Лингвистическая рефлексия интенциональности словацкого медиадискурса

Поста­нов­ка про­бле­мы. Интен­ция — дви­жу­щая сила фор­ми­ро­ва­ния и деко­ди­ро­ва­ния любо­го меди­а­тек­ста, при­чем в рам­ках пуб­ли­ци­сти­че­ско­го, то есть инсти­ту­ци­о­наль­но­го, дис­кур­са, она про­яв­ля­ет­ся или может про­яв­лять­ся на всех уров­нях меди­а­тек­ста в его ком­плекс­но­сти: не толь­ко на уровне логи­че­ской (выбор и после­до­ва­тель­ность изло­же­ния фак­тов и собы­тий) и фор­маль­ной (оформ­ле­ние и пози­ци­о­ни­ро­ва­ние мате­ри­а­ла) струк­тур, но и на его язы­ко­вом оформ­ле­нии. Это не толь­ко сила, кото­рая опре­де­ля­ет «век­тор про­гно­зи­ру­е­мо­го воз­дей­ствия» и уточ­ня­ет содер­жа­ние и смысл [Дус­ка­е­ва 2012: 13], но и кон­тек­сту­аль­но обу­слов­лен­ное явле­ние: с одной сто­ро­ны, воз­мож­но­сти авторского/читательского само­вы­ра­же­ния огра­ни­чи­ва­ет внут­рен­ний, линг­ви­сти­че­ский кон­текст (язы­ко­вые нор­мы, исто­ри­че­ски сло­жив­ши­е­ся моде­ли постро­е­ния тек­ста, коге­зия и др.), с дру­гой сто­ро­ны, учи­ты­ва­ют­ся интер­тек­сту­аль­ность (то есть дис­кур­сив­ная коге­рен­ция) и раз­ные аспек­ты соци­аль­ной реаль­но­сти (про­стран­ство, вре­мя, объ­ек­ты, про­цес­сы, собы­тия). Не сто­ит упус­кать из виду и уже сло­жив­шу­ю­ся дис­кур­сив­ную прак­ти­ку, кото­рая обра­зу­ет кон­текст для «сво­их» тек­стов, так как сам медиа­дис­курс содер­жит «в себе» кон­стру­и­ру­ю­щие его части кон­тек­ста: соци­аль­ные отно­ше­ния, инсти­ту­ци­о­наль­ный харак­тер, систе­му зна­ний и убеж­де­ний, сте­рео­ти­пов, отно­ше­ний и пр. (ср.: [Fairclough 2003: 134]). Не менее слож­ным вопро­сом явля­ет­ся про­бле­ма де-/ре­ко­ди­ро­ва­ния меди­а­тек­ста, то есть «пра­виль­ное про­чте­ние» инфор­ма­ции адре­са­том в соот­вет­ствии с автор­ской интен­ци­ей. В отно­ше­нии сово­куп­но­го мас­со­во­го адре­са­та медиа­дис­курс мож­но пони­мать как архе­тип, огра­ни­чи­ва­ю­щий воз­мож­но­сти соци­аль­но­го зна­ния и пове­де­ния. Он опре­де­ля­ет кон­крет­ность, «точ­ность» поня­тий осталь­ных аспек­тов медиа­ре­аль­но­сти, их интер­пре­та­цию в соот­вет­ствии с опы­том гово­ря­ще­го, свя­зан­но­го с кон­крет­ной ком­му­ни­ка­тив­ной и соци­аль­ной сре­дой (ср.: [Schneiderová 2015: 22]), и инди­ви­ду­а­ли­зи­ро­ван­ное вос­при­я­тие меди­а­тек­ста. Послед­нее пред­опре­де­ле­но интен­ци­ей кон­крет­но­го инди­ви­да, кото­рый на осно­ве инди­ви­ду­аль­ных и этно­кол­лек­тив­ных пре­по­зи­ций (куль­ту­ра, обра­зо­ва­ние, сте­рео­тип­ное восприятие/отрицание сте­рео­ти­па, соблюдение/отрицание общих цен­но­стей и т. п.) может вос­при­ни­мать внут­ри­тек­сто­вую инфор­ма­цию пол­но­стью в соот­вет­ствии с замыс­лом авто­ра (акцеп­та­ция), частич­но (транс­фор­ми­руя неко­то­рые эле­мен­ты «под себя») или совсем ее отверг­нуть (нега­ция).

Вопрос интен­ци­о­наль­но­сти тек­ста доволь­но слож­ный и раз­но­ас­пект­ный, поэто­му в нашем иссле­до­ва­нии сосре­до­то­чим вни­ма­ние толь­ко на неко­то­рых его аспек­тах, глав­ным обра­зом линг­ви­сти­че­ских: как интен­ци­о­наль­ность про­яв­ля­ет­ся в совре­мен­ном сло­вац­ком медиадискурсе.

