Эмотивная лексика как манипулятивный маркер деструкции в мигрантоориентированном дискурсе массмедиа: на материале Евросоюза, России, Армении и Казахстана

Постановка проблемы

Мигра­ция акту­а­ли­зи­ру­ет эмо­тив­ные про­яв­ле­ния чело­ве­че­ской нату­ры, посколь­ку мигран­ты про­яв­ля­ют все раз­но­об­ра­зие пси­хо­эмо­ци­о­наль­ных состо­я­ний во вре­мя меж­куль­тур­но­го обще­ния в момен­ты удив­ле­ния, воз­му­ще­ния, радо­сти, гру­сти и т. п. По мне­нию К. В. Зло­ка­зо­ва, «базо­вая кате­го­рия деструк­тив­но­го тек­ста — объ­ект, явля­ю­щий собой при­ло­же­ние деструк­тив­ной актив­но­сти субъ­ек­та. Вклю­че­ние кате­го­рии объ­ек­та в семан­ти­че­ское про­стран­ство деструк­тив­но­го тек­ста обу­слов­ле­но в первую оче­редь автор­ской ком­му­ни­ка­тив­ной зада­чей» [Зло­ка­зов 2015: 244], поэто­му тек­сты с ори­ен­та­ци­ей на мигра­цию зача­стую акту­а­ли­зи­ру­ют деструк­тив­ные состо­я­ния реци­пи­ен­та, являя собой один из при­е­мов пси­хо­ло­го­ин­фор­ма­ци­он­ной вой­ны [Ско­во­род­ни­ков, Коп­ни­на 2016]. Не слу­чай­но иссле­до­ва­те­ли ука­зы­ва­ют на вза­и­мо­связь меж­ду мигра­ци­ей и чув­ства­ми гру­сти, печа­ли, депрес­сии [Мед­ве­дев, Чух­ро­ва 2020], в свя­зи с чем мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ные пуб­ли­ка­ции под­дер­жи­ва­ют деструк­цию и раз­но­об­раз­ные фруст­ра­ции у мигран­тов [Куз­не­цо­ва, Куру­зов, Смир­нов и др. 2020]. Исхо­дя из это­го, важ­но пони­мать как свои, так и чужие эмо­ции в ситу­а­ции слож­но­сти атри­бу­ции пара­мет­ров «мы» vs «они» в кон­тек­сте мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ных дис­кур­сов в тра­ди­ци­он­ных СМИ и дру­гих сред­ствах мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции (соци­аль­ных сетях, раз­но­об­раз­ных интер­нет-кана­лах и т. п.).

Науч­ная новиз­на рабо­ты обу­слов­ле­на рас­ту­щим инте­ре­сом пред­ста­ви­те­лей раз­лич­ных науч­ных направ­ле­ний к сфе­ре фор­ми­ро­ва­ния эмо­тив­ных пере­жи­ва­ний в ситу­а­ции мигра­ции, изме­ня­ю­щей­ся окру­жа­ю­щей соци­аль­ной сре­ды и стресса.

Слож­ность заяв­ля­е­мой темы обу­слов­ле­на тем, что нет чет­кой регла­мен­та­ции в пара­мет­ри­за­ции деструк­тив­ной инфор­ма­ции и деструк­тив­но­го меди­а­тек­ста в миро­вой науч­ной прак­ти­ке [Кара­бу­ла­то­ва, Копи­на 2022: 365]. В то же вре­мя в запад­ной науч­ной лите­ра­ту­ре поня­тие деструк­тив­но­го тек­ста (destructive) прак­ти­че­ски не исполь­зу­ет­ся [Fedotova, Shirokova 2021], оно заме­ня­ет­ся раз­но­об­раз­ны­ми эвфе­миз­ма­ми [Pedro Baptista, Gradim, Loureiro et al. 2023]. Так, Евро­ко­мис­сия и ВОЗ пишут о «Защи­те от жесто­ко­го (агрес­сив­но­го, оскор­би­тель­но­го) пове­де­ния» / «Protection against abusive behaviour»¹. На пост­со­вет­ском про­стран­стве под вли­я­ни­ем рос­сий­ских иссле­до­ва­тель­ских мате­ри­а­лов тер­мин «деструк­ция» исполь­зу­ет­ся наря­ду с поня­ти­я­ми «деструк­тив­ное пове­де­ние» и «деструк­тив­ные дей­ствия», под кото­ры­ми пони­ма­ют­ся про­ти­во­прав­ное и пред­на­ме­рен­ное нару­ше­ние гра­ниц и норм соци­аль­но­го вза­и­мо­дей­ствия, преж­де все­го сюда вхо­дят экс­тре­мизм, газ­лай­тинг, бул­линг и дру­гие фор­мы мораль­но­го уни­же­ния людей, про­яв­ле­ния жесто­ко­сти и агрес­сии к детям, жен­щи­нам, ста­ри­кам и инва­ли­дам, при­чи­не­ние физи­че­ско­го ущер­ба, акты ван­да­лиз­ма и оскорб­ле­ние кол­лек­тив­ной памя­ти, жесто­кое обра­ще­ние с живот­ны­ми, про­па­ган­да гомо­сек­су­аль­но­го пове­де­ния, про­па­ган­да и вовле­че­ние в нар­ко­ти­че­скую и алко­голь­ную суб­куль­ту­ры и т. д. Сле­ду­ет отме­тить, что даже в реклам­ных листов­ках авиа­ком­па­нии «Аэро­флот» на каж­дом бор­ту само­ле­та при­сут­ству­ет разъ­яс­не­ние, как необ­хо­ди­мо вести себя во вре­мя поле­та при деструк­тив­ном пове­де­нии нахо­дя­ще­го­ся рядом с тобой чело­ве­ка. При этом опре­де­ле­ние деструк­тив­но­го пове­де­ния отсут­ству­ет. Кро­ме того, не дано чет­кое опре­де­ле­ние деструк­тив­но­го кон­тен­та и на зако­но­да­тель­ном уровне РФ. Тем не менее на прак­ти­ке под деструк­тив­ный кон­тент под­па­да­ет та пуб­лич­ная инфор­ма­ция, кате­го­ри­аль­ные при­зна­ки кото­рой опре­де­ле­ны как могу­щие нане­сти ущерб и/или вред на мен­таль­ном, пси­хи­че­ском или физи­че­ском уров­нях и ука­за­ны в ФЗ от 29 декаб­ря 2010 г. № 436 «О защи­те детей от инфор­ма­ции, при­чи­ня­ю­щей вред их здо­ро­вью и раз­ви­тию»². Одна­ко рас­ши­ре­ние воз­мож­но­стей искус­ствен­но­го интел­лек­та, в том чис­ле исполь­зо­ва­ние его в совре­мен­ной инфор­ма­ци­он­ной войне [Pedro Baptista, Gradim, Loureiro et al. 2023], при­ве­ло к воз­об­нов­ле­нию дис­кус­сий на самых раз­лич­ных пло­щад­ках о необ­хо­ди­мо­сти рас­ши­ре­ния пара­мет­ров деструк­тив­ной информации.

