Пятница, 8 ноябряИнститут «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций» СПбГУ
Shadow

Критика медиаречи в «Литературном Иркутске» эпохи перестройки: субъекты, направления, способы введения в публикации

В мар­те 1988 г. газе­та «Лите­ра­тур­ный Иркутск» (далее — ЛИ) Иркут­ской писа­тель­ской орга­ни­за­ции пере­рос­ла в духов­но-про­све­ти­тель­ский аль­ма­нах [Роман­цо­ва 2019: 181–182]. Редак­ци­он­ная поли­ти­ка ЛИ это­го вре­ме­ни была во мно­гом сход­на с кур­сом жур­на­ла «Наш совре­мен­ник» кон­ца 1980‑х годов: Пуб­ли­ци­сти­ка вытес­ни­ла <…> про­зу <…> рез­ко выде­лил­ся сре­ди дру­гих рав­но­ду­ши­ем к сен­са­ци­ям <…> У него мно­го дру­гой труд­ной рабо­ты, осо­бен­но той, что свя­за­на с рас­чи­ще­ни­ем поч­вы от зава­лов идео­ло­ги­че­ско­го и эко­но­ми­че­ско­го харак­те­ра, нако­пив­ших­ся в 70‑е — нача­ле 80‑х годов [Тен­дит­ник 1988: 13]. Труд­ная рабо­та ЛИ, поми­мо про­че­го, была свя­за­на с кри­ти­кой оте­че­ствен­ных медиа 1980‑х годов как изме­нив­ше­го­ся рече­во­го транслятора.

Исто­рия вопро­са. Соглас­но иссле­до­ва­ни­ям Л. Р. Дус­ка­е­вой, кри­ти­че­ский ана­лиз функ­ци­о­наль­но-нор­ма­тив­ных состав­ля­ю­щих язы­ка печа­ти раз­ви­вал­ся с сере­ди­ны про­шло­го века (К. И. Былин­ский, А. В. Абра­мо­вич, Э. А. Лаза­ре­вич, А. Э. Миль­чин, М. П. Сен­ке­вич, Д. Э. Розен­таль), инте­рес к рече­во­му пове­де­нию медиа­про­фес­си­о­на­ла акти­ви­зи­ро­вал­ся в 1990‑е годы (Л. М. Май­да­но­ва), типо­ло­гия пра­во­вых про­ступ­ков, рече­вых пре­ступ­ле­ний, ком­му­ни­ка­тив­ных неудач раз­ра­ба­ты­ва­лась с нача­ла 2000‑х годов (Ю. А. Бель­чи­ков, М. В. Гор­ба­нев­ский, И. В. Жар­ков, Н. Д. Бес­са­ра­бо­ва) [Дус­ка­е­ва 2018: 51]. В послед­ние годы кри­ти­ка медиа­ре­чи — «всех раз­но­вид­но­стей рус­ской речи, кото­рые суще­ству­ют в рече­вой прак­ти­ке СМИ» [Конь­ков 2016: 107] — вновь обра­ти­ла на себя вни­ма­ние иссле­до­ва­те­лей как тра­ди­ци­он­ная и само­сто­я­тель­ная ветвь медиа­линг­ви­сти­ки [Дус­ка­е­ва 2018: 51; Tsvetova 2019: 311].

Посто­ян­но уточ­ня­ет­ся поня­тий­но-тер­ми­но­ло­ги­че­ский аппа­рат кри­ти­ки медиа­ре­чи, вос­со­зда­ет­ся исто­рия ста­нов­ле­ния и раз­ви­тия этой ана­ли­ти­че­ской вет­ви медиа­линг­ви­сти­ки, харак­те­ри­зу­ет­ся ее прак­сио­ло­ги­че­ская база [Дус­ка­е­ва 2018: 51], раз­ра­ба­ты­ва­ет­ся вопрос о тео­ре­ти­че­ских и при­клад­ных дис­ци­пли­нах и мето­ди­ках [Tsvetova 2019: 311–313]. Пока не опре­де­ле­ны и не опи­са­ны цен­ност­ные кри­те­рии рече­вой медий­ной прак­ти­ки, объ­ем тео­ре­ти­че­ских и прак­ти­че­ских задач, типо­ло­гия авто­ров кри­ти­ки медиа­ре­чи. (Поня­тия «кри­тик медиа­ре­чи», «субъ­ект кри­ти­ки медиа­ре­чи», «автор кри­ти­ки медиа­ре­чи», «ана­ли­тик медиа­ре­чи» исполь­зу­ют­ся в ста­тье как синонимичные.)

Одна­ко, несмот­ря на то что иссле­до­ва­те­ли пред­мет­но не зани­ма­лись изу­че­ни­ем груп­по­во­го соста­ва кри­ти­ков медиа­ре­чи, опыт клас­си­фи­ка­ции субъ­ек­тов медиа­кри­ти­ки — кри­ти­ки средств мас­со­вой инфор­ма­ции, где «основ­ным мате­ри­а­лом для ана­ли­за, интер­пре­та­ции и оцен­ки явля­ют­ся опуб­ли­ко­ван­ные медий­ные про­из­ве­де­ния» [Коро­чен­ский 2010: 205] — суще­ству­ет. Этот опыт [Коро­чен­ский 2010: 207], без сомне­ния, необ­хо­ди­мо учесть в субъ­ект­но-груп­по­вом и аспект­ном ана­ли­зе пуб­ли­ка­ций, посвя­щен­ных кри­ти­ке медиа­ре­чи. Кро­ме того, даны отдель­ные харак­те­ри­сти­ки авто­ров медиа­кри­ти­ки [Бей­нен­сон 2014: 420], веро­ят­нее все­го, реле­вант­ные и для кри­ти­ков медиаречи.

Таким обра­зом, резуль­та­ты совре­мен­ных иссле­до­ва­ний груп­по­во­го соста­ва медиа­кри­ти­ков пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным исполь­зо­вать при рабо­те над акту­аль­ной клас­си­фи­ка­ци­ей ана­ли­ти­ков медиа­ре­чи. В свою оче­редь, акту­аль­ную типо­ло­гию ана­ли­ти­ков медиа­ре­чи вполне допу­сти­мо при­ме­нять, рабо­тая не толь­ко с «новы­ми», но и со «ста­ры­ми» медиа (напри­мер, ЛИ). Подоб­ная экс­тра­по­ля­ция при­ем­ле­ма, посколь­ку ана­лиз рече­во­го пове­де­ния авто­ров прес­сы — явле­ние, тра­ди­ци­он­ное для оте­че­ствен­ной науч­ной и обще­ствен­ной мыс­ли. Кро­ме того, в этом ана­ли­зе доволь­но устой­чи­вым оста­ет­ся отно­ше­ние кри­ти­ки к «наци­о­наль­но детер­ми­ни­ро­ван­ным прин­ци­пам, кон­вен­ци­ям, стра­те­ги­ям и пра­ви­лам обще­ния» [Цве­то­ва 2012: 23]. Вме­сте с тем ана­ли­тик язы­ка СМИ, одно­вре­мен­но про­из­во­ди­тель и субъ­ект речи, чело­век соци­аль­ный и част­ный (Г. Солга­ник), все­гда про­ду­ци­ру­ет соци­аль­но акцен­ти­ро­ван­ный текст — текст о СМИ. Нако­нец, кри­тик, неза­ви­си­мо от тем­по­раль­ных харак­те­ри­стик сво­е­го суще­ство­ва­ния, выра­жа­ет отно­ше­ние к рече­во­му явле­нию с точ­ки зре­ния акту­аль­ных нор­ма­ти­вов, одно­вре­мен­но моде­ли­руя язы­ко­вой вкус адресата.

Поста­нов­ка про­бле­мы. Пред­став­ля­ет­ся, что раз­ви­тие науч­ных обла­стей медиа­линг­ви­сти­ки, свя­зан­ных с опи­са­ни­ем нор­ма­тив­ных форм рече­вой дея­тель­но­сти, эффек­тив­ных пра­вил рече­во­го пове­де­ния участ­ни­ков меди­а­ком­му­ни­ка­ции, может быть более успеш­ным и объ­ек­тив­ным с уче­том резуль­та­тов иссле­до­ва­ния реги­о­наль­ных СМИ не толь­ко как про­из­во­ди­те­лей, но и как кри­ти­ков медий­ной речи.

