­ние», «Вре­мя под­счи­ты­вать убыт­ки», «Непри­ят­ный сюр­приз», «Суще­ствен­но рас­тет всё, кро­ме зар­плат», «Про­да­жа акций пер­со­на­лу исклю­ча­ет­ся», «Репу­та­ция под­ве­ла», «Год упу­щен­ных воз­мож­но­стей», «Рабо­тать будет еще труд­нее», «При­стег­ни­те рем­ни», «Бел­транс­газ теперь уже не наш», «Вынуж­ден­но, но без гаран­тий». Необ­хо­ди­мо отме­тить, что нагне­та­ние нега­ти­ва наблю­да­ет­ся в основ­ном в оппо­зи­ци­он­ной прес­се: «Про­во­ка­ция», «Самая бед­ная — Бре­ст­чи­на», «Кра­жи в мага­зи­нах накры­ли Бела­русь», «Брат про­тив бра­та», «Жизнь в песок», «Пет­ля на шее», «В боль­ни­цах не хва­та­ет рас­ход­но­го мате­ри­а­ла и донор­ской кро­ви», «Бела­русь нуж­да­ет­ся в жен­ской рево­лю­ции», «Бела­русь не попа­ла в рей­тинг кон­ку­рен­то­спо­соб­но­сти эко­но­мик», «Отча­я­ние», «Забы­ли о сове­сти» (Народ­ная воля); «Диа­лог „сли­ли“», «Как низ­ко мы пали: Рей­тин­ги бело­рус­ских бан­ков могут стать ещё ниже», «Бела­русь — не кон­ку­рент­ка: Стра­ну загна­ли на запас­ные пути» (Бел­Га­зе­та); «На диа­лог при­гла­ша­ют „коз­лов“, а не „пятую колон­ну“», «В Мсти­слав­ле рос­си­яне поби­лись с бело­ру­са­ми в оче­ре­ди за про­дук­та­ми», «Вре­мя не изме­нит­ся», «Пре­зи­дент Кир­гиз­ста­на не при­е­хал», «Визит евро­де­пу­та­тов в Минск сно­ва пере­не­сен», «Иду по Мин­ску, и у меня ком в гор­ле», «Пала­чи и жерт­вы» (Наша нива). Сто­ит обра­тить вни­ма­ние, что сама по себе нега­тив­ная инфор­ма­ция — пол­но­цен­ный и даже необ­хо­ди­мый содер­жа­тель­ный ком­по­нент СМИ для раз­но­сто­рон­не­го осве­ще­ния жиз­ни, но ее гипер­бо­ли­за­ция, бес­про­свет­ный пес­си­мизм, созда­ние депрес­сив­но­го настро­е­ния как основ­ная цель — всё это повы­ша­ет агрес­сив­ность медиатекста.

