Четверг, 12 декабряИнститут «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций» СПбГУ
Shadow

Этическая языковая рефлексия как объект медиалингвистического исследования

Поста­нов­ка про­бле­мы. Медиа­линг­ви­сти­ка, будучи одной из новей­ших, актив­но раз­ви­ва­ю­щих­ся в послед­ние деся­ти­ле­тия язы­ко­вед­че­ских дис­ци­плин, не может нахо­дить­ся вне общей антро­по­цен­три­че­ской пара­диг­мы, харак­те­ри­зу­ю­щей совре­мен­ную гума­ни­та­ри­сти­ку. По спра­вед­ли­во­му заме­ча­нию Д. И. Ива­но­ва и Д. Л. Лакер­бая, «антро­по­ло­гизм в линг­ви­сти­ке — это опо­ра на те нача­ла в язы­ке (кол­лек­тив­ные и инди­ви­ду­аль­ные), кото­рые несут печать субъ­ек­та рече­вой дея­тель­но­сти, а не толь­ко обез­ли­чен­ной язы­ко­вой систе­мы» [Ива­нов, Лакер­бай 2016: 82]. Соот­вет­ствен­но и изу­че­ние тек­стов СМИ неот­де­ли­мо от инте­ре­са к раз­лич­ным аспек­там лич­но­сти авто­ра, сре­ди кото­рых важ­ное место зани­ма­ет линг­во­э­ти­че­ская рефлек­сия (ана­лиз и оцен­ка эти­че­ской сто­ро­ны соб­ствен­ной речи), нахо­дя­щая выра­же­ние в спе­ци­аль­ных мета­тек­сто­вых сред­ствах, или рече­вых маркерах.

Изу­че­ние содер­жа­ния и фор­мы рефлек­сив­ных заме­ча­ний, каса­ю­щих­ся этич­но­сти и нор­ма­тив­но­сти соб­ствен­ной речи, откры­ва­ет пер­спек­ти­ву для ана­ли­за отра­жен­ных в сред­ствах мас­со­вой инфор­ма­ции обще­ствен­ных пред­став­ле­ний о «хоро­шем» и «пло­хом», «пра­виль­ном» и «непра­виль­ном», «допу­сти­мом» и «недо­пу­сти­мом». Таким обра­зом, выбор рефлек­си­вов в каче­стве пред­ме­та науч­но­го рас­смот­ре­ния вполне соот­вет­ству­ет общей уста­нов­ке медиа­линг­ви­сти­ки на иссле­до­ва­ние не толь­ко тек­стов СМИ, но и — шире — зако­но­мер­но­стей функ­ци­о­ни­ро­ва­ния ком­му­ни­ка­ци­он­ной сто­ро­ны сего­дняш­не­го соци­у­ма, в част­но­сти «соци­о­куль­тур­но­го кон­тек­ста» функ­ци­о­ни­ро­ва­ния язы­ка [Доб­рос­клон­ская 2008: 36–37].

Акту­аль­ность иссле­до­ва­ния опре­де­ля­ет­ся так­же его вклю­чен­но­стью в про­блем­ное поле тако­го дина­мич­но раз­ви­ва­ю­ще­го­ся направ­ле­ния медиа­линг­ви­сти­ки, как кри­ти­ка медиа­ре­чи. Для дан­ной прак­ти­че­ски ори­ен­ти­ро­ван­ной обла­сти линг­ви­сти­че­ских изыс­ка­ний важ­ны как кон­ста­та­ция рече­вых фак­тов, так и поиск путей гар­мо­ни­за­ции медиа­про­стран­ства [Доб­рос­клон­ская 2008: 36–37].

Исто­рия вопро­са. Инте­рес к про­цес­сам осмыс­ле­ния линг­ви­сти­че­ских явле­ний носи­те­лем язы­ка воз­ник в нача­ле ХХ в. и свя­зан с име­на­ми Р. О. Якоб­со­на, посту­ли­ро­вав­ше­го нали­чие у язы­ка мета­язы­ко­вой функ­ции [Якоб­сон 1975: 201–202], и Л. В. Щер­бы, при­да­вав­ше­го боль­шое зна­че­ние само­со­зна­нию не толь­ко уче­но­го, но и рядо­во­го поль­зо­ва­те­ля язы­ка. Имен­но Л. В. Щер­ба сфор­му­ли­ро­вал зада­чу вклю­че­ния в круг вни­ма­ния иссле­до­ва­те­лей «неудач­ных выска­зы­ва­ний с отмет­кой “так не гово­рят”», кото­рые он назвал «отри­ца­тель­ным язы­ко­вым мате­ри­а­лом» [Щер­ба 1974: 33]. Так была опре­де­ле­на — на весь­ма отда­лен­ную пер­спек­ти­ву — зада­ча ана­ли­за слу­ча­ев линг­ви­сти­че­ской само­кри­ти­ки как отра­же­ния по прин­ци­пу «от про­тив­но­го» соци­аль­но­го язы­ко­во­го идеала.