История вопроса

Пси­хи­ка чело­ве­ка не успе­ва­ет за зна­чи­тель­ны­ми пере­ме­на­ми повсе­днев­ной жиз­ни [Qin, Xiao, Yuan et al. 2022], это поз­во­ли­ло иссле­до­ва­те­лям отне­сти мигра­цию к источ­ни­ку хро­ни­че­ско­го стрес­са и транс­фор­ма­ции пси­хи­че­ских про­цес­сов [Inuwa-Dutse, Liptrott, Korkontzelos 2020]. Стресс тако­го типа нахо­дит отра­же­ние и в спе­ци­фи­ке речи мигран­тов, транс­фор­ми­ру­ю­щей их внут­рен­нюю кар­ти­ну мира [Ruan, Karabulatova 2021]. При этом пре­об­ла­да­ние циф­ро­во­го фор­ма­та обще­ния в соци­аль­ных сетях ярко демон­стри­ру­ет транс­фор­ма­цию стан­дар­та обще­ния и спе­ци­фи­че­скую эмо­тив­ную палит­ру вос­при­я­тия темы мигра­ции, обла­да­ю­щей стиг­ма­ти­за­ци­ей в совре­мен­ном обще­стве [Pchelkina, Timoshkin 2020].

Поля­ри­за­ция оце­нок чет­ко наблю­да­ет­ся при пози­ци­о­ни­ро­ва­нии темы мигра­ции в тра­ди­ци­он­ных СМИ и соци­аль­ных сетях, что поз­во­ли­ло И. С. Кара­бу­ла­то­вой и К. В. Ворон­цо­ву выде­лить циф­ро­вую линг­во­ми­гра­цио­ло­гию [Karabulatova, Vorontsov 2019]. Социо­ло­ги ана­ли­зи­ру­ют фено­мен мигра­ции, не про­во­дя осо­бо­го раз­гра­ни­че­ния меж­ду дис­кур­сом, ори­ен­ти­ро­ван­ным на мигра­цию, и соб­ствен­но мигра­ци­он­ным дис­кур­сом, гово­ря о мигра­цио­ло­гии в широ­ком кон­тек­сте [Дени­сен­ко, Ион­цев, Хорев 1989]. Суще­ству­ет неко­то­рая несо­гла­со­ван­ность в опре­де­ле­нии само­го объ­е­ма поня­тия «мигра­ци­он­ный дискурс».

Иссле­до­ва­те­ли опре­де­ля­ют мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ный дис­курс как осо­бый тип дис­кур­са, в кото­рый вклю­че­ны пуб­ли­ци­сти­че­ские, новост­ные тек­сты о мигра­ции, а так­же худо­же­ствен­ные тек­сты, создан­ные мигран­та­ми или повест­ву­ю­щие о мигра­ции и мигран­тах [Ану­мян 2020; Ами­ри­ду, Лагут­ки­на, Джил­ки­ши­е­ва 2022]. Такое собра­ние лите­ра­ту­ры о мигра­ции и мигран­тах целе­со­об­раз­но обо­зна­чить как мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ный дис­курс — более кон­кре­ти­зи­ро­ван­ный тер­мин, неже­ли мигра­ци­он­ный дис­курс, кото­рый вклю­ча­ет в себя юри­ди­че­ские пра­во­вые тек­сты, свя­зан­ные с миграцией.

Посколь­ку мигра­цио­ло­гия пред­став­ля­ет собой доволь­но моло­дую нау­ку [Дени­сен­ко, Ион­цев, Хорев 1989], то тако­го рода сме­ще­ния гра­ниц иссле­до­ва­тель­ских полей вполне объяснимы.

Не слу­чай­но Т. А. ван Дейк опре­де­ля­ет мигра­ци­он­ный дис­курс как слож­ную струк­ту­ру, кото­рая вклю­ча­ет в себя реа­ли­за­цию в раз­ных жан­рах линг­ви­сти­че­ских, соци­аль­ных, поли­ти­че­ских и куль­тур­ных аспек­тов мигра­ции, а так­же исто­рию, эко­но­ми­ку, поли­ти­ку мигра­ции и т. д. [Dijk 2018: 230]. Он пред­по­ло­жил, что мигра­ция может быть опи­са­на посред­ством семан­ти­че­ских мак­ро­струк­тур, состо­я­щих из мак­ро­по­зи­ций, вклю­ча­ю­щих локаль­ные зна­че­ния дис­кур­са [Dijk 2018: 233].

Мигра­ци­он­ный дис­курс в тол­ко­ва­нии перм­ских иссле­до­ва­те­лей под руко­вод­ством С. В. Шуст­о­вой пред­став­ля­ет­ся в каче­стве ком­му­ни­ка­тив­но­го про­цес­са, сто­ро­ны кото­ро­го ста­вят перед собой зада­чу: «адап­ти­ро­вать­ся в при­ни­ма­ю­щей стране; при­нять зако­но­да­тель­ство стра­ны; оста­вать­ся в сво­ей кон­фес­сии или изме­нить веро­ис­по­ве­да­ние; осво­ить язык при­ни­ма­ю­щей стра­ны; опре­де­лить для себя и сво­ей семьи выго­ды от пре­бы­ва­ния на тер­ри­то­рии этой стра­ны; при­нять реше­ние о пре­бы­ва­нии само­сто­я­тель­но; адап­ти­ро­вать­ся к усло­ви­ям про­жи­ва­ния в оди­ноч­ку, семьей, груп­пой; решить эко­но­ми­че­ские вопро­сы жиз­не­обес­пе­че­ния; дать детям обра­зо­ва­ние; обес­пе­чить семью меди­цин­ским обслу­жи­ва­ни­ем; при­нять куль­ту­ру титуль­ной нации» [Шуст­о­ва, Рарен­ко, Попо­ва и др. 2020: 9]. Когда мигрант попа­да­ет в новые усло­вия стра­ны при­е­ма, то он удив­ля­ет­ся мно­гим вещам, кото­рые не вхо­дят в его при­выч­ную кар­ти­ну мира.

Описание методики исследования

Мате­ри­а­лом иссле­до­ва­ния послу­жи­ли пред­став­лен­ные в мас­сме­диа интер­вью мигран­тов из Рос­сии / в Рос­сию, из Евро­со­ю­за / в Евро­со­юз, из Арме­нии / в Арме­нию, из Казах­ста­на / в Казах­стан. Эти реги­о­ны явля­ют­ся при­знан­ны­ми лиде­ра­ми сре­ди тер­ри­то­рий исхо­да и при­е­ма мигран­тов. Эмо­ти­вы извле­ка­лись из опуб­ли­ко­ван­ных интер­вью мигран­тов в СМИ, отно­ся­щих­ся к таким стра­нам, как: 1) стра­ны пост­со­вет­ско­го мира (мигран­ты из Арме­нии, Казах­ста­на, Рос­сии); 2) стра­ны даль­не­го зару­бе­жья (мигран­ты, при­быв­шие в Рос­сию, Арме­нию, Евро­со­юз и Казах­стан); 3) стра­ны Евро­со­ю­за (мигран­ты, при­быв­шие из Рос­сии, Казах­ста­на и Армении).

