В статье рассматривается стилистическая многослойность текста как средство создания иронии. В качестве материала исследования привлекаются креолизованные сатирические политические тексты «Песни художника» из журнала «Город. 812». Целью данной статьи является выявление композиционных средств создания иронии в сатирическом политическом креолизованном тексте на основе дискурсивного анализа, состоящего в выделении текстотипов, создающих стилистическую многослойность текста на вербальном и визуальном уровнях. Типовая модель построения текста понимается как набор и определенная последовательность элементарных типов текста (дескриптив, нарратив, экспликатив, аргументатив, инструктив) и стоящих за ними субъектов речи и оценки. Данные типы текста присущи как вербальным текстам, так и изобразительным. В результате анализа креолизованных политических сатирических текстов был сделан вывод о том, что их стилистическая многослойность создается в результате включения стилистически разнородных высказываний / изображений, принадлежащих разным культурам (официальной и неофициальной, государственной и народной, интеллектуальной и бытовой), и их иронического прочтения. Позиция автора проявляется в тональности всего текста, являющегося реакцией на общественно-политическое явление, которое он оценивает отрицательно.
STYLISTIC LAYERING OF SATIRICAL POLITICAL СREOLIZED TEXT AS AN INSTRUMENT OF CREATING IRONY
The multy-stylistic layering of satirical political сreolized text as a mean of creating irony is analyzed in the issue. As the material of the study the сreolized satirical political texts of “Songs of the artist” from “City Journal. 812” are used. The purpose of this article is to identify compositional means of establishing an irony in satirical political сreolized text based on discurse analysis, purposing on revealing texst types which create stylistic text layering on verbal and Visual levels. The model of text constructing is prezented as a set and a sequence of basic types of text (deskriptive, narrative, jeksplikative, argumentative, instruktive) and subject of speech and evaluation behind them. These types of text are inherent to both verbal and visual texts. As a result of the analysis of сreolized political satirical texts the conclusion was made that their stylistic layering is created by incorporating stylistically different expressions/pictures belonging to different cultures (both formal and informal, public and folk, intellectual and household), and their ironic understanding. The author’s position is evident in the tone of the entire text, which is a reaction to the socio-political phenomenon, which he estimates as negative.
Татьяна Игоревна Попова, доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка как иностранного и методики его преподавания Санкт-Петербургского государственного университета
E-mail: t.popova@spbu.ru
Tatiana Igorevna Popova, Doctor of Philology, Professor of the Department of Russian as a foreign language and its teaching methods at the St Petersburg State University
E-mail: t.popova@spbu.ru
Попова Т. И. Стилистическая многослойность сатирического политического креолизованного текста как средство создания иронии // Медиалингвистика. 2017. № 4 (19). С. 7–17. URL: https://medialing.ru/stilisticheskaya-mnogoslojnost-satiricheskogo-politicheskogo-kreolizovannogo-teksta-kak-sredstvo-sozdaniya-ironii/ (дата обращения: 19.09.2024).
Popova T. I. Stylistic layering of satirical political creolized text as an instrument of creating irony. Media Linguistics, 2017, No. 4 (19), pp. 7–17. Available at: https://medialing.ru/stilisticheskaya-mnogoslojnost-satiricheskogo-politicheskogo-kreolizovannogo-teksta-kak-sredstvo-sozdaniya-ironii/ (accessed: 19.09.2024). (In Russian)
УДК 81’42
ББК 81.2
ГРНТИ 16.21.33
КОД ВАК 10.01.10
Постановка проблемы. Предметом нашего рассмотрения является стилистическая многослойность сатирического политического креолизованного текста как средства создания иронии. Стилистическая многослойность присуща текстам, построенным на контаминации жанров и стилей, и рассматривается исследователями как разновидность семиотически неоднородных текстов [см.: Сковородников 2006]. В. Е. Чернявская рассматривает стилистическую многослойность текста как результат осознанной интенции создателя текста, позволяющей придать тексту большую привлекательность, заметность сообщения; таким образом, «на первый план выходит персуазивное намерение автора поставить свой текст на особое, привилегированное место и заставить читателя сосредоточить все когнитивные и коммуникативные усилия на выделении этого текста в массе других, на его опознании, идентификации и понимании» [Чернявская 2008: 118]. Особый случай семиотически неоднородных текстов представляют собой креолизованные (поликодовые тексты). В данной статье рассматриваются вербальные и визуальные средства создания иронии в сатирическом политическом креолизованном тексте.