Цель ста­тьи — пред­ста­вить кри­ти­ку медиа­ре­чи на стра­ни­цах ЛИ (газет­ную кри­ти­ку язы­ка пере­стро­еч­ных СМИ: прес­сы, радио, теле­ви­де­ния) в груп­по­вом и аспект­ном ракур­сах. Задачи:

— опре­де­лить груп­пы субъ­ек­тов кри­ти­ки медиа­ре­чи ЛИ в соот­не­се­нии с груп­па­ми субъ­ек­тов медиакритики;

— опи­сать оце­ноч­но-ана­ли­ти­че­ский арсе­нал субъ­ек­тов кри­ти­ки медиа­ре­чи ЛИ кон­ца 1980‑х — нача­ла 1990‑х годов, направ­лен­ный на ком­му­ни­ка­тив­но-рито­ри­че­ские, сти­ли­сти­че­ские, фор­маль­но-содер­жа­тель­ные, пове­ден­че­ско-пра­во­вые аспек­ты медиа­ма­те­ри­а­лов [Васи­лье­ва 2020: 45];

— выявить актив­ные направ­ле­ния кри­ти­ки медиа­ре­чи в ЛИ кон­ца 1980‑х — нача­ла 1990‑х годов;

— опи­сать основ­ные спо­со­бы вклю­че­ния кри­ти­ки медиа­ре­чи в тек­сты ЛИ о СМИ эпо­хи перестройки.

Пред­мет иссле­до­ва­ния — субъ­ек­ты кри­ти­ки медиа­ре­чи кор­по­ра­тив­ной газе­ты кон­ца 1980‑х — нача­ла 1990‑х годов, струк­тур­но-содер­жа­тель­ные осо­бен­но­сти их публикаций.

Объ­ект изу­че­ния — сово­куп­ная рече­вая прак­ти­ка ЛИ: тек­сты два­дца­ти шести номе­ров газе­ты (март 1988 г. — июль 1993 г.), из кото­рых мето­дом сплош­ной выбор­ки ото­бра­но шесть пуб­ли­ка­ций раз­ных жан­ров, вклю­ча­ю­щих кри­ти­ку медиаречи.

Иссле­до­ва­ние источ­ни­ков про­из­ве­де­но с помо­щью мето­дов кри­ти­че­ской линг­ви­сти­ки, выяв­ля­ю­щих при­зна­ки рече­вой агрес­сии, язы­ко­во­го доми­ни­ро­ва­ния; дис­кур­сив­но­го ана­ли­за, учи­ты­ва­ю­ще­го экс­тра­линг­ви­сти­че­ские фак­то­ры: обще­ствен­но-идео­ло­ги­че­ские, духов­но-нрав­ствен­ные, поли­ти­че­ские уста­нов­ки кри­ти­ков и ауди­то­рии кон­ца 1980‑х годов; ком­му­ни­ка­тив­но-линг­ви­сти­че­ско­го ана­ли­за: ком­по­нент­но­го, семан­ти­ко-сти­ли­сти­че­ско­го, лексико-грамматического.

Ана­лиз мате­ри­а­ла. Обра­тим­ся к соста­ву авто­ров медиа­кри­ти­че­ских пуб­ли­ка­ций, опре­де­лен­но­му А. П. Коро­чен­ским. Субъ­ек­тов медиа­кри­ти­ки тео­ре­тик объ­еди­ня­ет в три основ­ные группы:

— «уче­ные… пред­ста­ви­те­ли ака­де­ми­че­ско­го сооб­ще­ства, сов­ме­ща­ю­щие иссле­до­ва­ния с кри­ти­ко-жур­на­лист­ской дея­тель­но­стью в науч­ной, про­фес­си­о­наль­ной и мас­со­вой прес­се» (иссле­до­ва­те­ли мас­со­вых ком­му­ни­ка­ций, социо­ло­ги, пси­хо­ло­ги, искус­ство­ве­ды, киноведы);

— «про­фес­си­о­наль­ные ком­му­ни­ка­то­ры (сотруд­ни­ки медий­ных организаций)»;

— «акти­ви­сты-обще­ствен­ни­ки, зани­ма­ю­щи­е­ся кри­ти­ко-жур­на­лист­ской дея­тель­но­стью в целях воз­дей­ствия на обще­ствен­ное мне­ние и медий­ную прак­ти­ку с пози­ций и от име­ни граж­дан­ско­го обще­ства <…> зача­стую име­ют опыт прак­ти­че­ской рабо­ты в редак­ци­ях и (или) жур­на­лист­ское обра­зо­ва­ние» [Коро­чен­ский 2010: 207–208].

Посколь­ку кри­ти­ка медиа­ре­чи явля­ет­ся состав­ля­ю­щей медиа­кри­ти­ки, на наш взгляд, клас­си­фи­ка­ция А. П. Коро­чен­ско­го состо­я­тель­на и в отно­ше­нии кри­ти­ков медиа­ре­чи. В то же вре­мя пред­ло­жен­ная схе­ма нуж­да­ет­ся в кор­рек­ти­ров­ке. Пред­став­ля­ет­ся необ­хо­ди­мым вклю­чить в клас­си­фи­ка­цию лите­ра­то­ров — про­за­и­ков, поэтов, дра­ма­тур­гов — как само­сто­я­тель­ную груп­пу субъ­ек­тов кри­ти­ки медиа­ре­чи. Объ­ек­том медиа­кри­ти­че­ско­го вни­ма­ния худож­ни­ков сло­ва ста­но­вят­ся идей­но-содер­жа­тель­ные, линг­во­сти­ли­сти­че­ские, рито­ри­че­ские, линг­во­пра­во­вые, худо­же­ствен­но-эсте­ти­че­ские харак­те­ри­сти­ки теле­ви­зи­он­ных, радий­ных, газет­ных, жур­наль­ных мате­ри­а­лов, доку­мен­таль­ных и игро­вых филь­мов. Заин­те­ре­со­ван­ность лите­ра­то­ров в медиа­кри­ти­ке и кри­ти­ке медиа­ре­чи объ­яс­ня­ет­ся, во-пер­вых, пони­ма­ни­ем роли и зна­че­ния СМИ в фор­ми­ро­ва­нии идей­но-эсте­ти­че­ских, мораль­но-нрав­ствен­ных, куль­тур­но-рече­вых нор­ма­ти­вов ауди­то­рии, осо­бен­но в эпо­ху изме­не­ния госу­дар­ствен­но­го строя. Во-вто­рых, тем, что био­гра­фия и про­фес­си­о­наль­ный опыт мно­гих лите­ра­то­ров на раз­ных эта­пах худо­же­ствен­но­го твор­че­ства были свя­за­ны со СМИ: с полу­че­ни­ем жур­на­лист­ско­го обра­зо­ва­ния, кор­ре­спон­дент­ской, редак­тор­ской рабо­той в медиа, декла­ра­ци­ей худо­же­ствен­ных идей на медий­ных кана­лах и про­дви­же­ни­ем лите­ра­тур­ных направ­ле­ний и школ. При­ме­ры уча­стия твор­че­ской эли­ты в ана­ли­ти­ке язы­ка СМИ есть в кор­по­ра­тив­ной прес­се (ЛИ), в прес­се дру­гих фор­ма­тов, в дру­гих подъ­язы­ках (Т. Г. Доб­рос­клон­ская) «ста­рых» и «новых» медиа.

