ЛЕКСИКО-СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ОЧЕРКОВ ПУТЕШЕСТВИЯ И. А. ГОНЧАРОВА «ФРЕГАТ „ПАЛЛАДА“»

Объ­ек­том иссле­до­ва­ний в рам­ках такой срав­ни­тель­но новой и дина­мич­но раз­ви­ва­ю­щей­ся нау­ки, как медиа­линг­ви­сти­ка, явля­ет­ся меди­а­текст, рас­смат­ри­ва­е­мый с самых раз­ных точек зре­ния при исполь­зо­ва­нии меж­дис­ци­пли­нар­но­го инстру­мен­та­рия. При этом в боль­шин­стве работ в рам­ках дан­ной науч­ной дис­ци­пли­ны мож­но наблю­дать сугу­бо син­хро­ни­че­ский под­ход в про­бле­ма­ти­ке, свя­зан­ной с функ­ци­о­ни­ро­ва­ни­ем язы­ка в медиа­сфе­ре [Солга­ник 1978], что, без­услов­но, сви­де­тель­ству­ет об опре­де­ля­ю­щем зна­че­нии медиа­ре­чи для систе­мы рус­ско­го язы­ка в насто­я­щее вре­мя; исто­ри­че­ская же пер­спек­ти­ва рас­смат­ри­ва­е­мых явле­ний оста­ет­ся за рам­ка­ми рассмотрения. 

Меж­ду тем вве­де­ние такой пер­спек­ти­вы пред­став­ля­ет­ся важ­ным допол­не­ни­ем к изу­че­нию совре­мен­но­го меди­а­тек­ста. Успеш­ность диа­хро­ни­че­ско­го под­хо­да при рас­смот­ре­нии совре­мен­но­го трэ­вел-меди­а­тек­ста демон­стри­ру­ет в сво­их рабо­тах Т. Ю. Редь­ки­на [Редь­ки­на 2011; 2015]. Сле­ду­ет под­черк­нуть, что при обра­ще­нии к исто­рии совре­мен­но­го меди­а­тек­ста в ряде слу­ча­ев при­хо­дит­ся выхо­дить за рам­ки пуб­ли­ци­сти­че­ско­го сти­ля как тако­во­го (что вид­но и в ука­зан­ных рабо­тах Редь­ки­ной, пред­ла­га­ю­щей раз­де­лять поня­тия «трэ­вел-текст» и «путе­ше­ствие» [Редь­ки­на 2011: 72]). При этом целе­со­об­раз­ным пред­став­ля­ет­ся не толь­ко демон­стра­ция воз­мож­ных рече­вых и сти­ли­сти­че­ских соот­вет­ствий меж­ду совре­мен­ны­ми меди­а­тек­ста­ми и их исто­ри­че­ски­ми пред­те­ча­ми, но и авто­ном­ное рас­смот­ре­ние тек­стов, ока­зав­ших вли­я­ние на после­ду­ю­щее раз­ви­тие медиа­ре­чи, мето­да­ми исто­ри­че­ской сти­ли­сти­ки. Тем более это может быть акту­аль­ным для тек­стов вто­рой поло­ви­ны XIX в., когда впер­вые совер­ша­ет­ся пово­рот от абсо­лют­но­го вли­я­ния язы­ка лите­ра­ту­ры на раз­ви­тие лите­ра­тур­ный язык к росту зна­че­ния язы­ка пуб­ли­ци­сти­ки [Вино­гра­дов 1982: 419–421]. Попыт­ка тако­го ана­ли­за будет пред­при­ня­та нами в рам­ках дан­ной статьи.

