Специфика лингвистической параметризации деструктивного массмедийного текста с обесцениванием исторической памяти

Постановка проблемы

Совре­мен­ная эпо­ха пост­прав­ды застав­ля­ет нас вер­нуть­ся к пони­ма­нию важ­но­сти куль­ту­ры рабо­ты с тек­стом, осо­бен­но в аспек­те филь­тра­ции, пере­ра­бот­ки и усво­е­ния зало­жен­ной в нем инфор­ма­ции, полу­чен­ной порой в резуль­та­те вто­рич­ной и тре­тич­ной интер­пре­та­ции; к осмыс­ле­нию тех меха­низ­мов, кото­рые не про­сто харак­те­ри­зу­ют твор­че­ское отно­ше­ние к рече­во­му про­из­ве­де­нию, но и могут слу­жить целям пред­на­ме­рен­но­го иска­же­ния фак­то­ло­ги­че­ских дан­ных, исто­ри­че­ской памя­ти, раз­ру­ше­ния цен­ност­ных уста­но­вок лич­но­сти. Осо­бен­но важ­но это сей­час в свя­зи с мно­го­чис­лен­ны­ми попыт­ка­ми пере­оцен­ки про­шло­го, в том чис­ле в аспек­те постин­тер­пре­та­ции Вто­рой миро­вой вой­ны, о чем пишут не толь­ко оте­че­ствен­ные [Шеста­ко­ва 2015], но и зару­беж­ные уче­ные [Gläßel, Paula 2020]. Некон­тро­ли­ру­е­мый рост деструк­тив­но­го кон­тен­та в сети Интер­нет [Дави­дюк, Гостю­ни­на, Бай­ду­ло­ва 2019: 29] пред­став­ля­ет угро­зу наци­о­наль­ной без­опас­но­сти обще­ства и госу­дар­ства. В этих усло­ви­ях нахож­де­ние деструк­тив­ных смыс­лов в раз­ных типах дис­кур­са, преж­де все­го мас­сме­дий­ном, ста­но­вит­ся не толь­ко целью семан­ти­че­ско­го ана­ли­за тек­ста, но и спо­со­бом обес­пе­че­ния пси­хи­че­ской сохран­но­сти чело­ве­ка и инфор­ма­ци­он­но-пси­хо­ло­ги­че­ской без­опас­но­сти обще­ства [Кара­бу­ла­то­ва, Коп­ни­на 2022: 365]. Акту­аль­ность иссле­до­ва­ния обу­слов­ле­на и рядом дру­гих фак­то­ров, основ­ны­ми из кото­рых явля­ют­ся следующие:

— воз­рас­та­ю­щее вли­я­ние мас­сме­диа на поли­ти­че­скую жизнь (напри­мер, дока­за­но, что «вне мас­сме­диа крайне огра­ни­чен­ное чис­ло граж­дан при­ни­ма­ют уча­стие в раз­лич­ных поли­ти­че­ских акци­ях» [Ива­нов 2013: 147]) и их «деструк­тив­ные воз­мож­но­сти», свя­зан­ные с идео­ло­ги­че­ским вну­ше­ни­ем и мани­пу­ля­ци­ей [Ива­нов 2013: 142];

— недо­ста­точ­ная осмыс­лен­ность тер­ми­нов «деструк­тив­ный дис­курс» и «деструк­тив­ный текст», семан­ти­че­ски свя­зан­ных с агрес­сив­но­стью, мани­пу­ля­тив­но­стью и дру­ги­ми при­зна­ка­ми обще­ствен­но осуж­да­е­мых рече­вых явлений;

— отсут­ствие обще­при­ня­той клас­си­фи­ка­ции тек­стов деструк­тив­ной направленности;

— необ­хо­ди­мость раз­ра­бот­ки новых и совер­шен­ство­ва­ния име­ю­щих­ся спо­со­бов защи­ты обще­ства от деструк­тив­но­го кон­тен­та: состав­ле­ние реест­ра запре­щен­ных источ­ни­ков; созда­ние алго­рит­мов поис­ка и кате­го­ри­за­ции деструк­тив­но­го кон­тен­та (в част­но­сти, име­ет­ся опыт созда­ния тако­го алго­рит­ма на мате­ри­а­ле тек­стов с ненор­ма­тив­ной лек­си­кой [Дави­дюк, Гостю­ни­на, Бай­ду­ло­ва 2019: 29], ком­мен­та­ри­ев в соци­аль­ных сетях [Мор­жов 2020; Пере­ва­лов, Куру­шин 2020; Дол­гу­шин, Исма­ко­ва, Биду­ля и др. 2021]); вызы­ва­ю­щие бур­ные дис­кус­сии бло­ки­ро­ва­ние отдель­ных сай­тов и фор­ми­ро­ва­ние «закры­то­го» интер­нет-про­стран­ства в стране (напри­мер, опыт про­ек­та «Зеле­ный щит» в Китае).

Спе­ци­а­ли­сты из раз­ных обла­стей науч­но­го зна­ния все чаще гово­рят о необ­хо­ди­мо­сти раз­ра­бот­ки новых про­грамм и мето­дик отсле­жи­ва­ния деструк­тив­но­го кон­тен­та в совре­мен­ных мас­сме­диа [Zhang, Karabulatova, Nurmukhametov et al. 2023; Оста­пен­ко, Калаш­ни­ков, Оста­пен­ко и др. 2015], что пред­по­ла­га­ет реше­ние науч­ной про­бле­мы выде­ле­ния и систе­ма­ти­за­ции кри­те­ри­ев деструк­тив­но­сти текста.

История вопроса

Про­бле­ма выде­ле­ния и систе­ма­ти­за­ции кри­те­ри­ев деструк­тив­но­сти тек­ста пораз­но­му реша­ет­ся в совре­мен­ной нау­ке. Так, в неко­то­рых нелинг­ви­сти­че­ских иссле­до­ва­ни­ях поня­тие деструк­тив­но­сти ока­зы­ва­ет­ся близ­ким и даже сино­ни­мич­ным поня­тию мани­пу­ля­тив­но­сти, что гово­рит о про­бле­ме их соот­но­ше­ния. Напри­мер: «Деструк­тив­ная инфор­ма­ция ока­зы­ва­ет воз­дей­ствие на пси­хи­ку субъ­ек­та для при­ня­тия им реше­ний или совер­ше­ния дей­ствий вопре­ки его дей­стви­тель­но­му жела­нию» [Гостю­ни­на 2021: 12]. Но опре­де­ля­ет­ся эта инфор­ма­ция на осно­ве так назы­ва­е­мо­го «деструк­тив­но­го инди­ка­то­ра» (инди­ка­то­ра деструк­тив­ной направ­лен­но­сти) — кри­те­рия нали­чия в тек­сто­вой инфор­ма­ции деструк­тив­ной семан­ти­ки. Пере­чень этих кри­те­ри­ев, состав­лен­ный путем ана­ли­за нор­ма­тив­ных пра­во­вых актов РФ, вклю­ча­ет 21 индикатор:

— про­па­ган­да или оправ­да­ние вой­ны и иных меж­ду­на­род­ных преступлений;

— про­па­ган­да или оправ­да­ние терроризма;

— про­па­ган­да или оправ­да­ние анти­об­ще­ствен­ных дей­ствий, пре­ступ­ле­ний и пра­во­на­ру­ше­ний; раз­жи­га­ние расо­вой, наци­о­наль­ной, рели­ги­оз­ной нена­ви­сти и вражды;

— про­па­ган­да или оправ­да­ние экс­тре­мист­ской деятельности;