Субъ­ек­ты кри­ти­ки медиа­ре­чи — ака­де­ми­че­ские иссле­до­ва­те­ли, сотруд­ни­ки медиа, лите­ра­то­ры, граж­дан­ские акти­ви­сты — могут быть про­фес­си­о­наль­но свя­за­ны с пуб­лич­ным сло­вом (иметь опыт пуб­лич­но­го обще­ния и пред­став­ле­ние о рито­ри­че­ских ресур­сах убеж­да­ю­щей и воз­дей­ству­ю­щей речи, знать пра­ви­ла струк­ту­ри­ро­ва­ния тек­ста, вла­деть лите­ра­тур­ны­ми нор­ма­ми) или про­фес­си­о­наль­но не свя­за­ны с ним. На этом осно­ва­нии пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным объ­еди­нить три груп­пы субъ­ек­тов в еди­ное сооб­ще­ство, кото­рое, исполь­зуя тер­мин А. П. Коро­чен­ско­го, мож­но назвать «про­фес­си­о­наль­ны­ми ком­му­ни­ка­то­ра­ми»: ака­де­ми­че­ских уче­ных, созда­ю­щих науч­ные тру­ды и медий­ную ана­ли­ти­ку о язы­ке СМИ, даю­щих экс­перт­ные оцен­ки язы­ку медиа в пуб­лич­ной сре­де; сотруд­ни­ков медий­ных орга­ни­за­ций, исполь­зу­ю­щих раз­лич­ные жан­ры, раз­ные пуб­лич­ные пло­щад­ки для акцен­ти­ро­ван­ной или фоно­вой оцен­ки медиа­ре­чи; про­фес­си­о­наль­ных лите­ра­то­ров, пуб­лич­но высту­па­ю­щих на раз­ных медиа­плат­фор­мах с кри­ти­кой речи СМИ. Жест­кой гра­ни­цы меж­ду груп­па­ми субъ­ек­тов внут­ри это­го сооб­ще­ства нет: кри­тик-уче­ный может быть посто­ян­ным авто­ром, веду­щим или участ­ни­ком медиа­про­ек­та, кри­тик — сотруд­ник медиа может иметь уче­ную сте­пень и попу­ля­ри­зи­ро­вать науч­ные дости­же­ния, кри­тик-лите­ра­тор может быть успеш­ным жур­на­ли­стом и пуб­ли­ци­стом. На обо­зна­чен­ном выше осно­ва­нии — про­фес­си­о­наль­ной свя­зи с пуб­лич­ным сло­вом — груп­па обще­ствен­ни­ков, граж­дан­ских акти­ви­стов (авто­ров писем, заме­ток, реплик о язы­ке СМИ) может быть отне­се­на к «непро­фес­си­о­наль­ным ком­му­ни­ка­то­рам». Гра­ни­цы это­го сооб­ще­ства тоже отно­си­тель­но услов­ны: его пред­ста­ви­те­ли в про­шлом мог­ли состо­ять­ся, напри­мер, как журналисты-профессионалы.

Иссле­ду­ем пуб­ли­ка­ции в ЛИ кри­ти­ков медиа­ре­чи четы­рех групп обо­их сооб­ществ: пред­ста­ви­те­лей ака­де­ми­че­ской сфе­ры, сотруд­ни­ков медий­ных орга­ни­за­ций, лите­ра­то­ров, обще­ствен­ных акти­ви­стов. Сра­зу заме­тим, что почти все тек­сты ЛИ, харак­те­ри­зу­ю­щие язык СМИ эпо­хи пере­строй­ки, отме­че­ны теми же мар­ке­ра­ми рече­вой агрес­сии и чрез­мер­но актив­ной рито­ри­ки, про­тив кото­рых высту­па­ли сами кри­ти­ки язы­ка медиа. Веро­ят­но, недру­же­люб­ная рито­ри­ка в отно­ше­нии язы­ко­вой деструк­ции каза­лась авто­рам ЛИ мак­си­маль­но дей­ствен­ной: выбор более мяг­ких оце­ноч­ных фор­мул в усло­ви­ях гло­баль­но­го госу­дар­ствен­но­го и куль­тур­но­го сло­ма мог «всту­пить в кон­фликт с онто­ло­ги­че­ски при­су­щим язы­ку СМИ отри­ца­тель­но-оце­ноч­ным моду­сом, без кото­ро­го они теря­ют соци­аль­ную эффек­тив­ность» [Дус­ка­е­ва 2018: 51].

Пер­вая груп­па субъ­ек­тов пред­став­ле­на пуб­ли­ка­ци­я­ми про­фес­со­ра кафед­ры совет­ской лите­ра­ту­ры Иркут­ско­го госу­дар­ствен­но­го уни­вер­си­те­та Н. С. Тен­дит­ник, воз­глав­ляв­шей сек­цию кри­ти­ки при Иркут­ской писа­тель­ской орга­ни­за­ции, и про­фес­со­ра, заве­ду­ю­ще­го кафед­рой совет­ской лите­ра­ту­ры Ленин­град­ско­го госу­дар­ствен­но­го уни­вер­си­те­та (ЛГУ) Л. Ф. Ершо­ва, участ­ни­ка семи­на­ра лите­ра­тур­ных кри­ти­ков при Ленин­град­ском обко­ме КПСС.

Медиа­кри­ти­ка Н. С. Тен­дит­ник в ЛИ затра­ги­ва­ет речь СМИ, если обсуж­де­ние неязы­ко­вых про­блем тре­бу­ет акцен­та на кон­цеп­ту­аль­но важ­ной лек­си­ке. В про­блем­ной ста­тье «Обно­вят­ся орлу кры­ле его?» Н. С. Тен­дит­ник рас­суж­да­ет о рас­кре­по­щен­но­сти совре­мен­но­го оте­че­ствен­но­го кино, теат­ра, теле­ви­де­ния до сте­пе­ни откро­вен­но­го обна­же­ния интим­ных сто­рон жен­ской судь­бы и под­держ­ке этой опас­ной тен­ден­ции одоб­ри­тель­ны­ми рецен­зи­я­ми уче­ных, оцен­ка­ми поли­ти­ков, мне­ни­я­ми жур­на­ли­стов [Тен­дит­ник 1989: 16]. Про­фес­сор при­во­дит при­ме­ры язы­ко­вых мани­пу­ля­ций, в част­но­сти под­ме­ны цен­ност­ных поня­тий, в попу­ляр­ной иркут­ской прес­се: «Маги­ей вла­сти» назвал смесь поли­ти­че­ско­го кри­ти­кан­ства и гру­бо­го сек­са фило­соф В. Груз­ков в рецен­зии на фильм «ЧП рай­он­но­го мас­шта­ба» («Совет­ская моло­дежь». 8 авгу­ста 1989 г., с. 4). Изощ­рен­ную пор­но­гра­фию филь­ма кан­ди­дат фило­соф­ских наук име­ну­ет «откро­вен­ным инти­мом» [Тен­дит­ник 1989: 16]. Кри­тик не при­ем­лет одоб­ре­ния уче­ным-фило­со­фом того, что по веко­вой наци­о­наль­ной нор­ме, отме­чен­ной высо­ким цело­муд­ри­ем, счи­та­лось запрет­ным: Мож­но толь­ко удив­лять­ся «сво­бо­де» фило­соф­ской мыс­ли, кото­рая оста­ет­ся на сво­ем, нетро­ну­том нрав­ствен­ной оза­бо­чен­но­стью, уровне; при­зы­ва­ет общи­ми уси­ли­я­ми пре­рвать поток мас­сме­дий­ной дез­ори­ен­та­ции, оста­но­вить раз­ру­ши­тель­ную рабо­ту печа­ти, кино, видео, теле­пе­ре­дач [Тен­дит­ник 1989: 16].

Более зна­чи­тель­ный объ­ем кри­ти­ка медиа­ре­чи зани­ма­ет в ста­тье-опро­вер­же­нии док­то­ра фило­ло­ги­че­ских наук Л. Ф. Ершо­ва о кон­фе­рен­ции «Сибирь: ее сего­дня и зав­тра в совре­мен­ной рус­ской лите­ра­ту­ре» (ЛГУ, 9 октяб­ря 1987 г.). Редак­ция ЛИ посчи­та­ла необ­хо­ди­мым пере­пе­ча­тать текст из газе­ты «Ленин­град­ский уни­вер­си­тет» (22 янва­ря 1988 г.), про­де­мон­стри­ро­вав соли­дар­ность с поло­жи­тель­ны­ми откли­ка­ми на кон­фе­рен­цию и автор­ски­ми оцен­ка­ми совре­мен­ной рус­ской лите­ра­ту­ры о Сиби­ри. Счи­та­ем воз­мож­ным вклю­чить ста­тью-опро­вер­же­ние [Ершов 1988: 3] в базу источ­ни­ков наше­го иссле­до­ва­ния, так как пуб­ли­ка­ция дала воз­мож­ность ирку­тя­нам по кон­траст­ным оцен­кам соста­вить пред­став­ле­ние о науч­ном меро­при­я­тии, посвя­щен­ном сибир­ской лите­ра­ту­ре, и орга­нич­но вли­лась в сово­куп­ный текст кор­по­ра­тив­ной газеты.