Боль­шой инте­рес у чита­ю­щей пуб­ли­ки сере­ди­ны XIX в. вызы­ва­ют мно­го­чис­лен­ные опи­са­ния путе­ше­ствий. Как фено­мен, порож­ден­ный сво­им вре­ме­нем и демон­стри­ру­ю­щий основ­ные чер­ты, харак­тер­ные для путе­вых очер­ков вто­рой поло­ви­ны XIX в., мож­но рас­смат­ри­вать очер­ки путе­ше­ствия И. А. Гон­ча­ро­ва «Фре­гат „Пал­ла­да“», появ­ляв­ши­е­ся по мере их напи­са­ния в раз­лич­ных пери­о­ди­че­ских изда­ни­ях того вре­ме­ни. О важ­но­сти для сво­е­го вре­ме­ни най­ден­ной Гон­ча­ро­вым фор­мы сви­де­тель­ству­ет тот факт, что она нашла свое про­дол­же­ние в опи­са­ни­ях путе­ше­ствий дру­ги­ми авто­ра­ми; в каче­стве при­ме­ра мож­но при­ве­сти «Очер­ки пером и каран­да­шом из кру­го­свет­но­го пла­ва­ния в 1857, 1858, 1859 и 1860 годах» А. В. Выше­слав­це­ва. Очер­ки Гон­ча­ро­ва вызва­ли боль­шой инте­рес как у совре­мен­ни­ков, так и у после­ду­ю­щих поко­ле­ний чита­те­лей. Не послед­нюю роль в этом сыг­ра­ла про­све­ти­тель­ская зада­ча, кото­рую ста­вил перед собой автор очер­ков. Зна­ме­на­тель­но, что какое-то вре­мя «Фре­гат» вос­при­ни­мал­ся как кни­га для юно­ше­ства, выпол­ня­ю­щая вос­пи­та­тель­ные и про­све­ти­тель­ские функ­ции; это отме­чал и сам Гон­ча­ров в пре­ди­сло­вии к тре­тье­му отдель­но­му изда­нию: «Если этот новый фре­гат, вновь пере­смот­рен­ный, по воз­мож­но­сти исправ­лен­ный и допол­нен­ный заклю­чи­тель­ною гла­вою, напе­ча­тан­ною в лите­ра­тур­ном сбор­ни­ке „Склад­чи­на“ в 1874 году, про­слу­жит… ещё новый срок, меж­ду про­чим и в сре­де юно­ше­ства, автор сочтёт себя награж­дён­ным сверх вся­ких ожи­да­ний» [Гон­ча­ров 1986: 6].

Одна­ко, несмот­ря на подоб­ное вни­ма­ние к «Фре­га­ту» со сто­ро­ны чита­те­лей, авто­ров дру­гих путе­ше­ствий и само­го авто­ра, науч­ное опи­са­ние очер­ков нель­зя при­знать завер­шен­ным, осо­бен­но это каса­ет­ся линг­ви­сти­че­ско­го осмыс­ле­ния. Пожа­луй, един­ствен­ной моно­гра­фи­че­ской попыт­кой рас­смот­ре­ния язы­ко­вых осо­бен­но­стей очер­ков мож­но при­знать дис­сер­та­цию О. В. Юрки­ной, посвя­щен­ную выяв­ле­нию харак­тер­ных черт идио­сти­ля Гон­ча­ро­ва в этом про­из­ве­де­нии [Юрки­на 2009]. До иссле­до­ва­ния, пред­при­ня­то­го Юрки­ной, мы можем обна­ру­жить лишь немно­го­чис­лен­ные ста­тьи, посвя­щен­ные отдель­ным аспек­там язы­ка «Фре­га­та „Пал­ла­да“». Так, наблю­де­ния о диа­лект­ной лек­си­ке, встре­ча­ю­щей­ся в гла­вах, посвя­щен­ных воз­вра­ще­нию Гон­ча­ро­ва Петер­бург через Сибирь, мож­но най­ти в ста­тье В. К. Фаво­ри­на, где сде­ла­но заме­ча­ние о спра­вед­ли­во­сти и тон­ко­сти диа­лек­то­ло­ги­че­ских наблю­де­ний Гон­ча­ро­ва [Фаво­рин 1946]. Доста­точ­но подроб­но пред­став­ле­ны состав и спо­со­бы репре­зен­та­ции мор­ской лек­си­ки у Гон­ча­ро­ва в ста­тье Т. Про­ко­фье­вой [Про­ко­фье­ва 1960]. Темы функ­ци­о­ни­ро­ва­ния пуш­кин­ских поэ­тиз­мов в очер­ках каса­ет­ся в сво­ей ста­тье А. В. Данов­ский [Данов­ский 2004]. Меж­ду тем лек­си­че­ский мате­ри­ал, пред­став­лен­ный в очер­ках путе­ше­ствия Гон­ча­ро­ва, предо­став­ля­ет бога­тый мате­ри­ал для науч­но­го ана­ли­за и систе­ма­ти­за­ции. Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние мно­го­об­ра­зие лек­си­че­ских групп, выпол­ня­ю­щих мно­го­об­раз­ные сти­ли­сти­че­ские функ­ции. Сре­ди всех лек­си­че­ских средств очер­ков мож­но выде­лить сле­ду­ю­щие груп­пы: 1) по про­ис­хож­де­нию: а) ино­языч­ная лек­си­ка нетер­ми­но­ло­ги­че­ско­го харак­те­ра (в том чис­ле нео­ло­гиз­мы XIX в.), б) экзо­тиз­мы, в) ино­языч­ные вкрап­ле­ния, г) вар­ва­риз­мы, д) цер­ков­но­сла­вя­низ­мы; 2) по сфе­ре упо­треб­ле­ния: а) диа­лек­тиз­мы, б) спе­ци­аль­ная лек­си­ка и фра­зео­ло­гия (науч­ная и про­фес­си­о­наль­ная тер­ми­но­ло­гия и номен­кла­ту­ра, соб­ствен­но про­фес­си­о­наль­ная лек­си­ка); 3) сти­ли­сти­че­ски мар­ки­ро­ван­ные лек­си­ко-фра­зео­ло­ги­че­ские еди­ни­цы: а) поэ­тиз­мы; б) раз­го­вор­ные и про­сто­реч­ные элементы.

