МЕДИАТЕКСТ В СВЕТЕ ПРАКТИЧЕСКОЙ ЭСТЕТИКИ

Поста­нов­ка про­бле­мы. Для гума­ни­та­ри­ев, к нача­лу ХХI сто­ле­тия успеш­но пре­одо­лев­ших соблаз­ни­тель­ное жела­ние осво­бо­дить­ся от тра­ди­ци­он­но­го пред­став­ле­ния о кра­со­те, иску­ше­ние «эсте­ти­че­ско­го амо­ра­лиз­ма» (тер­мин Э. Сурио), эсте­ти­че­ское — нераз­ло­жи­мая на эле­мен­ты мета­ка­те­го­рия, сущ­ность кото­рой, как и тыся­че­ле­тия назад, пости­га­ет­ся в ходе ана­ли­за пре­крас­но­го — уни­вер­саль­ной кате­го­рии, орга­ни­зу­ю­щей всю систе­му. Такая тер­ми­но­ло­ги­че­ская кон­со­ли­да­ция, с одной сто­ро­ны, опас­на. Извест­но, что, «когда какой-то тер­мин… начи­на­ет обо­зна­чать бес­ко­неч­но мно­гое, он рис­ку­ет стать сло­вом пустым, кото­рое не выра­жа­ет реши­тель­но ниче­го» [Хали­зев 1998: 35]. С дру­гой сто­ро­ны, это воз­мож­ность пре­одо­леть хотя бы необ­хо­ди­мость выяв­ле­ния доми­нант в непо­сто­ян­ном мно­же­стве эсте­ти­че­ских кате­го­рий, но, к сожа­ле­нию, воз­мож­ность, еще более услож­ня­ю­щая объ­ек­ти­ви­за­цию зна­ме­ни­той фор­му­лы Н. Г. Чер­ны­шев­ско­го «Пре­крас­ное есть жизнь» [Чер­ны­шев­ский 1855]. Участ­ни­кам совре­мен­но­го науч­но­го диа­ло­га, посвя­щен­но­го пре­крас­но­му, навер­ное, труд­нее, чем их пред­ше­ствен­ни­кам, най­ти общую плат­фор­му в поис­ках «объ­ек­тив­но­го мери­ла кра­со­ты» [Ворон­ский 1963] речи, тек­ста, вла­сти, смер­ти, зла… Хотя уже име­ет­ся опре­де­лен­ный набор соот­вет­ству­ю­щих абстрак­ций (эсте­ти­че­ское воз­дей­ствие тек­ста, эсте­ти­че­ское пони­ма­ние внут­рен­ней фор­мы сло­ва, эсте­ти­че­ский потен­ци­ал сло­ва и тек­ста, линг­во­эс­те­ти­ка [Фещен­ко, Коваль 2014]), исполь­зу­ю­щий­ся при иссле­до­ва­нии лите­ра­тур­но-худо­же­ствен­но­го тек­ста, об эсте­ти­че­ской при­ро­де кото­ро­го писа­ли Р. О. Якоб­сон, Н. Хом­ский, Б. А. Ларин, В. П. Гри­го­рьев, Л. А. Нови­ков и др. Мно­гие их идеи пере­кли­ка­ют­ся с поло­же­ни­я­ми совре­мен­ной рецеп­тив­ной эсте­ти­ки, в рус­ле кото­рой мож­но попы­тать­ся выявить более или менее опре­де­лен­ные кри­те­рии, поз­во­ля­ю­щие судить о нали­чии или отсут­ствии у любой лек­си­че­ской еди­ни­цы эсте­ти­че­ско­го зна­че­ния. Тако­го типа опи­са­ние может выгля­деть при­мер­но сле­ду­ю­щим обра­зом: «Сло­во, даже изна­чаль­но лишен­ное эсте­ти­че­ской цен­но­сти, может обре­сти эсте­ти­че­ское зна­че­ние, кото­рое опре­де­ля­ет его суг­ге­стив­ные воз­мож­но­сти — спо­соб­ность вызы­вать эмо­ции, зара­жать опре­де­лен­ным отно­ше­ни­ем к жиз­ни; гедо­ни­сти­че­ские — достав­лять радость, при­но­сить насла­жде­ние; ком­му­ни­ка­тив­ные — откры­вать чита­те­лю новые воз­мож­но­сти для диа­ло­га с окру­жа­ю­щей его реаль­но­стью, с авто­ром; эври­сти­че­ские — спо­соб­ство­вать откры­тию в изоб­ра­жа­е­мой дей­стви­тель­но­сти ново­го, неиз­ве­дан­но­го» [Цве­то­ва 2016: 118]. Оправ­ды­ва­ет­ся дан­ная дефи­ни­ция пре­дель­ной бли­зо­стью к суж­де­ни­ям об эсте­ти­ке сло­ва мно­гих извест­ных рус­ских писа­те­лей, напри­мер, Н. В. Гого­ля, утвер­ждав­ше­го: «Оно (эсте­ти­че­ски зна­чи­мое сло­во. — Н. Ц.) укреп­ля­ет изнут­ри, сго­ня­ет уны­ние и тос­ку, выра­ба­ты­ва­ет стой­кость к боль­шой обы­ден­но­сти» [Миль­дон, 1998: 7].