Исто­рия вопро­са. Науч­ное иссле­до­ва­ние медиа как спе­ци­аль­но­го явле­ния в сло­вац­ком язы­ко­зна­нии име­ет доволь­но дол­гую тра­ди­цию, кор­ня­ми ухо­дя­щую к пери­о­ду фор­ми­ро­ва­ния тео­рии функ­ци­о­наль­ной сти­ли­сти­ки на осно­ве праж­ско­го струк­ту­ра­лиз­ма, осо­бен­но тео­рий Б. Гав­ра­не­ка, кото­рые раз­ви­ва­ли в после­во­ен­ный пери­од Ф. Трав­ни­чек и М. Ели­нек. В сло­вац­кой линг­ви­сти­ке одним из пер­вых спе­ци­а­ли­стов по сти­ли­сти­ке стал Эуген Пау­ли­ны, кото­рый опре­де­лил «пуб­ли­ци­сти­че­скую речь» в рам­ках так назы­ва­е­мо­го «прак­ти­че­ско­го науч­но­го ком­му­ни­ка­тив­но­го сти­ля» [Pauliny, Ružička, Štolc 1967]. Сре­ди чехо­сло­вац­ких и сло­вац­ких линг­ви­стов, кото­рые зани­ма­лись ком­плекс­ным иссле­до­ва­ни­ем меди­а­тек­стов, сле­ду­ет упо­мя­нуть таких вид­ных сла­ви­стов, как Й. Хло­упек, Э. Кад­нар, Й. Мистрик, Й. Фин­дра, А. Краль, Ш. Веляс и др. (подроб­нее см.: [Adamka 2010: 49–50]). В насто­я­щее вре­мя в сло­вац­кой нау­ке мож­но выде­лить два основ­ных под­хо­да к иссле­до­ва­нию медиа: жур­на­лист­ский и линг­ви­сти­че­ский, при­чем из-за общ­но­сти иссле­до­ва­тель­ско­го объ­ек­та (медиатекст/медиадискурс) в обо­их слу­ча­ях наблю­да­ют­ся меж­дис­ци­пли­нар­ные про­ник­но­ве­ния. Жур­на­лист­ский под­ход реа­ли­зо­ван пре­иму­ще­ствен­но на кафед­рах жур­на­ли­сти­ки и рекла­мы, ори­ен­ти­ро­ван глав­ным обра­зом на праг­ма­ти­че­ские про­бле­мы жур­на­ли­сти­ки: тео­рию жан­ров и про­бле­му их транс­фор­ма­ции, тех­ни­че­скую сто­ро­ну мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции, эти­че­ские вопро­сы дея­тель­но­сти СМИ и жур­на­ли­стов, вопро­сы пер­су­а­зив­но­сти реклам­ных про­дук­тов и PR, общие и пар­ци­аль­ные тео­рии дис­кур­са. На кафед­рах язы­ков иссле­до­ва­ние меди­а­тек­стов сосре­до­то­чи­ва­ет­ся на ана­ли­зе раз­ных язы­ко­вых явле­ний в зави­си­мо­сти от кон­крет­ных науч­ных целей: выяв­ле­ние язы­ко­вых транс­фор­ма­ций (Л. Крал­чак, Ю. Вань­ко, Л. Гузи), ана­лиз орфо­эпи­че­ских явле­ний (А. Краль, М. Олши­ак), рито­ри­че­ских фигур (Ю. Глов­ня) и др. Кро­ме чисто линг­ви­сти­че­ско­го под­хо­да, к иссле­до­ва­нию меди­а­тек­стов сло­вац­кие фило­ло­ги под­хо­дят так­же с пози­ций линг­во­куль­ту­ро­ло­гии (Й. Сип­ко, И. Дуле­бо­ва), поли­ти­че­ской линг­ви­сти­ки (Р. Ште­фан­чик, Н. Мер­то­ва, М. Бла­го), ксе­но­линг­ви­сти­ки (Ю. Дол­ник, О. Орго­не­ва), мето­ди­ки пре­по­да­ва­ния ино­стран­ных язы­ков (А. Пет­ри­ко­ва), пере­во­до­ве­де­ния (Э. Дека­но­ва), ком­па­ра­ти­ви­сти­ки (см.: [Vaňko, Kráľ, Kralčák 2006; Mistrík 1989; Findra 2004; Bočák 2012; Štefančík, Dulebová 2017 и др.]).

Мето­ди­ка иссле­до­ва­ния соот­вет­ству­ет сфор­му­ли­ро­ван­ным целям: сло­вац­кий медиа­дис­курс, кото­рый мы пони­ма­ем как систе­му прин­ци­пов и пра­вил, актив­но участ­ву­ю­щую в изоб­ра­же­нии соци­аль­ной реаль­но­сти (ср.: [Zábrodská 2009: 80–82]), то есть в фор­ми­ро­ва­нии медиа­ре­аль­но­сти как выбо­роч­ной рефе­рен­ции объ­ек­тив­ной реаль­но­сти, рас­смат­ри­ва­ем с точ­ки зре­ния упро­щен­но­го кри­ти­че­ско­го ана­ли­за дис­кур­са, так, как он опре­де­лен Дуйс­бург­ской шко­лой дис­курс­но­го ана­ли­за (подроб­нее см.: [Cingerová, Motyková 2017: 99–100]). На осно­ве харак­те­ра целе­вой выбор­ки тек­стов в рам­ках кри­ти­че­ско­го ана­ли­за сосре­до­то­чим­ся на тех мето­дах, кото­рые име­ют пря­мое отно­ше­ние к изу­ча­е­мым линг­ви­сти­че­ским эле­мен­там дис­кур­са: дескрип­ции и ком­па­ра­ции тек­стов или тек­сто­вых фраг­мен­тов, их кри­ти­че­ской интер­пре­та­ции с экс­пла­на­ци­ей. В рам­ках линг­ви­сти­че­ско­го ана­ли­за опи­ра­ем­ся так­же на мето­ды функ­ци­о­наль­ной сти­ли­сти­ки и струк­ту­ра­лист­ско­го ана­ли­за язы­ко­вых явлений.