Коли­че­ствен­ный ана­лиз источ­ни­ков по мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­но­му дис­кур­су дает сле­ду­ю­щие резуль­та­ты: откры­тые рус­ско­языч­ные источ­ни­ки Интер­не­та (тра­ди­ци­он­ные СМИ и соци­аль­ные медиа) — 268 интер­вью мигран­тов и спе­ци­а­ли­стов по мигра­ции, опуб­ли­ко­ван­ные в откры­том досту­пе³. Пред­став­лен­ный объ­ем интер­вью явля­ет­ся доста­точ­ным в рам­ках экс­перт­ной выбор­ки. Аре­ал интер­вью­е­ров: Рос­сия и пост­со­вет­ские стра­ны (Казах­стан, Арме­ния и др.), стра­ны Евро­со­ю­за (Гре­ция, Гер­ма­ния). Каче­ствен­ная харак­те­ри­сти­ка выбор­ки была ори­ен­ти­ро­ва­на на то, что­бы понять, како­ва дина­ми­ка транс­фор­ма­ции отно­ше­ния к мигра­ции и мигран­там в этих сооб­ще­ствах, поэто­му она носит рай­о­ни­ро­ван­ный харак­тер. При­зна­ка­ми рай­о­ни­ро­ва­ния высту­па­ют: ука­за­ния на локус (стра­ну исхо­да и стра­ну при­е­ма) и на при­над­леж­ность к мигра­ци­он­ной груп­пе (мигрант, спе­ци­а­лист по мигра­ции). Вре­мен­ные рам­ки: 2016–2023 гг.

Осо­бый всплеск деструк­тив­но­го ком­по­нен­та обна­ру­жи­ва­ет тема мигра­ции после нача­ла СВО, одна­ко, на наш взгляд, эти пуб­ли­ка­ции нуж­да­ют­ся в осо­бом рас­смот­ре­нии. Мы при­зна­ем, что рас­смат­ри­ва­е­мые нами направ­ле­ния (Арме­ния и Казах­стан) испы­ты­ва­ют мощ­ную мигра­ци­он­ную нагруз­ку в виде обрат­ных мигра­ци­он­ных пото­ков из Рос­сии в 2022–2023 гг.

В сво­ей рабо­те мы опи­ра­лись на праг­ма­ти­че­ский ана­лиз и мето­ды дис­кур­са­на­ли­за с исполь­зо­ва­ни­ем дости­же­ний линг­ви­сти­че­ской тео­рии эмо­ций, сен­ти­мент-ана­ли­за, кон­тент-ана­ли­за. В ходе интер­вью были опре­де­ле­ны цен­ност­ные доми­нан­ты в этно­куль­тур­ных кодах отпус­ка­ю­ще­го и при­ни­ма­ю­ще­го сооб­ществ с ярко выра­жен­ной пси­хо­эмо­ци­о­наль­ной рефлек­си­ей, все это созда­ет опре­де­лен­ную эмо­тив­ную тональ­ность того или ино­го сооб­ще­ния. Деструк­тив­ная эмо­тив­ная тональ­ность опре­де­ля­лась по доми­ни­ро­ва­нию нега­тив­но оце­ноч­ной лек­си­ки в пред­став­лен­ных текстах [Zhang, Karabulatova, Nurmukhametov et al. 2023]. Мы не ста­ви­ли зада­чу про­ве­де­ния факт­че­кин­га, а оста­нав­ли­ва­лись лишь на эмо­тив­ной состав­ля­ю­щей медиатекстов.

Сле­ду­ет отме­тить, что на сего­дняш­ний день не толь­ко отсут­ству­ет обще­при­ня­тая мето­ди­ка опре­де­ле­ния деструк­тив­но­го кон­тен­та, но и суще­ству­ют кар­ди­наль­ные раз­ли­чия в тол­ко­ва­нии само­го фено­ме­на деструк­ции в раз­ных стра­нах [Вино­гра­дов, Лари­чев, Журавлев и др. 2021], что созда­ет вари­а­тив­ную «вил­ку» ухо­да от ответ­ствен­но­сти за рас­про­стра­не­ние заве­до­мо соци­аль­но опас­ной информации.

Анализ материала

С одной сто­ро­ны, мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ный дис­курс воз­ни­ка­ет в резуль­та­те уст­ной и пись­мен­ной ком­му­ни­ка­ции мигран­тов с при­ни­ма­ю­щим и отпус­ка­ю­щим сооб­ще­ством, что выра­жа­ет­ся на офи­ци­аль­ном и неофи­ци­аль­ном уровнях.

Изме­не­ние ана­ли­ти­че­ско­го мейн­стри­ма транс­фор­ми­ро­ва­ло вто­рич­ную интер­пре­та­цию ранее полу­чен­ных резуль­та­тов по этно­язы­ко­вой и соци­о­куль­тур­ной адап­та­ции мигран­тов, что поз­во­ли­ло нам рас­смот­реть опуб­ли­ко­ван­ные ранее рас­ска­зы мигран­тов под дру­гим углом зре­ния, а имен­но в кон­тек­сте внут­рен­них пере­жи­ва­ний мигран­та, отра­жен­ных при помо­щи эмо­тив­ных средств язы­ка, и понять сте­пень деструк­тив­но­го мани­пу­ля­тив­но­го ком­по­нен­та в текстах о миграциях.

Ори­ен­та­ция на объ­ект деструк­ции в мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ном дис­кур­се пред­став­ле­на раз­но­об­раз­но в соот­вет­ствии с таки­ми пара­мет­ра­ми, как:

— ука­за­ние на соци­аль­ную при­над­леж­ность к кон­крет­ной этно­кон­фес­си­о­наль­ной груп­пе и/или обще­ству: Рос­сий­ские СМИ заяв­ля­ют, что Казах­стан рис­ку­ет поте­рять не свой север, а насе­ле­ние: сколь­ко в этом прав­ды⁴; Укра­ин­цы рас­ска­за­ли о тяже­стях жиз­ни в Рос­сии: «Пель­ме­ни хуже»⁵. Рос­сий­ские пель­ме­ни ока­за­лись ахо­вее⁶;

— при­о­ри­тет­ность темы для авто­ра и/или целе­вой ауди­то­рии: Кор­ре­спон­дент «Сво­бод­ных» пого­во­рил с корен­ны­ми жите­ля­ми Арме­нии об эко­но­ми­че­ской обста­нов­ке в род­ной стране, отно­ше­нии к при­ез­жим и мас­со­во­му бег­ству рос­си­ян⁷;

— отно­си­тель­ный баланс инте­ре­сов авто­ра и целе­вой ауди­то­рии: Я ред­ко делаю мате­ри­а­лы, каса­ю­щи­е­ся наше­го сосе­да — Казах­ста­на пото­му, что отно­ше­ния Моск­вы и Нур­сул­та­на, в общем-то, понят­ны. Казах­стан не дела­ет русо­фоб­ских заяв­ле­ний, как евро­гру­зи­ны или при­бал­ты. А еще — не пыта­ет­ся выду­рить себе пре­фе­рен­ции, шан­та­жи­руя ухо­дом на Запад, как офи­ци­аль­ный Минск⁸.

Как пра­ви­ло, обес­це­ни­ва­ние объ­ек­та деструк­ции или инфор­ма­ци­он­ной мише­ни идет при акцен­те вни­ма­ния потен­ци­аль­но­го реци­пи­ен­та на исполь­зо­ва­нии шок-кон­тен­та, выра­жен­но­го слен­гом, инвек­ти­ва­ми, жар­го­низ­ма­ми, про­сто­ре­чи­ем. Напри­мер: Дра­ка в Новых Вату­тин­ках: Рам­зан на защи­те Рафи­ков⁹, где исполь­зу­ет­ся антро­по­ним Рафик для обо­зна­че­ния мигран­тов из Азер­бай­джа­на. В той же пуб­ли­ка­ции мигран­ты из Сред­ней Азии и Азер­бай­джа­на назва­ны гоп­ни­ка­ми и счаст­ли­вы­ми обла­да­те­ля­ми рос­сий­ских пас­пор­тов, что уси­ли­ва­ет деструк­тив­ные состо­я­ния у реци­пи­ен­та. Фор­ми­ро­ва­ние депрес­сив­ных обра­зов так­же спо­соб­ству­ет деструк­ции. Напри­мер: Ост­ро­ва неве­зе­ния: как Гре­ция при­ня­ла мигра­ци­он­ный удар на себя. Южная Евро­па не ощу­ща­ет под­держ­ки ЕС в реше­нии кри­зи­са с бежен­ца­ми¹⁰.

