Кулинарный медиатекст в контексте проблем медиалингвистики: постановка и обоснование основных задач

Введение

В нача­ле XXI в. в миро­вом мас­сме­дий­ном про­стран­стве актив­но и раз­но­на­прав­лен­но раз­ви­ва­ют­ся меди­а­тек­сты, пред­став­ля­ю­щие гастро­но­ми­че­скую куль­ту­ру и сопря­жен­ные с нею явле­ния. Этот тезис не нуж­да­ет­ся в обос­но­ва­нии, но под­во­дит к про­бле­ме: необ­хо­ди­мо дать обо­зна­че­ние сово­куп­но­сти тако­го рода меди­а­тек­стов. Наи­бо­лее поня­тий­но умест­но — по ана­ло­гии с новост­ным, спор­тив­ным — опре­де­лять тако­го рода меди­а­тек­сты как кули­нар­ный меди­а­текст. Хотя и этот вопрос нуж­да­ет­ся в обсуж­де­нии, но сей­час важ­нее акцен­ти­ро­вать вни­ма­ние на другом.

Оче­вид­но, что кули­нар­ный меди­а­текст посто­ян­но и почти нена­вяз­чи­во при­сут­ству­ет в жиз­ни чело­ве­ка, обще­ства, начи­ная с рекла­мы на упа­ков­ках про­дук­тов, кото­рые исполь­зу­ют­ся еже­днев­но, вит­ри­нах про­дук­то­вых мага­зи­нов, обще­ствен­ном и спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ном транс­пор­те, закан­чи­вая сай­та­ми с рецеп­та­ми, ста­тья­ми об экзо­ти­че­ской пище, здоровом/гурманском обра­зе жиз­ни, гастро­но­ми­че­ских турах, кото­рые целе­на­прав­лен­но ищут­ся в Сети. Кули­нар­ный меди­а­текст неза­мет­но, но силь­но управ­ля­ет соци­аль­но-повсе­днев­ны­ми жела­ни­я­ми, целя­ми, меч­та­ми, поступ­ка­ми и ори­ен­та­ци­я­ми чело­ве­ка, погру­жен­но­го в ризо­ма­ти­че­ское спле­те­ние эко­но­ми­че­ской, идео­ло­ги­че­ской, обще­ствен­ной, повсе­днев­ной, медий­ной ком­му­ни­ка­ций. Он обра­ща­ет­ся к чело­ве­ку и обще­ству на сво­ем спе­ци­фи­че­ском и свое­об­раз­ном куль­тур­ном язы­ке, апел­ли­ру­ю­щем с помо­щью рито­ри­че­ских фигур, кодов, зна­ков, при­е­мов к систе­ме фонов, фон­дов зна­ний, эмо­ци­о­наль­но-чув­ствен­ных ощу­ще­ний и памя­ти ауди­то­рии. На этих осо­бен­но­стях кули­нар­но­го меди­а­тек­ста акцен­ти­ро­ва­ли вни­ма­ние еще клас­си­ки тео­рии мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции Р. Барт, У. Эко, Ж. Бодрийяр.

Так, Р. Барт в извест­ной ста­тье «К пси­хо­со­цио­ло­гии совре­мен­но­го пита­ния» (1961) ста­вит вопрос о сущ­но­сти, роли, прин­ци­пах, мето­до­ло­гии иссле­до­ва­ния кули­нар­но­го меди­а­тек­ста: «Что такое пища? Это не про­сто набор про­дук­тов, под­ле­жа­щих ста­ти­сти­че­ско­му или дие­те­ти­че­ско­му изу­че­нию. Это так­же и в то же вре­мя систе­ма ком­му­ни­ка­ции, собра­ние обра­зов, свод обы­ча­ев, ситу­а­ций и поступ­ков. <…> Как же изу­чать такой али­мен­тар­ный мате­ри­ал, вклю­ча­ю­щий в себя вплоть до обра­зов и зна­ков? Фак­ты пита­ния сле­ду­ет иссле­до­вать всю­ду, где они встре­ча­ют­ся, — путем пря­мо­го наблю­де­ния в том, что каса­ет­ся эко­но­ми­ки, тех­ни­че­ских при­е­мов, обы­ча­ев, реклам­ных изоб­ра­же­ний; и путем кос­вен­но­го наблю­де­ния в душев­ной жиз­ни дан­ной груп­пы» [Барт 2003: 368]. В ста­тье «Рито­ри­ка обра­за» (1964) на при­ме­ре рекла­мы соуса фир­мы «Пан­д­за­ни» он про­во­дит скру­пу­лез­ный ана­лиз кули­нар­но­го меди­а­тек­ста. На этот раз Р. Бар­та инте­ре­су­ет, как, с помо­щью чего, вслед­ствие каких дей­ствий с озна­ча­ю­щи­ми, озна­ча­е­мы­ми в меди­а­тек­сте обра­зу­ет­ся мно­го­уров­не­вая смыс­ло­вая «связ­ная сово­куп­ность», зна­ки кото­рой «тре­бу­ют опре­де­лен­ных куль­тур­ных зна­ний и отсы­ла­ют к гло­баль­ным озна­ча­е­мым… про­пи­та­ны эмо­ци­о­наль­но-цен­ност­ны­ми пред­став­ле­ни­я­ми…» [Барт 1994: 300–301].