5) «Спе­ку­ли­ро­ва­ние» наци­о­наль­ны­ми цен­но­стя­ми. Как мы уже отме­ча­ли, рече­вая агрес­сия часто про­яв­ля­ет­ся в под­черк­ну­том выра­же­нии нега­тив­ных эмо­ци­аль­но-оце­ноч­ных отно­ше­ний сред­ства­ми язы­ка, нару­ша­ю­щем пред­став­ле­ние об эсте­ти­че­ской и эти­че­ской нор­ме. Часто в центр агрес­сии попа­да­ют доми­нант­ные кон­цеп­ты бело­рус­ской лого­сфе­ры — народ, род­ная зем­ля, Бела­русь. Одна­ко в меди­а­текстах встре­ча­ют­ся фак­ты, сви­де­тель­ству­ю­щие о десе­ман­ти­за­ции сакраль­ных для боль­шин­ства бело­ру­сов поня­тий. Напри­мер: …Мин­гор­ис­пол­ком опять не обма­нул. Стра­на, услы­хав про такое дело, вос­пря­ла ото сна и, едва успев пере­ве­сти дух, сно­ва дви­ну­лась наби­вать желу­док про запас… (Бел­Га­зе­та). Или при­мер из ста­тьи «Впа­ли в дис­конт: Горо­шек! Мас­ло! Шпро­ты!»: В буд­ний день в уни­вер­маг «Бела­русь», пре­зрев 8‑часовой рабо­чий день сво­их фаб­рик, заво­дов, парик­ма­хер­ских, бан­ков­ских учре­жде­ний, тор­го­вых точек, боль­ниц и школ, со всех сто­рон све­та сте­ка­лись бело­ру­сы, охва­чен­ные пред­праз­нич­ным чесом и зудом. Рож­де­ствен­ские скид­ки здесь, как в круп­ней­ших шопинг-мол­лах Евро­пы, попа­да­лись куда ни плюнь и пора­жа­ли вооб­ра­же­ние (Бел­Га­зе­та). По мне­нию Н. Д. Бес­са­ра­бо­вой, подоб­ные при­ме­ры — сви­де­тель­ство того, как у СМИ «сра­бо­та­ло пони­ма­ние сво­бо­ды сло­ва без ответ­ствен­но­сти за сло­во и (сей­час мод­ный) ком­мер­че­ский под­ход к неиз­ме­ри­мым поня­ти­ям» [Бес­са­ра­бо­ва 2011: 59]. Напри­мер, заго­лов­ки: «Как про­дать бело­рус­ский народ», «Глу­бин­ка for sale», «Про­дать за еду», «Купи­те белар­ти­ста», «Как про­дать бело­рус­скую кра­со­ту» (Бел­Га­зе­та). В газе­те «Народ­ная воля» под руб­ри­кой «Мы — бело­ру­сы» вышел мате­ри­ал «У обыч­но­го чинов­ни­ка появил­ся шанс попасть в исто­рию». Инфор­ма­ци­он­ным пово­дом ста­тьи стал факт пере­да­чи «в Мин­культ обос­но­ва­ния того, что бело-крас­но-белый флаг явля­ет­ся исто­ри­ко-куль­тур­ной цен­но­стью бело­ру­сов». Автор резю­ми­ру­ет: «Если бело-крас­но-белый флаг полу­чит офи­ци­аль­ный ста­тус исто­ри­ко-куль­тур­ной цен­но­сти бело­ру­сов, то его мож­но будет без­на­ка­зан­но выве­ши­вать на бал­ко­нах или иметь при себе и не боять­ся штра­фа за «исполь­зо­ва­ние неза­ре­ги­стри­ро­ван­ной сим­во­ли­ки». С одной сто­ро­ны, фор­маль­ность, с дру­гой — исто­ри­че­ская ответ­ствен­ность. В любом слу­чае фами­лия чинов­ни­ка, кото­рый даст поло­жи­тель­ный или отри­ца­тель­ный ответ, име­ет все шан­сы попасть в исто­рию. Оче­вид­но, что пер­вый вывод — обли­га­тор­ный (что непо­сред­ствен­но выте­ка­ет из мате­ри­а­ла); вто­рой, зафик­си­ро­ван­ный и в загла­вии, — факуль­та­тив­ный — пред­став­ля­ет непря­мую агрессию.