Рас­смат­ри­вая пуб­ли­ка­ции мас­сме­диа (2016–2023) с фоку­сом на про­бле­мах мигра­ции, мы при­шли к выво­ду, что рус­ско­языч­ный офи­ци­аль­ный мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ный дис­курс демон­стри­ру­ет такие каче­ства мигран­тов, как откры­тость ново­му (59 % от обще­го коли­че­ства пуб­ли­ка­ций), ресурс­ность (23 %), пер­спек­тив­ность (10 %), ущерб­ность (9 %). Такое пози­ци­о­ни­ро­ва­ние на пер­вый взгляд фор­ми­ру­ет пози­тив­ный порт­рет мигран­та, одна­ко поло­жи­тель­ные харак­те­ри­сти­ки опи­сы­ва­ют­ся с исполь­зо­ва­ни­ем ней­траль­ной лек­си­ки, а отри­ца­тель­ные име­ют ярко­окра­шен­ную нега­тив­ную оцен­ку, что пере­чер­ки­ва­ет поло­жи­тель­ные уста­нов­ки на вос­при­я­тие мигран­тов в стране при­е­ма. При этом ущерб­ность высту­па­ет как эле­мент деструк­ции. Напри­мер: …Мигран­ты при­ня­лись угро­жать не толь­ко постра­дав­шей девоч­ке, но и ее роди­те­лям, и до насто­я­ще­го дня никто даже не поду­мал при­не­сти изви­не­ния; Нет ника­кой гаран­тии, что исто­рия не повто­рит­ся вновь, а дети мигран­тов, кото­рых в шко­ле очень мно­го, окон­ча­тель­но не почув­ству­ют свою без­на­ка­зан­ность; одно­вре­мен­но с инци­ден­том в Сама­ре ста­ло извест­но о дру­гом напа­де­нии детей мигран­тов на девоч­ку, и так­же в про­вин­ции, в одном из пер­вых совет­ских нау­ко­гра­дов — Обнин­ске Калуж­ской обла­сти. В одной из школ трое уче­ни­ков (дети при­е­хав­ших из сосед­них стран) домо­га­лись уче­ни­цы чет­вер­то­го клас­са; К сожа­ле­нию, дет­ское наси­лие сре­ди детей мигран­тов, кото­рое выбра­сы­ва­ет­ся в наши шко­лы, чаще, чем у обыч­ных школь­ни­ков… Они не зна­ют язы­ка, у них дру­гой куль­тур­ный под­ход (все при­ме­ры взя­ты из ста­тьи «Тру­до­вым мигран­там закро­ют доро­гу в гет­то»¹¹. — С. А. и др.).

Ущерб­ность мигран­тов пози­ци­о­ни­ру­ет­ся как через обви­не­ния в отсут­ствии зна­ний язы­ка и пони­ма­ния тра­ди­ций обще­ния в рус­ской куль­ту­ре, так и через навя­зы­ва­ние ярлы­ка пре­об­ла­да­ния в мигрант­ской сре­де кри­ми­но­ген­ных форм пове­де­ния, послед­нее вле­чет за собой рез­кую поля­ри­за­цию в обще­стве с пани­кер­ски­ми лозун­га­ми, что мож­но про­ил­лю­стри­ро­вать пуб­ли­ка­ци­я­ми мате­ри­а­лов о необ­хо­ди­мо­сти созда­ния «гене­ти­че­ских пас­пор­тов» для въез­жа­ю­щих в Рос­сию мигран­тов. Напри­мер: Тру­до­вых мигран­тов пред­ло­жи­ли раз­ли­чать по ДНК¹².

Не слу­чай­но раз­ру­ши­тель­ный эффект от доми­ни­ро­ва­ния нега­тив­но окра­шен­ной лек­си­ки в медиа­дис­кур­се был обо­зна­чен иссле­до­ва­те­ля­ми как линг­во­ток­сич­ное явле­ние в язы­ке и речи [Ско­во­род­ни­ков, Коп­ни­на 2017б]. В этом слу­чае деструк­ция в мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ном тек­сте реа­ли­зу­ет­ся посред­ством мани­пу­ля­тив­ных при­зы­вов по отно­ше­нию к реци­пи­ен­ту (напри­мер, отка­зы­вать в соци­аль­ной помо­щи и адап­та­ции мигран­тов, созда­вать мигран­то­фоб­ные настро­е­ния в обще­стве, совер­шать насиль­ствен­ные дей­ствия про­тив мигран­тов, вовле­кать мигран­тов в про­ти­во­прав­ные дей­ствия, совер­шать анти­ми­грант­ские акции и погро­мы мигрант­ских пред­при­я­тий и мест про­жи­ва­ния и т. д.).

Инфор­ма­ци­он­ной мише­нью для деструк­тив­но­го напа­де­ния в мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ном медиа­дис­кур­се могут высту­пать: 1) пуб­лич­ные лич­но­сти (лиде­ры обще­ствен­но­го мне­ния, бло­ге­ры, поли­ти­ки, обще­ствен­ные акти­ви­сты); 2) кон­крет­ные целе­вые ауди­то­рии, когорт­ные груп­пы, про­фес­си­о­наль­ные сооб­ще­ства (сту­ден­ты, при­зыв­ни­ки, моло­дые мамы и т. п.); 3) соци­аль­ный ста­тус, соци­аль­но-роле­вые вза­и­мо­от­но­ше­ния (пасы­нок, сиро­та, отец, кол­ле­га, шеф, губер­на­тор, сол­дат, моби­ли­зо­ван­ный, инва­лид и т. п.); 4) тер­ри­то­ри­аль­ные обра­зо­ва­ния (Сибирь, Урал, Кав­каз и т. п.).

Деструк­тив­ная эмо­тив­ность мигран­то­ори­е­ни­ро­ван­но­го медиа­дис­кур­са наце­ле­на на акту­а­ли­за­цию нега­тив­ной оце­ноч­но­сти в вос­при­я­тии целе­вой ауди­то­рии темы миграции/мигрантов через такие стан­дарт­ные при­е­мы нега­тив­ной мани­пу­ля­ции, как наве­ши­ва­ние ярлы­ков, обес­це­ни­ва­ние, при­ни­же­ние, гипер­бо­ли­за­цию, «жон­гли­ро­ва­ние» ста­ти­сти­че­ски­ми дан­ны­ми и т. д.