В качестве материала исследования используются тексты, помещенные под рубрикой «Песни художника» в журнале «Город. 812», представляющие собой современную интерпретацию «народных песен» с объяснением их смысла. По определению самих авторов, С. Б. и художника-карикатуриста Виктора Богорада, это «социальный проект, направленный на повышение уровня народного патриотизма» (Город 812. 2017. № 3 (358), 13 февр.). Тексты сопровождаются карикатурой, в которой художник «вместе с коллегой» (подразумевается кто-то из западных художников ХХ в. — например, Миро, Рене Магритт, Пауль Клее и др.) «вскрывает политический подтекст» песни. Тексты одновременно пародируют форму проведения культпросветработы и форму политинформации, в которой разъясняются актуальные политические события, дается соответствующая идеологическая оценка с позиции государства.
В тексте «Песни художника» представлено одновременно несколько точек зрения, отражающих участников политической коммуникации: власть — народ — оппозиция. Точка зрения власти представлена в пародированной форме в виде экспликации политического подтекста, приписываемого песне. «Народная» точка зрения отражена в пересказе сюжета песни и его интерпретации. Третий стилистический пласт составляет точка зрения интеллектуала: это мнимые советы автора и карикатурная интерпретация сюжета, воспроизводящая ситуацию восприятия обывателем современной живописи. Совмещение этих разных субъектов речи и оценки в одном тексте создает иронический смысл креолизованного политического текста.
История вопроса. В постановке проблемы мы использовали термин сатирический политический креолизованный текст, соотнося политическую сатиру с политическим дискурсом. Отнесенность данных текстов к политическому дискурсу не является однозначной. Можно говорить о том, что это пародия — один из жанров сатирической публицистики [см.: Тепляшина 2000]. Четкой границы между дискурсом массмедиа и политическим дискурсом нет, так как дискурс массмедиа является в современную эпоху основным каналом осуществления политической коммуникации, «в связи с чем правомерно говорить о тенденции к сращиванию политического общения с дискурсом массмедиа» [Шейгал 2000: 47]. Главный критерий отнесения текста массмедиа к политическому дискурсу — это наличие интенционального признака политического дискурса, а именно, борьба за власть [см.: Там же: 5]. В научной литературе политический язык определяется шире: как «особая языковая система, предназначенная именно для политической коммуникации: для выработки общественного консенсуса, принятия и обоснования политических и социально-политических решений» [Баранов, Казакевич 1991: 6].
Сатирический креолизованный текст относится к периферии политического дискурса наряду с такими жанрами, как мемуары, документальная проза, ироническая поэзия, памфлет, некоторые фольклорные жанры (анекдот, частушки), плакат, карикатура, телепародия, кинофильм [Шейгал 2000: 43]. По наблюдению Е. И. Шейгал, произведения подобного рода «способствуют утверждению или разрушению существующих стереотипов, созданию или разоблачению социально политических мифов, критическому осмыслению и интерпретации прошлого с проекцией в настоящее, могут выполнять функцию сведения счетов с политическими противниками» [Там же]. Последняя функция напрямую не соотносится с рассматриваемыми нами текстами.
Сложность определения жанра анализируемых в статье текстов связана с их креолизованной формой: наличием текста и карикатуры. Под креолизованными текстами в современной лингвистике понимаются «тексты, фактура которых состоит из двух негомогенных частей: вербальной (языковой, речевой) и невербальной (принадлежащей к другим системам, нежели естественный язык)» [Сорокин, Тарасов 1990: 180–181].
Рассматривая креолизованный текст с позиций лингвистики текста, Е. Е. Анисимова определяет его как «особый лингвовизуальный феномен, текст, в котором вербальный и невербальный компоненты образуют одно визуальное, структурное, смысловое и функционирующее целое, обеспечивающее его комплексное прагматическое воздействие на адресата» [Анисимова 1992: 71–77].