К ана­ло­гич­но­му струк­ту­раль­но-семи­о­ти­че­ско­му ана­ли­зу реклам­но­го кули­нар­но­го меди­а­тек­ста супа Knorr при­бе­га­ет У. Эко в рабо­те «Отсут­ству­ю­щая струк­ту­ра. Вве­де­ние в семи­о­ло­гию» (1968–1980). Для У. Эко, тща­тель­но, суще­ствен­но пере­ра­ба­ты­вав­ше­го эту кни­гу, важ­но пока­зать осо­бен­но­сти ана­ли­за кули­нар­но­го меди­а­тек­ста наря­ду с ана­ли­зом реклам мыла, машин. У. Эко уточ­ня­ет: для раз­бо­ра пред­на­ме­рен­но берет­ся «на пер­вый взгляд вполне обыч­ная рекла­ма, лишен­ная каких-либо осо­бых эсте­ти­че­ских досто­инств» [Эко 2006: 248], раз­ме­щен­ная в жен­ском жур­на­ле. Для него зна­чи­мо обос­но­вать, что зало­жен­ные опре­де­лен­ным обра­зом в реклам­ной ком­му­ни­ка­ции супа Knorr гастро­но­ми­че­ские смыс­лы, бази­ру­ю­щи­е­ся на куль­тур­ных, идео­ло­ги­че­ских, соци­аль­ных, быто­вых зна­ни­ях, ощу­ще­ни­ях, пред­став­ле­ни­ях, «любая чита­тель­ни­ца… пре­крас­но пой­мет» [Эко 2006: 252].

