В статье рассмотрены военные сводки Совинформбюро, определяется понятие тональности и анализируется ее выражение в текстах сводок. Это позволяет уточнить лингвистические механизмы суггестивного речевого воздействия, характерного для данного жанра. Присущая публицистике бинарность в оценке мира «свой — чужой» принимает в сводках форму бинарности эмотивности, что и определяет специфику тональности в этом жанре, которая определяется выражением в пространстве текста диалектики взаимодействия двух чувств: любовь к «своему» неизбежно рождает ненависть к «чужому», угрожающему и уничтожающему «свое». Такая диалектика придает изложению модальность призыва к активной защите «своего».
SOVIET INFORMATION BUREAU REPORTS: ORIGINALITY OF TONALITY EXPRESSION
The article describes a lesser known, but promising for the analysis, war reports of the Sovinformbureau. The study of this Soviet literature genre of the Second World War period has shown its appeal to a mass audience and belonging to political communication. To achieve the objective of the article — to examine the tonality of reports and its presentation in the composition of the text — the concept of the speech genre tonality is defined and its expression in the texts of war reports is analyzed. This enables us to specify the linguistic mechanisms of suggestive speech impact that are typical of this genre. Journalism inherent binarity in assessing the world of “friend or foe” in the reports takes the form of emotivity binarity, which characterizes the tonality specificity in the genre. The war report tonality is determined by the dialectic interaction of two feelings in the text space: love for the homeland (‘ours’) inevitably generates hatred of the enemy (foe) who threatens and destroys ‘ours’. Such dialectics imparts the modality of the call to vigorous defense of ‘ours’ to the statements.
Лилия Рашидовна Дускаева, доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой речевой коммуникации Санкт-Петербургского государственного университета
E-mail: lrd2005@ya.ru
Ольга Витальевна Протопопова, доцент кафедры иностранных языков, лингвистики и перевода Пермского национального исследовательского политехнического университета
E-mail: olgprotopopova@yandex.ru
Lilia Rashidovna Duskayeva, PhD, Professor, Managing Chair of speech communication of St Petersburg State University
E-mail: lrd2005@ya.ru
Olga Vitalievna Protopopova, Associate Professor at the Department of Foreign Languages, Linguistics and Translation, Perm National Research Polytechnic University
E-mail: olgprotopopova@yandex.ru
Дускаева Л. Р., Протопопова О. В. Сводки Совинформбюро: своеобразие выражения тональности // Медиалингвистика. 2015. № 4 (10). С. 119–128. URL: https://medialing.ru/svodki-sovinformbyuro-svoeobrazie-vyrazheniya-tonalnosti/ (дата обращения: 11.10.2024).
Duskaeva L. R., Protopopova O. V. Soviet information bureau reports: originality of tonality expression. Media Linguistics, 2015, No. 4 (10), pp. 119–128. Available at: https://medialing.ru/svodki-sovinformbyuro-svoeobrazie-vyrazheniya-tonalnosti/ (accessed: 11.10.2024). (In Russian)
УДК 81’37:070 (47+57)
ББК 81.053(2)
ГРНТИ 16.21
КОД ВАК 10.02.19
Постановка проблемы. Статья посвящена малоизученному, но весьма перспективному для лингвистического анализа речевому материалу — военным сводкам Советского Информбюро (СИБ), органа СНК и ЦК ВКП(б), созданного уже на третий день Великой Отечественной войны (ВОВ) для активизации пропагандистской и разъяснительной работы прежде всего в Советском Союзе. К сожалению, сводки СИБ, представляющие собой поистине «потрясающий по содержанию и по лингвистическому составу массив документных текстов», все еще не стали предметом специального исследования (С. П. Кушнерук. URL: http://mreadz.com/new/index.¬php?id=¬324961&pages=26). Уже в первом приближении стало ясно, что этот востребованный эпохой жанр позволяет поставить и решить целый ряд лингвистических проблем: сводки, как тексты нового для того времени жанра словесности, были обращены к массовой аудитории и являлись в определенный исторический момент частью исключительно эффективной политической коммуникации прежде всего благодаря чрезвычайно верно выбранной тональности общения с адресатом.
