Анализируется формирование новой медиальной парадигмы в современных лингвистических исследованиях, условия возникновения и становления междисциплинарного изучения процессов коммуникации в их семиотической комплексности. Раскрывается понятие медиальности как способа материальной выраженности информации. Медиальность анализируется как оформленность смысла, привязанность смысловыражения к определенному формату, способу выражения. Доказывается, что медиальность — характеристика всех форм материального проявления знаков, не сводимая только к технически осложненному каналу передачи информации в СМИ.
MEDIALITY: ANALYZING A NEW PARADIGM IN LINGUISTICS
Formation of a new medial paradigm in modern linguistic researches, conditions of emergence and formation of the interdisciplinary studying of communication processes in their semiotics complexity are analyzed. The concept of mediality is pointed as the way of material expressiveness of information. mediality is analyzed as a completeness of sense and as an attachment of the expression of sense to a certain format and to a way of expression. It is proved that mediality is the characteristic of all forms of the material manifestation of signs, that can’t be reduced only to a technically complicated channel of information transfer in mass media.
Валерия Евгеньевна Чернявская, доктор филологических наук, профессор, зав. научно-исследовательской лабораторией лингвистических технологий Института прикладной лингвистики Санкт-Петербургского государственного политехнического университета
E‑mail: tcherniavskaia@rambler.ru
Valeria Evgenyevna Chernyavskaya, PhD, professor, Head of the Linguistic Technologies Research Laboratory, Institute of Applied Linguistics, St. Petersburg State Polytechnical University
E-mail: tcherniavskaia@rambler.ru
Чернявская В. Е. Медиальность: опыт осмысления формирующейся парадигмы в лингвистике // Медиалингвистика. 2015. № 1 (6). С. 7–14. URL: https://medialing.ru/medialnost-opyt-osmysleniya-formiruyushchejsya-paradigmy-v-lingvistike/ (дата обращения: 24.03.2025).
Chernyavskaya V. E. Mediality: analyzing a new paradigm in linguistics // Media Linguistics, 2015, No. 1 (6), pp. 7–14. Available at: https://medialing.ru/medialnost-opyt-osmysleniya-formiruyushchejsya-paradigmy-v-lingvistike/ (accessed: 24.03.2025). (In Russian)
УДК 81.38.81
ГРНТИ 12.21.21
ББК 81.1
КОД ВАК 10.02.21, 10.02.19
В лингвистике вопрос о границах текста — основополагающий. Текст (лат. textus) означает ‘соединение, связь’. При этом вопрос о том, какую именно связь, каких элементов и структур лингвист хочет и может называть текстом, ставится по-новому на различных этапах теоретического развития науки. Имеются ли в виду связи внутритекстовые, заданные авторским замыслом, или же связи, которые возникают за пределами текстовой структуры, дискурсивно соединяющие элементы текста с его внешним пространством? Что задает и ограничивает (канализирует) эти связи — вот тот вопрос, который определяет логику предпринимаемых рассуждений. Рассуждения о тексте в медиальном пространстве предполагают ответ — поиск ответа! — на вопрос о том, в какой степени материальный формат человеческой коммуникации (канал, медиум) влияет на содержание. Вниманию читателя предлагается рассуждение о тексте с гетерогенной структурой, состоящем из разных по семиотической природе знаков: вербальных, визуальных, звуковых, кинетических. При этом анализ с позиции лингвистики текста обязывает автора к лингвистическому анализу такого рода текстуальности. Насколько вообще укладываются в рамки лингвистики гетерогенные тексты, в которых языковые знаки — не единственные и даже (в ряде случаев) не доминирующие?
Акценты в предпринимаемых рассуждениях задают два ключевых понятия: медиальное (медиальность) и когнитивное. Вопрос о зависимости когнитивного процесса от его материального формата отмечает новый актуальный этап развития широкого языковедческого блока наук, с которым связаны перспективы новаторского осмысления сущности процессов порождения, архивирования и передачи знаний. В такой системе исследовательских координат постановка проблемы и подход к ее анализу являются в значительной степени новыми.