Карикатуру рассматривают как одну из форм художественного и / или политического дискурса в зависимости от ее содержания. Карикатура являлась предметом исследования в ряде диссертационных работ. Так, в диссертации А. С. Айнутдинова «Карикатура как тип изображения комической интенции в современных российских печатных СМИ» (2010) проанализирована морфология карикатурного изображения, ее уровни, внутренняя структура языковых единиц, выявлено видовое разнообразие карикатур в печатных СМИ (шаржи, изошутки, социальная, философская и политическая карикатура), описаны функции карикатуры: информационная, коммуникативная, психологической разрядки (рекреативная), эстетическая, гносеологическая, эвристическая, воспитательная и образовательная. Диссертант приходит к выводу о том, что «карикатура — это текст-изображение, основанный на художественном и публицистическом искажении реальности, продиктованном необходимостью воздействия на аудиторию с целью вызвать у нее смех» [Айнутдинов 2010: 16]. В диссертации Ю. С. Чаплыгиной «Юмористические креолизованные тексты: структура, семантика, прагматика» были выявлены основные художественные (неязыковые) средства создания комического: «1) видоизменение и деформация явлений; 2) неожиданные эффекты и поразительные сопоставления; 3) несоразмерность в отношениях и связях между явлениями; 4) мнимое объединение абсолютно разнородных явлений» [Чаплыгина 2002: 6]. Особый интерес для нашего исследования представляет кандидатская диссертация Е. А. Артемовой «Карикатура как жанр политического дискурса» (2011), в которой автор рассматривает карикатуру как совокупность сразу нескольких типов текста — нарративного, объяснительного и аргументативного [Артемова 2011]. Забегая вперед, скажем, что в «Песнях художника» каждый из этих типов текста представлен в разных стилистических манерах, отражающих одну из точек зрения субъектов политической коммуникации.
Из относительно недавних работ следует назвать монографию М. Б. Ворошиловой «Политический креолизованный текст: ключи к прочтению» (2013), где карикатура рассматривается в рамках неформальной политической коммуникации [Ворошилова 2013: 93–107]. С точки зрения автора, неформальная политическая коммуникация и такие ее формы, как слухи, анекдоты, пародии, граффити и карикатуры, «несомненно играет заметную роль в процессе восприятия и понимания происходящего в политике, помогает ориентироваться в многообразии политических процессов и явлений, формировать отношение к ним, влияет на поведение людей в политике» [Там же: 93]. Актуальность неформальной политической коммуникации автор объясняет «резким падением доверия к официальным средствам массовой информации, а также спецификой неформальных каналов коммуникации, которые нацелены не столько на передачу информации о политической сфере, сколько на выражение отношения к ней» [Там же].
На реактивный характер политического дискурса как одну из базовых черт политического дискурса обратила внимание Е. И. Шейгал, которая, опираясь на теорию М. М. Бахтина о первичных и вторичных жанрах [Бахтин 1996: 159], описывает политический дискурс как совокупность первичных и вторичных жанров. При этом к первичным жанрам политического дискурса она относит «жанры институциональной коммуникации, составляющие основу собственно политической деятельности: речи, заявления, дебаты, переговоры, декреты, конституции, партийные программы, лозунги и т. д.» [Шейгал 2000: 328]. Вторичные жанры политического дискурса автор определяет как «разговоры о политике»; «они носят респонсивный характер и представляют собой комментирование, обсуждение, интерпретацию, одним словом, реакцию на действия (в том числе и речевые), совершенные политиками» [Там же: 329]. Карикатуру Шейгал относит ко вторичным речевым жанрам политического дискурса. Вторичные тексты политического дискурса содержат оценочное, критическое осмысление текстов первичного дискурса и его субъектов (авторов), что «находит свое воплощение в смеховых жанрах политического дискурса: карикатуре, частушке, анекдоте, телепародии» [Там же].
Таким образом, учитывая семиотическую природу политического дискурса, вовлекающего в свою орбиту тексты массмедиа, художественную литературу и бытовой дискурс, мы будем рассматривать сатирический политический креолизованный текст как возможность проявления каждого из способов познания и осмысления действительности в конфликтной форме.
Описание цели, задач, методики исследования. Целью данной статьи является выявление композиционных средств создания иронии в сатирическом политическом креолизованном тексте на основе дискурсивного анализа, состоящего в выделении текстотипов, создающих стилистическую многослойность текста на вербальном и визуальном уровнях. Типовая модель построения текста понимается как набор и определенная последовательность элементарных типов текста (дескриптив, нарратив, экспликатив, аргументатив, инструктив) и стоящих за ними субъектов речи и оценки. Для решения поставленных в статье задач использовались общенаучные методы понятийного анализа, наблюдения и лингвистические методы контекстуального, интерпретативного анализа и обобщения.