6) Рас­про­стра­не­ние лжи­вых све­де­ний, спле­тен как про­яв­ле­ний актив­ной непря­мой агрес­сии. К про­яв­ле­ни­ям вер­баль­ной агрес­сии мож­но отне­сти пере­гру­жен­ность тек­ста нега­тив­ной инфор­ма­ци­ей, цель кото­рой — повли­ять на вос­при­я­тие адре­са­та. В то же вре­мя рас­про­стра­не­ние субъ­ек­тив­но­го мне­ния, оцен­ки собы­тий, не под­твер­жден­ных фак­та­ми (лжи, спле­тен, вра­нья), может при­не­сти боль­ший вред, чем отри­ца­тель­ные фак­ты. Так, в мате­ри­а­ле «Дуже гар­но» чита­ем: В Минск при­ез­жал Олег Скрип­ка. 14 декаб­ря он с «Воп­ля­ми Видо­пля­со­ва» дал кон­церт во Двор­це рес­пуб­ли­ки. Несмот­ря на то что Скрип­ка ска­кал по бар­хат­ным крес­лам, пыта­ясь рас­тор­мо­шить пуб­ли­ку, бело­ру­сы печаль­но сиде­ли на местах (Бел­Га­зе­та). У чита­те­лей, кото­рые не были на кон­цер­те, нет пово­да не верить напи­сан­но­му. Одна­ко мы можем сви­де­тель­ство­вать о явной дез­ин­фор­ма­ции чита­тель­ской ауди­то­рии, посколь­ку сами при­сут­ство­ва­ли на кон­цер­те. Мож­но толь­ко пред­по­ла­гать, какую цель ста­вил перед собой жур­на­лист. Воз­мож­но, пози­тив­ная инфор­ма­ция дис­гар­мо­ни­ро­ва­ла бы с общей нега­тив­ной направ­лен­но­стью мате­ри­а­лов газе­ты, с общей поли­ти­кой подоб­но­го рода СМИ, зада­ча кото­рых — пока­зать несчаст­ных бело­ру­сов, кото­рых ничто и никто уже не раду­ет в жизни.

Таким обра­зом, фено­мен рече­вой агрес­сии в медиа­дис­кур­се про­яв­ля­ет­ся в выра-жении нега­тив­ных эмо­ци­о­наль­но-оце­ноч­ных отно­ше­ний, а так­же в пере­на­сы­ще­нии тек­ста вер­ба­ли­зо­ван­ной отри­ца­тель­ной инфор­ма­ци­ей, что, несо­мнен­но, воз­дей­ству­ет на созна­ние адре­са­та, созда­вая нега­тив­ное впечатление. 

Кро­ме пере­чис­лен­ных рече­вая агрес­сия име­ет дру­гие фор­мы про­яв­ле­ния: накле­и­ва­ние ярлы­ков, обыг­ры­ва­ние име­ни объ­ек­та агрес­сии, нагне­та­ние нега­тив­ных ассо­ци­а­ций, акцен­ти­ро­ва­ние непри­ят­ных или обид­ных для объ­ек­та дета­лей, пря­мое оскорб­ле­ние, дисфе­ми­за­ция речи и др. Напри­мер, в мате­ри­а­ле «Ой, и врет Кали­на…»: В послед­нее вре­мя быв­шая «гово­рил­ка-раз­вле­кал­ка» (извест­ная теле­ве­ду­щая Кали­на Вар­дом­ская. — О. М.) счи­та­ла себя серьез­ной теле­ди­вой… (Народ­ная воля). Понят­но, что не каж­дое выра­же­ние отри­ца­тель­ной оцен­ки в адрес лич­но­сти сто­ит отно­сить к агрес­сии. Упрек, осуж­де­ние, кри­ти­че­ский ана­лиз, кри­ти­че­ское заме­ча­ние сами по себе явля­ют­ся нор­маль­ным явле­ни­ем в пуб­ли­ци­сти­ке, если они обос­но­ван­ны и выра­жа­ют­ся адек­ват­ны­ми ситу­а­ции рече­вы­ми средствами.

Заго­лов­ки в импе­ра­тив­ной тональ­но­сти или вос­кли­ца­тель­ной инто­на­ции с необос­но­ван­ны­ми тре­бо­ва­ни­я­ми, пре­тен­зи­я­ми и агрес­сив­ны­ми при­зы­ва­ми так­же явля­ют­ся при­ме­ра­ми вер­ба­ли­зо­ван­ной в пуб­ли­ци­сти­че­ском дис­кур­се агрес­сии: «И надо­е­ли ж эти двой­ные стан­дар­ты!», «Это ж неспра­вед­ли­во!», «Выпу­сти­те их на сво­бо­ду…» «За актив­ный бой­кот», «Дер­жи­те кар­ма­ны шире!», «Сни­ми коро­ну!», «Неко­то­рые пре­тен­ден­ты в пре­зи­ден­ты кажут­ся „дроб­нень­ки­ми“ даже внешне!», «Эко­ло­ги тре­бу­ют оста­но­вить стро­и­тель­ство АЭС», «Вер­ни­те овощ­ные мага­зи­ны»