Цель анализа — показать зависимость процессов порождения и восприятия знания от заданного способа представления — требует ряда терминологических уточнений.
Понятие медиальное (нем. Medialität, medial; англ. mediality) активно используется в зарубежной лингвистике, в современных теориях текста, в теории коммуникации и служит для обозначения формы, способа передачи информации, коммуникативного канала. В этом значении используется также сочетание медиальный формат. Факт взаимодействия различных коммуникативных каналов отражается несколькими коррелирующими терминами. В англоязычных публикациях это мультимодальность (multimodality), бимодальность, немецкоязычные исследователи оперируют, наряду с указанным, термином мультимедиальность (Multimedialität), а также полимедиальность, поликодовость.
Медиальность коррелирует с понятием коммуникативного кода, если понимать под кодом систему условных обозначений, символов, знаков, правил их комбинации между собой для передачи, обработки, запоминания и хранения информации в наиболее оптимальной для этого форме. Оба названные понимания медиального — и как коммуникативного канала, и как коммуникативного кода — не противоречат, а скорее дополняют друг друга.
Таким образом, медиальность не сводится к связи с техническим носителем информации и с техногенными процессами в современной коммуникации. Одновременно с этим медиальность в указанном значении не синонимична медийности, медийному дискурсу, коррелирующему в свою очередь со средствами массовой информации.
Итак, в предпринимаемых рассуждениях центральное значение принадлежит пониманию медиального как особого формата передачи информации. Медиальность — это оформленность смысла, привязанность смысловыражения к определенному формату, способу выражения.
Если для зарубежных лингвистических разработок последнего десятилетия эта проблема является актуальной, осознаваемой как приоритетное направление исследовательского поиска, то в отечественных публикациях она остается маргинальной либо вовсе не представлена. Предлагаемая здесь логика рассуждений направлена на преодоление индифферентности, невнимания к феномену «воплощенного знания».
Ключевое значение в логике предлагаемых рассуждений принадлежит следующим утверждениям.
Современный этап развития лингвистики позволяет отметить новую тенденцию к смещению исследовательских акцентов от прагматики и когнитивизма к медиальности, то есть к анализу оформленности смыслов как фактора, влияющего на кодирование и декодирование. Это новое направление, новый вектор исследовательского интереса называется медиальным поворотом (medial turn, medienkritische Wende) по аналогии с тем, что в свое время называлось прагматическим поворотом (pragmatic turn), культурно ориентированным поворотом (cultural turn). Изменение акцентов связано с тем, что от анализа языка и культуры как своего рода статичного / существующего как данность архива семиотических систем исследователь поворачивается к социальным практикам.
Научный интерес к изучению подобным образом сфокусированного объекта выходит за рамки одной дисциплинарной области и порождает выход исследовательских методик за свои узкоспециализированные границы, сближение концептуального аппарата смежных наук. Медиальный вектор исследований приводит к сближению исследовательских методик семиотики, когнитивно и дискурсивно ориентированной лингвистики, стилистики, риторики, теории коммуникации.
Поясню сделанные утверждения более развернуто.
Существенно, что роль формы, формата высказывания учитывалась еще в античной риторике. Речевая ситуация в риторической традиции включала с очевидностью не только собственно языковое измерение, но еще и визуальные, кинетические и др. составляющие. Риторика как наука о формах и методах воздействующей речи учитывала в своих разделах memoria и actio условия для оптимального запоминания образной речи и ориентированные на адресата жесты, мимику, интонацию. Сведéние риторики как комплексной коммуникативно-ориентированной теории лишь к elocutio, т. е. словесному выражению и отбору фигур речи, отвечающих критериям красноречия, пришло позднее как, к сожалению, ошибочное представление, изжившее себя в современной неориторике. Итак, то, что изначально подразумевалось в целостной риторической теории еще со времен античности, затем ушло в тень «логоцентрического» красноречия и, наконец, снова сфокусировалось в разработках теории персуазивности и неориторики в 1990–2000‑х гг.
