[ДУМИТЕ В МРЕЖИТЕ НА МАСМЕДИИТЕ]
Предлагаемая работа посвящена лексическим особенностям лексикона массмедиа и является результатом анализа рассматриваемых единиц. Они представлены вкратце в контексте более общей картины отличительных черт лексикона массмедиа, акцентом в которой являются метаморфозы слов, попавших в сеть массмедиа, а фоном — универсальные процессы и тенденции, в стихию которых попадают общество и язык в последнее десятилетие XX и в начале XXI вв. Болгарский медийный лексикон представлен в контексте реального режима употребления. На примере наблюдения и анализа отдельных лексических единиц и процессов сделана попытка извлечь его (болгарского медийного лексикона) наиболее существенные специфические характеристики, среди которых самыми важными, по нашему мнению, являются динамичность и визуализация. Привлеченный в исследовании иллюстративный и доказательственный эмпирический материал эксцерпирован из различных болгарских массмедийных источников.
WORDS IN MASS MEDIA WEBS
The paper deals with the lexicon of contemporary mass media language. Its characteristics are presented briefly in the context of a more general picture whose emphasis is the metamorphoses of words occurring in mass media webs against the background of the universal processes and tendencies of language in the last decade of 20th and the beginning of 21st society.
The Bulgarian mass media lexicon is presented in real usage context. On the basis of observation and analysis of single lexical units and processes an attempt has been made for pointing out its most essential characteristics, namely dynamics and visualization. The illustrative and evidential empirical material is excerpted from different media sources.
Велка Александрова Попова, кандидат филологических наук, доцент кафедры болгарского языка Шуменского университета им. Епископа Константина Преславского
E-mail: labling@shu.bg
Velka Aleksandrova Popova, Doctor of Philology, Associate Professor at the Chair of Bulgarian language of the University of Shumen “Episkop Konstantin Preslavsky”
E-mail: velka.popova@yandex.ru
Попова В. А. Слова в сетях массмедиа // Медиалингвистика. 2017. № 1 (16). С. 111–122. URL: https://medialing.ru/slova-v-setyah-massmedia/ (дата обращения: 08.11.2024).
Popova V. A. Words in mass media webs. Media Linguistics, 2017, No. 1 (16), pp. 111–122. Available at: https://medialing.ru/slova-v-setyah-massmedia/ (accessed: 08.11.2024). (In Russian)
УДК 81’42
ББК 81.2
ГРНТИ 16.21.55
КОД ВАК 10.02.19
Введение. Предлагаемая работа посвящена лексическим особенностям массмедийного лексикона, представленным в контексте более общей картины, акцентом которой являются метаморфозы слов, попавших в сети массмедиа, а фоном — универсальные процессы и тенденции, в стихию которых попадают общество и язык в последнее десятилетие ХХ и в начале ХХІ в. Вместе с тем массмедийный лексикон анализируется в свете сетевой лингвистики, причем в центр внимания ставятся не столько нормативные словари, образовательные сайты, интерактивные online-учебники и т. п., сколько проявления любительской лингвистики, в которой в качестве авторов выступают сами пользователи. Таким образом динамика процессов в лексиконе болгарского языка конца ХХ и начала ХХІ в., которая уже являлась объектом множества серьезных исследований со стороны болгарских лингвистов [Благоева 2006; 2011; Добрева 2001; 2004; Зидарова 2006; Йорданова 1994; Колковска 2008; 2012; 2015; Лилова 2010; Попова 2011; Попов 2011; 2016 и др.], будет рассмотрена и через призму двух интернет-словарей — Neolog (URL: http://neolog.eenk.com/) и BGжаргон (URL: www.bgjargon.com).
Учитывая вклад упомянутых исследований, автор ставит перед собой задачу предсатвить болгарский лексикон в контекстe реального режима употребления. Так, на примере наблюдения и анализа отдельных лексических единиц и процессов будет сделана попытка выделения его наиболее существенных характеристик. В фокус внимания попадут также лексические феномены, которые до сих пор практически не рассматривались.
Исследование базируется на наблюдении речевого материала из различных массмедийных источников, таких, как, например, издания болгароязычных массмедиа, интернет-форумы, словари, блоги, социальные сети, фильмы и др., в которых нашло отражение актуальное функционирование современного болгарского языка. Их привлечение в качестве источников доказательственного эмпирического материала происходит путем поиска по ключевому слову или выражению в Google, что обеспечивает надежность и объективность полученных результатов. Этому же принципу подчиняется выбор иллюстративных примеров в ходе дефинирования того или итого лексического феномена.
Краткий экскурс. На рубеже нового тысячелетия мир претерпевает глобальное общественно-политическое преображение. Оно сопровождается интенсивным подъемом научно-технического прогресса, что, со своей стороны, приводит к необходимости создания базиса для нового информационного общества. Современные языки, в свою очередь, попадают в стихию универсальных тенденций к демократизации (в более общем смысле понимаемой и как коллоквиализация), интелектуализации и интернационализации.