— осквер­не­ние исто­ри­че­ской памя­ти, сим­во­лов воин­ской сла­вы или госу­дар­ствен­ных символов;

— оскорб­ле­ние рели­ги­оз­ных чувств верующих;

— отри­ца­ние или дис­кре­ди­та­ция тра­ди­ци­он­ных ценностей;

— про­па­ган­да деструк­тив­ных цен­но­стей и установок;

— про­па­ган­да или оправ­да­ние наси­лия и жестокости;

— про­па­ган­да или оправ­да­ние деви­ант­но­го поведения;

— про­па­ган­да или оправ­да­ние дей­ствий, опас­ных для жиз­ни и здо­ро­вья человека;

— про­па­ган­да спо­со­бов и средств совер­ше­ния пре­ступ­ле­ний, иных пра­во­на­ру­ше­ний или анти­об­ще­ствен­ных дей­ствий, а так­же дей­ствий, опас­ных для жиз­ни и здо­ро­вья человека;

— сек­су­аль­но откро­вен­ный кон­тент и иная непри­стой­ная информация;

— нецен­зур­ная лексика;

— кон­тент устра­ша­ю­ще­го харак­те­ра, вклю­чая изоб­ра­же­ние или опи­са­ние наси­лия, жесто­ко­сти, ката­строф или несчаст­ных случаев;

— заве­до­мо лож­ная информация;

— дис­кре­ди­ти­ру­ю­щая информация;

— скры­тая инфор­ма­ция, воз­дей­ству­ю­щая на под­со­зна­ние человека;

— рекла­ма това­ров и услуг, кото­рые могут при­чи­нить вред жиз­ни и здо­ро­вью человека;

— оскорб­ле­ние пред­ста­ви­те­лей госу­дар­ства [Гостю­ни­на 2021: 19–20].

Таким обра­зом, иссле­до­ва­те­ли счи­та­ют деструк­тив­ной инфор­ма­цию, кото­рая юри­ди­че­ски явля­ет­ся «запре­щен­ной» (149-ФЗ, 436-ФЗ, 2124–1‑ФЗ), «опас­ной» (УК РФ, Меж­ду­на­род­ная Кон­вен­ция о кибер­пре­ступ­ле­ни­ях), «вре­до­нос­ной» (КоАП РФ, Закон 18 США «Защи­та детей в Интер­не­те», CIPA), «про­ти­во­прав­ной» (Декла­ра­ция ЕС «Декла­ра­ция прин­ци­пов само­ре­гу­ли­ро­ва­ния в целях без­опас­но­сти в Интер­не­те»), «инфор­ма­ци­ей деструк­тив­ной направ­лен­но­сти» (114-ФЗ, 120-ФЗ), «с деструк­тив­ным инфор­ма­ци­он­ным воз­дей­стви­ем» (Указ Пре­зи­ден­та РФ № 683), то есть такой, рас­про­стра­не­ние кото­рой уго­лов­но и адми­ни­стра­тив­но нака­зу­е­мо [Гостю­ни­на 2021: 16–18]. Дру­ги­ми сло­ва­ми, в осно­ве выде­ле­ния кри­те­ри­ев деструк­тив­но­сти тек­ста лежит харак­тер его семан­ти­ки в соот­не­сен­но­сти с пра­во­вы­ми нор­ма­тив­ны­ми акта­ми РФ.

В линг­ви­сти­ке деструк­тив­ное обще­ние про­ти­во­по­став­ля­ет­ся обще­нию кон­струк­тив­но­му и вклю­ча­ет широ­кий круг тек­стов агрес­сив­ной направ­лен­но­сти. При­ме­ни­тель­но к аргу­мен­та­тив­но­му дис­кур­су Н. В. Мель­ни­чук опре­де­ля­ет деструк­тив­ное обще­ние как тип эмо­ци­о­наль­но окра­шен­но­го обще­ния, цель кото­ро­го — «воз­вы­ше­ние гово­ря­ще­го за счет уни­же­ния оппо­нен­та» [Мель­ни­чук 2019: 30]. Более раз­вер­ну­тое опре­де­ле­ние поня­тия деструк­тив­но­го обще­ния пред­ла­га­ет Я. А. Вол­ко­ва: «Деструк­тив­ное обще­ние пред­став­ля­ет собой тип эмо­ци­о­наль­но­го обще­ния, направ­лен­но­го на созна­тель­ное и пред­на­ме­рен­ное при­чи­не­ние собе­сед­ни­ку мораль­но­го и/или физи­че­ско­го вре­да и харак­те­ри­зу­е­мо­го чув­ством удо­вле­тво­ре­ния от стра­да­ний жерт­вы и/или созна­ни­ем соб­ствен­ной право­ты. Стрем­ле­ние лич­но­сти воз­вы­сить­ся за счет уни­же­ния / мораль­но­го уни­что­же­ния собе­сед­ни­ка состав­ля­ет интен­ци­о­наль­ную базу деструк­тив­но­го обще­ния, что пред­опре­де­ля­ет основ­ные пути его реа­ли­за­ции» [Вол­ко­ва 2014: 11]. Иден­ти­фи­ци­ру­ет­ся этот тип обще­ния преж­де все­го по деструк­тив­ной интен­ции и спо­со­бам выра­же­ния деструк­тив­ных эмо­ций (эмо­ций враждебности/агрессии), в том чис­ле сред­ствам вер­баль­ной агрес­сии [Вол­ко­ва 2014: 11–13]. Одна­ко деструк­тив­ный текст вовсе не обя­за­тель­но явля­ет­ся эмо­ци­о­наль­но окра­шен­ным, он может быть эмо­ци­о­наль­но ней­траль­ным (напри­мер, содер­жа­щим лож­ную инфор­ма­цию, не обле­чен­ную в эмо­ци­о­наль­ную оболочку).

Заме­че­но, что в совре­мен­ных реа­ли­ях деструк­ция тес­но свя­за­на с агрес­сив­ным рече­вым пове­де­ни­ем [Саму­се­вич 2017: 43], кото­рое «стре­мит­ся охва­тить все боль­шее чис­ло адре­са­тов и таким обра­зом реа­ли­зо­вать свой воз­дей­ству­ю­щий потен­ци­ал» [Левиц­кий, Дедин­кин 2021: 53].

Иное (более узкое) пони­ма­ние деструк­тив­но­сти наблю­да­ет­ся в иссле­до­ва­ни­ях по линг­ви­сти­че­ской кон­флик­то­ло­гии и юри­слинг­ви­сти­ке, кото­рые под деструк­ци­ей опре­де­ля­ют рече­вые прак­ти­ки «про­ти­во­прав­ной вер­баль­ной актив­но­сти», то есть такой, кото­рая нару­ша­ет пра­во­вые нор­мы, «преж­де все­го в части пося­га­тельств на лич­ност­ные пра­ва и сво­бо­ды (оскорб­ле­ние, угро­за, кле­ве­та и др.), а так­же обще­ствен­ный поря­док (экс­тре­мист­ские при­зы­вы)» [Левиц­кий, Дедин­кин 2021: 50]. Иссле­до­ва­те­ли отме­ча­ют, что деструк­тив­ный дис­курс реа­ли­зу­ет­ся делин­квент­ной язы­ко­вой лич­но­стью с помо­щью кон­флик­то­ген­но­го тек­ста, кото­рый «явля­ет­ся сред­ством совер­ше­ния про­ти­во­за­кон­но­го дея­ния и объ­ек­том пра­во­во­го кон­тро­ля» [Левиц­кий, Дедин­кин 2021: 50].