Преж­де все­го пред­став­ля­ет­ся необ­хо­ди­мым обра­тить­ся к широ­ко пред­став­лен­ным в очер­ках и име­ю­щим боль­шое сти­ли­сти­че­ское зна­че­ние лек­си­че­ским груп­пам, объ­еди­ня­е­мым по гене­ти­че­ско­му прин­ци­пу. В очер­ках путе­ше­ствия обна­ру­жи­ва­ет­ся доста­точ­но боль­шое коли­че­ство ино­языч­ной лек­си­ки раз­ной сте­пе­ни язы­ко­вой адап­та­ции. Сре­ди них мож­но най­ти дав­ние заим­ство­ва­ния, зафик­си­ро­ван­ные в сло­ва­рях: агент, адми­ни­стра­тор, бар­хат, бахро­ма, бума­га, каз­на­чей, кай­ма, мишур­ный и др. [Сло­варь рус­ско­го язы­ка XI–XVII вв.]; а так­же вошед­шие в рус­ский язык в XVIII в.: балет, бал­кон, балю­стра­да, банк, бас­сейн, билет, бильярд, бильярд­ный, бир­жа, биск­вит, биф­штекс, бро­шю­ра, буду­ар, буль­вар, бульон, буфет, буфет­чик, вафли, гра­фин, десерт, каваль­ка­да, казар­ма, калибр, кан­де­лябр, кари­ка­ту­ра, клуб, ком­плект, ком­пли­мент, ком­по­зи­ция, кон­сул, кон­то­ра, кон­траст, кон­три­бу­ция и др. [Сло­варь рус­ско­го язы­ка XVIII века и его кар­то­те­ка]. Упо­треб­ля­ют­ся и нова­ции XIX в., не зафик­си­ро­ван­ные в ука­зан­ных выше сло­вар­ных источ­ни­ках, но содер­жа­щи­е­ся в тол­ко­вых сло­ва­рях XIX в.: аксес­су­ар [Даль 1989–1991], блу­за (в зна­че­нии ‘вид одеж­ды’) [Там же], боа [Там же], бутер­брод [Там же], вари­ант бутер­брот, гастро­но­мия [Сло­варь цер­ков­но-сла­вян­ско­го и рус­ско­го язы­ка 1847; Даль 1989–1991], кор­по­ра­ция [Даль 1989–1991], мер­кан­тиль­ность, мер­кан­тиль­ный [Там же], несес­сер [Там же] и др. Отдель­но сле­ду­ет упо­мя­нуть сло­ва, обо­зна­ча­ю­щие новые реа­лии сво­е­го вре­ме­ни: бокс [Энцик­ло­пе­ди­че­ский лек­си­кон 1835–1836; Михель­сон 1865], вагон [Даль 1989–1991], гид (в зна­че­нии ‘путе­во­ди­тель’ [Настоль­ный сло­варь 1863–1864], дагер­ро­тип [Сло­варь цер­ков­но-сла­вян­ско­го и рус­ско­го язы­ка 1847], дио­ра­ма [Там же], омни­бус [Там же] и др.