Сле­ду­ет обра­тить вни­ма­ние и на широ­кое рас­про­стра­не­ние в бело­рус­ской прес­се тако­го при­е­ма, как вклю­че­ние в заго­лов­ки кон­струк­ций с отри­ца­ни­ем: «Рос­сия не помо­жет», «Бела­ру­си не повез­ло с сосе­дя­ми», «Алек­си­е­вич нет», «Ни авиа­ба­зы, ни кре­ди­та», «Денег нет…», «В 2016 году лег­че не ста­нет», «Нобель „не счи­та­ет­ся“, «Нет поста­вок, когда заве­зут, не зна­ем…», «Тут нет рабо­ты, там — денег» (Народ­ная воля). Созда­ние атмо­сфе­ры безыс­ход­но­сти часто про­во­ци­ру­ет агрес­сию в обществе.

В послед­нее вре­мя актив­но исполь­зу­ют­ся в заго­лов­ках и вопро­си­тель­ные кон­струк-ции: «Кого инте­ре­су­ет отсут­ствие пар­ко­вок?», «Укра­ден­ный отпуск?», «А чем они ду-мали рань­ше?», «Кто пер­вым нару­шит тиши­ну — КГБ или Костел?», «Бело­ру­сам суж­де­но бед­неть?», «Про­нес­ло?» (Народ­ная воля). Частот­ное исполь­зо­ва­ние вопро­си­тель­но-рито­ри­че­ских пред­ло­же­ний в одном номе­ре созда­ет нега­тив­ное впе­чат­ле­ние у чело­ве­ка. Пси­хо­ло­ги­че­ская стра­те­гия этих «вопро­сов без отве­тов» — мани­пу­ли­ро­ва­ние ауди­то­ри­ей, что про­гно­зи­ру­ет неудо­вле­тво­рен­ность и раз­дра­жи­тель­ность: «Кто он — наци­о­наль­ный Герой Бела­ру­си?», «УВ Минск на ново­се­лье? Или для реше­ния судь­бо­нос­ных про­блем?», «Где брать?», «А у наро­да спро­си­ли?» (Народ­ная воля). Эти фак­ты пред­став­ля­ют пас­сив­ную непря­мую агрессию.

Как ни пара­док­саль­но, но в оппо­зи­ци­он­ных пери­о­ди­че­ских изда­ни­ях на одной толь­ко стра­ни­це мож­но обна­ру­жить все син­так­си­че­ские кон­струк­ции, спо­соб­ные создать нега­тив­ное, даже депрес­сив­ное настро­е­ние у сво­их чита­те­лей: вопро­си­тель­ные кон­струк­ции (Про­ху­ди­лось озе­ро?, Поче­му дра­ни­ки такие доро­гие?); недо­ска­зан­ность — кон­струк­ции с мно­го­то­чи­ем (Как встре­тишь Новый год…, На сель­ском клад­би­ще хоро­ни­ли чело­ве­ка…); кон­струк­ции с отри­ца­ни­ем (Денег нет…) и т. п.

Необ­хо­ди­мо обра­тить вни­ма­ние и на то, что неред­ко вер­баль­ная агрес­сия в бело­рус­ской прес­се «под­креп­ля­ет­ся» невер­баль­ной. Так, напри­мер, мате­ри­ал «Смерт­ная казнь: „за“ и „про­тив“» (Народ­ная воля) содер­жит сни­мок затыл­ка заклю­чен­но­го на фоне закры­то­го решет­кой окна через «объ­ек­тив» при­це­ла. Вер­баль­ная и визу­аль­ная агрес­сия в таком син­кре­тиз­ме, без­услов­но, повы­ша­ет эмо­ци­о­наль­но-экс­прес­сив­ное вос­при­я­тие мате­ри­а­ла, одна­ко удво­ен­ная агрес­сия нару­ша­ет ком­му­ни­ка­тив­но-праг­ма­ти­че­ские нор­мы наци­о­наль­ной бело­рус­ской рече­мыс­ли­тель­ной культуры.