В каче­стве мате­ри­а­ла изу­че­ния деструк­тив­но­го дис­кур­са исполь­зу­ют спе­ци­аль­ные иссле­до­ва­ния (линг­ви­сти­че­ские заклю­че­ния и экс­пер­ти­зы), выпол­нен­ные по запро­сам суда и орга­нов, веду­щих про­цес­су­аль­но-след­ствен­ные дей­ствия. Основ­ным мето­дом иссле­до­ва­ния деструк­тив­но­го тек­ста высту­па­ет его линг­ви­сти­че­ская пара­мет­ри­за­ция, или метод пара­мет­ри­че­ско­го моде­ли­ро­ва­ния, посколь­ку этот метод, будучи апро­би­ро­ван­ным при про­ве­де­нии судеб­ной линг­ви­сти­че­ской экс­пер­ти­зы [Каты­шев, Осад­чий 2018: 24], «поз­во­ля­ет постро­ить ясную про­це­ду­ру экс­перт­ной оцен­ки про­дук­тов рече­вой дея­тель­но­сти с одно­знач­ны­ми резуль­та­та­ми на выхо­де» [Осад­чий 2012а]. Уже раз­ра­бо­та­ны пара­мет­ри­че­ские моде­ли рече­вых актов при­зы­ва [Каты­шев, Осад­чий 2018], угро­зы [Осад­чий 2012б]. Состав­ле­ние пара­мет­ри­че­ских моде­лей деструк­тив­ных тек­стов поз­во­лит в даль­ней­шем решить зада­чу поис­ка и иден­ти­фи­ка­ции деструк­тив­ной инфор­ма­ции в раз­но­жан­ро­вых текстах авто­ма­ти­зи­ро­ван­ным путем [Karabulatova 2020].

В аспек­те линг­ви­сти­че­ской экс­пер­то­ло­гии поня­тия деструк­тив­но­го, кон­флик­то­ген­но­го и про­ти­во­прав­но­го тек­стов ока­зы­ва­ют­ся тож­де­ствен­ны­ми. Нель­зя не при­знать, что есть тек­сты, кото­рые, несмот­ря на их деструк­тив­ное пси­хо­ло­ги­че­ское воз­дей­ствие на лич­ность, соци­аль­ные груп­пы или даже обще­ство в целом, зако­но­да­тель­но в насто­я­щее вре­мя не запре­ще­ны. Это и роман­ти­за­ция пре­ступ­но­сти, и про­па­ган­да отка­за от рож­де­ния детей, и раз­но­го рода шок-кон­тент, и мно­гое дру­гое. По мне­нию И. С. Ашма­но­ва, такой кон­тент в Интер­не­те может исполь­зо­вать­ся для ради­ка­ли­за­ции любых идей, а так­же для того, что­бы актив­но под­тал­ки­вать ауди­то­рию к потреб­ле­нию запре­щен­но­го кон­тен­та¹. Дру­ги­ми сло­ва­ми, про­ти­во­прав­ный харак­тер тек­ста — весо­мый, но не един­ствен­ный кри­те­рий для иден­ти­фи­ка­ции это­го тек­ста как деструктивного.

Появи­лось наиме­но­ва­ние для деструк­тив­но­го неза­пре­щен­но­го кон­тен­та — «ток­сич­ный кон­тент». Оно исполь­зу­ет­ся, напри­мер, во фра­зе из мас­сме­диа: мемо­ран­дум по про­ти­во­дей­ствию ток­сич­но­му и запре­щен­но­му кон­тен­ту². Тер­ми­ны «ток­сич­ный» и «запре­щен­ный кон­тент» высту­па­ют в каче­стве сино­ни­мов деструк­тив­но­го кон­тен­та. В послед­нее вре­мя пред­при­ни­ма­ют­ся попыт­ки раз­гра­ни­че­ния поня­тий ток­сич­но­сти и деструк­тив­но­сти с опре­де­ле­ни­ем клас­си­фи­ка­ци­он­ных при­зна­ков в тек­сте. Так, в одной из пуб­ли­ка­ций, прав­да нелинг­ви­сти­че­ской, чита­ем: «…Раз­ру­ши­тель­ное дей­ствие — это систе­мо­об­ра­зу­ю­щий при­знак ток­сич­но­сти… выде­ле­ние толь­ко одно­го при­зна­ка не поз­во­ля­ет выде­лить его из типо­ло­ги­че­ско­го ряда деструк­тив­но­го пове­де­ния. Гово­ря о ток­сич­но­сти, инди­вид ука­зы­ва­ет на дол­го­сроч­ность дан­но­го деструк­тив­но­го вли­я­ния, в отли­чие от разо­во про­яв­лен­ной агрес­сии…» [Дмит­ри­е­ва 2021: 62], «при­зна­ка­ми ток­сич­ных отно­ше­ний явля­ют­ся тем­по­раль­ность (про­дол­жи­тель­ное нега­тив­ное воз­дей­ствие) и сокра­ще­ние ком­му­ни­ка­тив­ной дистан­ции за счет втор­же­ния в систе­му цен­ност­ных коор­ди­нат» [Дмит­ри­е­ва 2021: 65]. Про­дол­жи­тель­ность воз­дей­ствия на систе­му цен­ност­ных коор­ди­нат, как мы пони­ма­ем, озна­ча­ет, что это воз­дей­ствие име­ет харак­тер инфор­ма­ци­он­но-пси­хо­ло­ги­че­ской опе­ра­ции, то есть явля­ет­ся частью инфор­ма­ци­он­но-пси­хо­ло­ги­че­ско­го про­ти­во­бор­ства (а воз­мож­но, и вой­ны), направ­лен­но­го на подав­ле­ние и под­чи­не­ние того, кого счи­та­ют противником.

Описание методики исследования

Деви­ант­ное пове­де­ние может высту­пать как ответ­ная реак­ция на про­дви­же­ние деструк­ции, реа­ли­зу­е­мой в медиа­дис­кур­се. Клю­че­вым поня­ти­ем в мето­ди­ке иссле­до­ва­ния деструк­тив­но­го тек­ста явля­ет­ся деструк­те­ма. Впер­вые это поня­тие было выде­ле­но при­ме­ни­тель­но к худо­же­ствен­но­му тек­сту как некая ано­ма­лия, зало­жен­ная авто­ром в тек­сте [Соро­кин 2003]. По мне­нию Ю. А. Соро­ки­на, деструк­те­ма откры­ва­ет новые смыс­лы в поня­ти­ях, харак­те­ри­зу­ю­щих­ся устой­чи­во­стью и состав­ля­ю­щих ядро фоно­вых зна­ний в этно­со­ци­о­куль­тур­ной кар­тине мира [Соро­кин 2003]. Мы пола­га­ем, что деструк­те­ма содер­жит в себе отри­ца­тель­ные эмо­се­мы раз­ру­ше­ния, свя­зан­ные с агрес­си­ей, нака­за­ни­ем, гне­вом, воз­мез­ди­ем и подоб­ны­ми нега­тив­ны­ми эмо­ци­о­наль­но-чув­ствен­ны­ми про­яв­ле­ни­я­ми, вовле­кая реци­пи­ен­та в кон­фликт — дра­ма­ти­че­ский кон­фликт­ный тре­уголь­ник Кар­п­ма­на «жерт­ва — пре­сле­до­ва­тель — изба­ви­тель» [Деми­до­ва, Сой­ко 2017]. Исхо­дя из это­го, деструк­те­ма в мас­сме­дий­ном дис­кур­се — это сред­ство фор­ми­ро­ва­ния деликвент­но­го или деви­ант­но­го пове­де­ния у реци­пи­ен­та, кото­рый так или ина­че вовле­ка­ет­ся в кон­фликт с после­ду­ю­щим неиз­беж­ным воз­мез­ди­ем. В свя­зи с этим мож­но пред­по­ло­жить, что деструк­те­ма содер­жит эмо­тив­ное со-зна­че­ние (в тер­ми­но­ло­гии Л. Г. Бабен­ко [Бабен­ко 2020]. — И. К., Г. К.) наказания/возмездия, явно­го или скрытого.