Цель статьи — изучение в смысловой структуре сводок тональности и ее презентации в композиции текстотипа — предполагается достичь: 1) определением экстралингвистической сущности тональности в сводках СИБ, 2) стилистическим анализом выражения тональности в композиции текста, который позволит уточнить лингвистические механизмы характерного для него суггестивного речевого воздействия. Таким образом, объектом нашего анализа в статье послужили тексты сводок 1941–1945 гг., а его предметом — композиционно-стилистическое выражение тональности в этих текстах. Для понимания характера суггестивного речевого воздействия этого чрезвычайно эффективного для своего времени жанра важно определить специфику выражения этой значимой категории.
Обращение к речевому анализу этих текстов важно в силу ряда обстоятельств, назовем некоторые из них. 1. Изучение выражения категории тональности связано с рассмотрением выражения образа чувств и мыслей субъекта речи. Такой анализ текстов русской словесности периода ВОВ, раскрывающий особенности мышления и чувствования многонационального российского народа в исторический момент полной мобилизации всех духовных и физических сил, раскрывает бесценный духовный общественный опыт не только русского народа, но всех других народов России. 2. Исследование речевых особенностей жанра позволит расширить наши представления о композиционно-текстовой организации суггестивного речевого воздействия. 3. Наша работа, направленная на анализ экспликации важной в суггестивном воздействии категории тональности, которая неоднозначно трактуется исследователями, позволит уточнить представления о ней.
Упоминание о тональности (тонировании) как важнейшем свойстве высказывания, передающем отношение автора к предмету речи, содержится уже в первых руководствах по риторике. Однако до сего дня вопрос о лингвистической природе тональности остается открытым. Поскольку в определении категории тональности опираются на истолкование категории субъективной модальности, обратимся к последней. Представления о семантике категории модальности формировались в лингвистической науке постепенно в трудах российских и зарубежных языковедов ХХ в. в связи с концентрацией внимания на проблеме «язык и человек». В трудах Ш. Балли, А. В. Бондарко, В. В. Виноградова, Г. В. Колшанского, В. З. Панфилова, А. М. Пешковского, Н. Ю. Шведовой и др. были представлены попытки установить семантическое наполнение этой категории и языковые средства выражения. Но термин модальность в языкознании оказался весьма многозначным: им стали обозначаться разные явления, объединяемые тем, что все они выражают отношение говорящего к сообщаемому или сообщаемого к действительности. Так, в «Русской грамматике» разграничивается по меньшей мере четыре круга явлений, объединяемых термином модальность: 1) объективно-модальные значения отношения сообщаемого к действительности, т. е. значения реальности (синтаксический индикатив: синтаксические настоящее, прошедшее и будущее времена) и ирреальности (синтаксические ирреальные наклонения: сослагательное, условное, желательное, побудительное и долженствовательное), которые свойственны всем высказываниям; 2) субъективно-модальные значения, в которых заключено отношение говорящего к тому, о чем он сообщает (правда, по мнению авторов грамматики, оно свойственно большинству, но не всем высказываниям); 3) значения возможности, желания, долженствования, необходимости или вынужденности, предстояния, готовности, которые находятся, с одной стороны, в системных формальных и семантических соотношениях с выражением объективно-модальных значений, а с другой — со сферой субъективно-модальных значений, поскольку в их семантике в большинстве случаев заключено значение личного, субъективного отношения к чему‑л. (я хочу, обязан, намерен…, ему нужно, необходимо сделать что‑л.); 4) значения, относящиеся к сфере утверждения и отрицания, а также вопроса. Этим круг явлений, относимых к модальности, еще более расширяется [Русская грамматика 1980]. Для категории тональности, конечно, важны в первую очередь первых три значения.
Еще сложнее стало трактоваться понятие модальности в стилистике текста. Обнаружение в текстовой деятельности внутренней связи между семантической вариативностью модальности с выражением субъекта речи (например, в научном стиле — Л. В. Шиукаева, в публицистическом — Г. Я. Солганик [Солганик 2010]) впоследствии вполне логично привело к стилистической трактовке модальности через текстовую категорию тональности.