Под влиянием отмеченных мировых тенденций и драматических изменений общества в период демократических перемен в болгарский язык интенсивно входит и прочно устанавливается множество новосозданных и новозаимствованных слов, появляются новые значения и устойчивые словосочетания. Они ежедневно присутствуют в газетах и популярных журналах, в передачах радио и телевидения, в активном информационном общении, в сферах компьютерной интеракции, а также в быту. Впечатляет не только широкое распространение новых лексических единиц, но и их число. В поддержку сказанного достаточно процитировать зарегистрированные в 2001 г. свыше 3500 новых слов и значений, а также около 500 новых сложных названий, терминов и фразеологизмов [Пернишка, Благоева, Колковска 2001]. Более того, невозможно строго зафиксировать их точное число, так как, с одной стороны, речь идет о живом, исключительно продуктивном процессе, а с другой стороны, следует учесть действие языковых модных тенденций, которые своей капризной изменчивостью и многообразием предопределяют судьбу новых единиц по шкале «престижность / непрестижность». Не случаен также факт, что только в рамках рассматриваемого периода выходят в свет несколько словарей новых слов [Антонов 1995; Бонджолова, Пенкова 1999; Пернишка, Благоева, Колковска 2001; 2010].
Диктат высоких технологий и глобального преобразования мира приводит к замене старой языковой картины мира на другую, совершенно новую. Изменяются не только концепты, на и их языковое кодирование. Это происходит именно в парадигме указанных выше универсальных тенденций. Наплыв новых слов и присутствие заимствованных слов (преимущественно англицизмов), а также чрезвычайная специализация и технологизация словаря оказываются обязательными компонентами языковой компетенции «модного» говорящего [Попова 2011].
Необходимость в «новой компетенции», со своей стороны, требует нового типа массмедиа, поскольку именно в их пространстве «реализуется языковая функция воздействия (агитации и пропаганды, информационной обработки, манипуляции) на членов данного социума» (Попов 2016: 134) и именно в их власти привести в действие механизмы модных тенденций соответствующей эпохи. Не случайно они дефинируются как «динамическая сфера, которая через свои речевые проявления отражает множество ситуаций актуальных реалий (политических, экономических, моральных, философских, культурных, социальных, обиходно-бытовых)» [Там же: 135]. Открытый дискурс медийного пространства — это самая чувствительная струна общественной жизни, в которой улавливаются и апробируются импульсы нового, определяя таким образом параметры языковой моды в определенную эпоху [см.: Попова 2011]. Выполняя свою миссию медиаторов между отдельными социальными группами, современные массмедиа в какой-то момент были вынуждены радикально изменить форматы коммуникации и последовать за своими пользователями и в пространство Интернета. Сохранение лидерской позиции в массмедийном мире свободы и полифонии поставило их в зависимость от Сети, что с точки зрения языка сильнее всего затронуло медийный словарь.
Лексическая специфика массмедийного языка. Диктат модных для эпохи перехода к демократии тенденций [см.: Добрева 2004; Попова 2011] определяет облик болгарского языка в целом и заметнее всего затрагивает массмедийный словарь. Его лексические характеристики реализуются специфическим образом в динамике целого ряда противопоставлений, таких как, например, инфазия неологизмов и неосемантизмов — актуализация архаизированных единиц; усиленная терминологизация речи — детерминологизация ряда ограниченных в своем употреблении до этого момента лексических единиц; интеллектуализация речи — упрощение выражения и наплыв «языка улицы» в публичную коммуникацию; развертывание первичной номинации — активизация вторичной номинации; заимствование иноязычных слов — включение чужих компонентов в процессы словообразования. Эти процессы подробно систематизированы В. Задорновой [Зидарова 2006], а отдельные их проявления, связанные с наплывом новых слов путем динамичной деривационной активности и иноязычных заимствований, являются объектом исследования в работах ряда болгарских лингвистов, таких как, например, С. Колковска, Д. Благоева, М. Лилова и др.
В настоящей работе массмедийный лексикон рассматривается в другом ракурсе. Учитывается факт, что современный человек живет в двух параллельных мирах — реальном и виртуальном. И поскольку словарный состав в наибольшей степени поддается любым влияниям и изменениям, то можно ожидать, что видимые следы этого влияния можно обнаружить именно в нем, в таких явлениях, как, например, тенденция к визуализации путем использования большего числа иконических единиц, в частности, когнитивных метафор. Более того, наряду с живой повседневностью виртуальная повседневность современного человека также утверждается в качестве базы для появления новых метафор. Так, человек уже осмысляет незнакомое на основе своего опыта как в реальном, так и в виртуальном мире. И, как результат, в сети массмедиа создается параллельная языковая картина мира, чьи концепты, вторично визуализирующие фрагменты реального мира, «записаны» при посредсве технократизмов. Таким образом, лексическая категоризация в домене массмедийного языка осуществляется в терминах как наивной картины мира (базирующейся на «семейных сходствах» — термин Л. Витгенштейна [см.: Попов 2016]), так и виртуальной наивной картины мира носителя языка.