Отдель­ную груп­пу ино­языч­ной лек­си­ки, во мно­гом опре­де­ля­ю­щей лек­си­че­ское свое­об­ра­зие «Фре­га­та „Пал­ла­да“», состав­ля­ют экзо­тиз­мы. Они созда­ют сам коло­рит путе­ше­ствия, явля­ют­ся номи­на­ци­я­ми новых и необыч­ных для чита­те­ля реа­лий, а зна­чит, непо­сред­ствен­ным обра­зом участ­ву­ют в акте позна­ния: выпол­ня­ют про­све­ти­тель­скую функ­цию, нераз­рыв­но свя­зан­ную с жан­ро­вой фор­мой путе­ше­ствия. Мож­но выде­лить сле­ду­ю­щие тема­ти­че­ские груп­пы экзо­тиз­мов: 1) рас­те­ния; 2) живот­ные; 3) наро­ды и пле­ме­на, а так­же их отдель­ные пред­ста­ви­те­ли; 4) люди по долж­но­сти или про­фес­си­о­наль­ной дея­тель­но­сти; 5) пред­ме­ты быта; 6) куль­тур­ные реа­лии; 7) при­род­ные явле­ния. Зна­ко­мя чита­те­ля с новы­ми реа­ли­я­ми, автор часто снаб­жа­ет экзо­тиз­мы пояс­не­ни­я­ми, при­зван­ны­ми создать еди­ный сло­варь авто­ра и чита­те­ля, удо­вле­тво­рить жела­ние чита­те­ля в позна­нии мира, создать коло­рит путе­ше­ствия. Пояс­не­ния, кото­ры­ми Гон­ча­ров снаб­жа­ет новые номи­на­ции, отли­ча­ют­ся раз­ной сте­пе­нью подроб­но­сти. Часть из них по сво­ей струк­ту­ре при­бли­жа­ет­ся к науч­но­му спо­со­бу опи­са­ния объ­ек­тов дей­стви­тель­но­сти, при кото­ром выде­ля­ют­ся типо­ло­ги­че­ские чер­ты, поз­во­ля­ю­щие отне­сти объ­ект к опре­де­лен­но­му клас­су подоб­ных объ­ек­тов. Напри­мер, для пояс­не­ний к назва­ни­ям экзо­ти­че­ских пло­дов мож­но выде­лить сле­ду­ю­щую еди­ную струк­ту­ру опи­са­ния: внеш­ний вид, вкус, при­ме­не­ние. Вни­ма­ние авто­ра имен­но к этим при­зна­кам рас­те­ния есте­ствен­ным обра­зом выте­ка­ет из той тра­ди­ции есте­ствен­но­на­уч­но­го опи­са­ния рас­ти­тель­но­го мира, кото­рая сло­жи­лась еще в XVIII в. [Пет­ро­ва 1999].

От науч­но­го опи­са­ния пояс­не­ния отли­ча­ет ярко выра­жен­ное лич­ност­ное нача­ло, кото­рое прак­ти­че­ски все­гда при­сут­ству­ет в опи­са­нии пред­ме­та или объ­ек­та, сто­я­ще­го за экзо­ти­че­ской номи­на­ци­ей. Часто Гон­ча­ров напря­мую транс­ли­ру­ет свои ощу­ще­ния при встре­че с новым объ­ек­том, полу­чен­ные через раз­ные кана­лы вос­при­я­тия: Я раз­ре­зал плод: под крас­ною мяко­тью скры­ва­лась белая, кис­ло-слад­кая серд­це­ви­на, состо­я­щая из несколь­ких отде­ле­ний, с круп­ным зер­ном в каж­дом из них. Про­хла­ди­тель­но, све­жо, тон­ко и слад­ко, с лег­кой кис­ло­той. Это ман­гу­стан [Гон­ча­ров 1997: 256]. Авто­ром исполь­зу­ют­ся срав­ни­тель­ная и пре­вос­ход­ная сте­пе­ни при­ла­га­тель­ных: ман­да­ри­ны при­зна­ны очень слад­ки­ми, о кастард-эппльз он заме­ча­ет нет луч­ше пло­да, бани­ан назван рос­кош­ней­шим дере­вом; пред­по­чте­ние отда­ет­ся лек­си­че­ским еди­ни­цам, име­ю­щим в сво­ем зна­че­нии эмо­тив­но-оце­ноч­ный эле­мент: сла­дость жу-жубов — при­тор­ная и бес­ха­рак­тер­ная, вкус кастард-эппльз — мяг­кий и неж­ный, пам­пль-мусс — испо­лин­ский. Тем самым у чита­те­ля созда­ет­ся иллю­зия непо­сред­ствен­но­го уча­стия: позна­ние «чужо­го» про­ис­хо­дит на ином, отлич­ном от науч­но­го, уровне — уровне лич­ност­но­го вос­при­я­тия кон­крет­но­го отдель­но взя­то­го пред­ме­та с вполне опре­де­лён­ной лока­ци­ей и вре­мен­нóй отне­сен­но­стью как пред­ста­ви­те­ля цело­го клас­са подоб­ных объ­ек­тов, в то вре­мя как в науч­ном опи­са­нии извест­ная доля субъ­ек­ти­виз­ма обу­слов­ле­на стрем­ле­ни­ем дать точ­ное и нагляд­ное пред­став­ле­ние об иде­аль­ном пред­ста­ви­те­ле класса.