В российской научной литературе, говоря о тональности, обычно опираются на ее понимание, представленное в работе Т. В. Матвеевой [Матвеева 1990]. Ученый рассматривает тональность как текстовую категорию, в которой отражается эмоционально-волевая установка автора текста при достижении конкретной коммуникативной цели, а также психологическая позиция автора по отношению к излагаемому, к адресату и ситуации общения. Экстралингвистическим содержанием тональности исследователь считает субъективное авторское видение и психологическое самораскрытие автора, обладающее, по закону эмоционального заражения, эффектом усиленного воздействия на адресата. Матвеева выделила в тональности частные семантические сферы — эмоциональную оценку, интенсивность (усилительность, параметрическую чрезмерность) и волеизъявление, при ведущей роли эмоциональных (эмотивных) составляющих. Подчеркивая богатую вариативность выражения данных смыслов, автор указывает, что категория тональности как эмоционально-экспрессивное содержание проявляется в тексте по-разному: она может составить текстовую константу, но чаще характеризуется изменчивостью и разнонаправленностью эмотивных, параметрических и волюнтативных характеристик, наличием не одного, а целого ряда тематических полей в зависимости от характера отношений коммуникантов, числа персонажей текста, количества предметно-тематических линий. Таким образом, в своей трактовке категории тональности ученый, по существу, разработал стилистико-текстовое толкование грамматической категории субъективной модальности. Автором подчеркнута неисчислимость спектра конкретных разновидностей тональности и крайняя затрудненность в связи с этим их строгой классификации. При этом Матвеева выявила специфику типизированной тональности в каждом из макростилей, выделив в них языковые средства выражения категории.
Правда, нельзя не отметить, что в языковедении существует более узкая семантическая трактовка категории тональности, в частности, в компьютерной лингвистике, где под тональностью понимается только эмоциональная сторона высказывания, а само исследование сводится к извлечению из текста эмоционально окрашенной лексики, выражающей эмоциональное отношение авторов к объектам, о которых идет речь в тексте. Большинство современных систем используют бинарную оценку — «положительный сентимент» или «отрицательный сентимент», однако некоторые системы позволяют выделять силу тональности [см., напр.: Pang, Lee 2005; 2008, и др.]. Однако нам представляется, что подобная трактовка тональности не позволяет раскрыть в полной мере проявления субъекта речи в тексте. Опора на более широкое толкование категории, смеем надеяться, позволит более полно увидеть проявления субъективного начала в сводках, а значит, поможет глубже вскрыть истоки силы воздействия этого жанра.
Методика анализа материала. Описание методики анализа материала требует определить семантику текстовой категории тональности в жанре боевых сводок периода ВОВ и способов и средств ее выражения.
Исходя из предложенной Т. В. Матвеевой стилистической трактовки тональности, полагаем, что ее семантику составляют семантика как волеизъявления, так и эмотивности. Анализ выражения последней в рассматриваемом нами жанре позволит приоткрыть завесу над тайной необычайной эффективности в нем суггестивного воздействия.
Будучи по своей природе публицистическими, сводки бинарны в оценке мира по принципу «свой — чужой», что проявляется на текстовом пространстве этого жанра в бинарности эмотивности, в переплетении выражения чувств любви к родине («своему») и ненависти к врагу («чужому»). Естественно, что в своей деятельности СИБ апеллировало к массовому сознанию, возбуждая в нем такие высшие чувства, как любовь к родине и ненависть к врагу.
Уже в словарном определении чувства любви, т. е. глубокой привязанности, преданности чему-либо или кому-либо, основанной на общности идеалов, интересов, на готовности отдать свои силы общему делу и спасению, сохранению чего-либо, кого-либо [Ефремова 2012], заложено понимание любви к родине в контексте войны как патриотизма, как коллективного нравственного чувства защиты, спасения советской страны перед угрозой фашистского порабощения.
Противостоит любви к родине ненависть к врагу — чувство сильной вражды, неприязни, злобы к объекту [Там же], вызванное жестокостью, зверствами гитлеровцев. Ненависть относится к деструктивным, длительно отрицательно окрашенным эмоциям, однако она признается справедливой, если обращена против врагов человечества, что обычно находит свое выражение в пропаганде, сопровождающей войны.