Упо­мя­ну­тые общие поло­же­ния были в даль­ней­шем кон­кре­ти­зи­ро­ва­ны и при­ве­ли иссле­до­ва­те­лей к мыс­ли о необ­хо­ди­мо­сти вычле­нить из тек­ста спе­ци­аль­ные вер­баль­ные рефлек­сив­ные сред­ства. Как ука­зы­ва­ет А. Веж­биц­кая, «… ком­мен­та­то­ром тек­ста может быть и сам автор. Выска­зы­ва­ние о пред­ме­те может быть пере­пле­те­но нитя­ми выска­зы­ва­ний о самом выска­зы­ва­нии» [Веж­биц­кая 1978: 404]. Рефлек­си­вы слу­жат важ­ны­ми пока­за­те­ля­ми автор­ско­го язы­ко­во­го созна­ния. По сло­вам И. Т. Веп­ре­вой, они отра­жа­ют «цен­ност­ную систе­му язы­ко­вой лич­но­сти», ее «миро­воз­зрен­че­ские уста­нов­ки» [Веп­ре­ва 2005: 8]. Отме­ча­ет­ся в науч­ной лите­ра­ту­ре и суще­ствен­ное вли­я­ние мета­линг­ви­сти­че­ско­го созна­ния носи­те­лей на раз­ви­тие язы­ка и обще­ства в целом [Mertz, Yovel 2003: 20].

Наи­бо­лее суще­ствен­ной с точ­ки зре­ния медиа­линг­ви­сти­ки, обра­щен­ной к мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции, пред­став­ля­ет­ся отме­чен­ная Н. Н. Тро­ши­ной праг­ма­ти­че­ская функ­ция рефлек­си­вов: «…вер­ба­ли­зо­ван­ный мета­ком­му­ни­ка­тив­ный рефлек­сив явля­ет­ся сво­е­го рода посред­ни­ком меж­ду ком­му­ни­ка­тив­ны­ми пози­ци­я­ми собе­сед­ни­ков» [Тро­ши­на 2010: 18]. Есть осно­ва­ния пред­по­ла­гать, что назван­ная спо­соб­ность рефлек­си­вов повы­ша­ет их цен­ность для меди­а­тек­ста, все­гда ори­ен­ти­ро­ван­но­го на актив­ное вза­и­мо­дей­ствие с ауди­то­ри­ей и обла­да­ю­ще­го имма­нент­ной диа­ло­гич­но­стью [Дус­ка­е­ва 2018: 33].

Несмот­ря на зна­чи­мость рефлек­си­вов для изу­че­ния инди­ви­ду­аль­но­го и обще­ствен­но­го язы­ко­во­го созна­ния, ана­ли­за тен­ден­ций, харак­те­ри­зу­ю­щих куль­ту­ру и мораль опре­де­лен­ной эпо­хи, их функ­ци­о­ни­ро­ва­ние в жур­на­лист­ском тек­сте изу­че­но недо­ста­точ­но. Ред­кое исклю­че­ние пред­став­ля­ет собой ста­тья Н. П. Пер­фи­лье­вой, в кото­рой отме­ча­ет­ся рефлек­сив­ная актив­ность спор­тив­ных жур­на­ли­стов. По утвер­жде­нию авто­ра, работ­ни­ки спор­тив­ных СМИ име­ют дело с пре­дель­но эмо­ци­о­наль­ной ауди­то­ри­ей и долж­ны «под дав­ле­ни­ем фак­то­ра адре­са­та регу­ляр­но осу­ществ­лять мета­язы­ко­вую дея­тель­ность и выра­жать ее в умест­ном, ком­му­ни­ка­тив­но целе­со­об­раз­ном выбо­ре язы­ко­вых средств и их ком­мен­ти­ро­ва­нии с помо­щью мета­тек­ста» [Пер­фи­лье­ва 2011: 100]. На наш взгляд, чита­те­ли, слу­ша­те­ли и зри­те­ли спор­тив­ных изда­ний, радио- и теле­про­грамм не обла­да­ют спе­ци­фи­кой вос­при­я­тия жур­на­лист­ско­го тек­ста: живую реак­цию, как пози­тив­ную, так и нега­тив­ную, могут вызы­вать пуб­ли­ка­ции на поли­ти­че­ские, эко­но­ми­че­ские, куль­тур­ные и иные темы. Мы склон­ны вслед за Л. Р. Дус­ка­е­вой отне­сти повы­шен­ный уро­вень диа­ло­гич­но­сти к чис­лу уни­вер­са­лий меди­а­тек­ста [Дус­ка­е­ва 2010: 26]. Отсю­да сле­ду­ет и высо­кая актив­ность рефлек­си­вов, при­ме­ня­е­мых жур­на­ли­ста­ми в каче­стве средств не толь­ко само­ана­ли­за, но и акти­ви­за­ции адресата.