Сход­ные функ­ции выпол­ня­ют и не столь мно­го­чис­лен­ные ино­языч­ные вкрап­ле­ния и вар­ва­риз­мы. В каче­стве ино­языч­ных вкрап­ле­ний часто высту­па­ют име­на соб­ствен­ные (гео­гра­фи­че­ские назва­ния, име­на людей, наиме­но­ва­ния рас­те­ний и живот­ных и т. п.), часть из них пере­во­дит­ся или транс­ли­те­ри­ру­ет­ся авто­ром. Вар­ва­риз­мы ред­ки, они чаще все­го встре­ча­ют­ся в опи­са­ни­ях «чужой» дей­стви­тель­но­сти при пере­чис­ле­нии состав­ля­ю­щих ее дета­лей: С любо­пыт­ством смот­рю, как столк­нут­ся две кухар­ки, с кор­зи­на­ми на пле­чах, как несет­ся нескон­ча­е­мая двой­ная, трой­ная цепь эки­па­жей, подоб­но реке, как из нее с непод­ра­жа­е­мою лов­ко­стью вывер­нет­ся один эки­паж и сольет­ся с дру­гою нитью, или как вся эта цепь мгно­вен­но оне­ме­ет, лишь толь­ко полис­мен с тро­туа­ра под­ни­мет руку [Там же: 41], — опи­са­ние дета­лей быто­вой жиз­ни Англии: оби­лие суще­стви­тель­ных с кон­крет­но-пред­мет­ным зна­че­ни­ем созда­ет иллю­зию непо­сред­ствен­но­сти сов­мест­но­го с авто­ром наблюдения. 

Отме­тим так­же груп­пу цер­ков­но­сла­вян­ской лек­си­ки и фра­зео­ло­гии: бдеть, бла­го, бла­го­го­ве­ние, бла­го­дар­ствен­ный, бла­го­дать, бла­го­де­тель­ный, бла­го­об­раз­ный, бла­го­при­ят­ный, бла­го­сло­ве­ние, бла­жен­ный, блуд­ный, бого­мыс­лие, вра­ще­ние, дес­ни­ца, келья, корысть, куща, неисто­вый, огра­да, огра­дить, одр, свя­ти­ли­ще, ски­ния, телец, тре­ба и др. Осо­бен­но­сти упо­треб­ле­ния их в тек­сте очер­ков соот­вет­ству­ет тем изме­не­ни­ям, кото­рые про­ис­хо­ди­ли с ними к сере­дине XIX в. Эти «лек­си­че­ские и фра­зео­ло­ги­че­ские оскол­ки» (В. В. Вино­гра­дов) нахо­ди­ли раз­ные сти­ли­сти­че­ские при­ме­не­ния в лите­ра­тур­ном язы­ке сво­е­го вре­ме­ни. Часть из них сохра­ня­ет свою сти­ли­сти­че­скую мар­ки­ро­ван­ность и упо­треб­ля­ет­ся авто­ром очер­ков в соот­вет­ству­ю­щих кон­текстах: Читая эти стра­ни­цы, испещ­рен­ные назва­ни­я­ми како­го-то пти­чье­го язы­ка, испол­нен­ные этно­гра­фи­че­ских, гео­гра­фи­че­ских, фило­ло­ги­че­ских дан­ных о крае, извест­ном нам толь­ко по име­ни, бла­го­го­вею перед все­со­кру­ша­ю­щею любо­зна­тель­но­стью и гро­мад­ным тер­пе­ни­ем уче­но­го отца и роб­ко кра­ду у него выше­при­ве­ден­ные отры­воч­ные све­де­ния о Корее — всё для вас [Там же: 622] — здесь обра­ща­ет на себя вни­ма­ние соеди­не­ние в еди­ном кон­тек­сте гла­го­ла бла­го­го­веть и состав­лен­ных из сла­вя­но-рус­ских мор­фем слов все­со­кру­ша­ю­щий и любо­зна­тель­ность, кото­рые сво­ей сти­ли­сти­че­ской окра­шен­но­стью при­да­ют тор­же­ствен­ность это­му отрыв­ку, посвя­щен­но­му пер­во­про­ход­цам сибир­ских земель. Но харак­тер­ны и слу­чаи упо­треб­ле­ния цер­ков­но­сла­вя­низ­мов в отрыв­ках с наро­чи­то быто­вым содер­жа­ни­ем, воз­ни­ка­ет кон­траст меж­ду внут­рен­ней фор­мой сло­ва и кон­тек­стом, про­ис­хо­дит наме­рен­ное сти­ли­сти­че­ское сни­же­ние цер­ков­но­сла­вя­низ­ма, рож­да­ет­ся иро­ния: Хотя раз­ру­ши­тель­ная дес­ни­ца Фад­де­е­ва уже кос­ну­лась его, но он может дое­хать, пожа­луй, до Рос­сии [Там же: 366]. Фад­де­ев — мат­рос, при­став­лен­ный к авто­ру — не раз ста­но­вит­ся пред­ме­том иро­ни­че­ских опи­са­ний: в дан­ном слу­чае соче­та­ние раз­ру­ши­тель­ная дес­ни­ца сопо­ста­ви­мо с фра­зео­ло­гизм кара­ю­щая дес­ни­ца, оба эпи­те­та под­ра­зу­ме­ва­ют неот­вра­ти­мость совер­ша­е­мо­го дей­ствия, одна­ко в зна­че­нии сло­ва раз­ру­ши­тель­ный, в отли­чие от кара­ю­щий, не под­ра­зу­ме­ва­ет­ся осо­знан­но­сти или наме­рен­но­сти дей­ствия (‘слу­жа­щий к раз­ру­ше­нию’ [Сло­варь цер­ков­но-сла­вян­ско­го и рус­ско­го язы­ка 1847], ср.: раз­ру­ши­тель­ное зем­ле­тря­се­ние, навод­не­ние и т. п.), под­чер­ки­ва­ет­ся сти­хий­ность дей­ствий матроса. 