Для нас существенно, что эмотивное значение не индивидуально, а представляет собой обобщенное отражение социальной эмоции, имеет общественный характер, а значит, соотносимо с адекватными эмоциями любого носителя языка и всех их в совокупности, на чем и основывается пропаганда. Именно соответствие восприятия и чувств народа тому, что внушалось через жанр сводок, усиливало суггестивный эффект речи, воздействовало на волю советских людей, побуждало их к самоотверженным действиям на фронте и в тылу.
Это свойство эмотивности в сводках — сочетание любви и ненависти — формировало в этих текстах семантику волеизъявления: защищая свое, активно бороться с врагом. Такая семантика была особенно важна для мобилизации нации перед угрозой физического уничтожения — учиться УБИВАТЬ ради сохранения своего дома, своей семьи, страны, ради сохранения жизни на земле. Важно понимать, что освободительный характер войны заставил мобилизовать не только кадровых военных (их уже не хватало!), но и хлеборобов, строителей, рабочих, врачей, учителей — тех, кто никогда даже не мыслил убивать. Но именно к этим действиям — убивать врагов любыми мыслимыми и немыслимыми способами — побуждали, с одной стороны, гневные сообщения об уничтоженных врагом городах, заводах, замученных соотечественниках, с другой — с восхищением и гордостью рассказанные истории подвигов и боевых побед. Так в эмоционально заряженной сочетанием любви и ненависти тональности сводок рождалась семантика побуждения.
Как семантика эмотивности, так и семантика побуждения передается взаимодействием способов и средств разных языковых уровней.
Анализ материала. Анализ наших материалов показывает, что основным средством формирования тональности в сводках СИБ служит лексика. Покажем, как вербализуется на текстовом пространстве семантика любви к родине — ключевая в сводках. При этом само слово любовь в сводках не обнаружено, однако часто встречается синонимичная номинация носителей этого высокого чувства, например: Советские патриоты захватили штабные документы; Советские патриоты в рекордно короткие сроки выполнили заказы и требования фронта. Приведение в сводках примеров проявления любви к родине, особенно в контексте свидетельств успехов в тылу (В дни Отечественной войны огромный размах получило патриотическое движение изобретателей и рационализаторов) и на фронте, эффективно воздействовало на адресата. Усиление эффекта происходило с помощью таких определений патриотов, как доблестные, славные, что придавало высказыванию эмотивную окраску гордости и восхищения. Вот еще примеры выражения этих оттенков как составляющих сложной эмоции «любовь к родине»: славное советское знамя, самоотверженная работа, отважные партизаны и др. С такой же целью употреблены прилагательные и наречия с семантикой одобрения действий воинов и тружеников тыла, восхищения ими и т. п. Приведем примеры: Партизаны Тульской области успешно истребляют немецких солдат, уничтожают вооружение и транспорт фашистской армии; трудящиеся Туркмении своей самоотверженной работой укрепляют обороноспособность Советского Союза; …наши войска… продолжали успешно продвигаться вперед и заняли ряд населенных пунктов.
Подчеркнем, что эмоциональное оценивание ратной и трудовой деятельности советских людей не просто положительно — оно регулярно выражается путем привлечения слов со стилистически возвышенной окраской из фонда книжного лексикона с оттенками торжественности, приподнятости в противовес преобладанию сниженной, осуждающей противника лексики при вербализации эмоции «ненависть к врагу». Ср.: С великой радостью встретило свою освободительницу; отважные бойцы; доблестные гвардейцы — немецко-фашистские мерзавцы; громилы; бандиты; гитлеровские брехуны; мелкие жулики и т. п. Тональность расцвечивается оттенками радости, восхищения, торжества, укрепляет веру в «свое», близкое, родное, сплачивает советских людей для ведения тяжелейшей борьбы с ненавистным «чужим».