Ана­лиз мате­ри­а­ла. Объ­ек­том наше­го иссле­до­ва­ния явля­ют­ся сло­вац­кие обще­ствен­но-поли­ти­че­ские медиа, пози­ци­о­ни­ру­ю­щие себя как «созда­те­ли обще­ствен­но­го мне­ния»: серьез­ные еже­днев­ные газе­ты «Pravda», «Sme», «Denník N», «Hospodárske noviny», буль­вар­ные газе­ты «Nový čas», «Plus 1 deň», еже­не­дель­ни­ки «.týždeň», «Téma», «Plus 7 dní», «Trend», новост­ные и пуб­ли­ци­сти­че­ские пере­да­чи обще­ствен­но­го теле­ви­де­ния и радио RTVS, новост­но­го теле­ви­де­ния TA3, ком­мер­че­ских теле­ка­на­лов Markíza, TV Joj, новост­ные бло­ки ком­мер­че­ских радио­стан­ций, интер­нет-вер­сии выше­упо­мя­ну­тых еже­днев­ных газет.

Вопре­ки наив­но­му пред­став­ле­нию мас­со­вой ауди­то­рии об обще­ствен­ном аль­тру­из­ме меди­а­услуг, совре­мен­ный меди­а­текст пред­став­ля­ет собой в первую оче­редь ком­мер­че­ский про­дукт, целью кото­ро­го явля­ет­ся при­вле­че­ние как мож­но боль­шей ауди­то­рии для повы­ше­ния кон­ку­рен­то­спо­соб­но­сти медиа на огра­ни­чен­ном рын­ке рекла­мы. Хотя появи­лись новые тех­ни­че­ские воз­мож­но­сти обрат­ной свя­зи, поз­во­ля­ю­щие создать иллю­зию рав­но­прав­но­го обще­ния, в сущ­но­сти, адре­сат медиа­про­дук­та оста­ет­ся в пас­сив­ном поло­же­нии как объ­ект потен­ци­аль­ной мани­пу­ля­ции (ср.: [Habermas 2000: 281–333]).

С ком­мер­ци­а­ли­за­ци­ей медиа­рын­ка на вто­рой план ушла заин­те­ре­со­ван­ность в объ­ек­тив­ном изло­же­нии фак­тов: интер­пре­ти­ру­ю­щее отра­же­ние реаль­но­сти, кото­рое все­гда было инди­ви­ду­аль­но-автор­ским или кол­лек­тив­но-автор­ским (редак­ция) выбо­роч­ным кон­струк­том, «ути­ли­тар­но-праг­ма­тич­ной кар­ти­ной мира» [Гон­ча­ро­ва 2015: 117], про­ни­ка­ет так­же в кон­вен­ци­аль­но «чистые» новост­ные тек­сты (неко­то­рые изда­ния даже пол­но­стью отка­за­лись от инфор­ма­ци­он­ных мате­ри­а­лов в поль­зу псев­до­ана­ли­ти­че­ских ста­тей, напри­мер еже­днев­ник «N»). Их фак­то­гра­фи­че­ская состав­ля­ю­щая име­ет явные мар­ке­ры созна­тель­ной одно­сто­рон­но­сти, обу­слов­ли­ва­ю­щей выбор и пода­чу фак­тов, то есть наблю­да­ет­ся пред­на­ме­рен­ное стрем­ле­ние пере­дать не сам про­цесс собы­тия, а автор­ское пред­став­ле­ние о нем. В свя­зи с этим меня­ет­ся и роль язы­ка как посред­ни­ка меж­ду соци­аль­ной реаль­но­стью и медиа­ре­аль­но­стью, а так­же меж­ду медиа­ре­аль­но­стью и адре­са­том: «…язык дол­жен заин­те­ре­со­вать сам собой, вызвать у адре­са­та эмо­ции, заста­вить его при­нять опре­де­лен­ную оцен­ку» [Schneiderová 2015: 92].

Вызвать эффект бли­зо­сти и соци­аль­но-инсти­ту­ци­о­наль­но­го рав­но­ве­сия в отно­ше­нии адре­сан­та и адре­са­та меди­а­тек­ста долж­на и углуб­ля­ю­ща­я­ся диа­ло­ги­за­ция и кол­ло­кви­а­ли­за­ция медиа­ре­чи. В новост­ном пото­ке под­дер­жи­ва­ет­ся вир­ту­аль­ная диа­ло­гич­ность, актив­но упо­треб­ля­ют­ся кон­такт­ные мар­ке­ры, пря­мые обра­ще­ния авто­ра к адре­са­ту, непо­сред­ствен­ное выра­же­ние чувств и впе­чат­ле­ний авто­ра от опи­сы­ва­е­мо­го собы­тия, опи­са­ние эмо­ций, сопро­вож­да­ю­щих пере­жи­ва­ние авто­ра, их потен­ци­аль­ное отра­же­ние (има­ги­на­ция) в созна­нии адре­са­та. С этим соот­но­сит­ся яркое пре­об­ла­да­ние репор­таж­но­го моду­са в новост­ном пото­ке и актив­ное стрем­ле­ние вли­ять на эмо­ци­о­наль­ную состав­ля­ю­щую боль­ше, чем на раци­о­наль­ную. Эмо­ци­о­наль­ная наце­лен­ность тек­ста под­чер­ки­ва­ет­ся и под­бо­ром более экс­прес­сив­ных средств выра­же­ния, и при­бли­же­ни­ем мане­ры пуб­ли­ци­сти­че­ской речи к нефор­маль­но­му язы­ку адресата:

Mnohí však chcú veriť „hajpu“ aj preto, že Musk opakovane ukázal, že (HN, 3.–5.8.2018); Stag flácia brexiťákov (HN, 11.12.2017); Richter proti regionálnej minimálke (HN, 30.4.–1.5.2018).