По огра­ни­чен­но­сти сфе­ры рас­про­стра­не­ния мож­но выде­лить диа­лект­ную лек­си­ко-фра­зео­ло­ги­че­скую груп­пу, появ­ля­ю­щу­ю­ся в послед­них «сибир­ских» очер­ках «Фре­га­та „Пал­ла­да“». По сти­ли­сти­че­ским функ­ци­ям она во мно­гом иден­тич­на экзо­тиз­мам. Диа­лек­тиз­мы так­же при­зва­ны создать коло­рит тех мест, по кото­рым про­ез­жа­ет автор, в то же вре­мя демон­стри­руя пре­дел язы­ко­вой ком­пе­тен­ции чита­те­ля. Мож­но выде­лить сле­ду­ю­щие тема­ти­че­ские групп: 1) пред­ме­ты быта; 2) при­род­ные явле­ния; 3) фло­ра; 4) фауна. 

Осо­бое место в очер­ках путе­ше­ствия зани­ма­ет спе­ци­аль­ная лек­си­ка, пред­став­лен­ная в основ­ном мор­ской лек­си­кой, при этом во «Фре­га­те „Пал­ла­да“» пред­став­ле­на как мор­ская тер­ми­но­ло­гия (авраль­ная рабо­та, бак­штов, бизань-мач­та, бизань-шкот, брам-рея, брам­сель, верп, галс, кам­буз, кли­вер, лисель, лисель-фал и др.), так и про­фес­си­о­наль­ная лек­си­ка и фра­зео­ло­гия из сло­ва­ря офи­цер­ско­го соста­ва суд­на: засве­жеть, зашти­леть, кито­лов (кито­лов­ное суд­но), купец (купе­че­ское суд­но), мор­ские ноги (об устой­чи­во­сти ног при­вык­ше­го к кач­ке чело­ве­ка) и др. Отдель­но мож­но выде­лить немно­го­чис­лен­ные сло­ва, свой­ствен­ные речи мат­ро­сов: асеи (англи­чане), бра­тиш­ка (обра­ще­ние друг к дру­гу), фор­дак (фор­де­винд). Сре­ди тер­ми­нов мож­но выде­лить сле­ду­ю­щие тема­ти­че­ские груп­пы: 1) назва­ния судов; 2) назва­ния сна­стей; 3) назва­ния частей суд­на и поме­ще­ний; 4) наиме­но­ва­ния людей; 5) наиме­но­ва­ния пред­ме­тов мор­ско­го быта; 6) лек­си­ка, свя­зан­ная с управ­ле­ни­ем суд­ном; 7) номи­на­ции, свя­зан­ные с мор­ской сти­хи­ей (назва­ния вет­ров и пр.). 