К меди­а­тек­сту, в силу его ути­ли­тар­но­сти, автор­ской уста­нов­ки на доступ­ность, кате­го­рия эсте­ти­че­ско­го доволь­но дол­го мно­ги­ми счи­та­лась непри­ло­жи­мой. Основ­ной аргу­мент — зна­ме­ни­тое геге­лев­ское: пред­мет эсте­ти­ки — искус­ство. Допол­ни­тель­ный аргу­мент «про­тив» любой воз­мож­но­сти вклю­че­ния медиа­ре­чи в зону эсте­ти­ки свя­зан с попыт­ка­ми дока­зать «эсте­ти­че­скую индиф­фе­рент­ность» медиа­ре­чи (опре­де­ле­ние Я. Мукар­жов­ско­го) [Мукар­жов­ский 1994], моти­ви­ру­ю­щую недо­вер­чи­во-пре­не­бре­жи­тель­ное отно­ше­ние клас­си­че­ской фило­ло­гии к сло­ву медий­но­му, жур­на­лист­ско­му. Но про­бле­ма систем­но­го, мно­го­уров­не­во­го иссле­до­ва­ния меди­а­тек­ста все-таки обо­зна­че­на. Напри­мер, С. А. Кра­вчен­ко наста­и­ва­ет на том, что чита­тель дол­жен полу­чать «от зна­ком­ства с мате­ри­а­лом» не толь­ко «инфор­ма­цию, но и эсте­ти­че­ское удо­воль­ствие», «жур­на­лист дол­жен уметь гово­рить кра­си­во — что­бы его было „вкус­но“ читать» [Кра­вчен­ко 2009: 87]. Т. Д. Роман­цо­ва, уточ­няя эту пози­цию, акту­а­ли­зи­руя эсте­ти­ко-сти­ли­сти­че­скую пара­диг­му раз­мыш­ле­ний, утвер­жда­ет, что чита­тель меди­а­тек­ста полу­ча­ет эсте­ти­че­ское удо­воль­ствие «от автор­ско­го „шиф­ра“ бла­го­да­ря жур­на­лист­ским обра­зам раз­ных типов и раз­ной функ­ци­о­наль­но­сти» [Роман­цо­ва, 2013: 167]. 

Не менее настой­чи­во фор­ми­ру­ет­ся и науч­ная база для иссле­до­ва­ния эсте­ти­че­ских харак­те­ри­стик медиа­дис­кур­са — актив­но раз­ви­ва­ю­ща­я­ся прак­ти­че­ская эсте­ти­ка успеш­но зани­ма­ет­ся осмыс­ле­ни­ем раз­но­об­раз­ных объ­ек­тов мате­ри­аль­ной и духов­ной куль­ту­ры на уровне тео­ре­ти­че­ско­го зна­ния, в систе­ме эсте­ти­че­ских кате­го­рий. Цель дан­ной ста­тьи свя­за­на с поис­ком реле­вант­ной воз­мож­но­сти объ­ек­тив­ной, науч­ной интер­пре­та­ции кате­го­рии пре­крас­но­го в при­ло­же­нии к меди­а­тек­сту, без чего невоз­мож­но вве­сти медиа­речь, меди­а­текст в сфе­ру инте­ре­сов эсте­ти­ки. О чем сви­де­тель­ству­ет опыт рус­ской фило­ло­ги­че­ской шко­лы, пре­зен­то­вав­шей кате­го­рию пре­крас­но­го как выс­шее вопло­ще­ние худо­же­ствен­ной гар­мо­нии, пред­ло­жив­шей аксио­ло­ги­че­ское пони­ма­ние эсте­ти­че­ско­го зна­че­ния сло­ва, функ­ци­о­ни­ру­ю­ще­го в пре­де­лах лите­ра­тур­но­го текста. 

Сра­зу отме­тим: утвер­жде­ние о том, что уста­нов­ка на эсте­ти­за­цию медиа­ре­чи свя­за­на с реа­ли­за­ци­ей эло­ку­тив­ных наме­ре­ний авто­ра, субъ­ек­та речи, нам пред­став­ля­ет­ся лока­ли­зу­ю­щей про­бле­му, лиша­ю­щей ее науч­ной пер­спек­ти­вы. Эта уста­нов­ка раз­ме­ще­на в той иссле­до­ва­тель­ской сфе­ре, в кото­рой, вопре­ки иде­ям преж­де все­го М. М. Бах­ти­на, до сих пор пред­при­ни­ма­ют­ся попыт­ки све­сти раз­мыш­ле­ния об эсте­ти­че­ской функ­ции язы­ка к ана­ли­зу осо­бых при­е­мов его упо­треб­ле­ния. Она пре­пят­ству­ет изу­че­нию свое­об­ра­зия обра­бот­ки сло­ва в текстах раз­ной дис­кур­сив­ной при­над­леж­но­сти. Мы дале­ки от мыс­ли, что эсте­ти­за­ция медиа­ре­чи — это упро­щен­ный вари­ант эсте­ти­за­ции речи худо­же­ствен­ной с помо­щью тро­пов и фигур, в первую оче­редь с помо­щью мета­фо­ры. Тем более харак­тер модер­ни­за­ции рече­вой фор­мы совре­мен­но­го жур­на­лист­ско­го тек­ста вооб­ще дает осно­ва­ния при таком под­хо­де для кон­ста­та­ции завер­ше­ния про­цес­са деэс­те­ти­за­ции жур­на­лист­ско­го твор­че­ства. Меж­ду тем уже Пла­тон и Ари­сто­тель пре­крас­но пони­ма­ли, что мета­фо­ри­за­ция ора­тор­ской (соот­вет­ствен­но пуб­ли­ци­сти­че­ской, жур­на­лист­ской, медий­ной речи), в отли­чие от поэ­ти­че­ской, осу­ществ­ля­ет­ся по иным зако­нам [Ари­сто­тель 2000: 270]. Еще зна­чи­тель­нее в этом отно­ше­нии идеи М. В. Ломо­но­со­ва, заме­тив­ше­го спо­соб­ность мета­фо­ры про­во­ци­ро­вать «затем­не­ние» мыс­ли и таким обра­зом пред­вос­хи­тив­ше­го совре­мен­ное пони­ма­ние ее мани­пу­ля­тив­ных возможностей. 