Часто в раз­го­вор­ном моду­се постро­е­на целая ста­тья, напри­мер «живой» репор­таж о лич­ном опы­те рабо­ты для кон­спи­ра­ци­он­но­го новост­но­го сайта:

<…> Veľmi som sa s tým nepáral. … Veľké šance som tomu nedával, prišlo mi to príliš lacné. … som opísal Rusko ako slniečkarsku, multikultúrnu krajinu <…> Vyniká zopár najbombastickejších textov, postavených na osvedčených témach <…> Postupne som začal pritvrdzovať. Napísal som hardcore skrz-naskrz vymyslený článok,… <…> …som si myslel, že opublikujem ešte niekoľko takýchto článkov, vygradujem ich do totálneho absurdna, vymyslím si slovanských predkov Elona Muska a navždy zdiskreditujem Hlavné správy spôsobom, ktorý už nerozchodia. <…> bolo cítiť, že si uvedomuje, že si nemôže dovoliť publikovať úplné bludy. <…> už v tomto bode ma mal poslať do kelu a v živote mi tam už nič neuverejniť. <…> Od skutočných spravodajských webov sa líšia hlavne v tom, že tlačia dookola zopár rovnakých tém, cez ktoré vizualizujú svoju fatamorgánu o Slovensku… <…> V oblasti „nízko visiaceho ovocia“ hejtov, konšpirácií a hoaxov sa podarilo urobiť pokrok… <…> teraz síce dostali frčku do nosa s hoaxom o moslimskom „majorovi“, ale to spôsobí, že do budúcna budú interne paranoidnejší. <…> prvoplánové bludy <…> Aké parametre a kritéria by mali spĺňať seriózne noviny a čo odlišuje poctivú novinárčinu od obsahu náhodného webového portálu alebo od politicky servilného plátku. (Jakub Goda: Pod falošným menom som písal hoaxy pre Hlavné správy, N, 15.1.2018).

Кро­ме раз­го­вор­ных про­сто­реч­ных кон­струк­ций наблю­да­ем, осо­бен­но в уст­ной речи моде­ра­то­ров, очень широ­ко рас­про­стра­нен­ные заме­ны видо-вре­мен­ных гла­го­лов: слож­ная фор­ма буду­ще­го от гла­го­ла несо­вер­шен­но­го вида пред­по­чи­та­ет­ся про­стой фор­ме гла­го­ла совер­шен­но­го вида: budeme sa sústrediť («мы будем сосре­до­то­чи­вать­ся»), budeme sa vidieť («мы будем видеть­ся») вме­сто sústredíme sa («мы сосре­до­то­чим­ся»), uvidíme sa («мы уви­дим­ся»); фор­ма гла­го­ла насто­я­ще­го вре­ме­ни упо­треб­ля­ет­ся в роли буду­ще­го вре­ме­ни: vidíme sa («мы видим­ся») вме­сто uvidíme sa («мы уви­дим­ся») и др.

С опре­де­лен­ной «нека­но­нич­но­стью» реа­ли­за­ции кон­крет­но­го опо­сред­ство­ван­но­го содер­жа­ния воз­ни­ка­ет боль­шая веро­ят­ность ком­му­ни­ка­тив­ных шумов, сбо­ев в деко­ди­ро­ва­нии меди­аль­ной реаль­но­сти на сто­роне адре­са­та, так как чрез­мер­ная кол­ло­кви­аль­ность и экс­прес­сив­ность могут заста­вить пони­мать дан­ное сооб­ще­ние в ином клю­че — три­ви­аль­ном, вуль­гар­ном, иро­ни­че­ском — или даже спо­соб­ство­вать воз­ник­но­ве­нию у адре­са­та нега­тив­но­го отно­ше­ния к само­му тек­сту, его авто­ру, изда­нию. Меж­ду тем три­ви­а­ли­за­ция, вуль­га­ри­за­ция собы­тия может пол­но­стью сов­па­дать с автор­ской интен­ци­ей, то есть автор пред­на­ме­рен­но хочет вызвать нега­тив­ное отно­ше­ние к опре­де­лен­но­му фак­ту, собы­тию с целью ути­ли­тар­ных, напри­мер идео­ло­ги­че­ских, целей, вну­шить адре­са­ту опре­де­лен­ную пози­цию и пр.:

Fico znova imituje muža činu <…> … ministerka Lubyová netúžila pred Vianocami verejne povedať, že premiér len tak tára … Po prehratých župných voľbách môže predsedu vlády rajcovať predstava, že krajom zoberie z pomsty školy, … (N, 19.12.2017).

Viera Tomanová perlila v parlamente. <…> Táto žena je obrnená nekonečnou dávkou ignorantstva. Treba si položiť otázku, ako sa do jej hlavy dokáže vpratať toľko tuposti. Je to zázrak hodný vedeckého preskúmania. Normálny človek by sa potom, čo si od niektorých poslancov musela vypočuť táto neohrozená „ochrankyňa“ detských práv (ale aj práv svojej vydarenej dcérenky), okamžite skryl do najbližšej diery. Ona nie. Naopak, kopala do svojich kritikov ako zmyslov zbavená. (N, 26.6.2017)

Свое­об­раз­ную содер­жа­тель­ную «неопре­де­лен­ность» сло­вац­ко­го медиа­дис­кур­са под­чер­ки­ва­ет и широ­ко рас­про­стра­нен­ное упо­треб­ле­ние модаль­ных мар­ке­ров неопре­де­лен­но­сти: zrejme, asi, pravdepodobne, možno, vraj, vraví sa, údajne, evidentne, očividne, mal by («может быть», «по-види­мо­му», «оче­вид­но», «прав­до­по­доб­но», «гово­рят») и дру­гих, кото­рые могут быть вос­при­ня­ты не толь­ко как при­знак потен­ци­аль­но­сти фак­та, но и в эпи­сте­мо­ло­ги­че­ском клю­че — как фак­тор выра­же­ния оцен­ки дан­но­го факта.