Если для Р. Бар­та и У. Эко в 1960‑х годах зна­чи­мо было скон­цен­три­ро­вать вни­ма­ние на прин­ци­пах, под­хо­дах и мето­дах ана­ли­за пре­иму­ще­ствен­но реклам­но­го кули­нар­но­го меди­а­тек­ста, то в 1970–1980‑х годах акцент сме­стил­ся. Р. Барт и У. Эко сосре­до­то­чи­ва­лись на рекла­ме гото­вых про­дук­тов пита­ния как одних из устой­чи­вых, понят­ных и ней­траль­ных по сво­ей сути сим­во­лов бла­го­по­лу­чия после­во­ен­но­го евро­пей­ско­го мира. Для Ж. Бодрий­я­ра зна­чи­мо скон­цен­три­ро­вать­ся не столь­ко на интер­пре­та­ции рекла­мы пище­вых про­дук­тов, сколь­ко на новых соци­аль­но-быто­вых, куль­тур­но-идео­ло­ги­че­ских кон­текстах кули­нар­но­го меди­а­тек­ста. Речь уже идет не о чело­ве­ке, вос­при­ни­ма­ю­щем рекла­му кули­нар­ной про­дук­ции или мате­ри­ал о куль­ту­ре пита­ния. Вни­ма­ние направ­ле­но на то, как и с помо­щью каких медий­ных средств и воз­мож­но­стей гастро­но­ми­че­ская куль­ту­ра впи­са­на в гос­под­ству­ю­щий соци­аль­но-эко­но­ми­че­ский и быто­вой ланд­шафт. Ж. Бодрий­яр одним из таких ланд­шаф­тов видит и опре­де­ля­ет и куль­ту­ру потреб­ле­ния в целом, и ее зна­ко­вые обра­зо­ва­ния: гипер­мар­ке­ты, гипер­то­вар, дрог­стор. В кни­ге «Симу­ля­к­ры и симу­ля­ции» (1981) он точ­но под­ме­ча­ет, что гипер­мар­кет — это фор­ма кон­тро­ли­ру­е­мой соци­а­ли­за­ции. В нем зано­во и на иных осно­ва­ни­ях объ­еди­ня­ют­ся все функ­ции телес­но­сти и соци­аль­ной жиз­ни, пред­ла­гая чело­ве­ку одно­вре­мен­но все необ­хо­ди­мое для рабо­ты, дома, еды, досу­га, удо­воль­ствия, раз­вле­че­ний, средств гиги­е­ны, СМИ. Но гипер­мар­кет сосед­ству­ет с дрог­сто­ром, кото­рый, как пишет Ж. Бодрий­яр в «Обще­стве потреб­ле­ния» (1970), пред­ла­га­ет «в одно и то же вре­мя целост­ное, мно­го­об­раз­ное, ком­би­ни­ро­ван­ное суще­ство­ва­ние»: «Кафе, ресто­ра­ны, мага­зин­чи­ки, кат­ки, ноч­ной клуб, кино, центр куль­ту­ры и раз­вле­че­ний объ­еди­не­ны в фору­ме…» [Бодрий­яр 2006: 9]. Кули­нар­ный меди­а­текст к нача­лу 1990‑х годов вмон­ти­ро­ван в «потреб­ле­ние», кото­рое «охва­ты­ва­ет всю жизнь, когда все роды дея­тель­но­сти ком­би­ни­ру­ют­ся одним и тем же спо­со­бом… В фено­ме­но­ло­гии потреб­ле­ния общий мик­ро­кли­мат жиз­ни, благ, пред­ме­тов, услуг, пове­де­ния и соци­аль­ных отно­ше­ний пред­став­ля­ет собой закон­чен­ную ста­дию в эво­лю­ции…» [Бодрий­яр 2006: 9–10].

Весь­ма пока­за­тель­но, что Р. Барт и У. Эко ана­ли­зи­ро­ва­ли реклам­ные тек­сты рас­про­стра­нен­ных кон­сер­ви­ро­ван­ных про­дук­тов, полу­фаб­ри­ка­тов, пока­зы­вая, как и для чего они насто­я­тель­но впи­сы­ва­ют­ся в кон­текст нату­раль­ных, све­жих, есте­ствен­ных про­дук­тов, пищи и, глав­ное, спо­со­бов их соци­а­ли­за­ции. Ж. Бодрий­яр пока­зы­ва­ет обез­ли­чен­ность, уни­фи­ка­цию и уда­лен­ность от чело­ве­ка про­дук­тов пита­ния, сте­рео­тип­ность спо­со­бов их при­об­ре­те­ния, при­го­тов­ле­ния и шаб­лон­ность удо­воль­ствия от посе­ще­ния кафе, бара, ресто­ра­на в дрог­сто­ре. Сме­ще­ние акцен­тов зна­ко­во по сути. Осмыс­ле­ние послед­ствий тако­го есте­ствен­но­го для обще­ства потреб­ле­ния сдви­га смыс­ло­во­го цен­тра с чело­ве­ка, кото­ро­го надо соблаз­нить това­ром, на сами това­ры, услу­ги, моде­ли пове­де­ния, не поз­во­ля­ю­щие вырвать­ся за пре­де­лы мас­со­во­го «гото­во­го» обра­за жиз­ни, ста­нет одним из веду­щих при иссле­до­ва­нии кули­нар­но­го меди­а­тек­ста. В нача­ле наше­го сто­ле­тия в англо­языч­ной науч­ной сфе­ре эта тен­ден­ция полу­чи­ла назва­ние alternative food politics (аль­тер­на­тив­ные пище­вые поли­ти­ки). Но об этом ниже.