Мето­ди­ка иссле­до­ва­ния. С целью про­вер­ки выска­зан­ных пред­по­ло­же­ний и моде­ли­ро­ва­ния систе­мы функ­ци­о­ни­ро­ва­ния мета­мар­ке­ров линг­во­э­ти­че­ской рефлек­сии в текстах СМИ было про­ве­де­но иссле­до­ва­ние жур­на­ла «Ого­нек» от нача­ла изда­ния до насто­я­ще­го вре­ме­ни. Рас­смат­ри­ва­лись выпус­ки 1916, 1940, 1952, 1959, 1965 гг., а так­же элек­трон­ный архив изда­ния за 1996 — август 2019 гг. Отби­ра­лись и систе­ма­ти­зи­ро­ва­лись мик­ро­кон­тек­сты, вклю­ча­ю­щие в себя фор­му «про­сти­те» и кон­струк­цию «про­шу про­ще­ния». Сре­ди них были выде­ле­ны рефлек­си­вы, содер­жа­щие сти­ли­сти­че­скую и эти­че­скую оцен­ку соб­ствен­ной речи (о един­стве эти­че­ской и сти­ли­сти­че­ской оцен­ки выска­зы­ва­ния гово­рит, в част­но­сти, В. И. Шахов­ский [Шахов­ский 2016: 174–190]). Эти фор­му­лы содер­жат изви­не­ние за эле­мент выска­зы­ва­ния, не соот­вет­ству­ю­щий, по мне­нию авто­ра тек­ста, лите­ра­тур­ной или эти­че­ской нор­ме, но тем не менее им использованный.

Ана­лиз мате­ри­а­ла. Изу­че­ние эмпи­ри­че­ско­го мате­ри­а­ла поз­во­ли­ло уста­но­вить, что линг­во­э­ти­че­ская рефлек­сия неха­рак­тер­на для жур­на­лист­ских тек­стов «Огонь­ка» доре­во­лю­ци­он­но­го и совет­ско­го пери­о­дов. Эти­кет­ные фор­му­лы изви­не­ния встре­ча­ют­ся исклю­чи­тель­но в речи пер­со­на­жей худо­же­ствен­ных про­из­ве­де­ний, опуб­ли­ко­ван­ных в жур­на­ле. Так, в рас­ска­зе «Роди­тель­ская любовь», напе­ча­тан­ном в 1940 г., один из геро­ев обра­ща­ет­ся к собе­сед­ни­ку со сло­ва­ми: «Про­сти­те, но вы … вы сооб­ра­жа­е­те, что вы гово­ри­те? Ваш сын хули­га­нит, а нака­зы­вать надо дру­го­го?!» (1940. № 24. С. 18). В дан­ном слу­чае зву­чит изви­не­ние за излиш­нюю пря­мо­ту и неко­то­рую сти­ли­сти­че­скую сниженность.

Вто­рой при­мер содер­жит­ся в «Огонь­ке» 1959 г., где герой рас­ска­за «Ася», немо­ло­дой про­фес­сор, вос­кли­ца­ет: «…Вы долж­ны ехать и про­би­вать­ся. Ина­че вы оби­ди­те меня смерт­но. Да, запом­ни­те это! Мне жаль рас­ста­вать­ся с вами, но вас ждут люди. О! Про­сти­те, если ста­рик гово­рит высо­ко­пар­но» (1959. № 11. С. 14). Здесь гово­ря­щий счи­та­ет необ­хо­ди­мым изви­нить­ся за, воз­мож­но, избы­точ­ный с точ­ки зре­ния моло­дой слу­ша­тель­ни­цы пафос.