Чувство ненависти выражено во фрагментах с описанием актов проявления зверства захватчиков: Гитлеровские мародеры разграбили имущество колхоза и колхозников… Гитлеровские громилы переломали и сожгли парты в школе, выломали двери и окна… Гитлеровские мерзавцы расстреляли Егора Половьянова, Наталью Резникову… Население проклинает гитлеровскую орду и с великой радостью встретило свою освободительницу — Красную Армию (Утреннее сообщение от 31 декабря 1942 г.). Чувство гнева вызывают действия захватчиков, названные цепочкой глаголов: разграбили, переломали, сожгли, выломали, расстреляли. Чувство презрения звучит в номинациях врагов: гитлеровские мародеры, громилы, мерзавцы, гитлеровская орда. Отношение к врагу — проклятье всех, кому довелось встретиться с ним лицом к лицу. Приведем другие лексемы, резко отрицательно характеризующие как самих врагов, так и их действия: бандиты, изверги, людоеды; захватчики; злодеяния, повальные грабежи, бесчинства, неслыханная жестокость.
Максимальную выраженность в наших материалах эмотивы со значением ‘ненависть к врагу’ получили в отдельных озаглавленных фрагментах сводок контрпропагандистского характера, опровергающих немецкие сообщения. Покажем это на фрагменте из сводки от 29 ноября 1941 г. с говорящим заголовком «Скудоумные фальшивомонетчики».
Народная поговорка говорит: «Кого бог захочет наказать, того прежде всего лишит разума». Гитлеровцы, заправляющие фашистской пропагандой, потеряли всякие остатки чувства смешного. Фабрикуемые ими фальшивки прямо-таки поражают своей тупостью и скудоумием. Так, после опубликования ноты Народного Комиссара Иностранных Дел тов. В. М. Молотова «О возмутительных зверствах германских властей в отношении советских военнопленных», которая разоблачила перед всем миром злодеяния немецко-фашистских мерзавцев, гитлеровские преступники делают попытку уменьшить впечатление, которое произвёл этот правдивый документ на международное общественное мнение. Выпутаться гитлеровцы пытаются глупо и бездарно, как мелкие жулики. На этот раз они не нашли ничего лучшего, как выпустить в качестве «опровергателя» якобы попавшего в плен к немцам «сына» Народного Комиссара Иностранных Дел тов. В. М. Молотова.
Подобрав для этой цели запродавшегося гестапо проходимца и жулика, фашистские дурачки объявили этого прохвоста сыном В. М. Молотова — Георгием Молотовым и разыграли следующий балаган. Этого проходимца прежде всего притащили к германским журналистам, перед которыми он и стал «опровергать» факты, изложенные в ноте В. М. Молотова, т. е. стал «доказывать», что чёрное есть белое и что гитлеровцы это не звери и людоеды, а кроткие агнцы.
Очевидна яркая публицистичность текста с его «открытой» страстной тональностью гнева, возмущения, отвращения и, соответственно, чувства морального превосходства над чужим и ненавистным (см. выделенные средства), что мобилизовало советских людей на борьбу, давая волевую установку убить врага. Мы видим, что текст буквально пронизан лексикой с негативной эмоционально-экспрессивной оценочностью деятельности геббельсовской пропаганды с помощью употребления слов с оттенками презрения (жулики, проходимцы, прохвост), гнева (звери и людоеды), пренебрежения (тупость и скудоумие, дурачки, глупо и бездарно), отвращения (балаган, заправляющие, запродавшиеся) и др. Отметим, что большая часть лексем с отрицательной оценкой относится к сниженной разговорной и бранно-фамильярной речи, что ярко окрашивает текст тональностью враждебности и осуждения по отношению к жестокому и бесчеловечному врагу.
Покажем, как лингвистически выражается специфическая для жанра сводки семантика тональности.
В течение ночи на 1 января наши войска вели бои с противником на всех фронтах.
Наша часть, действующая на одном из участков Западного фронта, преодолевая упорное сопротивление противника, за день боёв освободила от немцев 15 населённых пунктов и захватила: 47 орудий, 151 миномёт, 13 пулемётов, 200 велосипедов, 22 ящика гранат, 180 ящиков патронов, более 1.000 снарядов, 40 километров провода и истребила свыше 600 немецких солдат и офицеров.
При взятии города Козельска наши бойцы захватили 5 железнодорожных эшелонов с 200 вагонами, гружёнными боеприпасами, продовольствием, обмундированием и автомашинами.