Резуль­та­ты иссле­до­ва­ния. Как пока­зы­ва­ет ана­лиз, имен­но оппо­зи­ци­он­ная прес­са умыш­лен­но исполь­зу­ет сред­ства рече­вой агрес­сии с целью обес­пе­чить воз­мож­ность вли­я­ния на мас­со­во­го адре­са­та, созда­вая тем самым ком­му­ни­ка­тив­ный дис­ба­ланс. В иссле­до­ва­нии рече­вой агрес­сии (в рам­ках инно­ва­ци­он­ной обра­зо­ва­тель­ной про­грам­мы Наци­о­наль­но­го про­ек­та «Обра­зо­ва­ние», Рос­сия) отме­ча­ет­ся, что для дости­же­ния ком­му­ни­ка­тив­но­го дис­ба­лан­са как резуль­та­та агрес­сив­но­го рече­во­го пове­де­ния в пуб­лич­ном дис­кур­се есть два пути: во-пер­вых, про­де­кла­ри­ро­вать в речи ком­му­ни­ка­тив­ную неосно­ва­тель­ность рече­во­го парт­не­ра пря­мой или кос­вен­ной дис­кре­ди­та­ци­ей его выска­зы­ва­ний; во-вто­рых, про­де­мон­стри­ро­вать необос­но­ван­ность оппо­нен­та, нару­шая диа­ло­ги­че­ские кон­вен­ции [Гле­бов, Роди­о­но­ва]. И пер­вый и вто­рой спо­соб широ­ко пред­став­ле­ны в бело­рус­ской оппо­зи­ци­он­ной прессе.

Рече­вая агрес­сия созда­ет пре­пят­ствия для реа­ли­за­ции основ­ных задач эффек­тив­ных рече­вых отно­ше­ний: услож­ня­ет пол­но­цен­ный обмен инфор­ма­ци­ей, тор­мо­зит вос­при­я­тие и пони­ма­ние меди­а­тек­ста, дела­ет невоз­мож­ной выра­бот­ку общей стра­те-гии ком­му­ни­ка­ци­он­но­го вза­и­мо­дей­ствия [Щер­би­ни­на 2004]. Мно­гие иссле­до­ва­те­ли основ­ным усло­ви­ем совер­ше­ния стра­те­гий смяг­че­ния назы­ва­ют пси­хо­ло­ги­че­скую направ­лен­ность на диа­лог и пони­ма­ние собеседника.

Выво­ды. Сдер­жи­вая про­яв­ле­ния рече­вой агрес­сии, сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции могут содей­ство­вать гума­ни­за­ции наци­о­наль­ной лого­сфе­ры, сохра­не­нию чисто­ты рече­во­го иде­а­ла. Неко­то­рым из них необ­хо­ди­мо было бы напом­нить, что «толь­ко эти­че­ская жур­на­ли­сти­ка может быть под­лин­но прав­ди­вой и сво­бод­ной» [Засур­ский 2002: 3].

В кон­тек­сте ска­зан­но­го при­хо­дят на память сло­ва В. А. Агра­нов­ско­го «Хоро­шо пишет тот, кто хоро­шо дума­ет», по сути «про­фес­си­о­наль­но» интер­пре­ти­руя изре­че­ние Н. М. Карам­зи­на: «Богат­ство язы­ка есть богат­ство мыс­лей». Наци­о­наль­ный язык как куль­тур­ный фено­мен без сомне­ний ока­зы­ва­ет вли­я­ние на куль­ту­ру и, соот­вет­ствен­но, на носи­те­лей этой куль­ту­ры. В свя­зи с чем защи­та лите­ра­тур­но­го язы­ка от агрес­сии, сохра­не­ние его норм — как ком­му­ни­ка­тив­ных, так и эти­че­ских — явля­ет­ся «делом наци­о­наль­ной важ­но­сти, посколь­ку лите­ра­тур­ный язык — это имен­но то, что объ­еди­ня­ет нацию» [Куль­ту­ра рус­ской речи 1998: 12].

© Саму­се­вич О. М., 2017