Акту­аль­ность точ­ки зре­ния клас­си­ков лег­ко про­ве­рить при срав­не­нии функ­ций и смыс­ло­вой струк­ту­ры мета­фо­ры жур­на­лист­ской и поэ­ти­че­ской, худо­же­ствен­ной. Напри­мер, несколь­ко лет назад в одной из ана­ли­ти­че­ских ста­тей М. Чаплы­ги­ной, опуб­ли­ко­ван­ных в «Огонь­ке», была исполь­зо­ва­на такая мета­фо­ра — Супру­ге мэра доста­лись самые соч­ные фир­мы. При­ла­га­тель­ное соч­ные исполь­зо­ва­но в нару­ше­ние прин­ци­па соче­та­е­мо­сти. Но в резуль­та­те нару­ше­ния рече­вой нор­мы жур­на­лист­ке уда­ет­ся транс­ли­ро­вать зна­чи­тель­ные смыс­лы. Праг­ма­ти­ка исполь­зо­ва­ния мета­фо­ри­че­ско­го опре­де­ле­ния-эпи­те­та свя­за­на с выра­же­ни­ем оцен­ки дея­тель­но­сти мэра, пове­де­ния его супру­ги, их вза­и­мо­от­но­ше­ний, общей ситу­а­ции в горо­де, с точ­но­стью выра­же­ния оце­ноч­ной интен­ции при мини­маль­ном исполь­зо­ва­нии язы­ко­вых ресур­сов, а так­же с воз­мож­но­стью избе­жать ответ­ствен­но­сти в слу­чае воз­ник­но­ве­ния пост­пуб­ли­ка­ци­он­ной актив­но­сти пер­со­на­жей. Эсте­ти­че­ское же впе­чат­ле­ние обу­слов­ле­но и ясно­стью транс­ли­ру­е­мых смыс­лов, и «пре­ле­стью новиз­ны» пред­ло­жен­ной рече­вой формы.

Иное дело — функ­ци­о­ни­ро­ва­ние мета­фо­ры как сти­му­ла эсте­ти­че­ско­го пере­жи­ва­ния в худо­же­ствен­ном тек­сте. Клю­че­вые мета­фо­ры могут ста­но­вить­ся сред­ством выра­же­ния худо­же­ствен­ной фило­со­фии, даже если воз­ни­ка­ют при мини­маль­ных нару­ше­ни­ях рече­вой нор­мы или при отсут­ствии таких нару­ше­ний. У В. Рас­пу­ти­на в послед­нем рас­ска­зе «Виде­ние» есть пей­заж­ная зари­сов­ка, смыс­ло­вым цен­тром кото­рой ста­но­вит­ся гла­гол хоро­во­дить­ся, исполь­зо­ван­ный в пере­нос­ном зна­че­нии: Горя­чо рде­ют леса, тяже­лы и души­сты спу­тан­ные тра­вы, туго зве­нит, гор­чит воз­дух и водя­ни­сто пере­ли­ва­ет­ся под солн­цем по низи­нам; дали лежат в отчет­ли­вых и мяг­ких гра­ни­цах; межи, опуш­ки, греб­ни — все в раз­но­цвет­ном наря­де и всё хоро­во­дит­ся, важ­ни­ча­ет, сту­па­ет груз­ной и осто­рож­ной посту­пью… [Рас­пу­тин 2005: 451]. 

Гла­гол хоро­во­дить­ся в этом фраг­мен­те пей­за­жа фик­си­ру­ет основ­ную, если не един­ствен­ную, фор­му суще­ство­ва­ния при­ро­ды (всё хоро­во­дит­ся); с его помо­щью вос­про­из­во­дит­ся прин­цип струк­ту­ри­ро­ва­ния про­стран­ства (хоро­во­дят­ся и межи, опуш­ки, греб­ни — опор­ные точ­ки окру­жа­ю­щей реаль­но­сти); вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся глав­ный прин­цип орга­ни­за­ции зем­но­го вре­ме­ни (хоро­во­дом, в точ­ном соблю­де­нии уста­нов­лен­ных веч­но­стью интер­ва­лов, сме­ня­ют друг дру­га вре­ме­на года, уплы­ва­ют годы, меся­цы, часы, дни и мину­ты — уле­та­ют осен­ние листья как зна­ки ухо­дя­ще­го вре­ме­ни). Не обхо­дит писа­тель и соляр­ную сим­во­ли­ку хоро­во­да — завер­ша­ет пей­заж опи­са­ни­ем солн­ца: тихо­го и сла­бо­го, с чет­ким радуж­ным обо­дом [Там же]. 