Ред­кие слу­чаи не пря­мой, автор­ской, а отра­жен­ной, при­пи­сан­ной пер­со­на­жу линг­во­э­ти­че­ской рефлек­сии весь­ма пока­за­тель­ны. Они соот­вет­ству­ют двум век­то­рам, кото­рые в даль­ней­шем обна­ру­жат­ся в речи жур­на­ли­стов, в совет­ский пери­од выска­зы­вав­ших­ся уве­рен­но и не демон­стри­ро­вав­ших коле­ба­ний в выбо­ре сло­ва. В пост­со­вет­ский пери­од обра­ще­ние пуб­ли­ци­ста к чита­те­лю будет содер­жать изви­не­ние или за гру­бость, или за без­вкус­ную патетику.

Акти­ви­за­ция рече­во­го жан­ра изви­не­ния за ска­зан­ное про­изо­шла на стра­ни­цах «Огонь­ка» в 1990‑х годах, став отра­же­ни­ем ряда куль­тур­ных и соци­аль­но-пси­хо­ло­ги­че­ских про­цес­сов. Отсут­ствие цен­зу­ры и общая уста­нов­ка на рече­вую рас­ко­ван­ность, харак­тер­ная для ран­не­го пост­со­вет­ско­го пери­о­да [Косто­ма­ров 1994: 33], про­во­ци­ро­ва­ли исполь­зо­ва­ние в каче­стве экс­прес­си­вов жар­гон­ных, гру­бых, потен­ци­аль­но оскор­би­тель­ных слов и выра­же­ний. В то же вре­мя рус­ская и совет­ская куль­тур­ная тра­ди­ция про­дол­жа­ла под­дер­жи­вать автор­скую склон­ность к само­цен­зу­ре или, как мини­мум, при­зна­нию «рече­вой вины», когда сло­во­упо­треб­ле­ние (вуль­гар­ное, жар­гон­ное и т. п.) выхо­дит за рам­ки линг­во­э­ти­че­ской нор­мы [Бес­са­ра­бо­ва 2011: 54–63, 55–63]. В подоб­ных ситу­а­ци­ях пуб­ли­цист зара­нее изви­ня­ет­ся перед теми, кого его сло­ва могут задеть: «Это было, про­шу про­ще­ния, черт зна­ет что такое! Без пон­тов, но так класс­но!» (1998. № 20. С. 7).

Таб­ли­цаКоли­че­ствен­ный ана­лиз исполь­зо­ва­ния рефлек­си­вов
«про­сти­те» и «про­шу про­ще­ния» по годам

1996120085
1997420091
1998720103
1999620111
2000420123
2001320134
2002720144
2003620151
2004120162
2005520173
2006520181
2007620192

Неболь­шое коли­че­ство вхож­де­ний и отсут­ствие ана­ли­за исполь­зо­ва­ния сино­ни­мич­ных кон­струк­ций не дает воз­мож­но­сти сде­лать окон­ча­тель­ные выво­ды. Тем не менее инте­рес­но обра­тить вни­ма­ние на сни­же­ние частот­но­сти линг­во­э­ти­че­ских рефлек­си­вов в 2010‑х годах по срав­не­нию с кон­цом 1990‑х — нача­лом 2000‑х (табл.). Это слу­жит кос­вен­ным под­твер­жде­ни­ем неод­но­крат­но выска­зы­вав­шей­ся как линг­ви­ста­ми, так и пред­ста­ви­те­ля­ми обще­ствен­но­сти мыс­ли о посте­пен­ном изме­не­нии язы­ко­во­го вку­са рос­сий­ско­го обще­ства, раз­мы­ва­нии кри­те­ри­ев хоро­шей речи на фоне общей дис­гар­мо­ни­за­ции пуб­лич­но­го вер­баль­но­го обще­ния, рас­ши­ре­нии гра­ниц допу­сти­мо­го с точ­ки зре­ния рядо­во­го носи­те­ля рус­ско­го язы­ка [Ско­во­род­ни­ков 2013: 194–222; Чер­ны­шо­ва 2018: 86, 97; Шахов­ский 2016: 175–176].

В ходе иссле­до­ва­ния была выпол­не­на клас­си­фи­ка­ция мета­тек­сто­вых опе­ра­то­ров, встре­ча­ю­щих­ся в пуб­ли­ка­ци­ях «Огонь­ка», на осно­ва­нии несколь­ких критериев.