С одной стороны, при представлении категорий выдвинуты в ранг когнитивных метафор названия объектов ближайшего окружающего человека мира, например: каки, баби, лели, батковци, шлифери, чадъри, черги, пици, баници, бози и т. д. [подр. см.: Попов 2011; 2016]. В этот список попадают также нонстандартные единицы (сленгизмы, жаргонизмы, инвективы и др.), что является непосредственным отражением тенденции к коллоквиализации языка. Экспансия повседневного языка приводит к доминации «повседневных, образов» политики и общественной жизни, например, отмеченных в массмедиа представлений бюджета как пица (пицца), политики как блато (болото), дръвник (болван), государства как юмрук (кулак), политического дискурса как дъвчене на дъвка (жевание жвачки), публичных личностей как каки (старшие сестры), сираци (сироты), батковци (старшие братья), татовци (батьки), партий как сестри, сестрински партии (сестры, партии-сестры) и т. д.
В некоторых случаях, когда, например, метафора базируется на принципе синестезии, образы столь осязаемы, что появляется ощущение кинематографичности выражения. Показателен в этом отношении пример со словом баница (слоеный пирог) из словаря Neolog (URL: http://neolog.eenk.com/; в квадратных скобках дан русский перевод):
Баница — естествено красива жена с пищни форми. Използват се и други две форми — баничка или мазна баница (много красива жена).
[Баница — натурально красивая женщина с пышными формами. Используется в еще двух формах — уменьш. баничка и жирная баница (очень красивая женщина].
Ей тая е бати баницата. [Ничего себе баница.]
Виж баничката отсреща. [Ты посмотри только на эту баничку напротив.]
С другой стороны, в массмедийном языке мир «просматривается» и через призму концептов виртуальной наивной картины мира, экстраполированных в технократизмы. В качестве иллюстрации к сказанному приведем несколько словарных статей из словаря Neolog:
Блогър — прекален ентусиаст в технологичната област. Човек, чиято показна страст към технологиите пречи (на личното пространство) на другите.
[Блогер — чрезмерный энтузиаст в области технологий. Человек, чья выставленная напоказ страсть к технологиям мешает другим (личному пространству других).]
На този купон всеки е хързулнал по един айпод. Сигурно са и блогъри. [На этой тусовке все притащили по айподу. Наверняка они еще и блогеры.]
Стига снима бе, блогър. [Хватит щелкать фотоаппаратом, блогер.]
Oт eenk на 09-01-2006
Браузвам — обикалям заведения или магазини. Бръмча, мотая се безцелно.
[Браузовать — обхаживать рестораны и магазины, слоняться бесцельно.]
Кво става, брато. Идвай с нас да браузваме по главната… [Ну чё, братан. Давай браузовать по главной…]
Oт UserG (www) на 27-01-2006
Ъпгрейдвам се — напивам се, надрусвам се, заяквам, подобрявам се.
[Апгрейдоваться — напиваться в доску, принимать наркотики, становиться здоровее, идти на улучшение (о здоровье).]
Оха, добре ме ъпгрейдна тая водка. [Ничего себе апгрейднула меня эта водка.]
Мале как се бех ъпгрейднал снощи с тая трева. [Ужас как апгрейднулся вчера этой травкой.]
Яко съм се ъпгрейднал от тея щанги. [Ну и апгрейднулся я этими штангами.]
От INP на 28-12-2005
Более сильна концентрация технократических когнитивных метафор в молодежном сленге, жаргоне виртуалных сообществ (геймеров, чатеров, блогеров и т. д.), но практически такие примеры можно отыскать в самых разных массмедийных источниках. Однозначным свидетельством их активности и функциональности являются результаты анкеты электронной газеты ВNews (URL: http://www.bnews.bg), опубликованные 13 октября 2010 г. Они показывают, что при выборе любимого нового слова в болгарском языке читатели поставили ъпгрейдвам се (в значении ‘отдыхаю, расслабляюсь’) на третье место. Это слово получает 10% голосов. Указанные примеры свидетельствуют о том, как концепты повседного быта экстраполируются в технократизмы. Конечно, встречается и обратный случай, что продемонстрировано в следующей словарной статье из Neolog:
Асансьорче — поле за хоризонтално (или вертикално) преместване на програмен прозорец. Лента за прелистване. Scroll bar.
[Лифтик — поле для горизонтального (или вертикального) перемещения программного окошка. Лента для перелистывания. Scroll bar.]
— Не виждам нищо? [Не вижу ничего!]
— Дръпни дясното асансьорче надолу. [Подвинь правый лифтик вниз.]