Под деструк­те­мой мы пони­ма­ем клю­че­вую смыс­ло­вую еди­ни­цу деструк­тив­но­го тек­ста, кото­рая опре­де­ля­ет­ся на осно­ве зало­жен­ной в нем интен­ции раз­ру­ше­ния и соот­вет­ству­ю­щей ей цели воз­дей­ствия, нахо­дя­щих выра­же­ние в язы­ко­вой тка­ни это­го тек­ста. Сама клю­че­вая смыс­ло­вая еди­ни­ца деструк­тив­но­го тек­ста может быть выра­же­на как сло­вом, так и сло­во­со­че­та­ни­ем, пред­ло­же­ни­ем, фраг­мен­том тек­ста. Ины­ми сло­ва­ми, деструк­те­ма обла­да­ет иерар­хи­че­ской струк­ту­рой, про­сле­жи­ва­ю­щей­ся на всех язы­ко­вых уров­нях. В каче­стве при­ме­ра при­ве­дем сле­ду­ю­щий фраг­мент тек­ста³: Сам рус­ский наци­о­наль­ный харак­тер явля­ет­ся собра­ни­ем отри­ца­тель­ных черт: лень, пьян­ство, холоп­ство, отсут­ствие сво­е­го мне­ния (ина­че — собор­ность), пре­зре­ние к чело­ве­че­ской жиз­ни, как сво­ей, так и чужой, угрю­мость и завист­ли­вость. Я хотел бы, что­бы рус­ский род иссяк, пре­сек­ся. Это вред­ный полип на теле чело­ве­че­ства, ниче­го не при­нес­ший ему кро­ме стра­да­ний. Для себя я решил не иметь детей, что­бы не пло­дить рус­ских. Одно­вре­мен­но я учусь на гине­ко­ло­га — буду делать абор­ты рус­ским жен­щи­нам бес­плат­но, ради идеи, так, что­бы зача­тие после мое­го абор­та было уже невоз­мож­но. Участ­вую в меж­ду­на­род­ных про­грам­мах по пла­ни­ро­ва­нию семьи, веду про­па­ган­ду без­дет­но­сти сре­ди рус­ской моло­де­жи. Одним сло­вом, делаю все что могу, что­бы рус­ских ста­ло как мож­но мень­ше, и что­бы они посте­пен­но исчез­ли совсем⁴.

В каче­стве деструк­те­мы в этом пер­су­а­зив­ном тек­сте исполь­зу­ет­ся идея о необ­хо­ди­мо­сти уни­что­же­ния людей по наци­о­наль­но­му при­зна­ку как носи­те­лей отри­ца­тель­ных черт (зла). Она обос­но­вы­ва­ет­ся с помо­щью мифо­ло­гем (при­пи­сы­ва­ния рус­ско­му наро­ду лени, пьян­ства и дру­гих поро­ков, в том чис­ле на осно­ве иска­же­ния поня­тия собор­но­сти), мор­би­аль­ной мета­фо­ры в функ­ции ярлы­ка (полип на теле чело­ве­че­ства) и выра­жа­ет­ся с помо­щью син­так­си­че­ских кон­струк­ций, вклю­ча­ю­щих лек­се­мы или соче­та­ния слов с семан­ти­кой раз­ру­ше­ния: что­бы рус­ский род иссяк, пре­сек­ся; не пло­дить рус­ских; буду делать абор­ты рус­ским; про­па­ган­ду без­дет­но­сти сре­ди рус­ской моло­де­жи; что­бы рус­ских ста­ло как мож­но мень­ше; что­бы они посте­пен­но исчез­ли совсем.

Сле­ду­ю­щее поня­тие, кото­рое может исполь­зо­вать­ся в ана­ли­зе деструк­тив­но­го тек­ста, — «ресур­сы деструк­ции». Это поня­тие, раз­ра­бо­тан­ное Франк­фурт­ской шко­лой (об этом см.: [Вер­ши­нин, Бори­со­ва 2009]. — И. К., Г. К.), обо­зна­ча­ет все мно­го­об­ра­зие вер­баль­ных и пара­вер­баль­ных стра­те­гий и средств, кото­рые исполь­зу­ют­ся с целью мани­пу­ли­ро­ва­ния реци­пи­ен­том деструк­тив­но­го мас­сме­дий­но­го дис­кур­са и ана­лиз кото­рых поз­во­ля­ет оха­рак­те­ри­зо­вать деструк­те­му. Так, в при­ве­ден­ном выше при­ме­ре в каче­стве язы­ко­вых ресур­сов деструк­ции исполь­зу­ют­ся как лек­си­че­ские, так и син­так­си­че­ские еди­ни­цы с семан­ти­кой раз­ру­ше­ния, уни­что­же­ния. Для обес­пе­че­ния авто­ма­ти­че­ско­го рас­по­зна­ва­ния деструк­ции важ­ным явля­ет­ся систе­ма­ти­за­ция сло­вес­ных зна­ков, ука­зы­ва­ю­щих как на содер­жа­тель­ный пара­метр деструк­тив­но­го тек­ста, так и на его тональность.

В пси­хо­ло­ги­че­ском аспек­те вос­при­ни­ма­е­мая чело­ве­ком инфор­ма­ция, в том чис­ле тек­сто­вая, рас­смат­ри­ва­ет­ся как фак­тор, вли­я­ю­щий на появ­ле­ние пси­хо­фи­зио­ло­ги­че­ской напря­жен­но­сти, кото­рая явля­ет­ся и при­чи­ной, и ката­ли­за­то­ром как инди­ви­ду­аль­ных, так и соци­аль­ных кри­зи­сов и ката­клиз­мов [Рыжов 2013: 7]. Поэто­му мож­но ска­зать, что деструк­те­ма в обще­стве игра­ет роль так назы­ва­е­мой «точ­ки инфор­ма­ци­он­ной напря­жен­но­сти»⁵, кото­рая может изу­чать­ся на раз­ных уров­нях: био­ло­го-физи­че­ском, пси­хо­ло­ги­че­ском, этно­куль­тур­ном, поли­ти­ко-соци­аль­ном, линг­ви­сти­че­ском и др. Каж­дый из этих уров­ней опре­де­ля­ет­ся сво­ей систе­мой пара­мет­ри­за­ции в рам­ках соот­вет­ству­ю­щих науч­ных дис­ци­плин, а ком­плекс­ная мето­ди­ка ана­ли­за деструк­тив­но­го дис­кур­са пред­по­ла­га­ет мно­го­уров­не­вую социо­гу­ма­ни­тар­ную экс­пер­ти­зу. Мы огра­ни­чи­ва­ем­ся лишь линг­ви­сти­че­ской пара­мет­ри­за­ци­ей деструк­тив­но­го тек­ста, под кото­рой пони­ма­ем выде­ле­ние в тек­сте вер­баль­ных и невер­баль­ных (в слу­чае его кре­о­ли­зо­ван­но­сти) пока­за­те­лей деструк­тив­но­го смыс­ла, их опи­са­ние и линг­ви­сти­че­скую обра­бот­ку для после­ду­ю­ще­го авто­ма­ти­че­ско­го рас­по­зна­ва­ния. Но далее оста­но­вим­ся толь­ко на зада­че выде­ле­ния и опи­са­ния этих пока­за­те­лей в зави­си­мо­сти от типа деструктемы.