Совре­мен­ная нау­ка посте­пен­но отка­зы­ва­ет­ся от жест­кой пода­чи темы вынуж­ден­ной и при­ну­ди­тель­ной мигра­ции для адек­ват­но­го пони­ма­ния не толь­ко мно­гих про­цес­сов, кото­рые при­во­дят к этно­трав­ме в пост­со­вет­ских стра­нах [Оsipov, Karabulatova, Shafranov-Kutsev et al. 2016] и соот­вет­ствен­но к язы­ко­вой трав­ме [Ско­во­род­ни­ков, Коп­ни­на 2017а], но и стрем­ле­ния потен­ци­аль­ных мигран­тов к выбо­ру ново­го пути в стране при­е­ма, кото­рая мифо­ло­ги­зи­ру­ет­ся в мигрант­ской ауди­то­рии в силу раз­ных экс­тра­линг­ви­сти­че­ских при­чин, высту­пая преж­де все­го защит­ным пси­хо­сбе­ре­га­ю­щим меха­низ­мом. Так, иссле­до­ва­те­ли отме­ча­ют, наря­ду с пре­ва­ли­ро­ва­ни­ем чув­ства без­воз­врат­ной поте­ри роди­ны у рус­ских эми­гран­тов в Китае, вос­тор­жен­ные попыт­ки создать иде­аль­ную Рос­сию в Хар­бине и Шан­хае (так назы­ва­е­мую Жел­то­рос­сию — подроб­но см.: [Qin, Karabulatova, Ruan 2023]. — С. А. и др.), вда­ле­ке от мате­рин­ской куль­ту­ры. Это нашло свое отра­же­ние в мно­го­чис­лен­ных рус­ско­языч­ных эми­грант­ских пери­о­ди­че­ских изда­ни­ях и эми­грант­ском кине­ма­то­гра­фе в Китае. При этом «фено­мен пре­одо­ле­ния этно­трав­мы у рус­ских эми­гран­тов заклю­чал­ся в кон­стру­и­ро­ва­нии иллю­зии рус­ско­го Хар­би­на и выклю­че­нии из фоку­са вни­ма­ния нерус­ских черт горо­да. Про­ник­но­ве­ние кита­из­мов в рус­скую речь хар­бин­цев шло посте­пен­но, под­го­тов­ляя мест­ное рус­ское насе­ле­ние к асси­ми­ля­ции и адап­та­ции» [Ruan, Karabulatova 2021: 1507].

Мигран­ты вынуж­де­ны кар­ди­наль­но транс­фор­ми­ро­вать свои при­выч­ные пат­тер­ны пове­де­ния вслед­ствие доми­ни­ро­ва­ния дру­гих соци­о­куль­тур­ных норм в стране при­е­ма. Каж­дая куль­ту­ра выра­ба­ты­ва­ет свои пра­ви­ла об эти­ке­те обще­ния, эти­кет­ных фор­му­лах невер­баль­но­го пове­де­ния, что может ока­зы­вать прес­син­гу­ю­щее вли­я­ние на при­быв­ше­го ново­го чле­на обще­ства. Напри­мер, в куль­ту­рах стран Азии и Кав­ка­за (Китае, Арме­нии, Узбе­ки­стане, Япо­нии) при­сут­ству­ет «пра­ви­ло лица», при кото­ром чело­век дол­жен дер­жать мар­ку и удер­жи­вать лицо успе­ха, несмот­ря на нега­тив­ное дав­ле­ние извне. В этой свя­зи Рос­сия зача­стую вос­при­ни­ма­ет­ся как стра­на более сво­бод­ная в сво­ем эмо­ци­о­наль­ном про­яв­ле­нии, a пред­ста­ви­те­ли стран запад­ной куль­ту­ры демон­стри­ру­ют веж­ли­вую улыб­чи­вость, кото­рая не соот­но­сит­ся с их внут­рен­ним состоянием.

Сле­до­ва­тель­но, эмо­ци­о­наль­ное состо­я­ние опре­де­лен­но­го субъ­ек­та про­яв­ля­ет­ся в реак­ции на опре­де­лен­ную ситу­а­цию, что иллю­стри­ру­ет эво­лю­цию того или ино­го эмо­ци­о­наль­но­го состо­я­ния в пре­де­лах и за пре­де­ла­ми эмо­ци­о­наль­ной ситу­а­ции с опре­де­лен­ны­ми харак­те­ри­сти­ка­ми (дли­тель­но­стью, интен­сив­но­стью, кон­тро­ли­ру­е­мо­стью, оце­ноч­но­стью и т. д.).

Эмо­тив­но окра­шен­ная лек­си­ка, при­сут­ству­ю­щая в мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ном дис­кур­се, может быть как пози­тив­ной, так и нега­тив­ной, вос­при­ни­ма­ясь соот­вет­ству­ю­щим обра­зом в зави­си­мо­сти от пси­хо­ти­па само­го реци­пи­ен­та и его линг­ви­сти­че­ской и соци­о­куль­тур­ной под­го­тов­ки к мигра­ции, экс­тра­линг­ви­сти­че­ских харак­те­ри­стик стра­ны исхода/приема. При этом эмо­тив­ные сфе­ры мигран­тов так­же раз­нят­ся и зави­сят от лич­ност­ных уста­но­вок и при­выч­но­го вер­баль­но­го реа­ги­ро­ва­ния на окру­жа­ю­щую обста­нов­ку, что, в свою оче­редь, откры­ва­ет вари­а­тив­ные воз­мож­но­сти для осу­ществ­ле­ния мани­пу­ли­ро­ва­ния в массмедиа.

«Мяг­кая» (скры­тая) деструк­ция, как пра­ви­ло, наце­ле­на на посте­пен­ную транс­фор­ма­цию отно­ше­ния к мигран­там в кон­тек­сте демо­ни­за­ции обра­за мигран­та в кар­тине мира линг­во­куль­ту­ры при­ни­ма­ю­ще­го сооб­ще­ства и демо­ни­за­ции обра­за при­ни­ма­ю­ще­го соци­у­ма. Напри­мер: Все рус­ское вытра­вят: в Казах­стане гото­вит­ся «кумыс­ная рево­лю­ция»¹³. Таким обра­зом, деструк­ция в мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ном мас­сме­дий­ном дис­кур­се может быть явной и скрытой.

Ана­лиз эмпи­ри­че­ско­го мате­ри­а­ла дока­зы­ва­ет, что в абсо­лют­ном боль­шин­стве рече­вых ситу­а­ций удив­ле­ние как реак­ция пред­ше­ству­ет деструк­ции, выби­вая из при­выч­но­го ком­плек­са пси­хо­эмо­ци­о­наль­но­го реа­ги­ро­ва­ния. Это обсто­я­тель­ство осо­бен­но бро­са­ет­ся в гла­за при ана­ли­зе рас­смат­ри­ва­е­мой нами мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ной ситу­а­ции «мигран­ты vs при­ни­ма­ю­щая сто­ро­на», участ­ни­ка­ми кото­рой явля­ют­ся не про­сто ста­тус­но нерав­ные ком­му­ни­кан­ты, а где оче­вид­но, что один из них зави­сит от дру­го­го, то есть дол­жен (а не хочет или может) вопло­щать интен­ции адре­сан­та, и труд­но себе пред­ста­вить воз­мож­ность про­яв­ле­ния отри­ца­тель­ных эмо­ций (раз­дра­же­ния, зло­сти, стра­ха и т. д.). Они, конеч­но, могут быть, но, как сви­де­тель­ству­ет наш ана­лиз прак­ти­че­ско­го мате­ри­а­ла, обыч­но экс­пли­цит­но не про­яв­ля­ют­ся, подавляются.