Oт eenk на 14-07-2006
Слова в сетях массмедиа. В динамической и открытой массмедийной среде наблюдаются лексические метаморфозы, ассоциирующиеся с идеей о виртуализированных в большей или меньшей степени коррелятах соответствующих лексических единиц, зафиксированных в словарях соответствующего языка. Очень важными в этом отношении оказываются такие средства, как когнитивные метафоры, прецеденты, известные под названием никове / никнейми online-самоназвания пользователей, сленгизмы, своеобразные инфантилизмы (стилистически нагруженные заимствования из языка детей) и др., которыми изобилует массмедийный язык и которые делают его практически более иконичным. Показательно в этом отношении использование терминов родства в качестве автосемантичных слов, что в принципе характерно для детской речи и для просторечия. В разговорной речи мы часто становимся свидетелями наивной интерпретации мира в терминах повседневия, например:
— Мамо, виж тези татковци там! [– Мама, посмотри на этих пап вон там!]
С и т у а ц и я: Петгодишно дете посочва двама млади мъже, които видимо са от генерацията на неговия баща [Пятилетний ребенок указывает на двоих молодых людей, которые, очевидно, находятся в возрасте его отца].
— Дядо, къде да намеря кмета?[ — Дедушка, где мне найти мэра?]
С и т у а ц и я: Сравнително млад човек се обръща към човек, който видимо е от генерацията на неговия дядо [Сравнительно молодой человек обращается к человеку, очевидно относящемуся к поколению его дедушки].
В наивной картине мира человек концептуализируется лексически как ‘некий родственник’ ранга дедушки, бабушки, тети, дяди. В болгарском публичном пространстве в подобных случаях термины родства обнаруживают двойственное поведение, в рамках которого вполне целенаправленно их синсемантическая природа не выводится на передний план. Аллюзия с нерагламентируемыми связями, преимуществами, приоритетами вытесняет на задний план категориальное значение, связанное с возрастом. Эти слова уже не столько называют, сколько оценивают, выражают эмоцию, отношение. В качестве иллюстрации можно привести случай с употреблением слова каки / двете каки (две старшие сестры), который довольно долго переэкспонировался в болгарском публичном пространстве (речь идет о нашумевшем в 2015 г. скандале с попавшими в СМИ записями разговора между двумя судьями Софийского городского суда — Владимирой Яневой и Румяной Ченаловой). Через некоторое время люди уже не будут ясно вспоминать ни данного случая, ни самих участниц скандала, ни даже их имен, но они всегда будут ассоциировать выражение двете каки с идеей о мафии, коррупции, зависимости, злоупотреблении властью.
«Видение» мира через призму концептов повседневности, однако, наряду с достижением кинематографического эффекта отмечено большой долей банализации. В противовес этому в лексиконе массмедиа вычерчиваются две динамично развертывающиеся тенденции. С одной стороны, наблюдается стремление к дебанализации речи путем использования слов самого высокого ценностного регистра, таких, например, как идея, в не свойственном им значении меры — килограм, литър, метър, градус, определено разстояние. и др., ср.: с една идея по-близо до финала (на идею, т. е. чуть-чуть, ближе к финишу); с една идея по-различен ъгъл (‘различна гледна точка’) (всего на идею отличающаяся точка зрения); природата е с една идея по-дива (природа на идею более дикая); Европа е една идея по-защитена от криза (Европа на идею более защищена от кризиса). С другой стороны, однако, заметно стремление к использованию единиц подчеркнуто агрессивной семантики. Показательным представляется казус со словами хейтър / хейтя / да хейтим (от англ. hate — ненавидеть; ненависть), широко используемыми в современных массмедиа, о чем недвусмысленно свидетельствуют 72 200 результатов поиска в https://www.google.bg/ по ключевому солву да хейтим, ср.:
novini.dir.bg/
Ние трябва да хейтим. Имаме малко време да унизим Поли Генова.
[Нам надо хейтовать. Есть еще немножко времени унизить Поли Генову.]
https://m.offnews.bg/…
Е малко се уливате с хейтърските си коментари, на нас българите ни е много лесно да псуваме пред телевизора или да хейтим в чата.
[Слушайте, вы прямо переборщили со своими хейторскими комментами, нам болгарам слишком легко сидеть перед телеком и хейтить в чате.]
www.bgnow.eu/news
Твърде гадно е да хейтим хора, които са изпаднали в беда, дори и мислейки си, че така защитаваме себе си…
[Слишком гадко хейтить людей, попавших в беду, даже если думаем, что защищаем себя…]
Вместо комментария достаточно поискать аутентичную дефиницию значения слова в online-словарях языка улицы BGжаргон и Neolog:
www.bgjargon.com/word/meaning/хейтя
хейтя: (англ. ‘hate’ — „мразя“) отнасям с негативизъм или омраза към нещо; мразя, ненавиждам някого.
[хейтя (англ. hate — ненавижу): отношусь негативно или с ненавистью к чему‑л.; ненавижу кого‑л.]
http://neolog.eenk.com/search/hate
хейтва — гледа лошо, мрази и т. н.