Л. Ф. Ершов отме­ча­ет ряд рече­вых «зло­упо­треб­ле­ний» в глум­ли­вом «отче­те» писа­те­ля Г. Пет­ро­ва, опуб­ли­ко­ван­ном по пово­ду кон­фе­рен­ции в газе­те «Совет­ская культура»:

— мани­пу­ля­тив­ные рито­ри­че­ские приемы:

а) иска­же­ние цитат: Выхва­тив отдель­ные фра­зы авто­ри­тет­ных ора­то­ров — ака­де­ми­ка Ф. Г. Угло­ва, док­то­ра эко­но­ми­че­ских наук, экс­пер­та ООН по окру­жа­ю­щей сре­де М. Я. Леме­ше­ва, извест­но­го эко­но­ми­ста и пуб­ли­ци­ста М. Ф. Анто­но­ва и др., Г. Пет­ров наме­рен­но откло­нил­ся от раз­го­во­ра по суще­ству [Ершов 1988: 3];

б) тен­ден­ци­оз­ный отбор, под­та­сов­ка фак­тов: про­шел мимо ост­рых лите­ра­тур­но-обще­ствен­ных и соци­аль­но-эко­ло­ги­че­ских про­блем <…> при­ко­вал вни­ма­ние к отдель­ным, свое­об­раз­но истол­ко­ван­ным фак­там; «Не уви­дел» он ни новой фор­мы кон­фе­рен­ции, где наря­ду с науч­ны­ми докла­да­ми зву­ча­ли сти­хи, фоно­грам­мы выступ­ле­ний неко­то­рых извест­ных писа­те­лей, фольк­лор­ный хор, демон­стри­ро­ва­лись слай­ды о Сиби­ри <…> была экс­по­ни­ро­ва­на содер­жа­тель­ная выстав­ка; наме­рен­но обо­шел глав­ное в ее рабо­те, иска­зив смысл и содер­жа­ние фору­ма. Г. Пет­ро­вым пол­но­стью про­игно­ри­ро­ва­на основ­ная часть кон­фе­рен­ции — науч­ные докла­ды [Ершов 1988: 3];

в) дис­кре­ди­та­ция оппо­нен­тов, накле­и­ва­ние ярлы­ков: Если верить Г. Пет­ро­ву <…> участ­ни­ки этой кон­фе­рен­ции — слу­чай­ные, тем­ные, весь­ма сомни­тель­ные люди; При­ме­нить начав­ший уже забы­вать­ся метод накле­и­ва­ния поли­ти­че­ских ярлы­ков вме­сто аргу­мен­тов, наме­кая при этом недву­смыс­лен­но на идео­ло­ги­че­скую небла­го­на­деж­ность оппо­нен­тов [Ершов 1988: 3];

г) так­ти­ка устра­ше­ния (пси­хо­ло­ги­че­ско­го дав­ле­ния): делил­ся сво­и­ми подо­зре­ни­я­ми, пугал ауди­то­рию; Чем-то зло­ве­щим веет от угрю­мой фигу­ры оча­ро­ван­но­го про­ра­бот­чи­ка; Некий кон­тин­гент лиц в зале был заин­те­ре­со­ван в том, что­бы свер­нуть серьез­ную кон­фе­рен­цию в нуж­ном им направ­ле­нии <…> устра­шить тех, кто взду­ма­ет пуб­лич­но обсуж­дать серьез­ные граж­дан­ские про­бле­мы [Ершов 1988: 3];

д) так­ти­ка «свой — чужой»: Сам заго­ло­вок ста­тьи аран­жи­ро­ван так, что­бы вбить клин меж­ду раз­ны­ми кру­га­ми науч­ной и худо­же­ствен­ной интел­ли­ген­ции. Автор вопро­ша­ет: «Так вы про­би­ва­е­тесь к прав­де?» Дескать, есть вы и есть мы. Вы, как пола­га­ет бди­тель­ный автор, весь­ма сомни­тель­ны и дале­ки от исти­ны, а вот мы сто­им у ворот прав­ды [Ершов 1988: 3];

— логи­че­ские несоответствия:

а) без­осно­ва­тель­ность пред­по­ло­же­ний, без­до­ка­за­тель­ность и несо­сто­я­тель­ность выво­дов: В этом же ряду дур­но пах­ну­щий домы­сел отно­си­тель­но при­чи­ны пере­пол­нен­но­сти огром­ной ауди­то­рии Акто­во­го зала, кото­рая, яко­бы, собра­лась в пред­чув­ствии скан­да­ла; ока­зы­ва­ет­ся несо­сто­я­тель­ным утвер­жде­ние авто­ра ста­тьи о несо­от­вет­ствии содер­жа­ния кон­фе­рен­ции объ­яв­лен­ной про­грам­ме; Г. Пет­ров не утруж­да­ет себя дока­за­тель­ства­ми [Ершов 1988: 3];

б) под­ме­на поня­тий, уход от темы: Г. Пет­ров наме­рен­но откло­нил­ся от раз­го­во­ра по суще­ству; В этой тира­де осо­бен­но тро­га­те­лен про­ти­ви­тель­ный союз «а», с помо­щью кое­го досто­ин­ство выда­ет­ся за порок [Ершов 1988: 3];

— сти­ли­сти­че­ские нарушения:

а) сти­ли­сти­че­ская неумест­ность: При­зна­ем­ся, дав­но не чита­ли в солид­ном печат­ном органе тако­го набо­ра отнюдь не джентль­мен­ских выра­же­ний [Ершов 1988: 3];

б) избы­точ­ная экс­прес­сия, рече­вая агрес­сия: …отчет в несколь­ко воз­буж­ден­ной мане­ре, чему отве­ча­ет его сти­ли­сти­ка; Недо­пу­стим тон, кото­рым Г. Пет­ров гово­рит о высту­пав­ших; Отсут­ствие эле­мен­тар­ной дока­за­тель­но­сти, науч­ной аргу­мен­та­ции ком­пен­си­ру­ет­ся дирек­тив­но-команд­ным тоном с харак­тер­ной для лите­ра­тур­ных будоч­ни­ков непре­мен­ной жаж­дой орг­вы­во­дов и репрес­са­лий: «пра­во­моч­ной комис­сии» разо­брать «каж­дый пункт», «запу­стить в ход меха­низм ответ­ствен­но­сти пуб­лич­но­го сло­ва». Здесь не при­ня­то цере­мо­нить­ся: разо­брать, запу­стить, пока­рать, истре­бить [Ершов 1988: 3];

в) кли­ши­ро­ван­ность (идео­ло­ги­зи­ро­ван­ные штам­пы 1920‑х годов): Г. Пет­ров вполне усво­ил мане­ру застой­ной лево­рап­по­в­ской кри­ти­ки [Ершов 1988: 3].

Деви­ант­ное рече­вое пове­де­ние Г. Пет­ро­ва Л. Ф. Ершов свя­зы­ва­ет с экс­тра­линг­ви­сти­че­ски­ми фак­то­ра­ми, глав­ные из которых:

— поли­ти­че­ская анга­жи­ро­ван­ность: Не из тако­го ли сор­та полу­гра­мот­ных и лишен­ных «крас­ки сты­да» людей рекру­ти­ро­ва­лись в прис­но­па­мят­ные вре­ме­на кад­ры лысен­ков­цев? [Ершов 1988: 3];

— пер­со­наль­ные каче­ства оппонента:

а) неком­пе­тент­ность и неве­же­ство: Автор ста­тьи на самом деле обна­ру­жи­ва­ет эле­мен­тар­ную неком­пе­тент­ность <…> не зна­ет (или не хочет знать), что задол­го до гра­фа С. С. Ува­ро­ва И. А. Кры­лов, А. С. Пуш­кин и дру­гие вели­кие реа­ли­сты сде­ла­ли народ­ность осно­вой сво­е­го твор­че­ства <…> факт, хоро­шо извест­ный каж­до­му сколь­ко-нибудь гра­мот­но­му в вопро­сах раз­ви­тия оте­че­ствен­ной обще­ствен­ной мыс­ли [Ершов 1988: 3];

б) непо­ря­доч­ность, без­от­вет­ствен­ность, пре­не­бре­же­ние эти­че­ски­ми нор­ма­ми: Автор ста­тьи, про­си­дев­ший в зале всю кон­фе­рен­цию <…> про­мол­чал, отси­дел­ся в холод­ке, спо­хва­тив­шись лишь пол­то­ра меся­ца спу­стя; Нару­шая эле­мен­тар­ные эти­че­ские нор­мы — без раз­ре­ше­ния доклад­чи­ков науч­ной кон­фе­рен­ции <…> дал пре­дель­но субъ­ек­ти­вист­ский мон­таж; В слу­чае с Г. Пет­ро­вым, извра­тив­шим всю суть и смысл кон­фе­рен­ции, мож­но упо­тре­бить дру­гое сло­во — неком­пе­тент­ность и пре­дель­ная без­от­вет­ствен­ность [Ершов 1988: 3].