Анализ материала. На столкновение различных стилей как средство создания иронии уже давно обратила внимание в своей статье И. В. Арнольд [Арнольд 1979]. Одна из основных черт иронического высказывания — его двуслойность. При этом эти «слои» противопоставляют друг другу по признаку истинности / ложности [Шатуновский 2016: 264]. В сатирическом политическом тексте двуслойность высказывания с учетом адресата превращается в многослойность.
Рассмотрим данное явление на примере креолизованного сатирического политического текста, а именно текстов, помещенных в рубрику «Песни художника», журнал «Город 812»: «Песни художника. Шумел камыш» (2016. 17 марта), «Песни художника. Идет солдат по городу» (2016. 7 ноября), «Песни художника. Кукарача» (2016. 19 дек.), «Песни художника. Паровоз» (2017. 13 февр.), «Песни художника. Ха-ха блоха» (2017. 13 марта). Проанализируем композиционную структуру текстов с точки зрения составляющих его текстотипов и характера представленных в них точек зрения.
Введение к текстам представляет собой инструктив, т. е. такой тип текста, в основе которого лежит регулятивная функция. В данных текстах он выражен косвенной формой, описывающей намерение автора. Введение носит вариативный характер, но маркеры «двусмысленности» в этих текстах присутствуют постоянно. Ср. следующие введения к текстам: В целях повышения уровня патриотизма «Город 812» вместе с великим художником Богорадом решил в каждом номере напоминать народу его народные песни — а то забыл истоки, поет черт те что: кто Стаса Михайлова, а кто даже Леди Гагу (2016. 17 марта); Стремясь к повышению уровня народного патриотизма, «Город 812» вместе с крупным художником Богорадом в каждом номере напоминает народу его народные песни — чтобы не пел чего не надо (2016. 29 дек.); Продолжаем социальный проект, направленный на повышение уровня народного патриотизма. В каждом номере «Город 812» вместе с художником Богорадом напоминает народу его народные песни (2017. 17 февр.). К маркерам дискурса власти (институциональному дискурсу) относятся политические штампы (Стремясь к повышению уровня народного патриотизма; В целях повышения уровня патриотизма; проект, направленный на повышение уровня народного патриотизма), а также синтаксические конструкции официальной речи (отыменные предлоги, причастные и деепричастные обороты). Маркерами бытового дискурса являются лексические и синтаксические средства разговорной речи (тавтология — напоминать народу народные песни, полипредикативные высказывания — чтобы не пел чего не надо, сниженная лексика — поет черт те что). Включенные в одно высказывание маркеры институционального и бытового дискурсов нарушают стилистическое единство текста и являются сигналом иронического отношения автора к высказыванию в целом, которое, с точки зрения автора, представляется ложным: и официальный (институциональный), и разговорный (бытовой) дискурсы принадлежат не автору. Имплицитный смысл данной фразы состоит в неприятии автором как позиции власти (а именно методов насаждения патриотизма), так и позиции обывателя, следующего традициям (а то забыл истоки).
Все приведенные выше высказывания содержат перформативный глагол напоминать, эксплицирующий принадлежность данных текстов к политическому дискурсу. Напомнить — заставить кого-нибудь вспомнить. В прямом смысле данные высказывания выполняют функцию «ориентации (через формулирование целей и проблем, формирование картины политической реальности в сознании социума)» [Шейгал 2000: 51]. Однако эта эксплицированно выраженная интенция высказывания в данных текстах приобретает иронический смысл. И. Б. Шатуновский называет такой вид иронии «конкретной коммуникативной пропозициональной иронией», целью которой является «возражение, опровержение того, что содержится в стимуле», стимул при этом представляется говорящим ложным, аномальным, неуместным [Шатуновский 2016: 271]. «Напоминать народу народные песни» аномально, с точки зрения автора. Таким образом, инструктив, являясь ироническим высказыванием, приобретает характер аргументатива — оценочного высказывания, передающего мнение автора.