Так гла­гол хоро­во­дить­ся пре­вра­ща­ет­ся в ядро мно­го­ком­по­нент­но­го лек­си­ко-семан­ти­че­ско­го поля, фор­ма­ти­ро­ва­ние кото­ро­го осу­ществ­ля­ет­ся В. Рас­пу­ти­ным в соот­вет­ствии со слож­ней­шим про­цес­сом вос­ста­нов­ле­ния в созна­нии пер­со­на­жа глу­бо­ко арха­ич­но­го вос­при­я­тия реаль­но­сти и виде­ния жиз­ни как бес­ко­неч­ной цепи нераз­рыв­ных явле­ний, собы­тий, каж­до­му из кото­рых свой черед, а черед этот уста­нав­ли­ва­ет­ся незыб­ле­мы­ми зако­на­ми при­ро­ды. Сим­во­лом при­ро­ды ста­но­вит­ся позд­няя про­свет­лен­ная осень, креп­ко обняв­шая весь рас­сти­ла­ю­щий­ся [Там же: 446] перед чело­ве­ком мир. Так в худо­же­ствен­ном тек­сте мета­фо­ра пре­вра­ща­ет­ся в сред­ство пости­же­ния глу­би­ны окру­жа­ю­щей реаль­но­сти и слож­но­сти чело­ве­ка — онто­ло­гии бытия, запус­ка­ет в созна­нии чита­те­ля меха­низм само­по­зна­ния, т. е. выпол­ня­ет позна­ва­тель­ную и пре­об­ра­зо­ва­тель­ную функции.

Эсте­ти­че­ское зна­че­ние сло­ва-обра­за, его эсте­ти­че­ский потен­ци­ал свя­зан с иде­аль­но­стью ожив­ля­е­мых пред­став­ле­ний и под­дер­жи­ва­ет­ся все­ми ком­по­нен­та­ми кон­тек­ста, даже инто­на­ци­он­ным рисун­ком повест­во­ва­ния, напо­ми­на­ю­щим о гар­мо­нии музы­каль­но­го, песен­но­го сопро­вож­де­ния дви­же­ния в хоро­во­де, о бла­го­род­стве и сдер­жан­но­сти, о спо­кой­ствии и смыс­ло­вой насы­щен­но­сти хоро­во­дов север­ных. Бла­го­да­ря инто­на­ции текст обре­та­ет осо­бую жиз­нен­ную силу, рож­дая осо­бый настрой, осо­бое ощу­ще­ние бытия, ощу­ще­ние един­ства при­род­но­го и соци­аль­но­го, телес­но­го и духов­но­го. Так у Рас­пу­ти­на в кон­тек­сте худо­же­ствен­но­го выска­зы­ва­ния сло­во, изна­чаль­но лишен­ное эсте­ти­че­ской цен­но­сти, обре­та­ет эсте­ти­че­ское зна­че­ние, кото­рое опре­де­ля­ет его спо­соб­ность зара­жать опре­де­лен­ным отно­ше­ни­ем к жиз­ни, достав­лять радость и откры­вать чита­те­лю новые воз­мож­но­сти для диа­ло­га с окру­жа­ю­щей его реаль­но­стью, откры­вая в изоб­ра­жа­е­мой дей­стви­тель­но­сти новое, неизведанное.

И худож­ник, и жур­на­лист исполь­зо­ва­ли кон­цеп­ту­аль­ные мета­фо­ры, на кото­рых фоку­си­ро­ва­лось вни­ма­ние чита­те­лей, но в жур­на­лист­ском дис­кур­се мета­фо­ра праг­ма­тич­но участ­во­ва­ла в про­цес­се фор­ми­ро­ва­ния идео­ло­ги­че­ско­го смыс­ла тек­ста, была обра­ще­на к чита­тель­ско­му разу­му, кото­рый отда­ет пред­по­чте­ние ясно­му, чет­ко­му, логи­че­ски выве­рен­но­му высказыванию.

Сле­ду­ет ска­зать и о том, что наши наблю­де­ния пока­зы­ва­ют, что мета­фо­ри­че­ское напря­же­ние совре­мен­но­го медий­но­го тек­ста сни­жа­ет­ся дегра­да­ци­ей или упро­ще­ни­ем транс­ли­ру­е­мых жур­на­ли­сти­кой смыс­лов и мани­пу­ля­тив­ны­ми автор­ски­ми интен­ци­я­ми. Напри­мер, мета­фо­ра поз­во­ля­ет твор­че­ски бес­по­мощ­но­му авто­ру спря­тать или замас­ки­ро­вать свою бес­по­мощ­ность. Оче­вид­ные при­ме­ры тако­го рода лег­ко обна­ру­жи­ва­ют­ся в исполь­зу­е­мых поп-испол­ни­те­ля­ми мас­со­вых текстах, в кото­рых взгляд пер­со­на­жа может при­сталь­но сколь­зить по небу, сос­ны от янтар­ных слез ути­ра­ет забот­ли­вый олень, обра­зы высе­ка­ют­ся на серд­це аро­ма­та­ми гла­дио­лу­сов и т. п. (Павел Жагун). Прав­да, это про­бле­ма периферийная.