Пока же важ­но отме­тить, что в 1960‑х годах семи­о­ти­ки зало­жи­ли осно­вы для выде­ле­ния и иссле­до­ва­ния кули­нар­но­го меди­а­тек­ста как само­цен­но­го явле­ния медий­ной и соци­аль­но-повсе­днев­ной ком­му­ни­ка­ций. К кон­цу вто­ро­го деся­ти­ле­тия ХХI в. это ока­за­лось настоль­ко акту­аль­но и прак­ти­че­ски зна­чи­мо, что «Leiths. School of food and wine» вес­ной 2019 г. на сво­ем сай­те объ­яви­ла о кур­сах под­го­тов­ки веду­щих кули­нар­ных шоу: «How to be a Food Presenter» («Как стать веду­щим кули­нар­но­го шоу»). В пер­вых же абза­цах это­го объ­яв­ле­ния в виде самой при­вле­ка­тель­ной аргу­мен­та­ции, важ­ной и цен­ной реклам­ной инфор­ма­ции акцен­ти­ру­ет­ся: «Рост попу­ляр­но­сти про­дук­тов пита­ния и их убе­ди­тель­ное при­сут­ствие в мас­сме­диа при­ве­ли к появ­ле­нию ново­го поко­ле­ния пова­ров, кото­рые могут вос­хи­щать как сво­ей едой, так и спо­соб­но­стью общать­ся с любя­щей пищу ауди­то­ри­ей. Как стать Food Presenter для тех, кто хочет гото­вить и общать­ся с ауди­то­ри­ей, неза­ви­си­мо от того, пла­ни­ру­ют ли они создать инфор­ма­тив­ный канал YouTube, обу­чать кули­на­рии, демон­стри­ро­вать на живых меро­при­я­ти­ях, гото­вить по теле­ви­зо­ру или про­сто улуч­шить свои навы­ки пре­зен­та­ции. Этот курс явля­ет­ся пер­вым в сво­ем роде в Вели­ко­бри­та­нии…» (https://​www​.leiths​.com/​c​o​u​r​s​e​s​/​h​o​w​-​t​o​-​b​e​-​a​-​f​o​o​d​-​p​r​e​s​e​n​ter).

При таком заин­те­ре­со­ван­ном отно­ше­нии к кули­нар­но­му меди­а­тек­сту сло­жи­лась пара­док­саль­ная ситу­а­ция. Кули­нар­ный меди­а­текст, сра­ще­ние кули­нар­ной и медий­ной ком­му­ни­ка­ций в англо­сак­сон­ском мире, шире — стра­нах, отно­ся­щих­ся к духов­но­му кон­ту­ру Запа­да (Ю. Хабер­мас), дав­но ста­ли пред­ме­том в первую оче­редь меж­дис­ци­пли­нар­ных, ком­плекс­ных иссле­до­ва­ний пред­ста­ви­те­ля­ми полит­эко­но­ми­че­ских, социо­гу­ма­ни­тар­ных наук. В сла­вя­но­цен­трич­ном мире не наблю­да­ет­ся систем­но­го науч­но­го инте­ре­са к это­му явле­нию. Умест­нее гово­рить о при­бли­же­нии к про­бле­ме, ее свое­об­раз­ном, но и неиз­беж­ном откры­тии для осмыс­ле­ния, науч­ных поис­ков. Это обу­слов­ле­но несколь­ки­ми основ­ны­ми причинами.