По рас­по­ло­же­нию в тек­сте рефлек­си­вы делят­ся на используемые:

  • в автор­ском моно­ло­ге жур­на­ли­ста: «Ведь кра­со­та, она, про­сти­те, как зара­за. Тоже раз­мно­жа­ет­ся. И пото­му мы обре­че­ны. Мы будем жить и кра­си­во, и уют­но» (2003. № 17. С. 43);
  • в вопро­се интер­вью­е­ра: «Ваш недав­ний посту­пок — появ­ле­ние в каче­стве теле­ве­ду­ще­го — выгля­дит стран­но. Зачем? В бале­те вы пре­мьер, штуч­ный экзем­пляр, а во “Взгля­де”, про­сти­те, кор­де­ба­лет» (2001. № 24. С. 16);
  • в отве­те интер­вью­и­ру­е­мо­го: «То, что мы сде­ла­ли с доку­мен­та­ли­сти­кой в Рос­сии, — почти ката­стро­фа, по-мое­му. Про­сти­те за рез­кость» (режис­сер Вик­тор Коса­ков­ский — о сво­ем филь­ме «Аква­рель» и про­бле­мах доку­мен­таль­но­го кино) (2018. № 41. С. 34) — или в репли­ке экс­пер­та: «Страш­но утра­тить какую-то инфор­ма­цию, не доне­сти ее до потом­ков, про­сти­те за пафос, — гово­рит Оль­га Гала­ни­че­ва, — осо­бен­но когда мы не зна­ем отве­тов на мно­гие вопро­сы» (2019. № 7. С. 28);
  • в откры­том пись­ме, обра­щен­ном к кон­крет­но­му лицу или орга­ни­за­ции: «С юби­ле­ем, Ваше Свя­тей­ше­ство. Знаю, что мои писа­ния Вас уже не раз огор­ча­ли. Про­шу про­ще­ния за их рез­кий тон, в раз­го­во­ре с Мате­рью Цер­ко­вью рис­ко­ван­ный» (2000. № 21. С. 9).

По сте­пе­ни слож­но­сти рефлек­си­вы под­раз­де­ля­ют­ся на про­стые и аналитические.

Про­стые содер­жат толь­ко изви­не­ние, без ком­мен­та­ри­ев и пояс­не­ний: «Бога­тые и бед­ные, умные и глу­пые, тол­стые и худые, мы по-раз­но­му живем и пита­ем­ся, но все мы, про­сти­те, ходим в туа­лет» (1997. № 39. С. 9). Автор в подоб­ных слу­ча­ях рас­счи­ты­ва­ет на эти­че­ские прин­ци­пы и язы­ко­вой вкус ауди­то­рии, пред­по­ла­га­е­мые по умол­ча­нию (так, в при­лич­ном обще­стве не при­ня­то пуб­лич­но гово­рить о есте­ствен­ных отправ­ле­ни­ях и обо всем, что отно­сит­ся к дан­ной сфе­ре, поэто­му за упо­ми­на­ние о туа­ле­те сле­ду­ет извиниться).

Ана­ли­ти­че­ские рефлек­си­вы содер­жат пря­мое обо­зна­че­ние «вида рече­вой вины» («гру­бость», «пош­лость», «баналь­ность» и т. п.) и ино­гда допол­ни­тель­ные автор­ские ком­мен­та­рии: «А ста­ло быть, моск­ви­чи и, про­сти­те за пафос, гости сто­ли­цы, теперь каж­дое лето будут лице­зреть на ули­цах целые пле­я­ды звезд как рос­сий­ско­го, так и миро­во­го кине­ма­то­гра­фа (1999. № 22. С. 3); «В вашей жиз­ни очень дол­го ниче­го не пред­ве­ща­ло ни совре­мен­но­го искус­ства, ни ген­дер­ных (про­сти­те за непри­лич­но зву­ча­щее сло­во) про­блем» (2002. № 9. С. 15); «Вся эта пла­стин­ка собач­ни­ков, про­сти­те за тав­то­ло­гию, чушь соба­чья. И вос­пи­тан­ный стаф­форд может поку­сать, как вися­щее на стене ружье — выстре­лить» (2002. № 33. С. 16); «…тогда Пеле­вин писал “Generation П” или “Свя­щен­ную кни­гу обо­рот­ня”, он имел дело с веща­ми опре­де­ля­ю­щи­ми и, про­сти­те за нео­ло­гизм, вре­мяоб­ра­зу­ю­щи­ми» (2007. № 26. С. 14); «Исто­рия СССР и Аме­ри­ки — в самом деле исто­рия “близ­не­цов”, про­сти­те за неволь­ный калам­бур. Как извест­но, 11 сен­тяб­ря вто­рая баш­ня рух­ну­ла через сорок минут после пер­вой» (2007. № 40. С. 7).