Прин­ци­пи­аль­но важ­но пони­мать, на наш взгляд, что медиа­дис­курс тре­бу­ет фено­ме­но­ло­ги­че­ско­го под­хо­да. Фор­ми­ро­ва­ние это­го под­хо­да нача­лось еще в Древ­ней Гре­ции, задол­го до А. Г. Баум­гар­те­на, дав­ше­го назва­ние нау­ке — эсте­ти­ка, с раз­мыш­ле­ний Сокра­та и Ари­сто­те­ля, пред­ло­жив­ших пони­ма­ние эсте­ти­че­ско­го «как совер­шен­но­го в сво­ем роде» (фор­му­ла А. Ф. Лосе­ва). Совер­шен­но­го, т. е. не име­ю­ще­го недо­стат­ков, обла­да­ю­ще­го закон­чен­но­стью, харак­те­ри­зу­ю­ще­го­ся гар­мо­нич­ным соот­но­ше­ни­ем содер­жа­ния и фор­мы, глав­ное — соот­вет­ству­ю­ще­го опре­де­лен­но­му иде­а­лу, мно­го­уров­не­вое пред­став­ле­ние о кото­ром шли­фо­ва­лось тыся­че­ле­ти­я­ми. Реа­ли­за­ция фено­ме­но­ло­ги­че­ско­го под­хо­да, на наш взгляд, тре­бу­ет выяв­ле­ния уров­ней и прин­ци­пов эсте­ти­за­ции меди­а­тек­ста как основ­ной дис­кур­сив­ной еди­ни­цы, тре­бу­ет при­зна­ния систем­но­сти про­цес­са эсте­ти­за­ции, его отчет­ли­во выра­жен­ной когни­тив­ной при­ро­ды и пони­ма­ния того, что совер­шен­ство меди­а­тек­ста обес­пе­чи­ва­ет­ся соот­вет­стви­ем всех трех ком­по­нен­тов про­цес­са тек­сто­по­рож­де­ния опре­де­лен­ным тре­бо­ва­ни­ям, ожиданиям. 

Оче­вид­но, что на пер­вом уровне удо­воль­ствие от совер­шен­но­го меди­а­тек­ста свя­за­но с его смыс­ло­вой струк­ту­рой, зави­ся­щей от собы­тий­но-фак­то­ло­ги­че­ской осно­вы тек­ста и его темы-идеи. Напри­мер, А. А. Габре­ля­нов запу­стил созда­ние сверх­тек­ста в интер­нет-про­ек­те Life​.ru, сверх­за­да­чу кото­ро­го сфор­му­ли­ро­вал вполне опре­де­лен­но: «запо­лу­чить как про­дви­ну­тых юзе­ров фейс­бу­ка, так и зри­те­лей „России‑2“» (URL: http://​www​.sncmedia​.ru/​c​a​r​e​e​r​/​i​t​o​g​i​-​2​0​1​6​-​g​o​d​a​-​s​mi/). При реа­ли­за­ции объ­яв­лен­ной сверх­за­да­чи клю­че­вым эле­мен­том ново­го сюже­та стал соби­ра­тель­ный пер­со­наж Зёма из Там­бо­ва, кото­рый высту­па­ет в каче­стве экс­пер­та раз­ме­ща­е­мых на сай­те одно­вре­мен­но «Сове­тов по исполь­зо­ва­нию ваги­ны в быту» и ста­тей по совре­мен­ной фило­со­фии. Обо­зна­че­ние смыс­ло­вой доми­нан­ты в заго­лов­ке одно­го из тема­ти­че­ских бло­ков, несмот­ря на его грам­ма­ти­че­ски кор­рект­ную фор­му, вряд ли вызо­вет удо­воль­ствие или будет спо­соб­ство­вать гар­мо­ни­за­ции состо­я­ния адре­са­та-интел­лек­ту­а­ла с раз­ви­тым язы­ко­вым вку­сом! Так­же труд­но пове­рить, что кри­ти­че­ское созна­ние адре­са­та будет пол­но­стью ней­тра­ли­зо­ва­но рече­вой фор­мой став­ше­го хре­сто­ма­тий­ным, создан­но­го по иде­аль­ным лека­лам поли­ти­че­ской про­па­ган­ды выска­зы­ва­ния Дани­э­ля Кон-Бен­ди­та, про­зву­чав­ше­го в те дни, когда авиа­ция НАТО бом­би­ла Сер­бию: Руки у нас в кро­ви, но это нуж­но сде­лать, что­бы изба­вить мир от национализма!

Вто­рой, автор­ский уро­вень эсте­ти­че­ско­го кон­стру­и­ро­ва­ния меди­а­тек­ста свя­зан с рече­вой ком­пе­тент­но­стью адре­сан­та, име­ю­щей несколь­ко спе­ци­фи­че­ских про­яв­ле­ний. Жур­на­лист, рабо­та­ю­щий с мас­со­вой ауди­то­ри­ей, обя­зан пом­нить о «кра­со­те про­сто­ты» (выра­же­ние Н. Ф. Кошан­ско­го), кото­рая, напри­мер, в опре­де­лен­ном набо­ре инфор­ма­ци­он­ных жан­ров может быть свя­за­на отнюдь не с эло­ку­тив­но­стью, но с уме­ни­ем эффек­тив­но исполь­зо­вать сло­ва со стро­гой нор­ма­тив­ной семан­ти­кой, соеди­нять их друг с дру­гом по зако­нам грам­ма­ти­ки, отсе­кать уво­дя­щие в сто­ро­ну ассо­ци­а­ции. Не менее опре­де­лен­ная обя­зан­ность свя­за­на с уме­ни­ем жур­на­ли­ста реа­ли­зо­вать при созда­нии меди­а­тек­ста убеж­ден­ность клас­си­че­ской рито­ри­ки в том, что целост­ность тек­ста явля­ет­ся «пер­во­при­чи­ной его гар­мо­нии» (выра­же­ние Пифагора). 