В этом плане пока­за­тель­ны при­ме­ры, извле­чен­ные из новост­но­го мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­но­го дис­кур­са, выра­жа­ю­щие эмо­тив­но оце­ноч­ное состо­я­ние мигран­тов. Так, Иван Сан­та­на Лопез — шеф-повар из Испа­нии, пере­ехав­ший жить в Арме­нию, рас­ска­зы­вая о сво­ей жене, выра­жа­ет когни­тив­ную эмо­цию удив­ле­ние сле­ду­ю­щим обра­зом: Мы сра­зу нашли общий язык, тем более что она (жена. — C. А. и др.) зна­ет испан­ский в совер­шен­стве. Меня в ней при­влек­ли ее искрен­ность, чисто­та и уди­ви­тель­ные мане­ры, как ока­за­лось, уна­сле­до­ван­ные от отца-армя­ни­на. Далее И. С. Лопез отве­ча­ет на вопрос кор­ре­спон­ден­та о том, что в Арме­нии его уди­ви­ло боль­ше все­го. Респон­дент отве­ча­ет: Меня в первую оче­редь уди­ви­ла исто­рия Арме­нии. Одно­вре­мен­но он ука­зы­ва­ет, что очень мало что знал об Арме­нии до зна­ком­ства с буду­щей женой, и это явля­ет­ся нор­мой для любо­го дру­го­го сред­не­ста­ти­сти­че­ско­го жите­ля Испа­нии. Иван отме­ча­ет: Про Арме­нию и вели­кую армян­скую куль­ту­ру я узнал бла­го­да­ря сво­ей супру­ге. У мно­гих испан­цев Арме­ния ассо­ци­и­ру­ет­ся с Колум­би­ей, так как там есть одно­имен­ный город. А в Испа­нии мно­го выход­цев из Колум­бии и из горо­да Арме­ния¹⁴. Здесь вид­но, что ана­ли­зи­ру­е­мая нами эмо­ция выра­жа­ет­ся спо­со­бом пря­мо­го назы­ва­ния, т. е. про­ек­тив­но, сопро­вож­да­ясь пози­тив­но-эмо­тив­ной оценочностью.

Для успеш­ной адап­та­ции мигран­та в при­ни­ма­ю­щем сооб­ще­стве нема­ло­важ­ную роль игра­ет сход­ство куль­тур отсы­ла­ю­щей и при­ни­ма­ю­щей стран [Karabulatova, Chesnokova, Ebzeeva et al. 2020; Ану­мян 2020]. В этом плане инте­рес пред­став­ля­ет сле­ду­ю­щее мне­ние выше­упо­мя­ну­то­го мигран­та о том, что у армян и испан­цев суще­ству­ет бли­зость по духу: Мы так же, как и армяне, чтим семей­ные цен­но­сти, так же соби­ра­ем­ся всей семьей за тра­пе­зой и т. д. (в той же ста­тье. — С. А. и др.). Наличие/отсутствие боль­шой этно­со­ци­о­куль­тур­ной дистан­ции явля­ет­ся пово­рот­ным момен­том для транс­фор­ма­ции пове­ден­че­ской мат­ри­цы мигранта.

Линг­во­куль­тур­ный шок свя­зан с край­ней сте­пе­нью про­яв­ле­ния эмо­ции удив­ле­ния, кото­рая может пере­да­вать­ся с помо­щью исполь­зо­ва­ния в речи вос­кли­ца­ний и вос­кли­ца­тель­ных пред­ло­же­ний. Как пра­ви­ло, так мигран­ты мар­ки­ру­ют пози­тив­ное удив­ле­ние от радо­сти дости­же­ния сво­ей меч­ты (пере­ез­да в реги­он, стра­ну мигра­ции) в пер­вые меся­цы нахож­де­ния на новом месте. Имен­но такие при­ме­ры при­сут­ству­ют в мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ном мас­сме­дий­ном дис­кур­се, созда­вая при­вле­ка­тель­ный образ стра­ны приема.

Напри­мер: Я совер­шен­но слу­чай­но заеха­ла в эту малень­кую стра­ну и про­па­ла. Я имен­но что влю­би­лась в Сло­ве­нию, как влюб­ля­ют­ся в муж­чи­ну. <…> Мне не нужен был никто и ничто, кро­ме Сло­ве­нии. Даже на муж­чин пере­ста­ла смот­реть! Пиран — город в Сло­ве­нии. Невоз­мож­но не влю­бить­ся! Пра­виль­но ли я сде­ла­ла, что после­до­ва­ла сво­ей мечте о пере­ез­де? Три­жды да!¹⁵; Так слу­чи­лось, что я уже пятый год живу в имми­гра­ции — вна­ча­ле в Пор­ту­га­лии, а теперь в Гер­ма­нии… А я люб­лю знать тех, рядом с кем живу, у кого поку­паю хлеб и на чьих гла­зах выгу­ли­ваю мла­ден­ца в песоч­ни­це. Как мини­мум это очень полез­но в новой стране, а как мак­си­мум при­но­сит дру­зей и обес­пе­чи­ва­ет быст­рую адап­та­цию. Имен­но так, зна­ко­мясь и зада­вая вопро­сы, я за пару меся­цев нашла очень близ­кую по духу подру­гу, полу­чи­ла потря­са­ю­щую реко­мен­да­цию нуж­но­го вра­ча, при­ня­ла несколь­ко важ­ных реше­ний. <…> И тогда я усво­и­ла пер­вое пра­ви­ло — най­ди, что похва­лить и чему искренне уди­вить­ся¹⁶.

Актив­но исполь­зу­ют первую фазу мигра­ции и пост­со­вет­ские стра­ны, когда вос­торг откры­тия новой куль­ту­ры, ново­го про­стран­ства будо­ра­жит пси­хо­эмо­ци­о­наль­ную сфе­ру не толь­ко само­го мигран­та, но и реци­пи­ен­та такой инфор­ма­ции. Этот при­ем был рас­смот­рен Хуго Лёв­хе­мом при ана­ли­зе соот­но­ше­ния меж­ду вер­баль­ным выра­же­ни­ем эмо­ций, самим пере­жи­ва­ни­ем эмо­ции и пока­за­те­лем ней­ро­ме­ди­а­то­ра [Lövheim 2012].

Напри­мер, Аль­би­на Мол­ды­но­ва рас­ска­за­ла: Еще, будучи сту­дент­кой, на лет­них кани­ку­лах, я при­ез­жа­ла пого­стить… в Нур-Сул­тан. Это был 2010 год. Тогда город актив­но стро­ил­ся. Мне безум­но понра­ви­лось, город, люди, госте­при­им­ство. Город бук­валь­но меня вдох­но­вил, и запал в душу¹⁷; В целом, я себя здесь чув­ствую ком­форт­но, как дома. Я живу в Алма­ты, город мне очень напо­ми­на­ет Санкт-Петер­бург, здесь доста­точ­но зеле­но. Вто­рой момент, кото­рый меня раду­ет, это то, что люди очень хоро­шо ко мне отно­сят­ся. Все очень доб­рые, госте­при­им­ные, при­вет­ли­вые. Я здесь еще почти ни разу не столк­нул­ся с тем, что кто-то счи­та­ет меня при­ез­жим. Мы раз­го­ва­ри­ва­ем с людь­ми на одном язы­ке. Я очень ува­жи­тель­но отно­шусь к куль­ту­ре, гово­рю «рах­мет» вме­сто «спа­си­бо» и «сале­мет­сiз бе» вме­сто «здрав­ствуй­те». <…> А самая при­ят­ная вещь у вас — это еда¹⁸; Здесь боль­шое сооб­ще­ство экс­па­тов, но мои близ­кие дру­зья — это мест­ные жите­ли Казах­ста­на. Я нахо­жу их более лояль­ны­ми и у нас с ними дове­ри­тель­ные отно­ше­ния. Обо­жаю казах­ское госте­при­им­ство, когда тебя оку­ты­ва­ют забо­той и вни­ма­ни­ем. У фран­цу­зов очень мно­го обще­го с каза­ха­ми: мы, к при­ме­ру, тоже едим кони­ну и у нас такие же длин­ные семей­ные засто­лья (сме­ет­ся). Я все­гда чув­ствую себя на сво­ем месте, здесь я осво­и­лась и вли­лась в обще­ние с мест­ны­ми жите­ля­ми быст­рее, чем за 20 лет сво­ей жиз­ни в Англии. Казах­стан очень боль­шая и кра­си­вая стра­на, кото­рая поко­ри­ла меня. Фран­ция — моя роди­на, но я бы не вер­ну­лась туда обрат­но¹⁹.