Наши лётчики, действующие на Южном фронте, за один день уничтожили более 240 автомашин, автобус с рацией, 23 танка, 6 орудий и истребили свыше 800 солдат и офицеров противника.
Отделение сержанта Савельева в бою у деревни Троицкое уничтожило 27 немцев. Красноармеец Карев двумя гранатами вывел из строя пулемёт и истребил 4 вражеских пулемётчиков.
Подведены итоги боевых действий группы партизанских отрядов, действующих в районах Ленинградской области, оккупированных немцами. Доблестные советские патриоты истребили 6 немецких полковников и подполковников, 32 офицеров, 1.120 солдат и 91 фашистского шпиона…
Отступая из села Павлово-Лужецкое, Истринского района, Московской области, немецко-фашистские мерзавцы расстреляли 70-летнего колхозника Прохорова И. А., сожгли женщину вместе с двумя малолетними детьми и изнасиловали многих девушек.
Нефтяники гор. Грозного, досрочно выполнив годовой план, уже дали стране сотни тысяч тонн нефти сверх плана. Коллектив нефтеперегонного завода, где директором тов. Иванюков, перевыполнил годовой план выпуска высокосортного бензина почти втрое. Отлично работают многие рабочие и служащие треста «Старогрознефть»… (сводка от 1 января 1942 г.).
В сводках четко поляризуются, так сказать, объекты любви и ненависти — «своё» и «чужое». Семантическое поле «своего» включает в себя, с одной стороны, разные объекты, находящиеся на своей территории, — населенные пункты, город Козельск, деревня Троицкое, Ленинградская область, т. п., с другой — защитников этой территории, которые всегда называются «нашими»: войска, войсковую часть, бойцов, летчиков, сержанта Савельева, красноармейца Карева, группы партизанских отрядов и т. п. В любви к родине наши соотечественники испытывали чувство единения. Семантическое поле «чужого» — это противник, немцы, солдаты и офицеры противника, вражеские пулеметчики, немецкие полковники и подполковники и т. п.
Выражению любви к своему сопутствует выражение гордости прежде всего доблестью и упорством воинов.
Эпично разворачивается рассказ о военных действиях этого дня, когда речь идет о защитниках родины — о наших войсковых частях, затем — о летчиках, подразделениях, отдельных воинах, партизанах. Образ действий защитников передается в драматично звучащем деепричастном обороте преодолевая упорное сопротивление, в многократно повторенном глаголе истребить, в глаголах освободила, захватила, в глагольном сочетании вывел из строя. Чувство радости и торжества звучит в длинных рядах однородных членов, в которых перечисляются уничтоженные объекты военной инфраструктуры противника (47 орудий, 151 миномёт, 13 пулемётов, 200 велосипедов, 22 ящика гранат, 180 ящиков патронов, более 1.000 снарядов, 40 километров провода и истребила свыше 600 немецких солдат и офицеров).
Восхищение сопровождает сообщение о результатах самоотверженного труда тех, кто остался в тылу (их труд описывается необычайно патетично: Нефтяники… досрочно выполнив годовой план, уже дали стране сотни тысяч тонн нефти сверх плана. Коллектив нефтеперегонного завода, где директором тов. Иванюков, перевыполнил годовой план… почти втрое. Отлично работают многие рабочие и служащие треста «Старогрознефть»…). Одобрение самоотверженного труда для победы одних граждан страны призвано служить примером для других.
Но любовь к своему вызывает неизбежную ненависть к врагам; это чувство выражено в рассказе об их преступлениях: немецко-фашистские мерзавцы расстреляли 70-летнего колхозника Прохорова. И. А., сожгли женщину вместе с двумя малолетними детьми и изнасиловали многих девушек. Повествование переполнено чувством гнева и сострадания к поруганной родине. Чувство гнева не называется, его маркерами выступают эмоционально-оценочные слова, выражающие отношение к врагу (мерзавцы), цепочка однородных сказуемых — глаголов, называющих его преступные действия: расстреляли, сожгли, изнасиловали. Эмоциональная логика здесь ясна: враг, способный безжалостно уничтожать беззащитных людей — стариков, детей и женщин, заслуживает только одного — полного уничтожения. Так из переплетения чувств любви и ненависти рождается побудительная интонация: ненависть к врагу должна породить в людях стремление его истреблять. Именно этот глагол в тексте повторяется в тексте неоднократно, потому что к этому действию призывают всю аудиторию. Об умелых действиях по истреблению врага в сводках говорят с гордостью и восхищением.