По пред­ме­ту рефлек­сии раз­ли­ча­ют­ся выска­зы­ва­ния, в кото­рых автор про­сит прощения:

  • за небла­го­при­стой­ность, вуль­гар­ность, жар­гон: «Через корот­кое вре­мя мы полу­ча­ем госу­дар­ство, подоб­ное Афга­ни­ста­ну. Такой свое­об­раз­ный «гадюш­ник» (про­шу про­ще­ния за лек­си­ку), снаб­жа­ю­щий весь мир деше­вым геро­и­ном и хоро­шо под­го­тов­лен­ны­ми банд­груп­па­ми» (2002. № 49. С. 4); «За что про­стил Хри­стос жен­щи­ну, взя­тую в пре­лю­бо­де­я­нии? За то, что она “воз­лю­би­ла мно­го”. Ага! Это зна­чит, что она всем “дава­ла” (про­сти­те) по люб­ви…» (2009. № 9. С. 10);
  • нега­тив­ную оцен­ку како­го-либо явле­ния и допу­щен­ные при этом кате­го­рич­ность и рез­кий тон: «Ничто не забы­то… ни один из дра­го­цен­ных эпи­зо­дов, бес­хо­зяй­ствен­но раз­бро­сан­ных по — про­сти­те — бро­со­вым кино­лен­там…» (1997. № 9. С. 7); «Стра­на, пре­тен­ду­ю­щая на модер­ни­за­цию, с закре­по­щен­ным жильем насе­ле­ни­ем — это, про­сти­те, нон­сенс» (2013. № 3. С. 12);
  • пафос, высо­ко­пар­ность, баналь­ность: «И вот он — момент исти­ны (про­сти­те за выра­же­ние). Кто врет? Про­ку­рор или адво­кат? Под­су­ди­мый или судья?» (2005. № 23. С. 12); «Чем шире кру­го­зор, тем боль­ше веро­ят­но­сти, что удаст­ся осу­ще­ствить то, что в про­ек­те назва­но, про­сти­те за выра­же­ние, “фор­ми­ро­ва­ни­ем искрен­ней люб­ви к Оте­че­ству”» (2014. № 26. С. 38);
  • калам­бур: «Ред­ко, но быва­ет, что…театр ютит­ся в “таба­кер­ке” (про­сти­те за калам­бур, но сту­дия Таба­ко­ва — луч­ший тому при­мер), но все рав­но твор­че­ство там фон­та­ни­ру­ет, пуб­ли­ка ломит­ся» (1999. № 38. С. 8); «Вооб­ще, по мне­нию экс­пер­тов, из-за кос­ми­че­ской (про­сти­те за калам­бур) сто­и­мо­сти орби­ты во всем мире сей­час все чаще стро­ят спут­ни­ки двой­но­го назна­че­ния…» (2017. № 38. С. 26);
  • тав­то­ло­гию: «И вот тут мы вспом­ни­ли про память стра­ха. И поня­ли, что нам это страш­но инте­рес­но, про­сти­те за тав­то­ло­гию» (2006. № 3. С. 16); «С необ­хо­ди­мо­стью сно­са “пона­стро­ен­но­го тут” согла­ша­ют­ся чинов­ни­ки, еще недав­но, про­сти­те за тав­то­ло­гию, сами согла­со­вы­вав­шие подоб­ные реше­ния» (2010. № 46. С. 14);
  • ого­вор­ку, неточ­ное сло­во: «Что же там, в этом законе тако­го, что даже “яблоч­ни­ков” вверг­ло в состо­я­ние бури­да­но­во-осли­но­го оту­пе­ния и лег­кой про­сра… про­сти­те, про­стра­ции?» (1998. № 18. С. 5); «Смех в том, что этих круп­ных кази­но, то есть, про­сти­те, куль­тур­но-раз­вле­ка­тель­ных ком­плек­сов, в обла­сти все­го два» (2007. № 32. С. 6).