Мето­ди­ка линг­ви­сти­че­ско­го ана­ли­за деструк­тив­но­го тек­ста пред­по­ла­га­ет сле­ду­ю­щие действия.

1. Обна­ру­же­ние его целе­вой ауди­то­рии исхо­дя из тональ­но­сти выска­зы­ва­ний, эмо­тив­ной тональ­но­сти пода­ва­е­мо­го обра­за и исполь­зу­е­мых языковых/речевых средств. Это могут быть профессиональные/экспертные сооб­ще­ства, моло­дежь и сту­ден­че­ство, соци­аль­но сла­бо защи­щен­ная ауди­то­рия, семей­ные и роди­те­ли, вла­дель­цы авто­мо­би­лей, мужская/женская ауди­то­рия и т. д. или в целом общая ауди­то­рия без ее диф­фе­рен­ци­а­ции. Как пока­зы­ва­ет ана­лиз собран­но­го мате­ри­а­ла, тек­сты, про­па­ган­ди­ру­ю­щие деструк­тив­ное пове­де­ние, направ­ле­ны как на широ­кую, так и спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ную ауди­то­рию, они скон­цен­три­ро­ва­ны на темах: воров­ство, мел­кое хули­ган­ство, раз­ру­ше­ние иму­ще­ства, под­жо­ги, кра­жи, гра­бе­жи, ван­да­лизм, физи­че­ское наси­лие, побе­ги из дома, бро­дяж­ни­че­ство, школь­ные про­гу­лы, агрес­сив­ное пове­де­ние, зло­сло­вие, вымо­га­тель­ство (попро­шай­ни­че­ство), бро­дяж­ни­че­ство, отказ от обу­че­ния, тор­гов­ля нар­ко­ти­ка­ми, суб­куль­ту­раль­ные деви­а­ции (сленг, шра­ми­ро­ва­ние, тату­и­ров­ки) и др. Для каж­дой целе­вой ауди­то­рии адре­сант исполь­зу­ет свой репер­ту­ар деструк­ти­вов, акту­а­ли­зи­ру­ю­щих и про­дви­га­ю­щих деликвент­ное пове­де­ние. Так, в текстах, направ­лен­ных на дет­скую педо­фи­лию, встре­ча­ет­ся исполь­зо­ва­ние аббре­ви­а­тур ПД, ПэДэ, ПЭДЭ и осо­бая лек­си­ка, напри­мер фей­хоа (несо­вер­шен­но­лет­няя девоч­ка, на кото­рую направ­ле­но вни­ма­ние педо­фи­ла); в текстах, про­па­ган­ди­ру­ю­щих нетра­ди­ци­он­ную сек­су­аль­ную ори­ен­та­цию, — такие сло­ва, как бойловер/бойлавер/бойлаver (под­ро­сток, моло­дой юно­ша, нахо­дя­щий­ся на содер­жа­нии у более взрос­ло­го парт­не­ра по гомо­сек­су­аль­ным отно­ше­ни­ям и выпол­ня­ю­щий в них пас­сив­ную роль), буч (жен­щи­на, выпол­ня­ю­щая муж­скую роль в лес­бий­ских отно­ше­ни­ях), бакла­жан (гомо­сек­су­а­лист), уни и уни­вер­сал (тот, кто выпол­ня­ет раз­ные роли в гомо­сек­су­аль­ных отно­ше­ни­ях) и др. Акцен­ту­а­ция на дан­ной целе­вой ауди­то­рии выра­жа­ет­ся в исполь­зо­ва­нии харак­тер­ной лек­си­ки в сопря­же­нии с име­на­ми исто­ри­че­ских дея­те­лей стра­ны. Напри­мер: «В СССР сек­са нет»: Ста­лин — педо­фил, Ежов — педе­раст, Берия — насиль­ник?⁶

2. Атри­бу­ция век­то­ра инфор­ма­ци­он­ной напряженности.

Деструк­ция свя­за­на с век­то­ром инфор­ма­ци­он­ной напря­жен­но­сти, ука­зы­ва­ю­щим на соци­аль­ные угро­зы по пред­мет­ным обла­стям. Напри­мер, деструк­ции в обла­сти исто­рии под­ра­зу­ме­ва­ют пере­ин­тер­пре­та­цию оте­че­ствен­ной исто­рии в нега­тив­ном кон­тек­сте, созда­ние напря­жен­но­сти меж­ду раз­лич­ны­ми поко­ле­ни­я­ми с помо­щью инфор­ма­ци­он­ных атак на систе­му цен­но­стей и зна­ний преды­ду­ще­го поко­ле­ния, созда­ние фей­ков в осве­ще­нии собы­тий про­шло­го Рос­сии и ее наро­дов с целью обес­це­ни­ва­ния и фор­ми­ро­ва­ния деструк­тив­ных настро­е­ний в обще­стве с акту­а­ли­за­ци­ей чув­ства вины. Напри­мер: Миф о «Рос­сии, под­стре­лен­ной на взле­те»⁷.

Деструк­ции в обла­сти поли­ти­ки — пуб­ли­ка­ции частич­но или заве­до­мо лож­ной инфор­ма­ции об обще­ствен­ных дея­те­лях с целью акти­ви­за­ции под­ры­ва дове­рия к госу­дар­ствен­ным инсти­ту­там, напри­мер на осно­ве мето­дов С. Алин­ско­го и Дж. Шар­па («Пра­ви­ла для ради­ка­лов», «Мето­ды нена­силь­ствен­но­го сопро­тив­ле­ния») и акту­а­ли­за­ции про­тестных настро­е­ний в обще­стве. Напри­мер: Чка­лов — «совет­ский лет­чик № 1» — один из мифов ста­лин­ской эпо­хи, устой­чи­во сохра­ня­ю­щий­ся, увы, и по сей день⁸.

Деструк­ции в сфе­ре нау­ки — пуб­ли­ка­ции обес­це­ни­ва­ю­ще­го харак­те­ра о рабо­те рос­сий­ских уче­ных, фор­ми­ро­ва­ние нега­тив­но­го обра­за рос­сий­ско­го уче­но­го как невос­тре­бо­ван­но­го в миро­вой нау­ке либо недо­оце­нен­но­го в рос­сий­ской нау­ке; уси­ле­ние ток­сич­но­го кон­тен­та в сфе­ре обсуж­де­ния науч­ных пуб­ли­ка­ций как нико­му не нуж­ной дея­тель­но­сти, незна­чи­мой для рос­сий­ско­го обще­ства (уче­ный — чудик, чудак, неадек­ват, кло­ун) и т. д. Напри­мер: Саве­льев, Пет­рик, Жда­нов, Носов­ский, Фомен­ко, Чуди­нов… Все эти фами­лии у обще­ствен­но­сти на слу­ху. Чуть менее извест­ны и дру­гие их «кол­ле­ги». Раз­но­об­раз­ные фри­ки, лже­уче­ные, шар­ла­та­ны и про­сто эпич­ные кло­у­ны, кото­рые доби­лись попу­ляр­но­сти весь­ма, ска­жем так, нечест­ным путем⁹.