Являясь пародией на политинформацию, первый абзац основного текста также содержит эксплицитно выраженные маркеры противопоставления своих и чужих, что характерно в целом для политического дискурса, имеющего своей целью объединить своих и отмежеваться от чужих. Однако странность противопоставленных субъектов сигнализирует о наличии иронии. По Шатуновскому, это так называемая номинативная ирония: «В случае номинативной иронии ирония скрыта внутри высказывания: ироническим является не все высказывание в целом, а какая-либо номинация в его составе» [Там же: 288–289]. Так, в тексте, описывающем песню «Кукарача», автор утверждает: Пару слов этой русской народной песни все знают (по крайней мере, каждый интеллигентный человек, читавший Ницше со словарем, знать должен): я — кукарача, я — кукарача, а я черный таракан. Дальнейший текст малоизвестен. Ироничность номинации придает приписываемый интеллигентному человеку признак (читать Ницше со словарем — знать песню «Кукарача»), представляющий собой оппозицию просто — сложно / экзистенциальные ценности — бытовые ценности. Посмотрим на следующее противопоставление (наш народ — враги / эти Фрейды) в трактовке песни о паровозе: Любит наш народ песни про поезда. Враги говорят, что в этом есть эротический подтекст. Вагон качается, в топку паровоза дрова подбрасываешь, паровоз гудит от удовольствия… Но мы-то понимаем, что эти Фрейды не про нас. Для нас паровоз — это просто паровоз. А топка — просто топка. С этим настроением эту песню и надо петь. Мнимое опровержение строится на включении прецедентного имени Фрейд, олицетворяющем буржуазную психоаналитику.
Основной текст представляет собой пересказ сюжета песни (нарратив и дескриптив) с элементами объяснения смысла песни (экспликатив) с позиции обывателя и «политической точки зрения». При этом штампы бытового сознания чередуются со штампами политической речи:
В общем, девушка в этой песне сильно обиделась на юношу, что он ее обзывает, и обещает ему кары: за кукарачу, за кукарачу я отомщу, нет, не заплачу, но обиды не прощу (нарратив, бытовой дискурс. — Т. П.).
Значит, есть еще проблемы с межгендерными коммуникациями в российском обществе! Но, что позитивно, общество это чувствует (экспликатив, институциональный дискурс. — Т. П.) (Песни художника. Кукарача // Город 812. 2016. 29 дек.). Текст песни «Паровоз» сопровождается комментарием (экспликативом) и аргументативом (оценочными суждениями), объясняющим суть песни с точки зрения современного обывателя, оценивающего любое явление с точки зрения усвоенных им из СМИ политических оценок. Комментарий якобы вскрывает подтекст песни:
Начинается она с представления, кто мы, откуда мы, в общем, про наши корни: «Мы дети тех, кто наступал на белые отряды. Кто паровоз свой оставлял, идя на баррикады». С учетом того, что песня написана в 1922 году, то есть белые отряды только-только разгромили, с возрастом отцов и детей есть запутанность, но она не должна мешать петь дальше. А дальше знаменитый припев про паровоз, который вперед летит. Остановка будет в Коммуне. Другого нет у нас пути — потому что в руках у нас винтовка.
Понятно, что Коммуна — это блестящее будущее, примерно такое, о котором недавно говорил наш президент Путин. Связь между безальтернативностью нашего пути и винтовкой найти можно, но не хочется углубляться в вопросы предопределенности русской истории. Есть еще хороший куплет, пропагандирующий рабочие профессии: мы в недрах наших мастерских куем, строгаем, рубим. Не покладая рук своих, мы труд фабричный любим. Кстати, в конце песни имеются нерасшифрованные слова про паровоз: «Наш паровоз мы пустим в ход, такой, какой нам нужно». Какой нам нужен паровоз, почему его нельзя пустить в ход сразу? — загадка. В общем, хорошая, интеллектуальная, заставляющая думать песня.
В данном случае перед нами авторская метаирония, как ее называет И. Б. Шатуновский: «Повествование строится таким образом, что речь непосредственно говорящего героя художественного произведения (в данном случае — речь рассказчика-обывателя) не является иронической, он говорит то, что он говорит, не иронически, серьезно, с его точки зрения, это истинно и нормально», однако высказывание неистинно, аномально с точки зрения автора [Там же: 292].