Нако­нец, регу­ля­тив­ную функ­цию в про­фес­си­о­наль­ной рече­вой дея­тель­но­сти жур­на­ли­ста выпол­ня­ет наци­о­наль­ный рече­вой код — исто­ри­че­ски сло­жив­ша­я­ся и кон­вен­ци­о­наль­но обу­слов­лен­ная систе­ма линг­ви­сти­че­ских и пара­линг­ви­сти­че­ских зна­ков и пра­вил, реле­вант­ных при транс­ля­ции и вос­при­я­тии «клю­че­вых идей» язы­ко­вой кар­ти­ны мира [Зализ­няк и др. 2005]. Основ­ные эле­мен­ты этой систе­мы: наци­о­наль­ный рито­ри­че­ский иде­ал, пред­опре­де­ля­ю­щий основ­ные прин­ци­пы и осо­бен­но­сти ком­му­ни­ка­ции; систе­ма топо­сов, транс­ли­ру­ю­щих клю­че­вые пси­хо­мен­таль­ные харак­те­ри­сти­ки этно­са; рече­вые сред­ства, исполь­зу­е­мые для харак­те­ри­сти­ки хро­но­то­па, для транс­ля­ции наци­о­наль­ной аксио­ло­гии, выра­жа­ю­щие наци­о­наль­ную спе­ци­фи­ку образ­ной систе­мы; систе­ма пре­це­дент­ных фено­ме­нов, пре­зен­ту­ю­щих наци­о­наль­ную куль­ту­ру в син­хро­нии и диа­хро­нии; рече­вой эти­кет, свя­зан­ный с миро­со­зер­ца­ни­ем наро­да; к эти­кет­ным же харак­те­ри­сти­кам уст­ной фор­мы речи мож­но отне­сти ее про­со­ди­че­ские осо­бен­но­сти (гром­кость, темп, инто­на­ция, высо­та голо­са, тембр); пара­вер­баль­ные ком­му­ни­ка­тив­ные сред­ства — в уст­ной фор­ме ком­му­ни­ка­ции — жест, мими­ка, тело­дви­же­ния; в пись­мен­ной — сред­ства кре­о­ли­за­ции тек­ста [Дус­ка­е­ва, Цве­то­ва 2013: 253].

Вполне отда­ем себе отчет в том, что про­во­ци­ру­ем воз­ра­же­ния про­фес­си­о­на­лов речи, живу­щих свя­той уве­рен­но­стью в том, что эсте­ти­за­ция меди­а­тек­ста преж­де все­го пред­по­ла­га­ет пре­одо­ле­ние стан­дар­ти­за­ции рече­вой фор­мы. Мы ни в коем слу­чае не явля­ем­ся про­тив­ни­ка­ми этой точ­ки зре­ния. Но счи­та­ем, что тре­бу­ют­ся уточ­не­ния. Медиа­сфе­ра — это та сре­да, при­бли­же­ние кото­рой к совер­шен­ству не исклю­ча­ет мно­го­об­ра­зия, но дегра­ди­ру­ет от неиз­беж­но­го хао­са и систем­но­го пре­одо­ле­ния обо­зна­чен­ных нами гра­ниц. Сво­бо­да твор­че­ской дея­тель­но­сти жур­на­ли­ста не уни­что­жа­ет­ся необ­хо­ди­мо­стью рабо­ты с раз­но­го типа шаб­ло­на­ми. Напри­мер, на раз­ных уров­нях совре­мен­но­го медий­но­го дис­кур­са для эсте­ти­за­ции или ими­та­ции эсте­ти­че­ских качеств меди­а­тек­ста по-раз­но­му исполь­зу­ют раз­ные эле­мен­ты ком­му­ни­ка­тив­но­го кода. Изби­ра­тель­ность с оче­вид­но­стью про­яв­ля­ет­ся в осо­бой сосре­до­то­чен­но­сти совре­мен­ных медиа на убеж­ден­но­сти эсте­ти­ки эпо­хи Про­све­ще­ния в том, что из всех чело­ве­че­ских чувств зре­ние явля­ет­ся «самым усла­ди­тель­ным» [Хогарт 2016], как след­ствие, совре­мен­ные медиа все чаще укра­ша­ют текст, исполь­зуя самые раз­но­об­раз­ные сред­ства его кре­о­ли­за­ции (дело­вая прес­са — раз­но­цвет­ные, мно­го­фи­гур­ные гра­фи­че­ские изоб­ра­же­ния, глян­це­вая — напри­мер, фото­гра­фии Е. Рождественской). 