3. Выяв­ле­ние эле­мен­тов семан­ти­че­ской струк­ту­ры тек­ста деструк­тив­ной направ­лен­но­сти. Этот пара­метр важен для опре­де­ле­ния инфор­ма­ци­он­ной мише­ни, в свя­зи с чем выде­ля­ют­ся такие кате­го­рии, как объ­ект, цель и про­цесс деструк­ции [Зло­ка­зов 2015]. Опре­де­ля­е­мая на осно­ве интен­ци­о­наль­но­го ана­ли­за тек­ста цель поз­во­ля­ет выявить деструк­те­му и опи­сать ее модель, в кото­рую вклю­чен объ­ект деструк­ции («явле­ние соци­аль­но­го мира», под­ле­жа­щее раз­ру­ше­нию [Зло­ка­зов 2015]), внед­ря­е­мый образ, спо­соб его оцен­ки / спо­соб дей­ствия по отно­ше­нию к объ­ек­ту. Таким обра­зом, деструк­те­ма — ядро семан­ти­че­ский струк­ту­ры деструк­тив­но­го текста.

4. Выяв­ле­ние и опи­са­ние ресур­сов, исполь­зу­е­мых для вопло­ще­ния деструк­те­мы. Осо­бое вни­ма­ние при этом уде­ля­ет­ся ком­му­ни­ка­тив­но-семи­о­ти­че­ским сред­ствам вовле­че­ния адре­са­та в груп­пы (соци­аль­ные струк­ту­ры), харак­те­ри­зу­ю­щи­е­ся делин­квент­ным поведением.

Анализ материала

Для линг­ви­сти­че­ско­го ана­ли­за нами были ото­бра­ны мате­ри­а­лы из откры­тых интер­нет-источ­ни­ков, полу­чен­ные мето­дом слу­чай­ной выбор­ки и реа­ли­зу­ю­щие деструк­те­му опре­де­лен­но­го типа: обес­це­ни­ва­ние дости­же­ний стра­ны и свя­зан­ных с ними исто­ри­че­ски зна­чи­мых лич­но­стей. Деструк­те­ма кор­ре­ли­ру­ет с обес­це­ни­ва­ни­ем как деструк­тив­ной стра­те­ги­ей рече­во­го воз­дей­ствия, направ­лен­ной на при­ни­же­ние чьих-либо лич­ност­ных качеств и досто­инств, ума­ле­ние зна­чи­мо­сти дости­же­ний стра­ны и ее цен­но­стей путем поста­нов­ки под сомне­ние, отри­ца­ния или их нега­тив­но оце­ноч­ной харак­те­ри­сти­ки, что спо­соб­ству­ет депрес­сив­ным и деструк­тив­ным настро­е­ни­ям в обще­стве и его поляризации.

Экс­перт­ной семан­ти­че­ской раз­мет­ке под­верг­ся 1421 уни­каль­ный доку­мент. В резуль­та­те было полу­че­но 5443 помет­ки (из кото­рых 1165 содер­жа­ли по край­ней мере один фраг­мент деструк­тив­ной манипуляции).

Обес­це­ни­ва­ние, кото­рое осу­ществ­ля­ет­ся по исто­ри­че­ско­му век­то­ру, поля­ри­зу­ет обще­ство по линии идео­ло­гии, лишая его объ­еди­ня­ю­щих пози­тив­ных сим­во­лов, нега­тив­но воз­дей­ствуя на исто­ри­че­скую память [Коз­но­ва 2003; Вос­кре­сен­ская 2022]. Мас­сме­дий­ные тек­сты, содер­жа­щие обо­зна­чен­ную деструк­те­му, направ­ле­ны на общую рас­сре­до­то­чен­ную гете­ро­ген­ную целе­вую ауди­то­рию, инте­ре­су­ю­щу­ю­ся исто­ри­ей страны.

Для обес­це­ни­ва­ния харак­те­рен сле­ду­ю­щий набор при­зна­ков.

1. Объ­ект обес­це­ни­ва­ния — инфор­ма­ци­он­ная мишень: дости­же­ния стра­ны (воен­ные, тех­ни­че­ские, куль­тур­ные и др.); ее пред­ста­ви­те­ли, явля­ю­щи­е­ся выда­ю­щи­ми­ся исто­ри­че­ски­ми лич­но­стя­ми, их взгля­ды и деятельность.
2. Внед­ря­е­мый образ в инфор­ма­ци­он­ную мишень: объ­ект обес­це­ни­ва­ния пода­ет­ся как обла­да­тель нега­тив­ных качеств, совер­шив­ший деви­ант­ные поступ­ки, кото­рые нанес­ли вред народу.
3. Нега­тив­ная (пей­о­ра­тив­ная) оцен­ка объ­ек­та как спо­соб деструк­тив­но­го дей­ствия по отно­ше­нию к объекту.

Мате­ри­ал поз­во­ля­ет выде­лить раз­лич­ные фор­мы выра­же­ния при­зна­ков деструк­тив­но­сти. Будучи огра­ни­че­ны рам­ка­ми ста­тьи, назо­вем лишь неко­то­рые (в каче­стве при­ме­ра), рас­пре­де­ляя их по уровням.

Лек­си­че­ский уро­вень.

1. Апел­ля­ти­вы с отри­ца­тель­ным кон­но­та­том, кото­рые:
   а) обла­да­ют изна­чаль­ной нега­тив­но оце­ноч­ной семой (окку­пант, пре­да­тель, убий­ца, палач, маро­дер, садист, мяс­ник, дик­та­тор, коло­ни­за­тор, пре­ступ­ник, пособ­ник, рез­ня, бой­ня и др.);
   б) при­об­ре­та­ют допол­ни­тель­ную нега­тив­ную оцен­ку в кон­тек­сте вслед­ствие исполь­зо­ва­ния мета­фор (крот в зна­че­нии «шпи­он» и др.);
   в) пред­став­ля­ют собой транс­фор­ми­ро­ван­ные устой­чи­вые соче­та­ния-про­зви­ща (Мар­шал беды вме­сто Мар­шал Побе­ды) и соче­та­ния слов с пей­о­ра­тив­ной оцен­кой (враг народа/страны/Отечества / Рус­ской Армии, сов­ко­вый сброд, плод ста­ли­низ­ма и др.), напри­мер: Смерт­ная казнь при Пет­ре I. Садист и кро­ва­вый пси­хо­пат Петр I: стре­лец­кий бунт¹⁰ — исполь­зо­ва­ние ярлы­ков кро­ва­вый пси­хо­пат и садист, созда­ю­щих деви­ант­ный образ исто­ри­че­ско­го деятеля.
2. Оксю­мо­рон, или соче­та­ния слов с про­ти­во­по­лож­ной семан­ти­кой (свя­той пре­да­тель, герои-пре­да­те­ли, подви­ги пре­да­тель­ства и т. п.). Напри­мер: Свя­той пре­да­тель (об Алек­сан­дре Нев­ском¹¹. — И. К., Г. К.) — оцен­ки, содер­жа­щи­е­ся в пред­мет­но-логи­че­ском зна­че­нии лек­се­мы пре­да­тель («нару­шив­ший вер­ность чему‑, кому‑л.») и свя­той («духов­но, нрав­ствен­но непо­роч­ный»), нахо­дят­ся в отно­ше­нии исклю­че­ния друг друга.
3. Инвек­ти­вы и бран­ная лек­си­ка как оце­ноч­ные харак­те­ри­сти­ки опи­сы­ва­е­мой лич­но­сти (урод, козел и др.), напри­мер: Ведь коро­но­ван­ный урод Нико­лай Рома­нов лич­но ответ­стве­нен за тыся­чи дру­гих пре­ступ­ле­ний и зло­де­я­ний¹².
4. Сло­ва-мар­ке­ры, кото­рые опре­де­ля­ют име­ю­щи­е­ся зна­ния об опи­сы­ва­е­мом явле­нии как лож­ные (очко­вти­ра­тель­ство, раз­вен­чи­ва­ем мифы, миф о… в соче­та­нии с име­нем поли­ти­че­ско­го дея­те­ля, вся прав­да о…, инстру­мент идео­ло­гии Кремля/власти, подвиг… выду­ман, мож­но было не обо­ро­нять, погиб­ли из-за оши­бок и др.), напри­мер: В Рос­сии побе­да СССР над нацист­ской Гер­ма­ни­ей явля­ет­ся фун­да­мен­том свет­ской госу­дар­ствен­ной рели­гии, на кото­рой опи­ра­ет­ся вся идео­ло­гия госу­дар­ства¹³ — побе­да в Вели­кой Оте­че­ствен­ной войне при­рав­ни­ва­ет­ся к мифу (выдум­ке).