Заключительная часть текста представляет собой экспликатив (утрированное объяснение смысла картины западных художников ХХ в., включенной в карикатуру или карикатуры в целом) и эксплицитно выраженный совет автора (инструктив), не имеющий отношения к ранее высказанной цели текста (повышение уровня народного патриотизма):
Художник Виктор Богорад своей картиной дает совет мужчинам (экспликатив. — Т. П.): не будите спящую девушку словами «Вставай, таракашка!» (инструктив. — Т. П.). Они, девушки, почему-то на это обижаются. Назовите ее чем-нибудь другим. Утконосиком. Или броненосиком (инструктив. — Т. П.). Тут выбор за вами (Песни художника. Кукарача); Виктор Богорад вместе с коллегой Рене Магриттом, говорит своей картиной, что паровоз — штука полезная, но очень грязная и строптивая (экспликатив. — Т. П.). Поэтому когда будете с паровозом иметь дело, не расслабляйтесь и не меняйте лопату на винтовку (инструктив. — Т. П.). А то паровоз черт-те куда может заехать (Песни художника. Паровоз). Такая намеренная нестыковка начала и конца текста — еще один маркер ироничности текста.
Остановимся подробнее на иллюстрациях, сопровождающих текст. На карикатуре изображаен процесс восприятия обывателем современных произведений западного искусства, представляющих собой интертекстуальное включение. Картины, включенные в карикатуру, выбираются по принципу предметного / ассоциативного сходства: песня «Наш паровоз» — картина Рене Магритт «Пронзенное время» (1938), песня «Кукарача» — картина Роя Литенштейна «Спящая девушка» (1964), песня «Идет солдат по городу» — картина Пауля Клее «Бунт мостов» (где мосты изображены в виде шагающих ног), песня «Ха-ха блоха» — картина Жоана Миро «Тайны созвездия в любви с женщиной» (напоминающей изображение фантастических насекомых).
Как и в вербальном тексте «Песни художника», на карикатуре одновременно присутствует несколько точек зрения, выраженных соответствующими изобразительными средствами. Во-первых, это видение мира художников-авангардистов, выраженное их сложным изобразительным языком; во-вторых, это бытовой взгляд зрителей — участников бытовой ситуации (уборка помещения), изображенных на картине, в‑третьих, это позиция автора-карикатуриста, выраженная различными изобразительными приемами (рис. 1).
Автор-карикатурист использует прием опредмечивания экзистенциального смысла картины, переводит сложный смысл картины в бытовую ситуацию. При этом устанавливается аномальная причинно-следственная связь между смыслом картины и бытовой ситуацией, придающая всей карикатуре иронический смысл. Так, кочегары с лопатами в руках готовы бросать уголь в топку паровоза, изображенного на картине Магритта, а уборщица со шваброй в руках готова вымести «блох», упавших с картины Миро. Эти карикатуры носят сюжетный характер, в основе их лежит такой тип текста, как нарратив. Читатели могут самостоятельно развить этот сюжет, имеющий абсурдный характер, тем самым вовлекаясь, по замечанию Л. А. Мардиевой, в процесс интерпретативно-игровой деятельности: «Иконические репрезентанты образной основы конвенциональной языковой метафоры восстанавливают ее изобразительную основу, вызывают положительные эмоциональные отклики… аккумулируют в себе ключевые смыслы текста и направляют сознание читателя в заданное авторской интенцией русло, а потому представляют собой мощное средство суггестивной интерпретации и реинтерпретации фактов социальной действительности» [Мардиева 2016: 20–21].
Другим приемом иронического переосмысления ситуации, «направляющим сознание читателя в заданное авторской интенцией русло», является прием параллелизма между элементами картины и героями карикатуры: так, в изображении героев используются элементы картины. Например, ссорящиеся муж и жена на карикатуре к песне «Кукарача» изображены в стиле поп-арта (картина Роя Лихтенштейна «Спящая девушка»), что усиливает изначально заложенный иронический смысл картины Роя Лихтенштейна, пародирующего комиксы 60‑х годов ХХ в. (рис. 2).
В данном случае перед нами дескриптив (изображение героя, построенного на сходстве) с использованием повторяющихся элементов изображения, перенесенных из мира искусства в бытовую ситуацию.