Возникает круг вопросов, задающих направление научного поиска. Каковы взаимоотношения между материальным форматом коммуникации и ментальностью? В какой степени и насколько всеобъемлюще материальный формат человеческой коммуникации влияет на ее смысловое содержание? Является ли знание, информация как таковые (не)зависимыми от медиального характера их переработки?
В предшествующие периоды развития лингвистики, в том числе и ее когнитивно ориентированной парадигмы, ясно прослеживалась тенденция оставлять формальный аспект за порогом когнитивного инструментария, точнее говоря, до этого «исследовательского порога». В свою очередь, за ментальным содержанием (знания, мнения, намерения, эмоции, т. е. за комплексом рационального и аффективно-чувственного) шла своего рода «аура предкоммуникативного, медиально-индифферентного языка сознания» [Jäger, Linz 2004] (здесь и далее перевод и выделение авт. — В. Ч.).
В первое десятилетие XXI века появился целый ряд публикаций, переосмысляющих подобное отношение. Впрочем, немецкие ученые П. Кох и С. Кремер в предисловии к коллективной публикации уже в 1997 г. констатируют произошедший в исследованиях медиальности переворот (medienkritische Wende) по аналогии с прагматическим переворотом. Переосмысление вопроса о соотношении ментального и материального / медиального выражается, среди прочего, и в такой точке зрения: «понятие медиальное понимается таким образом, что оно, медиальное, начинает входить в коммуникативную практику не только с началом технологизации, но уже на уровне прямой знаковой коммуникации. Таким образом, это понятие фокусирует все формы материального проявления знаков» [Jäger 2004]. В свою очередь, ментальное трактуется как «некий когнитивно-семиологический архив, используемый в практике теми медиальными способами, которые операционально задаются культурно-специфической семантикой» [Jäger, Linz 2004].
Это означает, что смыслы (а точнее — смыслопорождение) привязываются к различному культурно-специфическому оформлению и должны изучаться в связи с ним.
Первичное разделение и противопоставление медиальных форматов связано, как известно, с разделением устной и письменной коммуникации. В работе [Finnegan 2005] впервые использовался термин Great Divide для дихотомического противопоставления не только устного и письменного канала, но и различий культур: “as a great divide in human culture, thought and history” [Finnegan 2005: 73]. Каждый канал коммуникации создает свою специфическую форму ментальности. В культурах, развивавшихся на основе письменной коммуникации, ментальность и логическое мышление развивались как следование правилам линейности соединения знаков письменности. Не останавливаясь на детальном освещении этой концепции, отмечу, что она подвергалась в 1980–90‑е гг. критике как «европоцентричная» концепция, возможным выводом из которой могла бы стать идея «когнитивного превосходства» письменных культур над «мифологически центричными». Взвешенная научная точка зрения представлена теми специалистами, которые говорят о градуальном характере различий, при этом признают необходимость изучения взаимосвязи письменных / устных традиций выражения смыслов и культурно-языковой специфики [Goody 2000].
В таком понимании разделение устной и письменной формы высказывания — традиционный объект анализа для лингвистической науки. Изучение устного или письменного модуса формулирования текста всегда входило в задачи лингвистики и ее частных дисциплин (стилистики, риторики, прагматики). Медиальность по-разному проявляется в разных сферах коммуникации и создает неодинаковые условия для выражения авторской интенции. На современном этапе активно противопоставление т. н. «старых» медиальных форматов / коммуникативных каналов (письменность, печатная книга) и новых, дигитальных книг. Это — один из возможных примеров.
Приведём пример иного рода, иллюстрирующий аналогичную связь, а именно влияние формата на понимание и отношение к содержанию, передаваемому в этом формате. В эпоху «радикальных экономических реформ» в России в 1990‑е гг. информация о фондах-пирамидах типа МММ, обманувших миллионы людей, передаваемая по телевидению, воспринималась как безусловно истинная именно в силу доверия к телевизионному формату передачи информации. Сам факт трансляции информации по каналу телевидения был равнозначен для адресата удостоверению ее объективности, правдивости. Медиальный аспект формулирования становился ключевым и единственно значимым при декодировании и оценке сообщения. Аналогично с полным доверием в советское время относились к слову печатному, что восходит, если говорить шире, к особому отношению и особому статусу письменного (печатного) слова в европейской культуре.