Сло­во­об­ра­зо­ва­тель­ный уро­вень.

1. Пре­фик­сы со зна­че­ни­ем отри­ца­ния, ука­зы­ва­ю­щие на отсут­ствие поло­жи­тель­ных качеств (необра­зо­ван­ный, безжалост­ный и др.). Напри­мер: Белов, читая при­не­сен­ную ему теле­грам­му, поче­сал за ухом, покру­тил усы и уста­ло ска­зал: «До чего же жесто­кий и без­душ­ный чело­век!»¹⁴ (о мар­ша­ле Жуко­ве. — И. К., Г. К.).
2. Сло­же­ние и кон­та­ми­на­ция слов как спо­со­бы обра­зо­ва­ния окка­зи­о­на­лиз­мов нега­тив­но оце­ноч­но­го харак­те­ра (ста­ли­ню­генд, лже-побе­да, стра­на-фейк и др.). Напри­мер: Стра­на-фейк. Поче­му Рос­сия рух­нет¹⁵.

Мор­фо­ло­ги­че­ский уро­вень.

1. Имя суще­стви­тель­ное + имя при­ла­га­тель­ное, где имя суще­стви­тель­ное выра­же­но име­нем соб­ствен­ным, а имя при­ла­га­тель­ное содер­жит нега­тив­ную оцен­ку. Напри­мер: Слы­ша­ли сказ­ку о кро­ва­вом Ста­лине? <…> Ужас­ный Иосиф руко­во­дил стра­ной в пери­од с 1924 года по 1953¹⁶.
2. Име­на при­ла­га­тель­ные в пре­вос­ход­ной сте­пе­ни для уси­ле­ния нега­ти­ви­за­ции оцен­ки, типа: самый страш­ный ста­лин­ский лагерь; самый жесто­кий пра­ви­тель Рос­сии; самый без­дар­ный пол­ко­во­дец. Напри­мер: Ну, раз­ве не оче­вид­но, что рус­ские — самые тупые, самые неком­пе­тент­ные иди­о­ты на пла­не­те!¹⁷
3. Гла­го­лы и отгла­голь­ные суще­стви­тель­ные со зна­че­ни­ем соци­аль­но осуж­да­е­мо­го дей­ствия (убить — убий­ство, уни­что­жить — уни­что­же­ние, напасть — напа­де­ние, про­во­ци­ро­вать — про­во­ка­ция, раз­ру­шать — раз­ру­ше­ние и т. п.). Напри­мер: Как Ленин, нена­ви­дя­щий рус­ский народ, раз­ру­шил Вели­кую Рос­сий­скую импе­рию¹⁸.
4. Абстракт­ные гла­го­лы (как с части­цей не, так и без нее), кото­рые на осно­ве вто­рич­ной интер­пре­та­ции объ­яс­ня­ют внут­рен­ний мир исто­ри­че­ско­го дея­те­ля-инфор­ма­ци­он­ной мише­ни, с реа­ли­за­ци­ей при­е­ма навя­зы­ва­ния (типа: не хотеть, не чув­ство­вать, заво­е­вы­вать вни­ма­ние и т. п.). Напри­мер: Как Лени­ну уда­лось так лег­ко захва­тить власть в 1917 году. <…> Дур­но­во без­успеш­но пытал­ся предо­сте­речь Нико­лая, что вой­на спо­соб­на при­ве­сти к гибе­ли монар­хии¹⁹; И поче­му Иосиф Ста­лин не верил дан­ным раз­вед­ки, кото­рые пре­ду­пре­жда­ли о ско­ром нача­ле вой ны²⁰.

Син­так­си­че­ский уро­вень.

1. Вопро­си­тель­ные по фор­ме выска­зы­ва­ния, содер­жа­щие импли­цит­но нега­тив­ное утвер­жде­ние о выда­ю­щем­ся исто­ри­че­ском дея­те­ле Рос­сии или ее дости­же­нии, напри­мер: Что обще­го меж­ду Гит­ле­ром и Ста­ли­ным?²¹ — так назы­ва­е­мое «исход­ное пред­по­ло­же­ние вопро­са» (тер­мин И. М. Кобо­зе­вой [Кобо­зе­ва 2003]).
2. Поста­нов­ка име­ни выда­ю­ще­го­ся исто­ри­че­ско­го дея­те­ля в син­так­си­че­ски одно­род­ный ряд с поли­ти­ка­ми, дея­тель­ность кото­рых осуж­да­ет­ся в рос­сий­ском обще­стве. Напри­мер: Ленин, Ста­лин и Гит­лер. Судь­ба тира­нов²².
3. Вопро­си­тель­ные пред­ло­же­ния с части­цей ли, ста­вя­щие под сомне­ние исто­ри­че­ский факт, собы­тие (существовал(и) ли… был(и) ли… и т. п.). Напри­мер: Был ли мар­шал Жуков вели­ким пол­ко­вод­цем?²³
4. Кон­струк­ции услов­но­го харак­те­ра, постро­ен­ные по моде­ли: Если… (то)… и содер­жа­щие гипо­те­ти­че­скую инфор­ма­цию. Напри­мер: Если бы Крым взя­ли у силь­ной, бога­той, храб­рой стра­ны, это была бы бла­го­род­ная и чест­ная побе­да. Но он был взят у исте­ка­ю­щей кро­вью, ране­ной, обез­дви­жен­ной стра­ны. Это назы­ва­ет­ся маро­дер­ство²⁴.

Уро­вень гра­фи­че­ско­го оформ­ле­ния тек­ста. Поме­ще­ние сло­ва с пози­тив­ной кон­но­та­ци­ей в кавыч­ки, в резуль­та­те чего сло­во при­об­ре­та­ет про­ти­во­по­лож­ное зна­че­ние и слу­жит сред­ством выра­же­ния дис­кре­ди­ти­ру­ю­щей иро­нии («вели­ко­леп­ный» пол­ко­во­дец и т. п). Напри­мер: «Гени­аль­ный» мар­шал Жуков²⁵.

Тек­сто­вой уро­вень. Кон­траст в выска­зы­ва­ни­ях, одним из при­е­мов кото­ро­го явля­ет­ся анти­те­за. Напри­мер: Гово­ря о побе­де во Вто­рой миро­вой войне, мы все­гда пыта­ем­ся ски­нуть с пье­де­ста­ла евро­пей­ские стра­ны и Аме­ри­ку, без кото­рых этой побе­ды не слу­чи­лось бы. На самом деле имен­но Рос­сия — та, кото­рую мы зна­ем, — не име­ет ника­ко­го отно­ше­ния к побе­де, счи­та­ет рос­сий­ский жур­на­лист Алек­сандр Невзо­ров*, ныне совет­ник гла­вы 1‑го феде­раль­но­го рос­сий­ско­го кана­ла Кон­стан­ти­на Эрн­ста²⁶.