Сле­ду­ет отме­тить, что, вме­сте с точ­ным опи­са­ние мор­ской сти­хии (для чего и слу­жат лек­си­ка и фра­зео­ло­гия «мор­ско­го» язы­ка), в очер­ках Гон­ча­ро­ва при­сут­ству­ют немно­го­чис­лен­ные, но чрез­вы­чай­но яркие поэ­ти­че­ские опи­са­ния мор­ской сти­хии, кото­рые в неко­то­рой сте­пе­ни явля­ют­ся сти­ли­сти­че­ским кон­тра­стом тем лек­си­че­ско-фра­зео­ло­ги­че­ским сред­ствам, кото­рые были опи­са­ны выше, — неслу­чай­но имен­но в худо­же­ствен­ных мор­ских зари­сов­ках очер­ков А. В. Данов­ский нахо­дит пуш­кин­ские поэ­тиз­мы [Данов­ский 2004]. Нали­чие этих двух кон­траст­ных лек­си­че­ских пла­стов дела­ет уни­каль­ным то опи­са­ние мор­ской сти­хии, кото­рое созда­ет в сво­ем про­из­ве­де­нии Гон­ча­ров. Это опи­са­ние нель­зя при­рав­нять к резуль­та­ту худо­же­ствен­но­го вос­при­я­тия мор­ско­го путе­ше­ствия: тому пре­пят­ству­ет боль­шое коли­че­ство мор­ской лек­си­ки, избы­точ­ное при един­ствен­ной цели созда­ния коло­ри­та мор­ской жиз­ни. Но перед нами и не сви­де­тель­ство моря­ка, совер­шив­ше­го путе­ше­ствие и оста­вив­ше­го точ­ные запи­си, понят­ные пре­иму­ще­ствен­но чело­ве­ку, так­же при­над­ле­жа­ще­му к кру­гу близ­ких к морю и зна­ко­мых с мор­ским про­фес­си­о­наль­ным язы­ком. В упо­треб­ле­нии мор­ской тер­ми­но­ло­гии Гон­ча­ров про­яв­ля­ет тот же линг­ви­сти­че­ский и лек­си­ко­гра­фи­че­ский инте­рес, кото­рый виден в осо­бен­но­стях упо­треб­ле­ния диа­лект­ной и экзо­ти­че­ской лек­си­ки, рас­смот­рен­ной нами выше. Его цель — не про­сто вне­сти доста­точ­ное коли­че­ство ее для пере­да­чи досто­вер­но­сти пере­жи­ва­ния мор­ско­го путе­ше­ствия, но пере­дать свой инте­рес к мор­ской жиз­ни чита­те­лю, дать ему пред­став­ле­ние о язы­ке моря­ков, имен­но поэто­му так акку­рат­но и после­до­ва­тель­но, руко­вод­ству­ясь преж­де все­го прин­ци­пом необ­хо­ди­мо­сти, вво­дит Гон­ча­ров пояс­не­ния этих лек­си­ко-фра­зео­ло­ги­че­ских единиц. 

В очер­ках при­сут­ству­ет и науч­ная тер­ми­но­ло­гия, отно­ся­ща­я­ся к раз­лич­ным обла­стя­ми зна­ния: мате­ма­ти­ка (диа­метр, линей­ка, парал­ле­ло­грамм, цир­куль), химия (кри­стал­ли­за­ция), физи­ка (рефрак­ция, цир­ку­ля­ция), био­ло­гия (инфу­зо­рия, физио­ло­ги­че­ские отправ­ле­ния), линг­ви­сти­ка (грам­ма­ти­ка, лек­си­кон), гео­гра­фия и гео­ло­гия (архи­пе­лаг, воз­вы­шен­ность, ост­ров, есте­ствен­ные богат­ства, кли­мат, мине­рал, полю­са, эква­тор и др.). Наи­бо­лее широ­ко пред­став­ле­на гео­гра­фи­че­ская терминология. 