Не претендуя на окончательность суждений, считаю возможным подвести заинтересованного специалиста к следующему блоку вопросов.
Как уточняются наши представления о взаимовлиянии когнитивного и речевого в его материальном формате? Всегда ли для (когнитивного) содержания нужна связь с какой-либо формой — в данном случае, языковой — акустической или письменной?
Уточню существо поставленных вопросов, опираясь на следующий пример коммуникативной ситуации.
Учитель дает задание классу написать сочинение на тему «Что такое счастье». Все ученики сдают тетради с исписанными страницами, один подает пустую тетрадь, не содержащую никаких слов.
Интерпретация примера возможна с нескольких точек зрения. И они дают основания для выводов в связи с различными теоретическими конструкциями.
Первое. Такого рода ситуации заставляют увидеть знаковый характер «пустого множества»: отсутствие знака, т. е. его материальная невыраженность, именно на фоне многих других знаков становится значимым и связанным с определенным коммуникативным намерением: например, сказать о нежелании, невозможности определить счастье.
Приведенный пример рассматривался мной также в иной связи при представлении прототипического характера текстуальности. Возможно говорить о текстуальном, о тексте, лингвистическая выраженность признаков которого стремится к нулю (например, текстослово «Метро») либо вербальная составляющая которого сосуществует с аудиальным и / или визуальным компонентом. В этой связи в науке существует понятие коммуникат для обозначения сложного многоуровневого знака. При вербально невыраженной интенции целесообразно говорить не о тексте в его лингвистическом понимании как языкового знака, но о коммуникате [Чернявская 2005; 2013]
Второе. В системе данных рассуждений о взаимообусловленности ментального и медиального считаю возможным на фоне приведенной иллюстрации обратить внимание на следующее. Материальная невыраженность языкового знака не препятствует пониманию и интерпретации сообщения. «Пустое множество» получает знаковый, а именно сигнификативный, характер, отсылая нас к коммуникативной ситуации в целом. Наша интерпретация коммуниката, в котором выраженность текстовых признаков равна нулю, возможна с опорой на знание экстралингвистического контекста (ситуации), фоновые знания, энциклопедические знания о мире в целом, с опорой на когнитивный и коммуникативный опыт, иными словами, на свой «текст в голове».
Мы исходим из того, что когнитивные феномены запускаются в действие посредством речевых процессов, социально и культурно обусловленных. Речевое поддерживает когнитивное как имманентный конституирующий остов. При этом — а это обстоятельство принципиально важно! — когнитивное в смысле операций хранения, восприятия, декодирования, структурирования, анализа, синтеза и т. д. информации может быть в некоторых пределах независимо от материальной (не)выраженности «здесь и сейчас» языковых знаков. Уточняя сделанное утверждение: наличие материальной оболочки, т. е. «презентность» языкового знака не является непреложным условием запуска когнитивного процесса. «Безъязыковые объекты могут приводить в действие <…> определенные когнитивные процессы» [Wiener 2007]. Одновременно с этим следует утверждать, что потенциальная способность «безъязыкового запуска» для когнитивного процесса возможна только и именно при исходном условии речекогнитивной сущности коммуникации. Языковой код способен брать на себя компенсаторную функцию в ситуациях материальной невыраженности языкового знака.
И третье. Одновременно с этим утверждением следует заметить, что приведенный пример служит яркой иллюстрацией действия того механизма текстового / знакового взаимодействия, который описывается термином интердискурсивность. Как известно, тексты существуют в общем когнитивном пространстве, которое может быть сопоставлено с неким общим предтекстом, или интертекстом, или «текстом в голове» — в духе идей Ю. Кристевой, Ж. Деррида, М. Риффатера и др. Литературоведческая теория интертекстуальности привлекла внимание к наиболее общим отношениям, возможным между текстами. Это — взаимодействие на уровне ментальных процессов, подразумевающее использование в различных текстовых системах неких общих когнитивных и коммуникативно-речевых стратегий автора сообщения, реализацию общих операциональных шагов, установок, детерминирующих в конечном итоге определенную общность текстовых структур и их формальных элементов. Эти отношения предшествуют конкретной текстовой реализации, возникают и существуют как вокруг- и надтекстовый фон. Эти отношения, возникающие при оперировании общими прототипическими правилами, стратегиями текстообразования, общими смысловыми системами, кодами, возникают на уровне не текста, но дискурса.