Таким образом, карикатура, построенная на стилистической и смысловой многослойности, органично включается в создание общего смысла креолизованного политического текста. В изобразительном и вербальном коде мы наблюдаем два противоположных процесса — генерализацию и упрощение. В вербальном тексте представлен процесс генерализации смысла, когда конкретный сюжет песни подвергается политическим обобщениям, в них выискивается политический подтекст, отражающий политическую интерпретацию событий, косвенно связанных с текстом песни. Такая генерализация смысла передает точку зрения обывателя и отражает стремление представителя просторечной культуры связать все с базовыми ценностями (народными или усвоенными под влиянием текстов политического дискурса). В изобразительном коде, наоборот, представлен процесс упрощения смысла: сложные экзистенциальные смыслы в процессе восприятия обывателем упрощаются, опредмечиваются и приобретают бытовой характер. Дополняя друг друга, вербальный и изобразительный коды усиливают иронический смысл, который вкладывает автор в изображаемую им ситуацию.
Заключение. Таким образом, основным средством создания иронии в политическом сатирическом креолизованном тексте является стилистическая многослойность. Такая многослойность создается благодаря включению в текст стилистически разнородных высказываний, принадлежащих разным культурам (официальной и неофициальной, государственной и народной, интеллектуальной и бытовой), и их иронического прочтения. Позиция автора выражена имплицитно, она проявляется в тональности всего текста, являющегося реакцией на общественно-политическое явление, которое автор оценивает отрицательно.
В результате анализа текстов «Песни художника» были выявлены устойчивые композиционные элементы с закрепленными за ними текстотипами, каждому из которых присущи свои средств создания иронии. Так, для введения к сатирическому политическому тексту характерны инструктивы с маркерами двусмысленности высказывания, для них характерна пропозициональная ирония, целью которой является возражение. Для основной части, где пересказывается сюжет песни от лица обывателя, характерны такие типы текста, как нарратив и дескриптив. Иронический взгляд автора при этом передается при помощи авторской метаиронии, когда повествование ведется с позиции рассказчика-обывателя, а автор устраняется, чтобы подчеркнуть аномальность утверждений рассказчика.
Заключительная часть текста — объяснение карикатуры и совет — связаны непосредственно с изобразительной частью текста, в которой используются такие приемы выражения иронии, как подчеркивание аномальности причинно-следственных связей и параллелизм, основанный на контрасте. В заключительной части обнажаются основные смысловые приемы создания иронии — генерализация и упрощение смысла.
© Попова Т. И., 2017
Айнутдинов А. С. Карикатура как тип изображения комической интенции в современных российских печатных СМИ: автореф. … дис. канд. филол. наук. Екатеринбург: Урал. гос. ун-т им. А. М. Горького, 2010. 20 с.
Анисимова Е. Е. Паралингвистика и текст: к проблеме креолизованных и гибридных текстов // Вопр. языкозн. 1992. № 1. С. 71–78.
Арнольд И. В. Нарушение сочетаемости слова на разных уровнях — лингвистический механизм комического эффекта // Проблемы сочетаемости слова: сб. науч. тр. МГПИИЯ. Вып. 145. М.: МГПИИЯ, 1979. С. 100–108.
Артемова Е. А. Карикатура как жанр политического дискурса: дис. ... канд. филол. наук. Волгоград, 2011.
Баранов А. Н., Казакевич Е. Г. Парламентские дебаты: традиции и новации. М.: Знание, 1991.
Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Бахтин М. М. Собр. соч.: в 7 т. Т. 5. Работы 1940–1960 гг. М.: Рус. словари, 1996. С. 159–206.
Ворошилова М. Б. Политический креолизованный текст: ключи к прочтению. Екатеринбург: Урал. гос. ун-т, 2013.
Мардиева Л. А. Виртуальная действительность в языковой и внеязыковой репрезентации: на матер. медиатекстов: автореф. дис. … д-ра филол. наук. Казань, 2016.
Сковородников А. П. О типологии контаминированных текстов: к проблеме терминообозначения // Рус. язык за рубежом. 2006. № 5. С. 43–48.
Сорокин Ю. А., Тарасов Е. Ф. Креолизованные тексты и их коммуникативные функции // Оптимизация речевого воздействия. М.: Наука, 1990. С. 180–186.
Тепляшина А. Н. Сатирические жанры современной публицистики. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2000.