Во-пер­вых, на ситу­а­цию повли­ял ком­плекс полит­эко­но­ми­че­ских фак­то­ров и ситу­а­ций, кото­рые в силу ряда объ­ек­тив­ных исто­ри­ко-идео­ло­ги­че­ских, соци­аль­ных, рели­ги­оз­ных, куль­тур­ных обсто­я­тельств не были при­су­щи или же были мар­ги­на­ли­зи­ро­ва­ны в сла­вя­но­цен­трич­ном мире. Речь преж­де все­го идет о недав­них вре­ме­нах, когда было деле­ние на лагерь капи­та­ли­сти­че­ских и соци­а­ли­сти­че­ских стран с неустра­ни­мой для обо­их кол­лек­тив­ной исто­ри­че­ской памя­тью. Понят­но, что мас­сме­диа и кули­нар­ный меди­а­текст — один из их репре­зен­тан­тов — и отра­жа­ли, и фор­ми­ро­ва­ли реаль­ность, умо­на­стро­е­ния, пред­опре­де­лен­ные доми­ни­ро­вав­ши­ми типа­ми идео­ло­гии. Так, кули­нар­ный кри­тик — фигу­ра есте­ствен­ная для капи­та­ли­сти­че­ско­го мира. Он нашел вопло­ще­ние в кине­ма­то­гра­фии (герой Луи де Фюне­са в филь­ме К. Зиди 1975 г. «Кры­лыш­ко или нож­ка»), рабо­та­ет для СМИ, рекла­мы, пишет раз­ные по жан­рам кули­нар­ные кни­ги, явля­ет­ся чле­ном жюри кули­нар­ных кон­кур­сов (М. Форт, С. Доунс, П. Мейл). Но столь важ­ная для запад­но­цен­трич­но­го мира с бизнес‑, соци­аль­но-повсе­днев­ной, куль­тур­ной точек зре­ния фигу­ра не была при­су­ща для жиз­ни СССР и тяго­тев­ших к нему стран. Ана­ло­гич­но совет­ские про­дук­то­вые мага­зи­ны, сто­ло­вые, кафе, ресто­ра­ны, прин­ци­пы напол­не­ния их това­ра­ми, услу­га­ми, отсут­ствие идео­ло­ги­че­ски и систем­но раз­ви­той реклам­ной ком­му­ни­ка­ции выра­ба­ты­ва­ли цен­ност­но иное вос­при­я­тие еды, созда­ва­ли дру­гие ее обра­зы, неже­ли на Запа­де или США. Хотя нель­зя ска­зать, что совет­ско­цен­трич­ной куль­ту­ре не был при­сущ инте­рес к кули­нар­но­му меди­а­тек­сту. В 1977 г. «Армен­фильм» выпус­ка­ет коме­дию режис­се­ра Н. Ога­не­ся­на «При­е­ха­ли на кон­курс пова­ра…», в кото­рой упо­ми­на­ет­ся и меж­ду­на­род­ный кули­нар­ный кон­курс в Будапеште.

Во-вто­рых, про­изо­шло рез­кое изме­не­ние в кон­це 1990‑х годов укла­да жиз­ни, обу­слов­лен­ное не толь­ко рас­па­дом СССР, кри­зи­сом соци­а­лиз­ма и стран, жив­ших по его идео­ло­гии, но и быст­рым, одно­вре­мен­ным нарас­та­ни­ем тен­ден­ций гло­ба­ли­за­ции и сопря­жен­ных с этим про­бле­ма­ми. Явле­ния, ситу­а­ции, есте­ствен­ные в силу общ­но­сти полит­эко­но­ми­че­ских, соци­аль­но-повсе­днев­ных форм жиз­ни (Ю. Хабер­мас) для совре­мен­но­го мира ста­рой Евро­пы, не мог­ли быть тако­вы­ми и для пост­со­ци­а­ли­сти­че­ских стран. Напри­мер, дви­же­ние slow food (едим мед­лен­но), slowly food (мед­лен­ное пита­ние) попу­ляр­но на Запа­де. Оно вызва­но изме­не­ни­я­ми в граж­дан­ских настро­е­ни­ях, недо­воль­ством людей суще­ству­ю­щи­ми прин­ци­па­ми в агро‑, про­до­воль­ствен­ном биз­не­се, в эко­но­ми­ке, рас­пре­де­ле­нии рабочего/свободного вре­ме­ни и даже поли­ти­ке. Это дви­же­ние, в свою оче­редь, вызва­ло актив­ную реак­цию СМИ, посте­пен­но сфор­ми­ро­ва­ло соб­ствен­ные обще­ствен­ный, поли­ти­че­ский и медий­ный дис­кур­сы. Но на рубе­же 1990‑х годов это не было ни акту­аль­но, ни харак­тер­но для пост­со­ци­а­ли­сти­че­ских стран.