Цен­ность медий­но­го тек­ста, создан­но­го уче­ным-фило­ло­гом, состо­ит в раз­но­сто­рон­ней кри­ти­ке доми­ни­ру­ю­ще­го рече­во­го пове­де­ния оппо­нен­та, про­из­ве­ден­ной с уче­том экс­тра­линг­ви­сти­че­ских осно­ва­ний. «Зло­упо­треб­ле­ния» язы­ком ква­ли­фи­ци­ро­ва­ны как отступ­ле­ние от эти­че­ско­го кодек­са, пре­не­бре­же­ние наци­о­наль­ным рито­ри­че­ским идеалом.

Вто­рую груп­пу субъ­ек­тов кри­ти­ки медиа­ре­чи в ЛИ пред­ста­вим ста­тьей В. Смир­но­ва, редак­то­ра газе­ты «Забай­каль­ский рабо­чий», пред­се­да­те­ля Читин­ско­го отде­ле­ния Сою­за жур­на­ли­стов СССР. Инфор­ма­ци­он­ным пово­дом для его ком­мен­та­рия «Стыд­но за то, что рус­ские?..» послу­жи­ли два медиа­фак­та: …обо­зре­ва­тель «Мос­ков­ских ново­стей» Демен­тье­ва пишет: «Быва­ют мину­ты, когда испы­ты­ва­ешь стыд уже за то, что ты — рус­ская» («МН», № 10) <…> дру­гая дама по «Радио Рос­сии» само­заб­вен­но кает­ся: «Стыд­но, что мы — рус­ские…», почув­ство­ва­ла жгу­чий стыд за свою при­над­леж­ность к рус­ским после кро­ва­вых собы­тий в Лит­ве [Смир­нов 1991: 13].

В завяз­ке ком­мен­та­рия В. Смир­нов име­ну­ет и опи­сы­ва­ет рече­вые пра­во­на­ру­ше­ния СМИ: Поче­му сред­ства инфор­ма­ции, с гор­до­стью назы­ва­ю­щие себя демо­кра­ти­че­ски­ми и неза­ви­си­мы­ми, откры­то испо­ве­ду­ют расизм в фор­ме русо­фо­бии? [Смир­нов 1991: 13]. Пони­мая серьез­ность обви­не­ния, он ссы­ла­ет­ся на обще­при­ня­тую сло­вар­ную трак­тов­ку тер­ми­на: Да-да, тот самый расизм, кото­рый сло­ва­ри трак­ту­ют как «анти­на­уч­ную, реак­ци­он­ную, чело­ве­ко­не­на­вист­ни­че­скую тео­рию о раз­де­ле­нии чело­ве­че­ства на “выс­шие” и “низ­шие”, “пол­но­цен­ные” и “непол­но­цен­ные” расы» [Смир­нов 1991: 13]. Таким обра­зом, вве­де­ние тер­ми­на и тол­ко­ва­ние лек­се­мы в кон­цеп­ту­аль­но важ­ном и ком­по­зи­ци­он­но ответ­ствен­ном отрез­ке тек­ста выпол­не­но с помо­щью пря­мой ссыл­ки на лек­си­ко­гра­фи­че­ский источник.

Про­фес­си­о­наль­ный жур­на­лист с мно­го­лет­ним редак­тор­ским ста­жем фик­си­ру­ет суще­ствен­ные поро­ки меди­а­тек­стов «Мос­ков­ских ново­стей» и «Радио Рос­сии», нахо­дя­щи­е­ся в зоне ответ­ствен­но­сти рито­ри­ки и лите­ра­тур­но­го редак­ти­ро­ва­ния — дис­ци­плин, вли­я­ю­щих на прин­ци­пы оцен­ки медий­ной речи [Tsvetova 2019: 312]. В. Смир­нов ука­зы­ва­ет на отсут­ствие убе­ди­тель­ной аргу­мен­та­ции при дока­за­тель­стве про­во­ка­тив­но­го тези­са, нело­гич­ность выво­дов и лож­ные обоб­ще­ния, отсут­ствие при­чин­но-след­ствен­ной отне­сен­но­сти меж­ду выска­зы­ва­ни­я­ми: Неза­ви­си­мые и демо­кра­ти­че­ские дамы убеж­да­ют рус­ских людей в их непол­но­цен­но­сти. Но каки­ми же аргу­мен­та­ми? А вот: в мос­ков­ском суде слу­ша­ет­ся дело о мафи­оз­ной груп­пе, на ска­мье под­су­ди­мых — два чечен­ца и один гру­зин. Пар­тий­ные газе­ты «Прав­да» и «Глас­ность» опуб­ли­ко­ва­ли ста­тьи о «чечен­ской мафии». Демен­тье­ва всту­пи­лась, и вполне спра­вед­ли­во, за 9 тысяч чечен­цев, про­жи­ва­ю­щих в Москве: мол, не все же они мафи­о­зи! Но — оце­ни­те блеск демен­тьев­ской логи­ки — посколь­ку эти газе­ты печа­та­ют­ся на рус­ском язы­ке, то обо­зре­ва­те­лю «МН» нестер­пи­мо стыд­но за при­над­леж­ность к это­му оскор­би­тель­но­му язы­ку, к этой убо­гой нации; При чем тут рус­ский народ, если речь мож­но вести лишь толь­ко о про­фес­си­о­наль­ном уровне жур­на­ли­стов, о соблю­де­нии ими эти­че­ских норм? Так ли уж кри­ми­на­лен рус­ский язык, язык Пуш­ки­на, Лер­мон­то­ва, Есе­ни­на, Досто­ев­ско­го, Тол­сто­го, Чехо­ва, если на рус­ском язы­ке изда­ва­лись зако­ны тота­ли­тар­но­го госу­дар­ства, если на рус­ском язы­ке, пусть худо-бед­но, изъ­яс­нял­ся тиран Джу­га­шви­ли? [Смир­нов 1991: 13].

Рито­ри­ку жур­на­ли­сток В. Смир­нов в целом харак­те­ри­зу­ет как кос­но­языч­ное бур­ча­ние, отме­ча­ет мани­пу­ля­цию чув­ства­ми и эмо­ци­я­ми чита­те­ля с помо­щью рито­ри­че­ских аргу­мен­тов к пафо­су (Демо­крат­ку угне­та­ет уже сама при­над­леж­ность к «рус­ской импе­ри­а­ли­сти­че­ской наци­о­наль­но­сти»), дела­ет акцент на сокры­тии истин­ных интен­ций и под­мене пред­ме­та оцен­ки (Ну при­чем тут рус­ский народ, если появи­лось жела­ние ущип­нуть сво­их поли­ти­че­ских оппо­нен­тов из пар­тий­ной прес­сы?), фик­си­ру­ет нару­ше­ние про­фес­си­о­наль­ных эти­че­ских норм (Есть резон сты­дить­ся рабо­ты на радио, не нашед­ше­го вре­ме­ни для рас­ска­за о тра­ге­дии про­стых людей — литов­цев, рус­ских, евре­ев, поля­ков, нем­цев) [Смир­нов 1991: 13].

Сам ком­мен­та­тор, поль­зу­ясь ассо­ци­а­ци­я­ми с рус­ски­ми рече­вы­ми пре­це­ден­та­ми, в фина­ле иро­ни­че­ски сове­ту­ет …дамам от жур­на­ли­сти­ки: поко­пай­тесь в сво­ей родо­слов­ной. А вдруг да пове­зет — оты­щи­те в роду ино­пле­мен­но­го пред­ка, вычис­ли­те про­цент нерус­ской кро­ви — и ерни­че­ски заме­ча­ет: Если уж не удаст­ся изме­нить столь постыд­ную для вас наци­о­наль­ность в пас­пор­те, то на душе все же полег­че будет [Смир­нов 1991: 13]. Финаль­ные реко­мен­да­ции и заме­ча­ния В. Смир­но­ва сде­ла­ны при абсо­лют­ном пони­ма­нии пси­хо­ло­го-пове­ден­че­ских осо­бен­но­стей жур­на­ли­стов, исто­ков их «кон­фрон­та­ци­он­но-нев­ро­ти­че­ско­го дис­кур­са» [Боль­шев 2012]. В. Смир­нов пока­зы­ва­ет, что сре­до­то­чи­ем зла выбра­ны не дей­стви­тель­но заслу­жи­ва­ю­щие пори­ца­ния поли­ти­зи­ро­ван­ные медиа, непро­фес­си­о­наль­ное рече­вое пове­де­ние жур­на­ли­стов пар­тий­ных изда­ний, а рус­ский язык и национальность.