Чаплыгина Ю. С. Юмористические креолизованные тексты: структура, семантика, прагматика: на матер. англ. яз.: дис. … канд. филол. наук. Самара, 2002.
Чернявская В. Е. Какие текстовые границы нужны лингвисту? Поликодовые и гибридные тексты // Стиль. 2008. С. 105–120.
Шатуновский И. Б. Ирония и ее виды // Шатуновский И. В. Речевые действия и действия мысли в русском языке. М.: Изд. дом ЯСК, 2016. С. 263–302.
Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса: дис. … д-ра филол. наук. Волгоград, 2000.
Ajnutdinov A. S. Caricature as a type of comic intention explication in modern Russian media [Karikatura kak tip izobrazheniya komicheskoj intencii v sovremennyh rossijskih pechatnyh SMI: avtoref. dis. … kand. filol. nauk]. Ekaterinburg: Ural State Univ. named by A. M. Gorky, 2010.
Anisimova E. E. Paralinguistic and text: to the problem of kreolized and hybrid texts [Paralingvistika i tekst: k probleme kreolizovannyh i gibridnyh tekstov] // Linguistics questions [Vopr. yazykozn.]. 1992. No. 1. P. 71–78.
Arnold I.V. Violation of matching words on different levels — linguistic mechanism for comic effect [Narushenie sochetaemosti slova na raznyh urovnyah — lingvisticheskij mekhanizm komicheskogo ehffekta] // Problems of words matching: sci. papers [Problemy sochetaemosti slova: sb. nauch. tr. MGPIIYA]. Is. 145. Moscow, 1979. P. 100–108.
Artemova E. A. Caricature as a genre of political discourse [Karikatura kak zhanr politicheskogo diskursa: dis. ... kand. filol. nauk]. Volgograd, 2011.
Baranov A. N., Kazakevich E. G. Parliamentary debate: traditions and innovations [Parlamentskie debaty: tradicii i novacii]. Moscow, 1991.
Bakhtin M. M. The problem of speech genres [Problema rechevyh zhanrov] // Bakhtin M. M. Сollected works [Sobr. soch.: v 7 t.]. Vol. 5. 1940–1960. Moscow, 1996. P. 159–206.
Chaplygin Yu. S. Humorous kreolized texts: structure, semantics, pragmatics: on English language material [Yumoristicheskie kreolizovannye teksty: struktura, semantika, pragmatika: na mater. angl. yaz.: dis. … kand. filol. nauk]. Samara, 2002.
Chernjavskaya V. E. Which textual borders the linguist needs: text hybridity [Kakie tekstovye granicy nuzhny lingvistu?: polikodovye i gibridnye teksty] // Style [Stil’]. 2008. P. 105–120.
Mardieva L. A. Virtual reality in linguistic and extralinguistic representation: on the material of media texts [Virtual naya dejstvitel nost v yazykovoj i vneyazykovoj reprezentacii: na mater. mediatekstov: avtoref. dis. … d-ra filol. nauk]. Kazan, 2016.
Shatunovsky I. B. Irony and its species [Ironiya i ee vidy] // Shatunovsky I. B. Speech actions and action of thought in Russian language [Rechevye dejstviya i dejstviya mysli v russkom yazyke]. Moscow, 2016. P. 263–302.
Shejgal E. Semiotics of political discourse[Semiotika politicheskogo diskursa: dis. … d-ra filol. nauk]. Volgograd, 2000.
Skovorodnikov A. P. On the typologies of contaminated texts: to the problem of termin [O tipologii kontaminirovannyh tekstov: k probleme terminooboznacheniya] // Russian language abroad [Rus. yazyk za rubezhom]. 2006. No. 5. P. 43–48.
Sorokin Yu. A., Tarasov E. F. Kreolized texts and their communicative functions [Kreolizovannye teksty i ih kommunikativnye funkcii] // The optimization of speech effects [Optimizaciya rechevogo vozdejstviya]. Moscow, 1990. P. 180–186.
Tepljashina A. Satirical genres of modern journalism [Satiricheskie zhanry sovremennoj publicistiki]. St Petersburg, 2000.
Voroshilova M. B. Political kreolized text: keys to reading [Politicheskij kreolizovannyj tekst: klyuchi k prochteniyu]. Ekaterinburg, 2013.