В выбо­ре отоб­ра­жа­е­мых фак­тов соци­аль­ной дей­стви­тель­но­сти отра­жа­ет­ся веч­но акту­аль­ная импе­ра­тив­ность посто­ян­но­го раз­вле­че­ния, явля­ю­ща­я­ся так­же одним из фак­то­ров, кри­те­ри­ев под­бо­ра соци­аль­ных собы­тий для обна­ро­до­ва­ния: выби­ра­ют­ся фак­ты не по сво­ей зна­чи­мо­сти, а по их кре­а­тив­но­му и раз­вле­ка­тель­но­му потен­ци­а­лу, поз­во­ля­ю­ще­му осмыс­лить дан­ное собы­тие как мож­но дина­мич­нее и при­вле­ка­тель­нее (infotainment). Поэто­му даже в серьез­ных изда­ни­ях и пере­да­чах сего­дня не скрыть­ся от тема­ти­ки, кото­рая рань­ше была харак­тер­на толь­ко для буль­вар­ных изданий:

Zabíja a týra hladom, v noci spokojne spáva (заго­ло­вок ста­тьи o сирий­ском пре­зи­ден­те) (N, 7.–9.4.2017); Nenabehnú kukláči, na väzbu nevidia dôvod (об отмене амни­стии) (N, 7.–9.4.2017).

Став­ка на эмо­ци­о­наль­ность нахо­дит свое отра­же­ние и на лек­си­че­ском уровне язы­ка, при­чем не толь­ко в широ­ком упо­треб­ле­нии экс­прес­сив­ной лек­си­ки — адъ­ек­тив­ной и адвер­би­аль­ной с поло­жи­тель­ной или отри­ца­тель­ной семан­ти­кой, но и лек­си­ки кон­тек­сту­аль­но (в широ­ком смыс­ле) обу­слов­лен­ной, напри­мер в иро­ни­че­ском упо­треб­ле­нии пре­це­дент­ных фено­ме­нов и дру­гих интер­тек­сту­аль­ных явле­ний (см.: [Dulebova 2015]):

Ján Langoš nechcel, aby sa skutok nestal (N, 15.6.2017)
Kotlebovo Waterloo (HN, 6.11.2017)
Trump prežíva svoj vlastný Watergate. Kvôli Rusom (N, 22.5.2017)
Zákazom slov k trvalému blahobytu a lepším zajtrajškom! (N, 21.4.2017)

Экс­прес­сив­ность медиа­дис­кур­са про­яв­ля­ет­ся так­же на уровне син­так­си­са: в сло­вац­ких меди­а­текстах доми­ни­ру­ют повест­во­ва­тель­ные дву­со­став­ные пред­ло­же­ния (в сло­вац­кой грам­ма­ти­ке к таким отно­сят­ся и опре­де­лен­но-лич­ные и неопре­де­лен­но-лич­ные пред­ло­же­ния, так как нали­чие выра­жен­но­го под­ле­жа­ще­го у гла­голь­но­го ска­зу­е­мо­го счи­та­ет­ся факуль­та­тив­ным), слож­ные сочи­ни­тель­ные (всех типов, пред­по­чте­ние отда­ет­ся союз­ным) и под­чи­ни­тель­ные пред­ло­же­ния (пре­иму­ще­ствен­но объ­ект­ные, атри­бу­тив­ные и адвер­би­аль­ные — кау­заль­ные и лока­тив­ные), с целю созда­ния гра­да­ции широ­ко упо­треб­ля­ют­ся кон­струк­ции с одно­род­ны­ми опре­де­ле­ни­я­ми. В заго­лов­ках часто наблю­да­ет­ся упо­треб­ле­ние имен­ных пред­ло­же­ний, пред­ло­же­ний вос­кли­ца­тель­ной и вопро­си­тель­ной модаль­но­сти, эллип­ти­че­ских кон­струк­ций (осо­бен­но ката­фо­ри­че­ско­го типа). Экс­прес­сив­ность тек­ста ино­гда дости­га­ет­ся за счет инвер­си­ро­ван­но­го поряд­ка слов, обособ­ле­ния чле­нов пред­ло­же­ния или его пар­цел­ля­ци­ей. В отли­чие от рус­ско­го язы­ка, доволь­но ред­ко упо­треб­ля­ют­ся при­част­ные и дее­при­част­ные обо­ро­ты, так как они в сло­вац­ком язы­ке счи­та­ют­ся уста­рев­ши­ми, их упо­треб­ле­ние при­вно­сит отте­нок нестандартности.

Резуль­та­ты иссле­до­ва­ния. Аксио­ло­ги­че­ская дефект­ность. По Ю. Хабер­ма­су, каж­дое инстру­мен­таль­ное или стра­те­ги­че­ское пове­де­ние (в том чис­ле медиа­дис­курс) нару­ша­ет иде­аль­ные усло­вия ком­му­ни­ка­тив­но­го пове­де­ния с точ­ки зре­ния понят­но­сти, истин­но­сти, пра­виль­но­сти и досто­вер­но­сти выска­зы­ва­ний и акто­ров ком­му­ни­ка­тив­но­го акта (ср.: [Habermas 2000]). С точ­ки зре­ния про­фес­си­о­наль­ной эти­ки мно­гие из пере­чис­лен­ных выше аспек­тов медиа­дис­кур­са мож­но отне­сти к про­яв­ле­ни­ям аксио­ло­ги­че­ской дефект­но­сти. Это может про­яв­лять­ся на двух уров­нях: 1) в отно­ше­нии к «досто­вер­но­сти» отоб­ра­же­ния «объ­ек­тив­ной» реаль­но­сти; 2) в отно­ше­нии к само­му тексту. 