Тол­ко­ва­ние кон­цеп­ту­аль­ной лек­си­ки, отсыл­ка к сло­ва­рям зада­ет в зачине фило­ло­ги­че­ский ракурс рас­смот­ре­нию идео­ло­ги­че­ской про­бле­ма­ти­ки, поз­во­ля­ет выстро­ить ком­мен­та­рий, отме­чен­ный свое­об­раз­ной рито­ри­че­ской эсте­ти­кой. В каж­дую струк­тур­но-ком­по­зи­ци­он­ную часть ком­мен­та­рия после­до­ва­тель­но вклю­че­на кри­ти­ка какой-либо фило­ло­ги­че­ской состав­ля­ю­щей тек­стов «Мос­ков­ских ново­стей» и «Радио Рос­сии» — рече­во­го пове­де­ния кол­лег, при­е­мов про­фес­си­о­наль­ной ком­му­ни­ка­ции. При этом чет­ко фик­си­ро­ван­ные про­сче­ты жур­на­лист­ских выступ­ле­ний объ­яс­не­ны и пода­ны в рече­вой сти­ли­сти­ке мас­со­во­го изда­ния: с раз­но­об­раз­ны­ми фор­ма­ми диа­ло­га, мак­си­маль­ным коли­че­ством лег­ко узна­ва­е­мых дета­лей, эффек­тив­ным вклю­че­ни­ем отрыв­ков из науч­ных и цер­ков­но-рели­ги­оз­ных сочинений.

Мно­го­чис­лен­ность тре­тьей груп­пы субъ­ек­тов кри­ти­ки медиа­ре­чи в кор­по­ра­тив­ном изда­нии Иркут­ской писа­тель­ской орга­ни­за­ции (В. Сидо­рен­ко, В. Моро­зов, А. Бай­бо­ро­дин, В. Рас­пу­тин) вполне объ­яс­ни­ма. Про­фес­си­о­наль­ная ответ­ствен­ность лите­ра­то­ров за каче­ство, эффек­тив­ность, дей­ствен­ность, этич­ность и эсте­тич­ность пуб­лич­ной речи застав­ля­ет их акцен­ти­ро­вать вни­ма­ние на «ана­ли­зе, раз­бо­ре, обсуж­де­нии кого‑л., чего‑л. с целью выне­се­ния оцен­ки, выяв­ле­ния недо­стат­ков» [Ефре­мо­ва 2001: 739].

Про­ана­ли­зи­ру­ем репли­ку-воз­зва­ние, в кото­рой акти­ви­зи­ро­ва­на отри­ца­тель­ная оцен­ка язы­ка СМИ эпо­хи пере­строй­ки [Обра­ще­ние к чита­те­лю 1989: 15]. «Обра­ще­ние к чита­те­лю» было опуб­ли­ко­ва­но по ини­ци­а­ти­ве В. Сидо­рен­ко, поэтес­сы и про­за­и­ка, редак­то­ра ЛИ. Инфор­ма­ци­он­ным пово­дом для «Обра­ще­ния» послу­жи­ла непри­язнь и в адрес наше­го зем­ля­ка Вален­ти­на Гри­го­рье­ви­ча Рас­пу­ти­на, точ­нее, пуб­ли­ка­ция «Восточ­но-Сибир­ской прав­ды» о фак­ти­че­ских нару­ше­ни­ях в текстах писателя.

Струк­тур­ные части репли­ки, выпол­нен­ной в побуж­да­ю­щей рито­ри­че­ской мане­ре — зачин, завяз­ка, раз­ви­тие интел­лек­ту­аль­но­го сюже­та — содер­жат кри­ти­ку медиа: Сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции, обла­дая огром­ным потен­ци­а­лом, исполь­зу­ют его в раз­ру­ши­тель­ных целях <…> имен­но в Рос­сии в изда­ни­ях, выхо­дя­щих на рус­ском язы­ке мил­ли­он­ны­ми тира­жа­ми, рас­про­стра­ня­ет­ся нена­висть ко все­му рус­ско­му [Обра­ще­ние к чита­те­лю 1989: 15]. В фина­ле куль­ми­на­ции дает­ся идей­но-сти­ли­сти­че­ская оцен­ка лек­се­мы из мате­ри­а­ла Т. Тол­стой: Вот один из образ­чи­ков с пре­тен­зи­ей на глу­бо­ко­мыс­лие: «Рус­ский чело­век, со все­ми его поры­ва­ми… раб само­го себя. Он сам выстра­и­ва­ет в себе сво­е­го хозя­и­на и при­чуд­ли­вым обра­зом явля­ет­ся одно­вре­мен­но и рабом, и рабо­вла­дель­цем себя и дру­гих…», и далее: «…ста­но­вит­ся понят­ной страсть рус­ско­го чело­ве­ка к лите­ра­ту­ре, к напи­сан­но­му и про­из­не­сен­но­му сло­ву. Чело­век пере­пол­нен воз­вы­шен­ны­ми чув­ства­ми и наме­ре­ни­я­ми, но про­из­не­сти ниче­го не может как живот­ное (выде­ле­но нами). Поэто­му те, кто про­из­но­сит — писа­те­ли! — они в такой цене» (Татья­на Тол­стая. Книж­ное обо­зре­ние, № 36, 8 сент., 1989 г.).

И даже через это «гуман­ное» срав­не­ние мож­но понять, какое все же огром­ное зна­че­ние при­да­ет­ся рус­ской лите­ра­ту­ре, если она даже в «живот­ном» нахо­дит отзвук [Обра­ще­ние к чита­те­лю 1989: 15].

Срав­не­ние Т. Тол­стой рас­це­ни­ва­ет­ся кри­ти­ком как оскорб­ле­ние рус­ско­го наро­да и рус­ской лите­ра­ту­ры. Финал репли­ки В. Сидо­рен­ко содер­жит аргу­мен­ты к пафо­су и это­су в виде цепи рито­ри­че­ских вопро­сов, ассо­ци­а­тив­но свя­зан­ных с био­гра­фи­ей Т. Тол­стой: Если поз­во­лим втоп­тать в грязь наши свя­ты­ни, на какой лите­ра­ту­ре зав­тра будут учить­ся доб­ру наши дети? <…> Кто пове­дет и куда пове­дет их по жиз­ни? <…> Граж­дане Все­лен­ной, без роду и без пле­ме­ни, при­вык­шие про­гу­ли­вать­ся по доро­гам зару­бе­жья, а затем похо­дя в сво­их писа­ни­ях опле­вы­вать наши свя­ты­ни? Или все-таки наци­о­наль­ные писа­те­ли, самой исто­ри­ей выдви­ну­тые из наро­да на труд­ное слу­же­ние истине, доб­ру и спра­вед­ли­во­сти? [Обра­ще­ние к чита­те­лю 1989: 15].