К сожа­ле­нию, в рос­сий­ских СМИ пози­тив­ные исто­рии о мигран­тах не столь хоро­шо пред­став­ле­ны. Пози­тив­ный шок-кон­тент у при­бы­ва­ю­щих в Рос­сию мигран­тов пред­став­лен в основ­ном пуб­ли­ка­ци­я­ми 2018 г., с уси­ле­ни­ем деструк­тив­но­го ком­по­нен­та во вто­рой поло­вине 2018 и по насто­я­щее время.

Напри­мер: Обма­нул рабо­то­да­тель, и я не смог­ла вовре­мя уехать на роди­ну. Из-за это­го суд Рос­сии при­знал меня — граж­дан­ку Таджи­ки­ста­на — винов­ной в нару­ше­нии мигра­ци­он­но­го режи­ма. Впе­ре­ди жда­ла депор­та­ция и соци­аль­ный при­ют для чет­ве­рых детей. Я не зна­ла, как увез­ти детей с собой, боя­лась остав­лять их одних в Рос­сии. Мне бес­ко­рыст­но помог­ли род­ствен­ни­ки: обра­ти­лись к Упол­но­мо­чен­но­му по пра­вам ребен­ка, офор­ми­ли доку­мен­ты в кон­суль­стве, купи­ли биле­ты. Семья вос­со­еди­ни­лась в аэро­пор­ту, куда я была достав­ле­на под кон­во­ем. Вы бы виде­ли наши счаст­ли­вые гла­за в этот момент! Все вме­сте мы бла­го­по­луч­но уле­те­ли в Душан­бе²⁰.

Вос­при­я­тие мигра­ции име­ет вол­но­вой харак­тер, посколь­ку ста­дия вос­тор­га сме­ня­ет­ся ста­ди­ей кри­зи­са, когда мигран­ты ощу­ща­ют ост­рее нега­тив­ное вли­я­ние ново­го соци­у­ма, стал­ки­ва­ют­ся с раз­но­го рода меж­куль­тур­ны­ми раз­ли­чи­я­ми. В этот пери­од эмо­ция удив­ле­ния харак­те­ри­зу­ет дистан­цию меж­ду ожи­да­ни­я­ми и реаль­но­стью в кар­тине мира мигран­та. Нега­тив­ный аспект удив­ле­ния спо­соб­ству­ет куль­тур­но­му шоку, харак­те­ри­зу­ю­ще­му состо­я­ние физи­че­ско­го, эмо­ци­о­наль­но­го, соци­аль­но­го дис­ком­фор­та, кото­рое воз­ни­ка­ет в про­цес­се адап­та­ции мигран­та в новом соци­о­куль­тур­ном окру­же­нии. Напри­мер: Мне кажет­ся, в плане госу­дар­ствен­ных услуг в Казах­стане все дела­ет­ся намно­го быст­рее. Мож­но прий­ти в одно учре­жде­ние и разо­брать­ся со все­ми вопро­са­ми. В Казах­стане у меня оста­лись все род­ствен­ни­ки, поэто­му ста­ра­юсь при­ез­жать туда во вре­мя отпус­ков и празд­нич­ных дней. Это моя Роди­на, боль­шую часть сво­ей жиз­ни я про­жил там и все­гда с теп­лом о ней вспо­ми­наю, — рас­ска­зы­ва­ет Вла­ди­мир Шма­ков, 26 лет, пере­ехав­ший из казах­стан­ско­го горо­да Темир­тау в Тюмень²¹; Реши­ла уехать после нача­ла пол­но­мас­штаб­ной вой­ны с Укра­и­ной. Пото­му что не под­дер­жи­ваю. И не хочу пла­тить нало­ги, кото­рые потом пой­дут на убий­ство мир­ных жите­лей Укра­и­ны. Дума­ла недол­го. А потом про­сто собра­ла вещи в поход­ный рюк­зак и отпра­ви­лась в путь. О Казах­стане не зна­ла ниче­го. Толь­ко то, что гово­рят в Рос­сии. Но это ока­за­лось пол­ной ерун­дой.

Мол, Казах­стан — дикая стра­на, где нет циви­ли­за­ции, тех­ни­че­ско­го про­грес­са и удобств. Стра­на очень рели­ги­оз­ная и очень стро­гая по сво­им нор­мам допу­сти­мо­го пове­де­ния, осо­бен­но для жен­щин. А еще мне гово­ри­ли, что меня тут укра­дут, изна­си­лу­ют и про­да­дут. И что тут очень малень­кие зар­пла­ты. В общем, меня напу­га­ли, как мог­ли. И в Рос­сии это глу­пое и оши­боч­ное пред­став­ле­ние о Казах­стане, к сожа­ле­нию, очень устой­чи­во… Моя адап­та­ция про­шла лег­ко, про­блем не было. <…> Но люди очень отзыв­чи­вые и все­гда гото­вы помочь²².

В деструк­тив­ном мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ном медиа­дис­кур­се акцен­ту­а­ция идет на пере­жи­ва­ние нега­тив­ных эмо­ций через отри­ца­тель­ный шок-кон­тент с яркой дихо­то­ми­ей «свой — чужой». В резуль­та­те воз­ни­ка­ет вто­рич­ная эмо­ция удив­ле­ния у реци­пи­ен­тов-нати­вов от вос­при­я­тия мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­но­го дис­кур­са как в стране исхо­да, так и в стране приема.

Результаты исследования

Мигра­ция как мощ­ный стрес­со­ген­ный фак­тор ярко про­яв­ля­ет весь спектр эмо­ций чело­ве­че­ской пси­хи­ки [Inuwa-Dutse, Liptrott, Korkontzelos 2020; Мед­ве­дев, Чух­ро­ва 2020]. Тра­ди­ци­он­но, начи­ная с антич­ных вре­мен, ана­ли­зом эмо­ций зани­ма­лись и зани­ма­ют­ся пред­ста­ви­те­ли таких наук, как пси­хо­ло­гия и пси­хи­ат­рия, фило­со­фия и пра­во. Несмот­ря на име­ю­щи­е­ся при­е­мы ана­ли­за эмо­ци­о­наль­но окра­шен­ной лек­си­ки в язы­ке, эмо­ти­во­ло­гия, или эмо­тив­ная линг­ви­сти­ка, ста­ла раз­ра­ба­ты­вать­ся лишь в 1980‑х годах, когда язык эмо­ций стал объ­ек­том изу­че­ния с семан­ти­че­ских и праг­ма­ти­че­ских точек зре­ния [Ану­мян 2020; Шахов­ский 2019].