Это означает, что и автор текста, и читатель разделяют знание об общих ментальных принципах, типологических моделях текстопроизводства или культурных кодах. Это их общий транссемиотический универсум, их интертекст или «текст в голове», согласно широкой концепции интертекстуальности, что с моей точки зрения точнее называть интердискурсом, поскольку речь идет об интегрированном в целостную систему человеческом знании, рассеянном во многих дискурсивных формациях.
Масштаб, степень влияния этого когнитивного феномена («текста в голове») на конкретные текстообразовательные процессы и их результаты (высказывание / текст), может быть большим или меньшим. К. Адамчик приводит в связи с исследованием когнитивных феноменов выразительный пример, который очень иллюстративен для наших рассуждений: если человек слышит прогноз погоды о том, что будет дождь, он не раскрывает зонт сразу же после прослушивания этого сообщения, но лишь берет зонт с собой. Так и «текст в голове», т. е. знание о ранее прочитанных / прослушанных текстах, сложившиеся оценки, интерпретации, смыслы и т. д., становится когнитивным фактором, влияющим на порождение или восприятие других текстов, влияющим не только и не обязательно в непосредственной связи, но и в отдаленной проекции [Adamzik 2004].
Итак, подчеркнем: если речь идет о непосредственном влиянии текстовых систем друг на друга, то мы имеем дело с эксплицитными маркированными отсылками к чужому конкретному тексту, с одной стороны, либо к текстообразовательной модели, по которой построен данный текст, — с другой.
Если это влияние актуализируется не через актуализированные языковые знаки, но на уровне сходства тем, сюжетов, мотивов и т. д., то, очевидно, имеет место диалог дискурсов, т. е. интердискурсивность.
Тексты приходят во взаимодействие потому, что взаимодействуют «когнитивные модули» в человеческой системе знаний. Это значит, что сплетению в текстовое целое многих различных знаков, смыслов, кодовых систем предшествует взаимодействие на уровне ментальных процессов, операциональных процедур. Интертекстуальности, таким образом, предшествует когнитивное know-how на дотекстовом уровне.
Приведенные суждения позволяют сделать следующие выводы.
1. Текст выступает как форма порождения человеческого знания, которая по сути своей — знание текстуальное, т. е. представленное в текстах, фиксируемое текстами и порождаемое в текстах. Усложнение коммуникативных процессов и качественное изменение медиального формата протекания этих процессов влечет за собой усиление гетерогенности, гибридности в текстовых сообщениях, проявляет все сильнее поликодовую природу коммуникации.
2. Потенциал современной лингвистической теории, ее продвижение вперед связаны, как видится, с подходом к тексту в гибкости и подвижности его границ. Границ внутренних, определяющих статус текстуальности как таковой, и границ внешних, межтекстовых, обусловливающих функционирование текста в нетипичных для него коммуникативных условиях. Ментальное не является индифферентным к тому формату, который выводит его на внешний уровень. Специфика медиального аспекта — его вербальный / невербальный, семиотически гетерогенный, устный / письменный, дистантный / личный face-to-face, актуализированный или латентный характер — является фактором, влияющим на формирование, структурирование, презентацию и восприятие мыслительного содержания. Все это суть проявления подвижности и человекомерности текста. Главную задачу в его исследованиях нужно формулировать не только и не столько в констатации того факта, что текст «оязыковляет» человеческое знание о мире в определенной форме, сколько в изучении того, чтó и кáк текст оформляет и/или что не оформляет посредством языка и почему.