Про­блем­ная ста­тья извест­но­го про­за­и­ка и пуб­ли­ци­ста В. Г. Рас­пу­ти­на «Пат­ри­о­тизм — это не пра­во, а обя­зан­ность» [Рас­пу­тин 1988: 1, 4] дает при­мер ино­го исполь­зо­ва­ния потен­ци­а­ла кри­ти­ки медиа­ре­чи. Автор начи­на­ет мате­ри­ал с рас­суж­де­ния о медий­ном запре­те на упо­треб­ле­ние слов опре­де­лен­ной грам­ма­ти­че­ской фор­мы. Про­бле­ма сти­ли­сти­че­ско­го выбо­ра зада­ет рито­ри­че­скую интри­гу: Меня заде­ло в одной из ста­тей утвер­жде­ние о том, что сло­во «пат­ри­от» в рус­ском язы­ке не долж­но иметь фор­мы пер­во­го лица [Рас­пу­тин 1988: 1, 4]. Основ­ной тер­мин про­блем­ной ста­тьи, про­зву­чав­ший в заго­лов­ке, про­дуб­ли­ро­ван в зачине одно­кор­не­вой лек­се­мой. Далее эта же еди­ни­ца рас­смат­ри­ва­ет­ся в «нере­ко­мен­до­ван­ных» и «реко­мен­до­ван­ных» син­так­си­че­ских соче­та­ни­ях, струк­ту­ри­ру­ю­щих соци­ум и раз­да­ю­щих при­ви­ле­гии на нрав­ствен­ные оцен­ки: Это зна­чит, что никто из нас не впра­ве ска­зать: «Я — пат­ри­от», а может наде­ять­ся, что кто-то ска­жет о нем: «Ты — пат­ри­от», или после смер­ти напи­шут в про­щаль­ном сло­ве: «Он был пат­ри­от» [Рас­пу­тин 1988: 1, 4]. Грам­ма­ти­ка плав­но пере­ме­ща­ет­ся в сфе­ру мора­ли и эти­ки: Выхо­дит, что декаб­рист Раев­ский был слиш­ком нескро­мен и мно­го на себя брал, когда гово­рил: «Если пат­ри­о­тизм — это пре­ступ­ле­ние, то я пре­ступ­ник, и пусть суд выне­сет мне самый ужас­ный при­го­вор, я под­пи­шу при­го­вор». И все дру­гие, кто счи­тал себя пат­ри­о­том, не име­ли мораль­но­го пра­ва при­сва­и­вать себе это зва­ние, пото­му что оно не захва­ты­ва­ет­ся, а дару­ет­ся, а по нрав­ствен­ной эти­ке не при­ли­че­ству­ет награж­дать себя доб­ро­де­те­ля­ми, пока это­го не сде­ла­ют дру­гие [Рас­пу­тин 1988: 1, 4]. Пуб­ли­цист начи­на­ет раз­го­вор о пат­ри­о­тиз­ме как самой ответ­ствен­ной обя­зан­но­сти любо­го граж­да­ни­на, неис­пол­не­ние кото­рой есть граж­дан­ское дезер­тир­ство. Так кри­ти­ка медиа­ре­чи — про­тест про­тив медий­но­го табу на пат­ри­о­тич­ную лек­си­ку — с пер­вых строк зада­ет тональ­ность, опре­де­ля­ет идей­но-пред­мет­ное поле мно­го­по­лос­ной ста­тьи, созда­ет рито­ри­че­скую интри­гу. По-раз­но­му осмыс­лен­ные В. Рас­пу­ти­ным и жур­на­ли­ста­ми-совре­мен­ни­ка­ми одно­ко­рен­ные лек­си­че­ские еди­ни­цы «пат­ри­о­тизм», «пат­ри­от» участ­ву­ют в заго­ло­воч­ной номи­на­ции, назы­ва­ют основ­ной пред­мет про­блем­но­го обсуж­де­ния, одно­вре­мен­но орга­ни­зу­ют рито­ри­че­ски актив­ный зачин, логич­но пере­те­ка­ю­щий в основ­ную часть дис­кус­си­он­но­го материала.

Пуб­ли­ка­ции чет­вер­той груп­пы субъ­ек­тов кри­ти­ки медиа­ре­чи — акти­ви­стов-обще­ствен­ни­ков — в ЛИ немно­го­чис­лен­ны, пред­став­ле­ны про­блем­ной пуб­ли­ка­ци­ей В. Забел­ло, пись­ма­ми-ком­мен­та­ри­я­ми Л. П. Воро­но­ви­ча, О. Свя­то­го­ре­ца, пись­мом-испо­ве­дью Т. Г. Федо­се­е­вой. Обра­тим­ся к доволь­но про­стран­но­му пись­му Л. П. Воро­но­ви­ча, жите­ля с. Арба­ты Крас­но­яр­ско­го края, содер­жа­ще­му реак­цию чита­те­ля на язык и стиль пуб­ли­ка­ций ЛИ и рито­ри­ку авто­ров ЛИ в дру­гих изданиях.

С любо­вью бла­го­да­ря редак­цию за пер­со­наль­ную рас­сыл­ку изда­ния, Л. П. Воро­но­вич обру­ши­ва­ет кри­ти­ку на Рости­сла­ва Филип­по­ва — извест­но­го сибир­ско­го поэта, ответ­ствен­но­го сек­ре­та­ря Иркут­ско­го отде­ле­ния Сою­за писа­те­лей СССР — за пуб­ли­ка­цию в одном из мест­ных жур­на­лов. Чита­тель­ская кри­ти­ка в основ­ном каса­ет­ся убеж­де­ний Р. Филип­по­ва, его под­хо­дов к оцен­кам биб­лей­ских пер­со­на­жей и клас­си­ков оте­че­ствен­ной лите­ра­ту­ры и лишь бег­ло харак­те­ри­зу­ет сти­ле­вую мане­ру, модель рито­ри­че­ско­го пове­де­ния авто­ра: Он сме­ет быть недо­воль­ным вели­ким про­ро­ком Божи­им Иса­и­ей и как бы вор­чит на него за то, что Иса­ия обви­ня­ет евре­ев во гре­хах <…> Потом этот Р. Филип­пов в этой же ста­тье само­заб­вен­но воз­во­дит А. Пуш­ки­на во про­ро­ки <…> Неда­ле­ко живет от моей дерев­ни некий Вла­ди­мир, некре­щен­ный, замо­ро­чен­ный жур­на­лом «Нау­ка и рели­гия», поме­шан­ный на сио­ни­стах <…> не думал я, что сотруд­ник Вашей Пра­во­слав­ной газе­ты тоже фак­ти­че­ски замо­ро­чен­ный [Воро­но­вич 1991: 16]. Оце­ноч­ная агрес­сия Л. П. Воро­но­ви­ча рас­про­стра­ня­ет­ся и на дру­гих авто­ров ЛИ, на их мане­ру выра­жать свои мыс­ли, при­чем кри­ти­ка сти­ля пуб­ли­ка­то­ров не пер­со­на­ли­зи­ро­ва­на, без­до­ка­за­тель­на, мак­си­маль­но экс­прес­сив­на, про­ти­во­ре­чи­ва по отно­ше­нию к общей оцен­ке изда­ния: В вашей газе­те мно­го авто­ры ста­тей рас­те­ка­ют­ся по мир­ско­му дре­му, назы­ва­ют Л. Тол­сто­го про­ро­ком и т. д., но все рав­но газе­та ваша инте­рес­ная и полез­ная [Воро­но­вич 1991: 16].

Таким обра­зом, част­ные мне­ния «акти­ви­стов», кри­ти­ку­ю­щих газет­ную прак­ти­ку и рече­вые осо­бен­но­сти авто­ров, в ЛИ исклю­чи­тель­но ред­ки, в боль­шей сте­пе­ни субъ­ек­тив­ны, мало аргу­мен­ти­ро­ва­ны, но инте­рес­ны по фор­ме и стилю.

Выска­жем сооб­ра­же­ния по пово­ду объ­е­ма кри­ти­че­ских заме­ча­ний и спо­со­бов их вве­де­ния в тек­сты ЛИ. Вклю­че­ние кри­ти­ки медиа­ре­чи в инфор­ма­ци­он­ные, ана­ли­ти­че­ские, худо­же­ствен­но-пуб­ли­ци­сти­че­ские мате­ри­а­лы осу­ществ­ля­ет­ся тре­мя спо­со­ба­ми, назо­вем их услов­но «точеч­ным», «фраг­мен­тар­ным», «тек­сто­вым». Все три спо­со­ба исполь­зу­ют­ся про­фес­си­о­наль­ны­ми ком­му­ни­ка­то­ра­ми ЛИ, исклю­чи­тель­но «точеч­ная» модель вве­де­ния кри­ти­че­ских заме­ча­ний харак­тер­на для чет­вер­той груп­пы субъ­ек­тов кри­ти­ки медиаречи.

Пер­вый спо­соб доволь­но часто­тен, он пред­по­ла­га­ет, что из тек­ста СМИ в соот­вет­ствии с интен­ци­я­ми кри­ти­ка извле­ка­ет­ся «пока­за­тель­ный» эле­мент. Этот эле­мент пре­па­ри­ру­ет­ся про­фес­си­о­на­лом или непро­фес­си­о­на­лом (соот­вет­ствен­но с раз­ным уров­нем глу­би­ны) в аспек­те рито­ри­ки и куль­ту­ры речи, сти­ли­сти­ки и лите­ра­тур­но­го редак­ти­ро­ва­ния, линг­во­кон­флик­то­ло­гии и линг­во­экс­пер­ти­зы, т. е. одной или несколь­ких фило­ло­ги­че­ских дис­ци­плин, экс­перт­ных мето­дик. Резуль­тат ана­ли­за оформ­ля­ет­ся в виде оце­ноч­но-кри­ти­че­ской репли­ки или выска­зы­ва­ния и вклю­ча­ет­ся в текст в каче­стве изоб­ра­зи­тель­ной или выра­зи­тель­ной дета­ли. Репли­ка, выдер­жан­ная в мане­ре кри­ти­ки медиа­ре­чи, выде­ля­ет кон­цеп­ту­аль­но важ­ную пред­мет­ность, с помо­щью пове­ден­че­ско-рече­вых оце­нок акцен­ти­ру­ет вни­ма­ние на соци­аль­ных чер­тах лич­но­сти, осо­бен­но­стях соци­аль­ной стра­ты (см.: [Тен­дит­ник 1989; Обра­ще­ние к чита­те­лю 1989; Воро­но­вич 1991]).