Эмо­тив­ность мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­но­го дис­кур­са СМИ свя­за­на с кон­крет­ным пат­тер­ном пред­по­ла­га­е­мо­го реа­ги­ро­ва­ния реци­пи­ен­та, нахо­дя­ще­го­ся в состо­я­нии дли­тель­но­го пси­хо­эмо­ци­о­наль­но­го напря­же­ния, обу­слов­лен­но­го мигра­ци­ей как фак­то­ром акцен­ту­а­ции пси­хо­эмо­ци­о­наль­ных пове­ден­че­ских черт лич­но­сти и кре­а­тив­ным поис­ком выхо­да из пси­хо­трав­ми­ру­ю­щей ситуации.

Деструк­тив­ные мар­ке­ры (рису­нок) содер­жат лек­се­мы с нега­тив­ным эмо­тив­ным созна­че­ни­ем, про­дви­га­ю­щие деви­а­цию на вер­баль­ном и невер­баль­ном уров­нях, уси­ли­вая раз­ру­ши­тель­ные настро­е­ния, агрес­сив­ные про­яв­ле­ния, вовле­кая реци­пи­ен­та в кон­фликт — дра­ма­ти­че­ский кон­фликт­ный тре­уголь­ник Кар­п­ма­на «жерт­ва — пре­сле­до­ва­тель — изба­ви­тель» [Лего­ши­на 2015; Рас­со­хин 2020]. В свя­зи с этим веду­щую пози­цию зани­ма­ют такие деструк­тив­ные ком­по­нен­ты, как нега­ти­ви­за­ция (36 %), сленг, жар­го­низ­мы и про­сто­ре­чие (28 %), депрес­си­вы (24 %), деав­то­ри­за­ция (14 %).

Пуб­ли­ка­ции о мигра­ции состав­ля­ют поле инфор­ма­ци­он­ной напря­жен­но­сти и кон­флик­то­ген­но­сти в дис­кур­сив­ном про­стран­стве СМИ, обна­ру­жи­вая поля­ри­за­цию мне­ний, кото­рую мож­но выявить бла­го­да­ря сен­ти­мент-ана­ли­зу [Karabulatova, Vorontsov 2019].

Деструк­тив­ный мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ный дис­курс обес­це­ни­ва­ет зна­чи­мость мигран­та, его преды­ду­щий опыт и зна­ния, под­чер­ки­вая нали­чие у мигран­та лакун в фоно­вых зна­ни­ях стра­ны при­е­ма, наве­ши­ва­ет на мигран­та нега­тив­ные ярлы­ки. Как пра­ви­ло, «откры­ти­ем» для мигран­та, нахо­дя­ще­го­ся на этой ста­дии осмыс­ле­ния соб­ствен­но­го пере­ез­да, ста­но­вят­ся такие чув­ства, как носталь­гия, фруст­ра­ция, грусть, депрес­сия. В то же вре­мя усу­губ­ля­ет­ся дистан­ция в дихо­то­мии «свой — чужой», кото­рая нагне­та­ет кон­фликт и деструк­тив­ные состо­я­ния в созна­нии реци­пи­ен­та, рас­ша­ты­вая пси­хо­эмо­ци­о­наль­ную сфе­ру мигран­та. Мы счи­та­ем, что эмо­тив­ность мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­но­го дис­кур­са носит уни­вер­саль­ный харак­тер, что обу­слов­ле­но эво­лю­ци­он­ным раз­ви­ти­ем пси­хо­эмо­ци­о­наль­ной сфе­ры чело­ве­ка [Ану­мян 2020]. В целом пони­ма­ние чужой линг­во­куль­ту­ры совер­шен­ству­ет эмо­цио наль­ный интел­лект и помо­га­ет адап­та­ции мигран­та в стране приема.

В свя­зи с этим счи­та­ем необ­хо­ди­мым выде­лить отдель­ное направ­ле­ние — эмо­тив­ную линг­во­ми­гра­цио­ло­гию, оно нахо­дит­ся на сты­ке линг­ви­сти­че­ской мигра­цио­ло­гии и эмо­тив­ной линг­ви­сти­ки. Оте­че­ствен­ная эмо­тив­ная линг­ви­сти­ка ста­ла струк­ту­ри­ро­ван­ной бла­го­да­ря рабо­там В. И. Шахов­ско­го [Шахов­ский 2019], кото­рый спра­вед­ли­во под­черк­нул акту­аль­ность иссле­до­ва­ния язы­ка пси­хо­эмо­ци­о­наль­ной сфе­ры чело­ве­ка с исполь­зо­ва­ни­ем меж­дис­ци­пли­нар­но­го под­хо­да [Шахов­ский 2019].

Если мигра­ци­он­ный дис­курс более ста­би­лен в плане эмо­ци­о­наль­ных оце­нок, ней­тра­лен, посколь­ку отра­жа­ет офи­ци­аль­ную точ­ку зре­ния вла­стей на мигра­цию как соци­аль­ное явле­ние, то мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ный дис­курс тяго­те­ет к пуб­ли­ци­сти­че­ско­му жан­ру и отра­жа­ет­ся в ана­ли­ти­ко-оце­ноч­ных жур­на­лист­ских работах.

Выводы

Интер­пре­та­ция любо­го дис­кур­сив­но­го про­стран­ства в ее пре­дель­ном, абстрак­том вопло­ще­нии под­ра­зу­ме­ва­ет воз­мож­ность выяв­ле­ния всех акту­аль­но при­сут­ству­ю­щих в кон­крет­ном дис­кур­се смыс­лов. В этой свя­зи мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ный дис­курс мас­сме­диа пред­став­ля­ет собой бла­го­дат­ный мате­ри­ал для раз­но­об­раз­ных иссле­до­ва­ний вслед­ствие его насы­щен­но­сти вер­ба­ли­зо­ван­ны­ми пси­хо эмо­ци­о­наль­ны­ми оценками.

Эмо­тив­ная лек­си­ка в мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ном медиа­дис­кур­се свя­за­на с пси­хо­фи­зио­ло­ги­че­ски­ми при­чи­на­ми реа­ги­ро­ва­ния на изме­не­ния окру­жа­ю­щей сре­ды и стрес­са из-за сме­ны при­выч­но­го окружения.

Арти­ку­ли­ро­ва­ние эмо­ций в мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ном дис­кур­се поз­во­ля­ет пере­ра­бо­тать нега­тив­ные пере­жи­ва­ния деструк­ции в жиз­нен­ный опыт. Ярко выра­жен­ные деструк­тив­ные тек­сты содер­жат в себе боль­шее раз­но­об­ра­зие нега­тив­но окра­шен­ных оце­ноч­ных слов, в то вре­мя как скры­тые деструк­ции зача­стую опе­ри­ру­ют пози­тив­ны­ми эмо­тив­ны­ми лексемами.

Эмо­ци­о­наль­но окра­шен­ная лек­си­ка в мигран­то­ори­ен­ти­ро­ван­ном дис­кур­се не про­сто фор­ми­ру­ет эмо­тив­ную тональ­ность пуб­ли­ка­ции, она созда­ет раз­но­по­ляр­ные век­то­ры оцен­ки мигра­ции как этно­со­ци­о­культ­но­го феномена.