© Чернявская В. Е., 2015
1. Чернявская В. Е. Когнитивная лингвистика и текст: необходимо ли нам новое определение текстуальности // Вопросы когнитивной лингвистики. 2005. № 2. С. 77–83.
2. Чернявская В. Е. Дискурс — «лидер продаж» или «распродажа дискурса»? // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. 2012. № 3. С. 6–11.
3. Чернявская В. Е. Текст в медиальном пространстве. М., 2013.
4. Чернявская В. Е. Лингвистика текста. Лингвистика дискурса. М., 2013.
5. Чернявская В. Е. Фантомы и синдромы дискурсивной парадигмы // Вопросы когнитивной лингвистики. 2014. № 1. С. 54–61.
6. Adamzik K. Textlinguistik. Niemeyer, 2004.
7. Ehlich K. Medium Sprache. Frankfurt а/М., 1998.
8. Jäger L., Linz E. (Hg.) Medialität und Mentalität. Theoretische und empirische Studien zum Verhältnis von Sprache, Subjektivität und Kognition. München, 2004.
9. Finnegan R. Literacy versus Non-Literacy. The Gread Divide // Finnegan R., Horton R. (ed.). Modes of Thought. London, 1973.
10. Goody J. The Power of Written Tradition. Washington, London, 2000.
11. Koch P., Krämer S. (Hg.) Schrift, Medien, Kognition. Über die Exteriorität des Geistes. Tübingen, 1997.
12. Ong W. Orality and Literacy. London, 1982.
13. Stöckl H. In between modes: language and image in printed media // Perspectives of multimodality. Amsterdam, 2004.
14. Wiener M. Multisensorische Textrezeption. Zum texttheoretischen Potential einer Semiolinguistik des Textes // Zeitschrift für Angewandte Linguistik, 2007. Heft 47.
1. Chernyavskaya V. E. Cognitive linguistics and text: Do we need a new Definition of textualism [Kognitivnaja lingvistika i tekst: neobhodimo li nam novoe opredelenie tekstual’nosti] // Issues of Cognitive Linguistics [Voprosy kognitivnoj lingvistiki]. 2005. № 2. Pp. 77–83.
2. Chernyavskaya V. E. Discourse — “the leader of sales” or “sale of a discourse”? [Diskurs — “lider prodazh” ili “rasprodazha diskursa”?] // Issues of Irkutsk State linguistic university [Vestnik Irkutskogo gosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta]. 2012. № 3. Pp. 6–11.
3. Chernyavskaya V. E. The text in medial dimension [Tekst v medial’nom prostranstve]. Moscow, 2013.
4. Chernyavskaya V. E. Text linguistics. Discourse linguistics [Lingvistika teksta. Lingvistika diskursa]. Moscow, 2013.
5. Chernyavskaya V. E. Discourse paradigm: phantoms and syndromes [Fantomy i sindromy diskursivnoj paradigmy] // [Issues of Cognitive Lingistics.Voprosy kognitivnoj lingvistiki]. 2014. № 1. Pp. 54–61.
6. Adamzik K. Textlinguistik. Niemeyer, 2004.
7. Ehlich K. Medium Sprache. Frankfurt а/М., 1998.
8. Jäger L., Linz E. (Hg.) Medialität und Mentalität. Theoretische und empirische Studien zum Verhältnis von Sprache, Subjektivität und Kognition. München, 2004.
9. Finnegan R. Literacy versus Non-Literacy. The Gread Divide // Finnegan R., Horton R. (ed.). Modes of Thought. London, 1973.
10. Goody J. The Power of Written Tradition. Washington, London, 2000.
11. Koch P., Krämer S. (Hg.) Schrift, Medien, Kognition. Über die Exteriorität des Geistes. Tübingen, 1997.
12. Ong W. Orality and Literacy. London, 1982.
13. Stöckl H. In between modes: language and image in printed media. Perspectives of multimodality. Amsterdam, 2004.
14. Wiener M. Multisensorische Textrezeption. Zum texttheoretischen Potential einer Semiolinguistik des Textes. Zeitschrift für Angewandte Linguistik. 2007. Heft 47.