[хейтва — смотрит с ненавистью, ненавидит и т. д.]
Из этих двух дефиниций значения глагола хейтя становится явным, что семантический диапазон глагола довольно широк — от нейтрального неприятия до ненависти, что находит отражение и в дешифровке производного слова хейтър как ‘враг’, ‘оппонент’, ‘конкурент’, ‘соперник’, ‘скептик’, ‘асоциальный (человек)’:
BGжаргон
хейтър
Може би се досещате от името… hater — мрази всички. Хейтър е човек, който мрази всички около него.
[Может быть, вы догадываетесь по имени… hater — ненавидит всех. Хейтър — это человек, который ненавидит всех вокруг себя.]
Тоз голям хейтър е… [Ну и хейтер…]
хейтър
Злобен, човек — асоциален, без личен живот, мрази всичко и само гледа да го показва.
[Злобный человек — асоциальный, без личной жизни, ненавидит все и норовит это показать.]
Тоя Рашо е голям хейтър, само хейтва във форума, да еба и убитака. [Этот Рашо большой хейтар, то и дело хейтует в форуме, ну и лузер, бля…]
хейтър
Човек, който обичайно е в позицията да се отнася негативно към нещо, което повечето хора одобряват; негативен, враждебно настроен тип. Тук трябва да се обърне внимание, че днес думата „хейтър“ често се използва и по адрес на хора с критично мислене, като по този начин им се лепва отрицателен етикет, а мнението им не се взима предвид (дори и да е правилното). В това отношение „хейтър“ е близко по смисъл до „критикар“.
[Человек, который, как правило, относится негативно к тому, к чему большинство людей относится с одобрением; негативный, враждебный тип. Надо обратить внимание на то, что в наши дни слово хейтър часто используется в адрес людей критически мыслящих, к которым приклеивается ярлык негативности, а их мнение не учитывается (даже если оно правильно). В этом плане хейтър близко по смыслу к критикар.]
— Филма беше мноу як, изкефи ме! [Фильм был клевый, я прям кайфовал!]
— Мен па хич не ме изкефи… [А мне он совсем не понравился …]
— Абее ти па си ебати хейтъра, тебе кво ли па те кефи?! [Ну ты и хейтер, бля, тебе вообще что-нибудь нравится?!]
В компания, в която цари пълно единомислие… [В компании, в которой царит полное единомыслие…]
— Значи още веднъж сме съгласни всички?…Айде бе, няма ли някой хейтър, тука станахме като на комсомолска сбирка! [Значит, еще раз все мы согласны?…Елки-палки, нету ли хоть одного хейтера, прям как на комсомольском собрании!]
хейтър
Неспособен да постигне сам нещо — плюе по талантливите и способните с повод и без повод! И понеже няма смелост публично да се изкаже/особено при липса на достоверни аргументи/ — в повечето случаи е анонимен!
«Я не сакам да съм добре, ама много ми е арно — кога Вуте е зле!!!»
[Неспособный добиться чего‑л. без чужой помощи — оплевывает талантливых и способных по поводу и без повода! И поскольку боится высказаться публично (особенно при отсутствии достоверных аргументов) — в большинстве случаев делает это анонимно!
«Мне не важно, чтобы мне было хорошо, мне хорошо, когда Вуте плохо!!!» (болг. посл.).]
хейтър
Вечно несъгласен, недоволен, скептик. Човек, чието единствено призвание е да мрази всички и всичко. Хейтърът намира недостатъци във всичко, което не е негово, не притежава или не може да прави.
От английски “to hate” — мразя.
[Вечно несогласный, недовольный, скептик. Человек, чье единственное призвание — это всех и все ненавидеть. Хейтер находит недостатки во всем, что не принадлежит ему или что ему не под силу.
От англ. to hate — ненавидеть.]
– Аре ве глупости ся, каква е тая кола Корвет‑а, хем скъпа хем не изглежда толкоз добре. Аз ши си карам Голфа пък нека ми е зле. [Что за глупости вы мелете… что за машина этот Корвет, и дорогая, и снаружи так себе. Я буду рулить на своем Гольфе, а вы — завидуйте.]
– Абе Гошо ти си ебаси хейтъра, глей къв самолет е тая кола ти пак ревеш. [Ну ты, Гошо, ну ты и хейтер, бля… Это не машина, а самолет, а тебе все не то.…]
Neolog
Хейтър — враг, опонент, конкурент, съперник. Такъв, който ти е неприятен и ти си му неприятен и изпитва омраза.
[Хейтер — враг, оппонент, конкурент, соперник. Человек, который тебе неприятен и которому ты неприятен и поэтому он тебя ненавидит.]
Хейтър [2] — скептик. Човек, чието единствено призвание е да мрази всички и всичко. Хейтърът намира недостатъци във всичко, което не е негово, не притежава или не може да прави.