В послед­них двух при­ме­рах автор, вне вся­ко­го сомне­ния, наме­рен­но «ого­ва­ри­ва­ет­ся» или «про­го­ва­ри­ва­ет­ся». Жур­наль­ная пуб­ли­ка­ция не содер­жит спон­тан­ных выска­зы­ва­ний, и при жела­нии так назы­ва­е­мые «ошиб­ки» мож­но было бы устра­нить — в дей­стви­тель­но­сти же они слу­жат сред­ством иро­нии и сар­каз­ма: пуб­ли­цист наме­ка­ет на воз­мож­ные цен­зур­ные труд­но­сти при обо­зна­че­нии нега­тив­ных соци­аль­ных явле­ний. Оттолк­нув­шись от мик­ро­кон­тек­стов тако­го типа, мы клас­си­фи­ци­ро­ва­ли рефлек­си­вы по праг­ма­ти­че­ской уста­нов­ке, раз­де­лив их на сред­ства потен­ци­аль­ной гар­мо­ни­за­ции обще­ния с ауди­то­ри­ей, с одной сто­ро­ны, и сред­ства иро­ни­за­ции сти­ля — с другой.

При­ме­няя к тек­стам СМИ пред­ло­жен­ное Т. В. Чер­ны­шо­вой поня­тие «кон­струк­тив­но­го (гар­мо­ни­зи­ру­ю­ще­го) диа­ло­га с чита­те­лем» [Чер­ны­шо­ва 2018: 88], мы счи­та­ем необ­хо­ди­мым выявить кон­крет­ные так­ти­ки, дела­ю­щие воз­мож­ным такой тип пуб­лич­ной ком­му­ни­ка­ции. К их чис­лу при­над­ле­жат гар­мо­ни­зи­ру­ю­щие рефлек­си­вы, кото­рые отра­жа­ют автор­скую уста­нов­ку на веж­ли­вое обще­ние, сня­тие рече­вой агрес­сии и демон­стра­цию ува­же­ния к адре­са­ту, а так­же отдель­ным людям и пред­ста­ви­те­лям тех или иных соци­аль­ных групп: «А вто­рая беда, что эти ско­ты (про­сти­те, но это самое мяг­кое, как я могу их назвать) чув­ству­ют себя без­на­ка­зан­ны­ми» (2008. № 8. С. 35); «Увы, и выда­ю­ще­му­ся Лимо­но­ву, и не менее выда­ю­ще­му­ся Хол­мо­го­ро­ву в ско­ром вре­ме­ни потре­бу­ет­ся пен­сия. А затем, про­шу про­ще­ния, очень может быть, и место в боль­ни­це. А в кон­це кон­цов, еще раз про­шу про­ще­ния, два квад­рат­ных мет­ра на клад­би­ще» (2010. № 42. С. 21); «…вра­чеб­ное сооб­ще­ство …при­ста­ви­ло всем нож к гор­лу и при­ну­ди­ло пла­тить налом. Про­шу про­ще­ния за рез­кость у кол­лег по пер­вой про­фес­сии, но труд­но отри­цать оче­вид­ное» (2003. № 23. С. 4). Подоб­ное рече­вое пове­де­ние авто­ров жур­наль­ных пуб­ли­ка­ций сле­ду­ет при­знать линг­во­эко­ло­гич­ным. По спра­вед­ли­во­му заме­ча­нию С. А. Акту­га­но­вой, «эко­ло­гич­ная ком­му­ни­ка­ция реа­ли­зу­ет­ся при соблю­де­нии пра­виль­ной тональ­но­сти обще­ния, норм эти­ки, рече­во­го эти­ке­та, стрем­ле­нии участ­ни­ков интерак­ции к ком­му­ни­ка­тив­но­му успе­ху, веж­ли­во­сти, вза­и­мо­по­ни­ма­нию» [Акту­га­но­ва 2019: 28]. Исполь­зо­ва­ние само­кри­тич­ных мета­тек­сто­вых опе­ра­то­ров отно­сит­ся к чис­лу эффек­тив­ных при­е­мов обес­пе­че­ния доб­ро­же­ла­тель­ной ком­му­ни­ка­ции и соци­аль­но­го миро­лю­бия в целом.