Коман­да уже упо­ми­нав­ше­го­ся А. Габре­ля­но­ва пыта­ет­ся при­влечь адре­са­та отсут­стви­ем про­блем­но-тема­ти­че­ских огра­ни­че­ний, ата­куя наци­о­наль­ный рито­ри­че­ский иде­ал. Всё это воз­мож­ные вари­ан­ты для медиа­про­стран­ства. Когда мы гово­рим о регу­ли­ро­ва­нии тако­го рода при­е­мов, мы дума­ем толь­ко о ней­тра­ли­за­ции послед­ствий их тира­жи­ро­ва­ния, одним из кото­рых явля­ет­ся уни­что­же­ние их эсте­ти­че­ско­го потен­ци­а­ла. Напри­мер, пять-семь лет назад даже каче­ствен­ная жур­на­ли­сти­ка была пора­же­на виру­сом смер­ти: попыт­ки эсте­ти­за­ции соот­вет­ству­ю­ще­го топо­са — один из клю­че­вых при­зна­ков жур­на­ли­сти­ки эпо­хи пост­мо­дер­на. Для тек­сто­вой репре­зен­та­ции эсте­ти­ки смер­ти жур­на­ли­сты ста­ли исполь­зо­вать Апо­ка­лип­сис как кон­цеп­ту­аль­ную мета­фо­ру, при­вле­ка­ю­щую чита­тель­ское вни­ма­ние зву­ко­вой фор­мой обо­зна­ча­ю­ще­го сло­ва, его поэ­ти­че­ской аурой и соот­не­сен­но­стью с одним из самых таин­ствен­ных тек­стов, извест­ных чело­ве­че­ству, пото­му спо­соб­ную сфор­ми­ро­вать соот­вет­ству­ю­щее лек­си­ко-семан­ти­че­ское поле. Дик­тор НТВ мог завер­шить новост­ной блок, в кото­ром цен­траль­ное место зани­ма­ли сооб­ще­ния о кли­ма­ти­че­ских мета­мор­фо­зах, сле­ду­ю­щей сен­тен­ци­ей: Анге­лы на месте. Апо­ка­лип­сис сего­дня откла­ды­ва­ет­ся на потом (НТВ). Или собра­ние «малой» про­зы извест­но­го медий­но­го про­во­ка­то­ра Алек­сея Цвет­ко­ва «TV для тер­ро­ри­стов» явно с реклам­ной целью пред­ва­ря­лось эпи­гра­фом Из радио­пе­ре­хва­та: До сих пор все мыс­ли­те­ли толь­ко пыта­лись изме­нить мир. Наша зада­ча — уни­что­жить его [Цвет­ков 2002: 5]. Но тира­жи­ро­ва­ние мета­фо­ры рано или позд­но про­буж­да­ет мен­таль­ные вос­по­ми­на­ния, свя­зан­ные с инстинк­том само­со­хра­не­ния. Кто сего­дня ста­нет смот­реть «600 секунд», даже если быв­ше­му скан­даль­но­му репор­те­ру А. Невзо­ро­ву будет предо­став­ле­на воз­мож­ность реин­кар­на­ции этой теле­пе­ре­да­чи? Все-таки, види­мо, мож­но кон­ста­ти­ро­вать наступ­ле­ние вре­ме­ни, когда кодо­вые вызо­вы могут исполь­зо­вать­ся авто­ром маргинальным.

Тре­тий уро­вень эсте­ти­за­ции свя­зан, на наш взгляд, с тести­ро­ва­ни­ем меди­а­тек­ста адре­са­том. Опре­де­ля­ю­щее вли­я­ние на резуль­та­ты это­го тести­ро­ва­ния ока­зы­ва­ет рече­вая ситу­а­ция, «язы­ко­вой вкус эпо­хи» (тер­мин В. Косто­ма­ро­ва), фор­ми­ру­ю­щий­ся под мощ­ным дав­ле­ни­ем рече­вой моды. Прав­да, пред­пи­са­ния рече­вой моды нигде и никем не фик­си­ру­ют­ся, раз­но­тип­ные мод­ные шаб­ло­ны утвер­жда­ют­ся кос­вен­но, хотя редак­то­ры могут и пря­мо тре­бо­вать от начи­на­ю­щих жур­на­ли­стов, напри­мер, исполь­зо­ва­ния суще­стви­тель­но­го поряд­ка в зна­че­нии око­ло, вызы­ва­ю­ще­го, как ска­зал бы Б. А. Ларин, эсте­ти­че­ски нестер­пи­мые побоч­ные ассо­ци­а­ции с офи­ци­аль­но-дело­вым сти­лем, но, с точ­ки зре­ния редак­то­ра, как утвер­жда­ют начи­на­ю­щие жур­на­ли­сты, сим­во­ли­зи­ру­ю­ще­го высо­кую и такую желан­ную для моло­до­го спе­ци­а­ли­ста при­над­леж­ность к про­фес­си­о­наль­но­му пространству. 