[Хейтер [2] — скептик. Человек, чье единственное призвание — это всех и все ненавидеть. Хейтер обнаруживает недостатки во всем, что ему не принадлежит или что ему не под силу.]
Случай с глаголом хейтя ассоциируется с еще одной тенденцией в лексиконе современных болгарских массмедиа, а именно с использованием слов, максимально нагруженных эмоцией, отношением или оценкой, в случаях, когда для соответствующего контекста более уместными представляются нейтральные употребления. В этих случаях выбор подобных средств, вероятно, связан со стремлением говорящего к экспрессивному, цветастому способу выражения. В то же время следует отметить, что есть ситуации, в которых слово хейтя можно было бы толковать единственно как неуместный сленгизм, как злоупотребление. Это наблюдается, когда делаются попытки употреблять слово вне области действия соответствующего социолекта, как, например, случай во время спортивной передачи в начале августа 2016 г. на одном из болгарских национальных телеканалов. Более серьезным поводом для беспокойства в связи с этим случаем является справка в BGжаргон, которая недвусмысленно показывает, что глагол хейтя уже находится на одной довольно продвинутой стадии приобщения к болгарскому языку. Доказательством этого является участие данного слова в словообразовательном гнезде (хейтя, хейтвам, хейтър, хейтърство, хейтъросексуален, Хейтър Пейтър), факт, который сам по себе является критерием интеграции иноязычных слов (о критериях приобщения (интеграции) иноязычных слов подробно см. в некоторых работах [Попова 2003: 141–142; Колковска 2012]) (ср.: http://www.bgjargon.com/word/meaning/хейтя).
В современных массмедиа слова подвержены самым разным экспериментам. Очень часто это делается в целях достижения экспрессивного выражения, но есть и случаи серьезных попыток легитимации определенного иноязычного слова, какого-нибудь семантического или деривационного неологизма и т. д. В этом плане как слишком экстремальные можно оценить попытки нейтрализации каузативности у глаголов дихотомии «каузативный — некаузативный» (плаша — страхувам се — пугаю, пугаюсь), которыми изобилует публичное пространство: Властите страхуват хората. Данный тип ненормативного добавления семантического признака «транзитивность — каузативность» к глаголам, которые им не обладают, затрагивает семантическую структуру глагола в общем категориальном смысле. В то же время в массмедиа часто встречается и другое нарушение, связанное с каузативностью, затрагивающее оппозицию «причина — следствие», как в случаях употребления глагола фалирам, при которых сема ‘результат’ спекулятивно заменяется семой ‘причина’: Кой фалира КТБ! Кой иска да фалира банките! Касите фалираха хората [Кто фалировал КТБ! Кто хочет фалировать банки! Кассы фалировали людей].
Включение в массмедийный лексикон подобных единиц, в которых явным образом целенаправлено деформирована семантико-категориальная структура глагола, можно было бы интерпретировать в некоторой степени как семантические инфантилизмы, поскольку они характерны для детской речи. Так, в психолингвистике развития подобные ошибки ассоциируются с идеей незрелости, а американская исследовательница Мелиса Бауерман [Bowerman 1974] даже склонна идентифицировать их как определенный этап языкового созревания ребенка. Объяснение их появления в массмедиа можно было бы увидеть в попытке имитировать детскую речь, причем ожидаемый эффект подобного употребления — это подчеркнутая экспрессивность и образность.
Слова в сетях современных массмедиа оказываются в чрезвычайно зависимом положении от ситуации общения. Их функционирование в реальном времени определяет и формальный, и семантический их статус. Так online рождаются новые синонимы, омонимы, паронимы. В связи с этим серьезный повод для размышления дает перевод субтитров фильмов. Например, в российском сериале «Бандитский Петербург» каждый болгарский зритель приходит в шок от буквального перевода названия реки Мойка как мивка в выражении апартамент с прекрасен изглед към мивката.
В компьютерно опосредованном общении, которое все более завоевывает территорию формата face to face в сфере массмедиа, словарю коммуникантов, более или менее скрытых за маской анонимности, грозит обезличивание, экстремальное огрубление и вульгаризация и / или технократизация. Иллюстрация сказанному — экстремальная эскалация инвектив (оскорбительных слов и выражений) в комментарном форуме по теме Бойко Борисов освиркан в Благоевград — обижда хората!, являющейся доминираующей среди 53 публикаций (URL: http://spodeli.eu/). Среди них незначительна доля таких средств, как, прецедентность и словообразовательная трансформация, в которых ведущим является стремление к образности, колоритности, экспрессивности: трябва да му викат „Разбойко “ (своеобразная контаминация слов разбойник и Бойко); Умре циганката дето те хвалеше добре (прецедентное выражение).