Иро­ни­зи­ру­ю­щие рефлек­си­вы пред­став­ля­ют собой псев­до­из­ви­не­ние, зву­чат сар­ка­сти­че­ски и ста­но­вят­ся, одной из форм рече­вой агрес­сии: «Дела шли хоро­шо, раз­но­го рода биз­нес про­цве­тал, соот­вет­ствен­но, про­цве­та­ли, про­сти­те за ненор­ма­тив­ное зву­ко­со­че­та­ние, биз­не­сме­ны» (2000. № 19. С. 18). Автор цити­ру­е­мой пуб­ли­ка­ции — писа­тель Юз Алеш­ков­ский — исполь­зу­ет фор­му изви­не­ния для того, что­бы выра­зить скеп­ти­че­ское отно­ше­ние к ран­не­му пост­со­вет­ско­му «биз­не­су», а воз­мож­но, и к мод­но­му заим­ство­ван­но­му сло­ву. В дру­гом номе­ре «Огонь­ка» опуб­ли­ко­ва­но пись­мо чита­те­ля, зада­ю­ще­го рито­ри­че­ские вопро­сы: «Не пред­став­ляю, что еще мож­но доба­вить к тако­му цель­но­му явле­нию, как “Иро­ния судь­бы”?! Раз­ве что испор­тить. Или лав­ры “Позо­ров”, про­сти­те, “Дозо­ров” спать не дают?» (2006. № 45. С. 9). Мни­мая ого­вор­ка дает пишу­ще­му воз­мож­ность под­черк­нуть и семан­ти­зи­ро­вать созву­чие слов дозор и позор и сиг­на­ли­зи­ро­вать таким спо­со­бом о крайне нега­тив­ном отно­ше­нии к попу­ляр­ным филь­мам «Ноч­ной дозор» и «Днев­ной дозор».

Выво­ды. Про­ве­ден­ное иссле­до­ва­ние поз­во­ля­ет сде­лать ряд выво­дов, каса­ю­щих­ся совре­мен­ной меди­а­ком­му­ни­ка­ции. Одной из точек отсче­та язы­ко­вой рефлек­сии жур­на­ли­ста явля­ет­ся систе­ма при­ня­тых в дан­ном обще­стве в опре­де­лен­ный исто­ри­че­ский пери­од пра­вил — линг­во­э­ти­че­ская нор­ма. Посколь­ку весь ком­плекс таких пра­вил нико­гда не был пол­но и одно­знач­но сфор­му­ли­ро­ван, пуб­ли­цист в сво­их рефлек­сив­ных выска­зы­ва­ни­ях опи­ра­ет­ся на соб­ствен­ную инту­и­цию и гипо­те­ти­че­ский образ адре­са­та. Мож­но пред­по­ло­жить, что суще­ству­ет кор­ре­ля­ция меж­ду точ­но­стью это­го обра­за и эффек­тив­но­стью медиатекста.

Уста­нов­ле­но так­же, что при­зна­ние «рече­вой вины» есть мно­го­функ­ци­о­наль­ный ком­му­ни­ка­тив­ный ход. С одной сто­ро­ны, искрен­нее изви­не­ние за нару­ше­ние нор­мы слу­жит гар­мо­ни­зи­ру­ю­щим ком­му­ни­ка­тив­ным при­е­мом, с дру­гой — псев­до­по­ка­я­ние исполь­зу­ет­ся жур­на­ли­стом как одна из форм рече­вой агрес­сии. При этом и искрен­нее, и сар­ка­сти­че­ское изви­не­ние явля­ют­ся сред­ства­ми диа­ло­ги­за­ции меди­а­тек­ста. Вне зави­си­мо­сти от праг­ма­ти­че­ской направ­лен­но­сти регу­ляр­но при­ме­ня­е­мый при­ем изви­не­ния за ска­зан­ное спо­соб­ству­ет созда­нию осо­бой ком­му­ни­ка­тив­ной атмо­сфе­ры: сло­ва жур­на­ли­ста не пре­тен­ду­ют ни на содер­жа­тель­ную истин­ность, ни на фор­маль­ную без­упреч­ность. Текст открыт для ана­ли­за, кри­ти­ки, что порож­да­ет и под­дер­жи­ва­ет прин­ци­пи­аль­ную диа­ло­гич­ность совре­мен­но­го медий­но­го про­стран­ства. С этой точ­ки зре­ния даль­ней­шее изу­че­ние средств и при­е­мов линг­во­э­ти­че­ской рефлек­сии в СМИ пред­став­ля­ет зна­чи­тель­ный инте­рес для медиалингвистики.

Ста­тья посту­пи­ла в редак­цию 24 фев­ра­ля 2020 г.;
реко­мен­до­ва­на в печать 18 апре­ля 2020 г.

© Санкт-Петер­бург­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, 2020

Received: February 24, 2020
Accepted: April 18, 2020