Пер­вый пол­но­стью обу­слов­лен интен­ци­ей меди­а­тек­ста, так как име­ет­ся в виду пред­на­ме­рен­ное нару­ше­ние акту­аль­ных цен­ност­ных мак­сим медиа­дис­кур­са: объ­ек­тив­но­сти, непред­на­ме­рен­но­сти, неод­но­сто­рон­но­сти, фак­то­гра­фи­че­ской точ­но­сти, кото­рые лег­ли в осно­ву всех эти­че­ских жур­на­лист­ских кодек­сов. Эти мак­си­мы все­гда были недо­сти­жи­мым иде­а­лом, так как из-за субъ­ек­тив­но­сти не может быть реа­ли­зо­ван абсо­лют­но неидео­ло­ги­че­ский выбор фак­тов [Osvaldová a kol. 2005: 13] и сама роль «твор­ца» тек­ста нуж­да­ет­ся в интен­ци­о­наль­ном осмыс­ле­нии. В то же вре­мя необ­хо­ди­мо поста­вить акцен­ты имен­но на таких каче­ствах про­фес­си­о­на­лиз­ма, как непред­взя­тость, сба­лан­си­ро­ван­ность мате­ри­а­ла и взгля­дов, неманипулятивность.

Дефект­ность по отно­ше­нию к тек­сту воз­ни­ка­ет из-за про­ти­во­ре­чия меж­ду лич­ны­ми каче­ства­ми авто­ра тек­ста и тре­бо­ва­ни­я­ми к про­фес­си­о­на­лиз­му, каче­ству меди­а­тек­стов: про­яв­ле­ния недо­ста­точ­ных зна­ний и ком­пе­тен­ций жур­на­ли­ста, нару­ше­ния язы­ко­вых и фор­маль­ных норм, недо­ста­точ­но­го язы­ко­во­го чутья и др. (кон­крет­ные при­ме­ры см.: [Адам­ка 2016]). 

Широ­кое рас­про­стра­не­ние этих явле­ний, осо­бен­но аксио­ло­ги­че­ски пато­ло­ги­че­ской пер­су­а­зив­но­сти, име­ет для тра­ди­ци­он­ной жур­на­ли­сти­ки нега­тив­ные послед­ствия: про­во­ци­ру­ет у ауди­то­рии отказ от стан­дарт­ных, «клас­си­че­ских» носи­те­лей инфор­ма­ции в поль­зу аль­тер­на­тив­ных источ­ни­ков раз­но­го качества.

Попро­бу­ем про­ана­ли­зи­ро­вать на при­ме­ре одной ста­тьи из еже­днев­ни­ка «Denník N» от 7 апре­ля 2017 г. неко­то­рые при­зна­ки пато­ло­ги­че­ской персуазивности.

Взя­тое для ана­ли­за изда­ние — еже­днев­ник либе­раль­ной направ­лен­но­сти, пред­став­ля­ет собой нестан­дарт­ный тип изда­ния, так как его кон­цеп­ция харак­тер­на более для еже­не­дель­ни­ка: за исклю­че­ни­ем 3–4 заме­ток из теле­граф­но­го агент­ства, в нем нет инфор­ма­ци­он­ных жан­ров в чистом виде, пуб­ли­ку­ют­ся толь­ко автор­ские мате­ри­а­лы. В редак­ции свой набор «спе­ци­а­ли­стов» по кон­крет­ной тема­ти­ке (поня­тие «спе­ци­а­ли­сты» отра­жа­ет не каче­ствен­ный при­знак, а тема­ти­че­скую спе­ци­а­ли­за­цию). В текстах дина­ми­че­ская семан­ти­ка собы­тия (ср.: [Неупо­ко­е­ва 2011]) доми­ни­ру­ет над семан­ти­кой фак­та, фак­то­гра­фи­че­ские дан­ные исполь­зу­ют­ся чаще все­го в виде репор­та­жа о собы­тии. Исхо­дя из ана­ли­за тек­стов по тема­ти­че­ским сре­зам, мож­но утвер­ждать, что, хотя, может быть, и неглас­но, в изда­нии суще­ству­ют опре­де­лен­ные схе­мы осве­ще­ния кон­крет­ной тема­ти­ки, кото­рые импли­цит­но детер­ми­ни­ру­ют под­бор фак­тов, фор­маль­ное, струк­тур­ное и язы­ко­вое оформ­ле­ние мате­ри­а­ла: в отно­ше­нии неко­то­рых акто­ров и собы­тий посто­ян­но под­чер­ки­ва­ют­ся отри­ца­тель­ные аспек­ты, поступ­ки интер­пре­ти­ру­ют­ся упро­щен­но как злые наме­ре­ния, име­на оппо­нен­тов ста­но­вят­ся оли­це­тво­ре­ни­ем всех пло­хих качеств, в то же вре­мя есть лица и собы­тия, кото­рые отоб­ра­жа­ют­ся все­гда в поло­жи­тель­ном клю­че, часто в плане про­ти­во­по­став­ле­ния «мы» — «они».

«Ak nebudeš spolupracovať, v byte ti nájdeme drogy» («Rusko je hybridný režim, moderná verzia autokracie, ktorá nemá vždy všetko pod kontrolou», — vravia ruskí politológovia po masívnom zatýkaní demonštrantov).