Массмедийный лексикон и online-словари. Как уже было подчеркнуто, словарь современного болгарского языка — исключительно динамичный феномен, в котором с трудом можно было бы уловить и описать пунктуально и скрупулезно все единицы и процессы. В еще большей степени это относится к лексической системе массмедийного лексикона. В качестве доказательства можно обратиться к некоторым из анализированных в предыдущих параграфах случаев. При попытке представить их место в нормативных и ненормативных словарях болгарского языка, опубликованных в Интернете, использованы лексикографические ресурсы БАН, электронные толковые, синонимические и универсальные словари в пространстве Интернета, а также словари «словаря улицы» BGжаргон и Neolog. В каждом из них соблюдается хорошая лексикографическая традиция представления значения слова через дефиницию, приведение синонимов, примеров реального употребления в речи.
Генеральное отличие BGжаргон и Neolog от всех остальных указанных словарей состоит в том, что в них доминирует эмоциональный, оценочный компонент значения, что в большой степени связано со специфическими сферами употребления и участия пользователей в составлении словарных статей, причем отсутствует установка на общую статическую модель интерпретации. Например, в представленных выше дефинициях значения слова хейтър в BGжаргон просто опубликованы несколько словарных статей, чьими авторами являются различные пользователи без какой-либо попытки обобщить их в единую модель. Эта «сырая», необработанная презентация дает только общую идею для определения границ многозначности и омонимии, но не предлагает окончательного решения. Это практически показывает, что слово хейтър, вероятно, находится на продвинутой, но все-таки «неокончательной» стадии интеграции. В то же время подобный динамический формат представления той или иной лексемы дает возможность учесть ее зависимость от ситуации и неписаных правил Сети. В поддержку данного утверждения можно указать на обособление формы множественного числа хейтъри в отдельную словарную статью. Она соотносима с хейтър в том же значении, что и критикар, на что указывают как дефиниция значения, так и концепты из рубрики «Этикетки» — всезнайко, хейтър, неприязнен, неприятен, нахален. В то же время как раз под заглавным словом очень конкретно специализируются употребления данного названия — интернет кореспонденти, интернет комуникатори, най-долна порода хакери) (URL: http://www.bgjargon.com/word/meaning/хейтъри).
Следует отметить, что интерактивный интерфейс словарей BGжаргон и Neolog делает их очень удобными как для пассивных и активных пользователей, так и для исследователей. Создаются максимальные возможности для извлечения информации о статусе лексических единиц, причем в динамическом режиме.
Заключение. В настоящем исследовании предпринята попытка представить массмедийный лексикон в реальном режиме употребления на примере наблюдения и анализа отдельных случаев. В обобщении можно выделить как его наиболее существенные специфические характеристики исключительную динамичность и высокую степень визуализации лексических средств. При этом, однако, следует отметить, что в одной небольшой по объему статье невозможно охватить и развернуть все нюансы обозначенных проблем. В этом смысле предлагаемое исследование можно было бы рассматривать как начало будущих перспективных научных проектов.
© Попова В. А., 2017
Антонов Н. Речник на нови и най-нови думи в българския език. София: Пеликан Алфа, 1995.
Благоева Д. Дефразеологизацията като източник на лексикални и семантични иновации в съвременния български език // Езиковедски изследвания в чест на проф. Сийка Спасова-Михайлова. София: Проф. Марин Дринов, 2011. С. 139–151.
Благоева Д. Неологизмите в съвременния български език // Български език и литература. 2006. № 6. С. 16–25.
Бонджолова В., Пенкова А. Речник на новите думи в съвременния български език. Велико Търново: Слово, 1999.
Добрева Е. Демократизация, колоквиализация и / или постмодернизация в медийния дискурс // Тенденции и процеси в българския език. Шумен: Еп. Константин Преславски, 2004. С. 139–174.
Добрева Е. За българския език и някои световни тенденции // Отговорността пред езика. Шумен: Еп. Константин Преславски, 2001. С. 93–103.
Зидарова В. Динамика и актуални тенденции в съвременната българска лексикална система // Класика и авангард. София: Проф. Боян Пенев, 2006. С. 253–259.
Йорданова Л. Езикът на промяната. София: Буллекс, 1994.
Колковска С. Вътрешноезикови фактори за възникването на нови значения в българския език / Български език. 2015. № 2. С. 36–47.
Колковска С. Динамика и утвърждаване на новите лексикални значения в български език // Български език. 2008. № 1. С. 15–25.
Колковска С. Прояви на интеграция на неологизмите в българския език // Магията на думите: езиковед. изслед. в чест на проф. Лилия Крумова-Цветкова. София: Проф. Марин Дринов, 2012. С. 120–128.
Лилова М. Обновяване на българската лексика чрез семантична деривация. София: Ролл Къмпани, 2010.
Пернишка Е., Благоева Д., Колковска С. Речник на новите думи в българския език. София: Наука и изкуство, 2010.
Пернишка Е., Благоева Д., Колковска С. Речник на новите думи и значения в българския език. София: Наука и изкуство, 2001.
Попов Д. Когнитивните метафори — митологизатори в медийния дискурс // Ricerche slavistiche (Roma). 2011. Vol. 9 (LV). P. 169–179.