Сего­дня вли­я­ние рече­вой моды про­яв­ля­ет­ся мощ­но и раз­но­сто­ронне, есте­ствен­но, в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни вли­я­ет на пред­став­ле­ние об эсте­ти­че­ских каче­ствах меди­а­тек­ста, пере­чень кото­рых откры­ва­ет­ся харак­те­ри­сти­кой плат­фор­мы, на кото­рой он транс­ли­ру­ет­ся (бума­га, каче­ство иллю­стра­ций, тех­но­ло­ги­че­ские харак­те­ри­сти­ки изда­ния — раз­но­об­ра­зие шриф­тов, цве­то­вой диа­па­зон…). Так, «глян­це­вые» жур­на­лы по ценам рас­про­да­жи с удо­воль­стви­ем поку­па­ют юные девуш­ки как сим­вол при­над­леж­но­сти к той части чело­ве­че­ства, жизнь кото­рой вос­при­ни­ма­ют как совер­шен­ную, мак­си­маль­но при­бли­жен­ную к про­па­ган­ди­ру­е­мо­му на всех уров­нях пуб­лич­ной ком­му­ни­ка­ции пре­крас­но­му образ­цу. Ожи­да­ние соот­вет­ствия сово­куп­но­го жур­наль­но­го тек­ста рече­во­му иде­а­лу свя­за­но с уста­нов­кой адре­са­та на обна­ру­же­ние в лек­си­че­ской фор­ме меди­а­тек­ста не про­сто отдель­ных лек­си­че­ских групп и пла­стов, опре­де­лен­но­го типа пре­це­дент­но­сти, попу­ляр­ных меди­а­кон­цеп­тов вме­сто корен­ных сла­вян­ских (толе­рант­ность — тер­пи­мость); слов с отвле­чен­ным зна­че­ни­ем, акти­ви­за­ция кото­рых может при­ве­сти к угро­жа­ю­щей для наци­о­наль­ной кар­ти­ны мира деак­ту­а­ли­за­ции целых семан­ти­че­ских полей (см. по отно­ше­нию к кому из новей­ших медий­ных пер­со­на­жей исполь­зу­ют­ся опре­де­ле­ния доб­рый, умный, чест­ный и т. п.); с уста­нов­кой на игно­ри­ро­ва­ние наци­о­наль­ных норм обще­ния, рече­во­го эти­ке­та (осо­бый шик — обра­ще­ние теле­ве­ду­щих к седо­вла­сым отцам по име­ни); на дефор­ма­цию инто­на­ци­он­но­го рисун­ка рус­ской речи (с неве­ро­ят­ным энту­зи­аз­мом пред­ста­ви­те­ли поп-куль­ту­ры навя­зы­ва­ют жар­гон­ную орфо­эпию, доста­точ­но вспом­нить попу­ляр­ную груп­пу «А‑Студио»).

Про­ана­ли­зи­ро­ван­ный мате­ри­ал убеж­да­ет в том, что эсте­ти­за­ция меди­а­тек­ста осу­ществ­ля­ет­ся не толь­ко при исполь­зо­ва­нии тра­ди­ци­он­ных эло­ку­тив­ных средств и при­е­мов, но на всех эта­пах про­цес­са тек­сто­по­рож­де­ния: при отбо­ре жиз­нен­но­го мате­ри­а­ла, при фор­ми­ро­ва­нии содер­жа­ния тек­ста; при выбо­ре алго­рит­ма тек­сто­вой репре­зен­та­ции такой кате­го­рии, как автор­ства; при созда­нии тек­сто­вой систе­мы кон­так­то­уста­нав­ли­ва­ю­щих средств как вопло­ще­ния кате­го­рии адресата.

Выво­ды. Наши наблю­де­ния поз­во­ля­ют утвер­ждать, что, несмот­ря на скеп­ти­че­ское отно­ше­ние мно­гих спе­ци­а­ли­стов, про­цесс эсте­ти­за­ции дей­стви­тель­но явля­ет­ся одним из клю­че­вых для совре­мен­но­го рос­сий­ско­го медий­но­го про­стран­ства и в зако­но­мер­но­стях его про­яв­ля­ет­ся дей­ствие клас­си­че­ских рито­ри­че­ских зако­нов и прин­ци­пов, до сих пор в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни опре­де­ля­ю­щих фор­ма­ти­ро­ва­ние про­цес­са тек­сто­по­рож­де­ния в мас­сме­диа. Прак­ти­че­ская эсте­ти­ка через фено­ме­но­ло­ги­че­ский под­ход к меди­а­тек­сту застав­ля­ет заду­мать­ся о мно­го­мер­но­сти, мно­го­ас­пект­но­сти это­го фор­ма­ти­ро­ва­ния, осу­ществ­ля­е­мо­го на уровне отбо­ра жиз­нен­но­го мате­ри­а­ла, про­яв­ля­ю­ще­го­ся в зави­си­мо­сти твор­че­ской дея­тель­но­сти жур­на­ли­ста от регла­мен­ти­ру­ю­щих вли­я­ний и кон­цеп­ций рече­вой дея­тель­но­сти в пуб­лич­ном ком­му­ни­ка­тив­ном про­стран­стве, от рече­вой моды, опре­де­ля­ю­щей эсте­ти­че­ские ожи­да­ния потре­би­те­лей медиапродукции. 

Нега­тив­но оце­ни­ва­е­мые резуль­та­ты модер­ни­за­ции это­го про­цес­са, с кото­ры­ми мы вынуж­ден­но стал­ки­ва­ем­ся теперь еже­днев­но, свя­за­ны с опас­но­стью окон­ча­тель­но­го исчез­но­ве­ния эти­че­ской направ­лен­но­сти эсте­ти­за­ции медиатекста.