В каче­стве заго­лов­ка репор­та­жа о про­те­стах оппо­зи­ции в Рос­сии упо­треб­ля­ет­ся яркая цита­та без авто­ра, кото­рый рас­кры­ва­ет­ся в тек­сте ста­тьи. Под­за­го­ло­вок тоже оформ­лен в виде цита­ты обоб­щен­но­го авто­ра, кото­рая допол­ня­ет сте­рео­тип­ный для дан­но­го изда­ния образ Рос­сии как дик­та­тор­ской стра­ны. Этой интен­ции соот­вет­ству­ет явно одно­сто­рон­ний под­бор источ­ни­ков информации:

…opísal ruským novinárom Novaja Gazeta aktivista opozičného mládežníckeho Jabloka; V strane sú presvedčený, že jeho (lídra ml. Jabloka — Kirilla Borbu) prenasledovanie má politický charakter; …zatknutí demonštranti rozprávali; Zverejnil ho protikorupčný bloger Navaľnyj; … povedal pre Denník N ruský politológ Andrej Kolesnikov z moskovského Carnegieho centra; … povedala denníku N jedna z najcitovanejších ruských politologičiek Ekaterina Šulman; …zahraničnopolitický expert a novinár Tim Marshall; …ruský komentátor agentúry Bloomberg Leonid Beršidskij; cituje Jekaterinu Vinokurovu, ktorá píše o tomto systéme, ktorý je bez spravodlivosti a spoločenského výťahu, na stránke Znak​.com.

Необ­хо­ди­мо под­черк­нуть, что эти же поли­то­ло­ги и ком­мен­та­то­ры (с поло­жи­тель­но оце­ноч­ны­ми опре­де­ле­ни­я­ми — экс­перт, выда­ю­щий­ся спе­ци­а­лист, на кото­ро­го все ссы­ла­ют­ся, и т. д.) вхо­дят в посто­ян­ный штат спе­ци­а­ли­стов этой газе­ты, по мере надоб­но­сти дают оцен­ку любым аспек­там рос­сий­ской поли­ти­че­ской жиз­ни. Ино­гда в каче­стве источ­ни­ка инфор­ма­ции высту­па­ет неиден­ти­фи­ци­ро­ван­ная мас­са специалистов:

…čo je podľa viacerých pozorovateľov jasná pomsta; Americké voľby boli súťažou medzi Hillary Clintonovou, ktorú Putin podľa znalcov nenávidí; Ak sa na niečom prominentní ruskí politológovia zhodnú…

Выска­зы­ва­ния «мно­гих наблю­да­те­лей» и «зна­то­ков» долж­ны при­дать осве­ща­е­мым собы­ти­ям боль­ше досто­вер­но­сти, хотя на самом деле мож­но гово­рить толь­ко об иллю­зии цита­ты, через кото­рую выра­жа­ет­ся мне­ние само­го авто­ра. В ста­тье наблю­да­ем и широ­кое при­ме­не­ние эви­ден­ци­аль­ных модаль­ных маркеров:

Údajný finančný podvod; …ktorému zrejme neumožnia kandidovať; …zatkli by ich zrejme hneď pri výstupe z metrа.

В при­ве­ден­ном фраг­мен­те сло­во «яко­бы», каза­лось бы, ниве­ли­ру­ет зна­чи­мость пре­ступ­ле­ний одной из сто­рон, но в то же вре­мя несколь­ко раз упо­треб­лен­ные «оче­вид­но», «бес­спор­но» толь­ко под­чер­ки­ва­ют необ­ра­ти­мость репрес­сий со сто­ро­ны вла­сти и пред­опре­де­ля­ют будущее:

…voľby nie sú v skutočnosti voľbami, ale slúžia len na vyvolanie dojmu demokratickej súťaže a legitimity. Nič iné sa neočakáva ani v roku 2018, keď by sa mali odohrať prezidentské voľby.

В опи­са­нии акту­аль­ной дей­стви­тель­но­сти наблю­да­ем логи­че­ские про­ти­во­ре­чия, когда содер­жа­ние одно­го абза­ца ниве­ли­ру­ет содер­жа­ние дру­го­го (бес­по­кой­ство режи­ма — ста­биль­ность элит):

Fotografie zo zatýkania najmä mladých nahnevaných ľudí, či 15 dní väzenia pre opozičného lídra Alexeja Navaľného ukazujú, že režim prezidenta Vladimíra Putina je nervózny. <…> O tom, že Putina a jeho elity sa cítia stabilne, svedčí podľa neho ich pripravenosť ešte pritvrdiť represie, aby sa udržali pri moci.

В целях повы­ше­ния экс­прес­сив­но­сти, полу­че­ния более яркой меди­а­кар­ти­ны часто упо­треб­ля­ет­ся очень упро­щен­ное опи­са­ние более слож­ных, мно­го­сто­рон­них и ком­плекс­ных ситу­а­ций и явле­ний, например:

Voči kritickým mimovládkam sa prijal zákon, ktorý ich označuje stalinistickým hanlivým výrazom zahraniční agenti; Keď sa punkerky Pussy Riot vysmievali Putinovi v moskovskom chráme, a vyzývali Bohorodičku, aby sa ho zbavila, skončili vo väzení.