Объ­ек­том обес­це­ни­ва­ния высту­па­ет побе­да Совет­ско­го Сою­за (Рос­сии как ее пре­ем­ни­цы) во Вто­рой миро­вой войне. Рос­сия про­ти­во­по­став­ле­на дру­гим стра­нам (евро­пей­ским стра­нам и Аме­ри­ке), при­чем дей­ствия Рос­сии харак­те­ри­зу­ют­ся отри­ца­тель­но путем отри­ца­ния ее отно­ше­ния к объ­ек­ту (исполь­зу­ет­ся отри­ца­тель­ная кон­струк­ция не име­ет ника­ко­го отно­ше­ния к побе­де) на фоне поло­жи­тель­ной оцен­ки дру­гих стран (без кото­рой этой побе­ды не слу­чи­лось бы). Таким обра­зом, текст стро­ит­ся на анти­те­зе, то есть про­ти­во­по­став­ле­нии: отри­ца­ние дости­же­ния Рос­сии и при­пи­сы­ва­ние его дру­гим. Анти­те­за в тек­сте явля­ет­ся мани­пу­ля­тив­ной логи­че­ской улов­кой, осно­ван­ной так­же на исполь­зо­ва­нии соче­та­ния слов на самом деле, мар­ки­ру­ю­ще­го име­ю­щи­е­ся зна­ния об опи­сы­ва­е­мом явле­нии как яко­бы лож­ные и поз­во­ля­ю­ще­го скрыть отсут­ствие дока­за­тельств поляр­ных утвер­жде­ний. Кро­ме того, в тек­сте исполь­зу­ет­ся мар­кер плю­ра­ли­за­ции, или мно­же­ствен­но­сти, дей­ствия (все­гда), поз­во­ля­ю­щий вве­сти без­до­ка­за­тель­ный тезис о нега­тив­ных дей­стви­ях Рос­сии по ума­ле­нию вкла­да дру­гих стран в побе­ду, при­ня­тие кото­ро­го долж­но обес­пе­чить инклю­зив­ное мы.

Резуль­та­ты исследования

В резуль­та­те иссле­до­ва­ния сде­лан вывод о том, что при­о­ри­тет­ны­ми в плане вклю­че­ния в диа­гно­сти­че­скую линг­ви­сти­че­скую модель деструк­ции в мас­сме­дий­ном дис­кур­се высту­па­ют такие языковые/речевые еди­ни­цы, кото­рые обес­пе­чи­ва­ют реа­ли­за­цию воз­дей­ствия сле­ду­ю­щих дис­кур­сив­ных процедур:

— фоку­си­ров­ка адре­сан­та на инклю­зив­ной интен­ции (ее совпадение/несовпадение с целью выска­зы­ва­ния, сте­пень и харак­тер ее выра­же­ния в соот­вет­ству­ю­щих частях тек­ста), в силу чего адре­са­та побуж­да­ют сме­нить идео­ло­ги­че­скую пози­цию; осу­ще­ствить что-либо и/или стать кем-либо из того, что запре­ще­но (напри­мер, всту­пить в запре­щен­ную орга­ни­за­цию), при изме­не­нии сво­е­го пер­во­на­чаль­но­го соци­аль­но­го статуса;

— вве­де­ние в каче­стве аргу­мен­та модаль­ных опе­ра­то­ров и про­по­зи­ци­о­наль­ных уста­но­вок, отсы­ла­ю­щих к про­во­ци­ру­е­мым собы­тию или фор­ми­ру­е­мо­му состоянию;

— исполь­зо­ва­ние ком­му­ни­ка­тив­но-семи­о­ти­че­ских спо­со­бов, обес­пе­чи­ва­ю­щих сме­ну инте­ре­сов адре­са­та в нуж­ную адре­сан­ту сторону.

Харак­те­ри­сти­ка ком­му­ни­ка­тив­но-семи­о­ти­че­ских средств вовле­че­ния может вклю­чать опи­са­ние и дру­гих дис­кур­сив­ных про­це­дур, напри­мер спо­со­бов репре­зен­та­ции адре­сан­том целе­вой ауди­то­рии, ука­за­ния на сте­пень бли­зо­сти реци­пи­ен­та кор­по­ра­тив­ным (орга­ни­за­ци­он­ным) цен­но­стям адре­сан­та и неко­то­рых других.

При этом ана­лиз объ­еди­нен­ных деструк­тив­ных стра­те­гий демон­стри­ру­ет сле­ду­ю­щее рас­пре­де­ле­ние (коли­че­ство из всех 5443 манипуляций):

— нега­ти­ви­за­ция — 42,00 % (2286);

— деав­то­ри­за­ция — 15,47 % (842);

— пара­ло­ги­за­ция — 5,79 % (315).

Наи­бо­лее частот­ны­ми клас­са­ми деструк­тив­ной пара­мет­ри­за­ции в меди­а­тек­сте явля­ют­ся лозун­ги, депрес­сив­ные кон­струк­ции дизай­на, эвфе­миз­мы, ярлы­ки, апел­ля­ция к авто­ри­те­ту. Они охва­ты­ва­ют почти 70 % всех деструк­тив­ных манипуляций.

Деструк­тив­ная мани­пу­ля­ция пред­став­ля­ет собой свое­об­раз­ную раз­но­вид­ность эго­цен­трич­но­сти — ту-цен­трич­ность (от лат. tu — ты, тер­мин Е. В. Паду­че­вой [Паду­че­ва 2018]), кото­рая в нашем слу­чае харак­те­ри­зу­ет обра­щен­ность речи гово­ря­ще­го к дру­го­му лицу, рас­смат­ри­ва­е­мо­му в пер­спек­ти­ве сме­ны его соци­аль­но­го ста­ту­са в сто­ро­ну деструкции.

Выво­ды

Пред­ло­жен­ная мето­ди­ка линг­ви­сти­че­ской пара­мет­ри­за­ции деструк­тив­но­го тек­ста вос­тре­бо­ва­на совре­мен­ной при­клад­ной линг­ви­сти­кой и в пер­спек­ти­ве долж­на быть кон­кре­ти­зи­ро­ва­на при­ме­ни­тель­но к деструк­тив­ным тек­стам раз­но­го типа.

Обес­це­ни­ва­ние исто­ри­че­ской памя­ти в медиа­дис­кур­се не про­сто транс­фор­ми­ру­ет кон­цеп­ту­аль­ную кар­ти­ну мира целе­вой ауди­то­рии, но и при­во­дит к пере­жи­ва­нию этно­трав­мы, вле­ку­щей за собой раз­ру­ше­ние рече­по­ве­ден­че­ской мат­ри­цы чело­ве­ка. Мони­то­ринг кон­цеп­ту­аль­но­го про­стран­ства «исто­ри­че­ская память» пред­став­ля­ет инте­рес в аспек­те выяв­ле­ния новых форм деструк­ции в мас­сме­диа, а так­же в плане созда­ния улуч­шен­ных риск-моде­лей в рабо­те с потен­ци­аль­но опас­ны­ми тек­ста­ми с при­ме­не­ни­ем глу­бин­ных ней­ро­се­тей и машин­но­го обучения.

Пред­ла­га­е­мая пара­мет­ри­за­ция деструк­тив­но­го медиа­дис­кур­са с обес­це­ни­ва­ни­ем исто­ри­че­ской памя­ти поз­во­ля­ет про­ве­сти ком­плекс­ную веро­ят­ност­ную оцен­ку воз­мож­ных рис­ков в отно­ше­нии ата­ку­е­мых инфор­ма­ци­он­ных мише­ней, кото­рые сим­во­ли­зи­ру­ют собой базо­вые цен­но­сти рос­сий­ской действительности.