«Фраг­мен­тар­ный» спо­соб пода­чи кри­ти­ки медиа­ре­чи пред­по­ла­га­ет, что фило­ло­ги­че­ский ана­лиз рече­вой еди­ни­цы, извле­чен­ной из СМИ, обра­зу­ет в тек­сте кри­ти­ка само­сто­я­тель­ную мик­ро­те­му, цепь мик­ро­тем, опре­де­лен­ный мотив, струк­тур­ную часть — фраг­мент, необ­хо­ди­мый для вопло­ще­ния соци­аль­но акцен­ти­ро­ван­ной идеи (см.: [Рас­пу­тин 1988]).

Для «тек­сто­во­го» спо­со­ба оформ­ле­ния кри­ти­ки медиа­ре­чи харак­тер­но, что пуб­ли­ка­ция СМИ, под­ле­жа­щая раз­бо­ру, после­до­ва­тель­но пре­па­ри­ру­ет­ся как идей­но-содер­жа­тель­ная, пред­мет­но-логи­че­ская, ком­по­зи­ци­он­но-рито­ри­че­ская модель. Рас­смот­ре­ние обще­ствен­ной про­бле­мы или граж­дан­ской пози­ции авто­ра кри­тик про­из­во­дит исклю­чи­тель­но с помо­щью ана­ли­за язы­ка и сти­ля пуб­ли­ка­ции, идио­сти­ля медиа­пер­со­ны. Конеч­ный про­дукт кри­ти­ки медиа­ре­чи (см.: [Смир­нов 1991]) обла­да­ет все­ми инсти­ту­ци­о­наль­ны­ми при­зна­ка­ми тек­ста СМИ.

Спо­со­бы кри­ти­ки медиа­ре­чи могут соче­тать­ся, тогда, напри­мер, в после­до­ва­тель­ный логи­ко-рито­ри­че­ский ана­лиз мате­ри­а­ла СМИ впле­та­ют­ся само­сто­я­тель­ные мик­ро­те­мы с ана­ли­зом язы­ко­вых еди­ниц раз­ных уров­ней или кон­крет­ные «точеч­ные» ком­мен­та­рии отступ­ле­ний от рече­вых норм, тре­бо­ва­ний фак­то­гра­фии (см.: [Ершов 1988]).

Выво­ды. Кри­ти­ка медиа­ре­чи в ЛИ 1988–1993 гг. велась пред­ста­ви­те­ля­ми четы­рех групп субъ­ек­тов по трем вза­и­мо­свя­зан­ным направлениям:

1. Рито­ри­ка медиа­ре­чи (эффек­тив­но-дей­ствен­ный аспект кри­ти­ки). Пуб­ли­ка­ции [Тен­дит­ник 1989; Ершов 1988; Рас­пу­тин 1988; Смир­нов 1991; Воро­но­вич 1991] в ука­зан­ном аспек­те каса­лись критики:

— рече­вой экс­прес­сии авто­ров СМИ (избы­точ­ной или недостаточной);

— исполь­зо­ва­ния рито­ри­че­ских аргу­мен­тов к лого­су (мани­пу­ля­тив­ная под­ме­на поня­тий, без­до­ка­за­тель­ность, несо­сто­я­тель­ность выво­дов, без­осно­ва­тель­ность пред­по­ло­же­ний, уход от темы, нару­ше­ние при­чин­но-след­ствен­ных свя­зей) и пафо­су (сокры­тие истин­ных интен­ций автора);

— недоб­ро­со­вест­ной рабо­ты с иллю­стра­тив­но-фак­ти­че­ским мате­ри­а­лом (иска­же­ние цитат, под­та­сов­ка фак­тов, тен­ден­ци­оз­ный отбор фак­тов, недоб­ро­со­вест­ная ква­ли­фи­ка­ция фактов);

— исполь­зо­ва­ния мани­пу­ля­тив­ных так­тик («свой — чужой», дис­кре­ди­та­ция оппо­нен­тов, накле­и­ва­ние ярлы­ков, устрашение).

2. Сти­ли­сти­ка медиа­ре­чи (ресурс­ный и ситу­а­тив­но-рече­вой аспек­ты кри­ти­ки). Ука­зан­ные аспек­ты пред­став­ле­ны в пуб­ли­ка­ци­ях [Ершов 1988; Рас­пу­тин 1988; Воро­но­вич 1991] критикой:

— сти­ле­вых и сти­ли­сти­че­ских нару­ше­ний: невер­но­го сти­ле­во­го выбо­ра, избы­точ­ной экс­прес­сии лек­сем, кли­ши­ро­ван­но­сти и излиш­не­го при­сут­ствия идео­ло­ги­зи­ро­ван­ных штам­пов 1920‑х годов, мно­го­сло­вия, невер­но­го сло­во­об­ра­зо­ва­ния, исполь­зо­ва­ния выра­зи­тель­ных средств в инвек­тив­ной функции;

— инди­ви­ду­аль­но­го сти­ля, сло­жив­ше­го­ся у авто­ра СМИ в силу экс­тра­линг­ви­сти­че­ских фак­то­ров: поли­ти­че­ской анга­жи­ро­ван­но­сти, неком­пе­тент­но­сти, неве­же­ства, граж­дан­ской непо­ря­доч­но­сти, пре­не­бре­же­ния эти­че­ски­ми нор­ма­ми, безответственности;

— идео­ло­ги­че­ских запре­тов на исполь­зо­ва­ние в речи мор­фо­ло­ги­че­ских вари­ан­тов лек­си­ки опре­де­лен­ной тема­ти­ки и направленности.

3. Линг­во­кон­флик­то­ло­гия медиа­ре­чи (линг­во­пра­во­вой, линг­во­э­ти­че­ский аспек­ты кри­ти­ки). В рус­ле это­го направ­ле­ния осу­ществ­ля­ет­ся кри­ти­ка рече­вых «зло­упо­треб­ле­ний» медиа с пози­ций эти­ки и пра­ва, тек­сто­вые явле­ния оце­ни­ва­ют­ся и ана­ли­зи­ру­ют­ся как пра­во­вые про­ступ­ки и рече­вые пре­ступ­ле­ния. К это­му направ­ле­нию отно­сят­ся пуб­ли­ка­ции ЛИ о русо­фо­бии, нару­ше­нии норм про­фес­си­о­наль­ной эти­ки в печа­ти и на радио (см.: [Смир­нов 1991]), непри­яз­ни мест­ных СМИ к В. Рас­пу­ти­ну, об оскорб­ле­нии рус­ско­го наро­да и рус­ской лите­ра­ту­ры Т. Тол­стой (см.: [Обра­ще­ние к чита­те­лю 1989]).

Кри­ти­че­ские заме­ча­ния в соот­вет­ствии с кон­цеп­ту­аль­ным реше­ни­ем вво­ди­лись в раз­лич­ные струк­тур­но-ком­по­зи­ци­он­ные части про­блем­ных ста­тей, редак­ци­он­ных обра­ще­ний, чита­тель­ских писем, ста­тей-опро­вер­же­ний, ком­мен­та­ри­ев ЛИ. «Точеч­ный», «фраг­мен­тар­ный», «тек­сто­вый» спо­со­бы вве­де­ния кри­ти­ки медиа­ре­чи в пуб­ли­ка­ции пред­став­ле­ны либо в «чистом» виде, либо в сочетании.

Опи­са­ние групп субъ­ек­тов кри­ти­ки медиа­ре­чи, опре­де­ле­ние основ­ных направ­ле­ний кри­ти­че­ско­го ана­ли­за язы­ка и сти­ля СМИ, иссле­до­ва­ние спе­ци­фи­ки струк­тур­но-ком­по­зи­ци­он­но­го вклю­че­ния и спо­со­бов вве­де­ния кри­ти­че­ских заме­ча­ний в пуб­ли­ка­ции «Лите­ра­тур­но­го Иркут­ска» эпо­хи пере­строй­ки созда­ют науч­ный пре­це­дент для изу­че­ния кри­ти­ки речи СМИ в совре­мен­ных реги­о­наль­ных медиа Приангарья.

Ста­тья посту­пи­ла в редак­цию 20 фев­ра­ля 2020 г.;
реко­мен­до­ва­на в печать 24 апре­ля 2020 г.

© Санкт-Петер­бург­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, 2020

Received: February 20, 2020
Accepted: April 24, 2020