Попов Д. Стилистика. Шумен: Еп. Константин Преславски, 2016.
Попова В. Модные слова — слова с «плохой славой» или символы современности // Стереотипность и творчество в тексте. Пермь: Перм. гос. ун-т, 2011. С. 169–178.
Попова М. Термините «адаптация» и «интеграция» при интернационалните заемки. // Internacionalizmy v nové slovní zásobě. Praha: UJČ AV ČR, 2003. P. 141–148.
Bowerman M. Learning the structure of causative verbs: A study in the relationship of cognitive, semantic and syntactic development // Papers and reports on child language development. 1974. Vol. 8. P. 142–178.
Аntonov N. Dictionary of the New and latest words in the Bulgarian language [Rechnik na novi i naj-novi dimi v balgarskija ezik]. София, 1995.
Blagoeva D. Dephraseologization as a source of lexical and semantic innovations in contemporary Bulgarian language [Defrazeologizatsijata kato iztochnik na leksikalni i semantichni inovatsii v savremennija balgarski ezik] // Ticoids studies in honour of Prof. Sijka Spasova-Mikajlova [Jezykovedski izslednanija v chest na prof. Sijka Spasova-Mikajlova]. Sofia, 2011. P. 139–151.
Blagoeva D. Neologisms in modern Bulgarian [Neologizmite v savremennija balgarski ezik] // Bulgarian Language and Literature [Balgarskij jezik i literatura]. 2006. No. 6.
Bondzholova V., Penkova А. Dictionary of neologisms in contemporary Bulgarian language [Rechnik na novite dumi v savremennija balgarski ezik]. Veliko Tarnovo, 1999.
Bowerman M. Learning the structure of causative verbs: A study in the relationship of cognitive, semantic and syntactic development // Papers and Reports on Child Language Development. 1974. Vol. 8. P. 142–178.
Dobreva Е. Democratization, coloquialization and / or postmodernization in media discourse [Demokratizatsija, kolokvializatsija i / ili postmodernizatsija v mediynija diskurs] // Trends and processes in the modern Bulgarian language [Tendtntsii i protsessi v balgarskij jezyk]. Shumen, 2004. P. 139–174.
Dobreva Е. On Bulgarian language and some international trends [Za balgarskija ezik i nyakoi svetovni tendentsii] // Responsibility before language [Otgovornostta pred jezika]. Shumen, 2001. P. 93–103.
Jordanova L. The Language of change [Ezikat na promyanata]. Sofia, 1994.
Kolkovska S. Dynamics and imposition of new lexical meanings in the Bulgarian language [Dinamika i utvarzhdavane na novite leksikalni znachenia v balgarski ezik] // Bulgarian Language [Balgarskij ezik]. 2008. No. 1. P. 15–25.
Kolkovska S. Exhibitions of integration of neologisms in the Bulgarian language [Proyavi na integratsija na neologizmite v balgarskija ezik] // Magic words [Mfgijata na dumite]. Sofia, 2012. P. 120–128.
Kolkovska S. Intralingual factors for the emergence of new meanings in the Bulgarian language [Vatreshnoezikovi faktori za vaznikvaneto na novi znachenia v balgarskia ezik] // Bulgarian Language [Balgarskij ezik]. 2015. No. 2. P. 36–47.
Lilova M. Renewal of Bulgarian lexis through semantic derivation [Obnovyavane na balgarskata leksika chrez semantichna derivatsia]. Sofia, 2010.
Pernishka E., Blagoeva D., Kolkovska S. Dictionary of new words and meanings in the Bulgarian language [Rechnik na novite dumi i znachenija v balgarskia ezik]. Sofia, 2001.
Pernishka E., Blagoeva D., Kolkovska S. Dictionary of new words in the Bulgarian language [Rechnik na novite dumi v balgarskia ezik]. Sofia: Наука и изкуство, 2010.
Popov D. Cognitive metaphors — mythologizers in the media discourse [Kognitivnite metafori — mitologizatori v mediynia diskurs] // Ricerche Slavistiche (Roma). 2011. Vol. 9 (LV). P. 169–179.
Popov D. Stylistics [Stilistika]. Shumen, 2016.
Popova V. Fashionable words — “notorious” words or symbols of modernity [Modnye slova — slova s «plohoj slavoj» ili simvoly sovremennosti] // Stereotype and creativity in the text [Stereotipnost’ i tvorchestvo v tekste]. Perm’, 2011. P. 169–178.
Popova M. The terms “adaptation” and “integration” in international loan-words // Internacionalizmy v nové slovní zásobě. Praha: UJČ AV ČR, 2003. P. 141–148.
Zidarova V. Dynamics and current trends in contemporary Bulgarian lexical system. [Dinamika i aktualni tendentsii v savremennata balgarska leksikalna sistema] // Classic and avant-garde [Klassika i avamgard]. Sofia, 2006. P. 253–259.