О побудительной действенности звучащего и печатного слова Сводок говорит тот факт, что подвиг Н. Гастелло, о котором сообщили в сводках, был многократно повторен летчиками Красной Армии, подобно тому как сам Николай Францевич стал последователем своего боевого товарища по военным действиям 1939 г. в Монголии (Халхин-Гол) комиссара М. Юкина: тот тоже спикировал на подбитом самолете на японскую пехоту и артиллерию [Ортенберг 1984: 32]. В этом же ряду, например, сводка за 7 августа 1941 г. с сообщением о первом ночном таране, совершенном во время налета на Москву Виктором Талалихиным. Подвиг героя-летчика будет многократно повторен в годы ВОВ.
Результаты исследования. Анализ материала показал, что тональность жанра сводок определяется своеобразием семантики эмотивности и побудительности. Эмотивность представлена переплетением двух важнейших чувств — любви к родине и ненависти к врагу. Выражение патриотических чувств в эту эпоху имело своеобразие:
1) «объекты» любви чрезвычайно расширяются: с одной стороны, это не только самые близкие для человека люди, но и все соотечественники, ставшие жертвами вражеского нападения; с другой — это не только тот уголок родной земли, где человек родился, но и территория всей страны и все объекты, на ней расположенные;
2) выражение любви сопровождается представлением богатой палитры чувств, его дополняющих:
— чувством радости по поводу больших и малых побед, одержанных над врагом на фронтах и в тылу;
— чувством восхищения героизмом всех защитников родной земли, самоотверженностью в труде оставшихся в советском тылу и гордостью за них;
— чувством горечи и боли за поруганную землю, сочувствием к тем, кто остался на оккупированной территории и испытал на себе зверства захватчиков;
3) любовь «перетекает» в ненависть к чужим, выражается сопровождающими ее чувствами:
— гневом к действиям захватчиков и возмущением ими;
— презрением, пренебрежением, отвращением к врагам;
4) динамика выражения чувств любви к своему и ненависти к чужому порождает побудительное звучание речи. Побуждение направлено на стимулирование действий по уничтожению, истреблению врага. Боевые сводки внушали (остро эмоционально) мысль о необходимости отпора врагу, веру в неизбежность возмездия, а кроме того, призывали к мужеству, к доблести, звали на подвиг. Побудительный компонент в текстах присутствовал хотя и не всегда открыто, но очевидно: мобилизующая сила информации была беспрецедентной;
5) описанная тональность выражается часто в оценочной, эмотивно- и стилистически окрашенной лексике, однако средства других уровней тоже значимы: порождают соответствующий торжественный тон синтаксические единицы, выразительные приемы — предложения с членами, восклицательные конструкции, анафоры, антитезы и т. п.
Выводы. Российские философы многократно подчеркивали огромную значимость чувства любви в русском национальном самосознании. Наши великие мыслители, такие как И. А. Ильин, Н. О. Лосский, О. Платонов, Н. А. Бердяев, рассматривали любовь как высшее проявление чувств русского человека, как важнейшую духовную и творческую силу российской ментальности. Постичь своеобразие выражения чувства любви к Родине в момент тяжелейших испытаний чрезвычайно важно для понимания русской духовной культуры, для раскрытия национальной самобытности россиян, их национального сознания.
Обращение к такому языковому материалу, как сводки Совинформбюро, каждая строчка в которых буквально наполнена дыханием тех, кто в то время эти чувства испытывал, напоминает о великом духовном опыте народа и способности национального языка передавать этот опыт.
© Дускаева Л. Р., Протопопова О. В., 2015
1. Боевые действия Красной Армии в ВОВ. URL: http://bdsa.ru.
2. Дускаева Л. Р. Диалогическая природа газетных жанров. СПб., 2012.
3. Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. М., 2012. URL: http://slovar.cc/rus/efremova-tolk/301564.html.
4. Кушнерук С. П. Лингвистическое исследование документов советской эпохи // Лингвистические основы документной коммуникации. URL: http://mreadz.com/new/index.php?id=324961&pages=26.
5. Матвеева Т. В. Функциональные стили в аспекте текстовых категорий. Свердловск, 1990.
6. Никулина Н. Ю., Сорока З. Н. Советское информационное бюро в годы Великой Отечественной войны (анализ источников). URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Gurn/Article/Nik_SovInfB.php.
7. Ортенберг Д. Июнь-декабрь сорок первого: Рассказ-хроника. М., 1984.
8. От Советского Информбюро... Публицистика и очерки военных лет. В 2-х т. М., 1984.
9. Протопопова О. В. Боевые сводки и военная публицистика 1941–1945 гг. как сверхтексты // Вестник Пермского национального исследовательского политехнического университета. Пермь, 2012. С. 96–106.
10. Русская грамматика. М, 1980.
11. Солганик Г. Я. Очерки модального синтаксиса. М., 2010.
12. Советская военная энциклопедия. Т. 7. М., 1976–1980.
13. Шаховский В. И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. Воронеж, 1987.
14. Шаховский В. И. Эмотивная семантика слова как коммуникативная сущность // Коммуникативные аспекты значения. Волгоград, 1990. URL: http://studentick.com/docs/index-17867.html
15. Bo Pang, Lillian Lee. Seeing stars: exploiting class relationships for sentiment categorization with respect to rating scales // In Proceedings of the 43rd annual meeting of the Association for Computational Linguistics (ACL) : журнал. University of Michigan, USA, 2005. No. June 25–30. P. 115–124.
16. Bo Pang, Lillian Lee. Opinion Mining and Sentiment Analysis // Foundations and Trends in Information Retrieval : журнал. 2008. No. 2. P. 1–135.
1. Bo Pang, Lillian Lee. Seeing stars: exploiting class relationships for sentiment categorization with respect to rating scales // In Proceedings of the 43rd annual meeting of the Association for Computational Linguistics (ACL) : журнал. University of Michigan, USA, 2005. No. June 25–30. P. 115–124.
2. Bo Pang, Lillian Lee. Opinion Mining and Sentiment Analysis // Foundations and Trends in Information Retrieval : журнал. 2008. No. 2. P. 1–135.
3. Combat operations of the Red Army in World War II. URL: http://bdsa.ru
4. Duskaeva L. R. The dialogic nature of newspaper genres. St Petersburg, 2012.
5. Efremova T. F. The New Dictionary of Russian language. Explanatory and Derivational. Moscow, 2012. URL: http://slovar.cc/rus/efremova-tolk/301564.html.
6. Kushneruk S. P. Linguistic study of the Soviet-era documents. Linguistic foundation of document communication. URL: http://mreadz.com/new/index.php?id=324961&pages=26.
7. Matveeva T. V. Functional styles in terms of text categories. Sverdlovsk, 1990.
8. Nikulina N. Y., Soroka Z. N. Soviet Information Bureau in the years of the Great Patriotic War (the analysis of sources). URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Gurn/Article/Nik_SovInfB.php
9. Ortenberg D. June-December in the forty one: Story-Chronicle. Moscow, 1984.
10. From the Soviet Information Bureau... Political essays and features of the war years. In 2 vol. Moscow, 1984.
11. Protopopova O.V. Battle reports and military journalism of 1941–1945 as supertexts. Bulletin of Perm National Research Polytechnic University. Perm, 2012. P. 96–106.
12. Russian Grammar. Moscow, 1980.
13. Solganik G. Ya. Essays of modal syntax. Moscow, 2010.
14. The Soviet Military Encyclopedia. Vol. 7. Moscow, 1976–1980.
15. Shakhovsky V. I. Categorization of emotions in the lexical-semantic system of language. Voronezh, 1987.
16. Shakhovsky V. I. Emotive semantics of the word as a communicative entity. Communicative aspects of meaning. Volgograd, 1990. URL: http://studentick.com/docs/index-17867.html