Упо­треб­ле­ние тер­ми­но­ло­ги­че­ской лек­си­ки, так же как и лек­си­ки уже опи­сан­ных ранее групп, демон­стри­ру­ет общие тен­ден­ции раз­ви­тия лек­си­че­ско­го соста­ва язы­ка сво­е­го вре­ме­ни. Так, мож­но най­ти при­ме­ры упо­треб­ле­ния науч­ной тер­ми­но­ло­гии (пре­иму­ще­ствен­но есте­ствен­но­на­уч­ной) в пере­нос­ных зна­че­ни­ях: Такая гос­под­ству­ет отно­си­тель­но тиши­на, так все физио­ло­ги­че­ские отправ­ле­ния обще­ствен­ной мас­сы совер­ша­ют­ся строй­но, чин­но (о жиз­ни в Лон­доне) [Гон­ча­ров 1997: 48]; Я пере­даю вам толь­ко самое общее и поверх­ност­ное поня­тие, не пове­рен­ное цир­ку­лем и линей­кой (об опи­са­нии Кореи) [Там же: 621]. Извест­на харак­тер­ная для того вре­ме­ни тен­ден­ция, свя­зан­ная с воз­дей­стви­ем био­ло­го-меди­цин­ской тер­ми­но­ло­гии на лите­ра­тур­ную фра­зео­ло­гию: образ­ное пере­осмыс­ле­ние назва­ний болез­ней и болез­нен­ных состо­я­ний: Отто­го рос­кошь недол­го­веч­на: она живет лихо­ра­доч­ною и эфе­мер­ною жиз­нью [Там же: 271]; Где рос­кошь, там нет тор­гов­ли; это кон­вуль­сив­ные, отча­ян­ные скач­ки через пре­пят­ствия, courses aux clochers: пере­ска­чет, схва­тит приз и сло­ма­ет ноги [Там же: 272]. Оба при­ме­ра отно­сят­ся к одно­му рас­суж­де­нию о рос­ко­ши как соци­аль­ной болез­ни обще­ства, при­во­дя­щей к его вырож­де­нию, что весь­ма типич­но: для раз­лич­ных про­све­ти­тель­ских кон­цеп­ций было свой­ствен­но срав­не­ние отри­ца­тель­ных соци­аль­ных явле­ний с болез­ня­ми [Соро­кин 1965: 411‑444].

Кро­ме все­го выше­пе­ре­чис­лен­но­го, достой­ны отдель­но­го упо­ми­на­ния име­на соб­ствен­ные (име­на людей и гео­гра­фи­че­ские назва­ния), при­сут­ству­ю­щие в очер­ках. Им отве­де­на осо­бая, во мно­гом жан­ро­об­ра­зу­ю­щая функ­ция — они явля­ют­ся свое­об­раз­ны­ми путе­вы­ми мар­ке­ра­ми: гео­гра­фи­че­ские назва­ния и име­на людей меня­ют­ся по мере про­дви­же­ния по марш­ру­ту путе­ше­ствия, явля­ясь для чита­те­ля опор­ны­ми точ­ка­ми в сов­мест­ном с авто­ром про­дви­же­нии по миру.

Под­во­дя ито­ги наше­му дале­ко­му от пол­но­ты опи­са­нию лек­си­ко-сти­ли­сти­че­ских осо­бен­но­стей очер­ков путе­ше­ствия И. А. Гон­ча­ро­ва «Фре­гат „Пал­ла­да“», мож­но отме­тить сле­ду­ю­щее: лек­си­ка очер­ков обра­зу­ет еди­ную систе­му, состо­я­щую из мно­гих эле­мен­тов, объ­еди­нён­ных автор­ским замыс­лом. Их лек­си­че­ское мно­го­об­ра­зие обу­слов­ле­но целым рядом фак­то­ров как линг­ви­сти­че­ско­го, так и экс­тра­линг­ви­сти­че­ско­го характера. 

Отдель­но мож­но выде­лить груп­пы лек­си­ки, упо­треб­ле­ние кото­рых свя­за­но с реше­ни­ем про­све­ти­тель­ских задач, сто­я­щих перед любым опи­са­ни­ем путе­ше­ствия, но осо­бен­но акту­аль­ных для фор­ми­ро­ва­ния наци­о­наль­но­го само­со­зна­ния и рас­ши­ре­ни­ем гра­ниц позна­ния как тако­во­го — тен­ден­ций, харак­те­ри­зу­ю­щих сере­ди­ну и вто­рую поло­ви­ну XIX в. Упо­треб­ляя точ­ную (неиз­вест­ную или мало­из­вест­ную себе и чита­те­лю) номи­на­цию явле­ний опи­сы­ва­е­мой дей­стви­тель­но­сти, а по воз­мож­но­сти при­во­дя и вари­а­тив­ные номи­на­ции, автор удо­вле­тво­ря­ет тот инте­рес к сло­ву, кото­рый в столь зна­чи­тель­ной сте­пе­ни свой­стве­нен вре­ме­ни напи­са­ния «Фре­га­та» [об этом см.: Щег­ло­ва 2014].