В свя­зи с упро­ще­ни­ем логи­че­ских выво­дов часто исполь­зу­ет­ся фак­то­гра­фи­че­ски дефект­ная аргу­мен­та­ция: осо­бен­но часто наблю­да­ем кау­заль­ный обман, то есть сов­ме­ще­ние вре­мен­ных, хро­но­ло­ги­че­ских отно­ше­ний с кау­заль­ны­ми, выстро­ен­ное по логи­ке argumentum post hoc, ergo propter hoc: если два фено­ме­на появ­ля­ют­ся одно­вре­мен­но, то вто­рой непре­мен­но резуль­тат пер­во­го [Cingerová, Motyková 2017: 95]:

«…Je to ako amatérska dráma v domove pre seniorov», — rozpráva Šulman o blížiacich sa prezidentských voľbách, v ktorých by kandidoval Putin už po štvrtýkrát, čo mu umožnila zmena ústavy a výmena na poste s premiérom Dmitrijom Medvedevom.

Упо­треб­ле­ние кау­заль­но­го пере­но­са нахо­дим и в дру­гих текстах, например:

Hovorcom Kremľa sa stal oficiálne v roku 2012, keď Putin po zmene ústavy tretí raz vyhral voľby (N. 22.4.2016).

Stalin láme vďaka Putinovi rekordy <…> Pre historikov je tyranom… Po anexii ukrajinského polostrova Krym a ruskom bombardovaní Sýrie je jeho popularita najvyššia za posledné desaťročie (N. 14.1.2016).

Naháňa strach aj v Kremli <…> Keď ruská polícia minulý rok zatkla člena jeho lojálnych jednotiek (známych ako kadyrovci) ako hlavného podozrivého z účasti na vražde opozičného lídra Borisa Nemcova, Kadyrov označil zadržaného Zaura Dadajeva za skutočného patriota Ruska. Vzápätí dostal od ruského prezidenta vyznamenanie (N. 20.1.2016).

Инфор­ма­ция в газе­те «Denník N» часто дана в акси­о­ма­ти­че­ском моду­се, как само­до­ста­точ­ный факт, кото­рый уже не под­ле­жит верификации:

Putinova vláda zaplavila Západ toľkými špiónmi, že v Británii ich je dnes viac ako počas studenej vojny. Putinova vláda sa mstí v zahraničí a podľa všetkého zavraždila množstvo oponentov — vrátane novinárov, aktivistov a politických lídrov — aj doma. Ruská anexia Krymu v roku 2014 znamenala prvé jednostranné zabratie územia v Európe po roku 1945. Ruskí vojaci intervenujú na východe Ukrajiny, bezohľadne bombardovali civilistov aj rebelov v sýrskom Aleppe a brutálne zasiahli tak za hranicami — v Gruzínsku -, ako aj doma v Čečensku (N. 10.2.2017).

Судя по мане­ре аргу­мен­та­ции в про­ана­ли­зи­ро­ван­ных текстах, мож­но сде­лать вывод, что газе­та пози­ци­о­ни­ру­ет себя в роли «про­по­вед­ни­ка еди­ной пра­виль­ной исти­ны», обли­ча­ет и высме­и­ва­ет оппо­нен­тов и ина­ко­мыс­ля­щих. Хотя она офи­ци­аль­но декла­ри­ру­ет раз­но­об­ра­зие либе­раль­ных мне­ний, для нее харак­тер­но чер­но-белое отоб­ра­же­ние мира. Мож­но кон­ста­ти­ро­вать, что это газе­та с точ­но опре­де­лен­ной ауди­то­ри­ей: ее чита­тель не тре­бу­ет новой инфор­ма­ции, чита­тель­ская интен­ция — утвер­жде­ние сво­е­го, уже сло­жив­ше­го­ся обра­за мира.

Выво­ды. Интен­ция — доми­нант­ная дви­жу­щая сила фор­ми­ро­ва­ния и деко­ди­ро­ва­ния любо­го меди­а­тек­ста, сила, кото­рая опре­де­ля­ет не толь­ко его содер­жа­тель­ную, фор­маль­ную и язы­ко­вую сто­ро­ну, но и в опре­де­лен­ной сте­пе­ни его вос­при­я­тие ауди­то­ри­ей. Целе­вая уста­нов­ка тек­ста в медиа дости­га­ет­ся не толь­ко посред­ством язы­ка, но и дру­ги­ми его систем­ны­ми состав­ля­ю­щи­ми, так как мы име­ем дело с поли­ко­до­вой нели­ней­ной систе­мой, «в кото­рой вер­баль­ная, визу­аль­ная, ауди­аль­ная состав­ля­ю­щие (нача­ла) не суще­ству­ют в отдель­но­сти, все­гда обра­зо­вы­вая непо­вто­ри­мую “ансам­бле­вую целост­ность”» [Шеста­ко­ва 2015: 51].

Объ­ек­тив­ная и дис­кур­сив­ная реаль­но­сти, транс­фор­ми­ру­е­мые в кон­структ медиа­ре­аль­но­сти кон­крет­но­го изда­ния, кото­рый стро­ит­ся в соот­вет­ствии с кон­цеп­ци­ей изда­ния и интен­ци­ей авто­ра как свое­об­раз­но­го «филь­тра», могут быть отверг­ну­ты адре­са­том в резуль­та­те его субъ­ек­тив­ных пред­по­сы­лок, в слу­чае несов­па­де­ния аксио­ло­ги­че­ских состав­ля­ю­щих ком­му­ни­ка­то­ров и в слу­чае пато­ло­гич­ной, то есть повто­ря­ю­щей­ся, аксио­ло­ги­че­ской дефект­но­сти отра­жа­ю­щих их меди­а­тек­стов. Предот­вра­тить мед­лен­ную аго­нию клас­си­че­ских тра­ди­ци­он­ных медиа мож­но так­же при помо­щи актив­но­го раз­ви­тия кри­ти­ки медиа­ре­чи в рус­ле медиа­линг­ви­сти­ки как меж­дис­ци­пли­нар­ной науки.