Ана­ло­гич­но дело обсто­ит и с важ­ным для идео­ло­гии, фор­ма­тов, прин­ци­пов, моде­лей суще­ство­ва­ния кули­нар­но­го меди­а­тек­ста фено­ме­ном тра­ди­ци­он­ной куль­ту­ры. В нее, в част­но­сти, вхо­дят фер­мер­ские хозяй­ства, малый про­дук­то­вый биз­нес, неболь­шие мага­зи­ны, лав­ки, рын­ки, кафе, раз­ви­ва­ю­щи­е­ся рядом с супер‑, гипер­мар­ке­та­ми, дрог­сто­ра­ми. Чело­век капи­та­ли­сти­че­ско­го мира к нача­лу ХХI в. устал от уни­фи­ци­ро­ван­ных, рас­про­стра­ня­е­мых в сете­вых гипер­мар­ке­тах полу­фаб­ри­ка­тов, кон­сер­вов, чрез­мер­но актив­но исполь­зу­ю­щих искус­ствен­ные состав­ля­ю­щие, от fast food. Он стал стре­мить­ся к здо­ро­во­му обра­зу жиз­ни, цен­но­стям семьи, каж­до­днев­ным чув­ствен­ным удо­воль­стви­ям гастро­но­ми­че­ской культуры.

Сто­рон­ни­ки тра­ди­ци­он­ной и «гото­вой жиз­ни» обще­ства потреб­ле­ния в нача­ле XXI в. ока­за­лись в ситу­а­ции напря­жен­ной ком­му­ни­ка­ции, поис­ков путей и спо­со­бов для мир­но­го сосу­ще­ство­ва­ния. Это отра­жа­ет­ся и в кули­нар­ных медиа­про­ек­тах типа аме­ри­кан­ских шоу «Fresh with Anna Olson» (в рус­ско­языч­ном пере­во­де «Све­жие про­дук­ты от Анны Олсон»), «The Pioneer Woman: Ree Drum mond » (в рус­ско­языч­ном пере­во­де «Из горо­да на ран­чо: вкус­ные рецеп­ты от Ри»), южно­аф­ри­кан­ско­го «Siba’s table» (в рус­ско­языч­ном пере­во­де «На кухне у Сибы»), австра­лий­ских «River Cottage» («Реч­ной кот­тедж»), «Gourmet Farmer» («Изыс­кан­ный фер­мер»). Пост­со­ци­а­ли­сти­че­ский чело­век, знав­ший и пом­ня­щий иные соци­аль­но-повсе­днев­ные фор­мы жиз­ни, не может в пол­ной мере постичь акту­аль­ность для чело­ве­ка ста­ро­го (Ю. Хабер­мас) евро­по­цен­трич­но­го мира тако­го рода идей, потреб­но­стей, ори­ен­та­ций и обу­слов­лен­ных ими поступ­ков. Хотя попу­ляр­ность кули­нар­ных медиа­про­ек­тов Ю. Высоц­кой, появ­ле­ние в послед­ние годы ново­го рос­сий­ско­го кули­нар­но­го шоу «Палом­ник с полов­ни­ком» на кана­ле «Food network», выпуск несколь­ких сезо­нов на укра­ин­ском теле­ка­на­ле СТБ (2011) и на рос­сий­ском теле­ка­на­ле «Ю» (2018) реаль­но­го шоу «Фер­мер ищет жену» (адап­та­ция бри­тан­ско­го фор­ма­та «Farmer Wants a Wife») сви­де­тель­ству­ют об акту­а­ли­за­ции этих цен­ност­ных пред­став­ле­ний, идей, о миро­воз­зрен­че­ских транс­фор­ма­ци­ях. Про­во­дят­ся иссле­до­ва­ния о вза­и­мо­свя­зи «про­до­воль­ствен­ных режи­мов» и стра­те­гий аграр­но­го раз­ви­тия (см., напри­мер: [Нидер­ле и др. 2019]).

Совре­мен­ный мир — мир раз­ных ско­ро­стей (Ю. Хабер­мас), кото­рый пред­по­ла­га­ет и раз­лич­ные ско­ро­сти в откры­тии, при­бли­же­нии, осво­е­нии ста­рых реа­лий, ситу­а­ций, про­блем, и в фор­ми­ро­ва­нии их ново­го виде­ния, и в созда­нии, пони­ма­нии новых явле­ний, обсто­я­тельств. К ним отно­сит­ся и кули­нар­ный меди­а­текст. Он одно­вре­мен­но ока­зы­ва­ет­ся и зна­ко­мым, даже тра­ди­ци­он­ным явле­ни­ем, беру­щим исто­ки и до сих пор суще­ству­ю­щим в виде кули­нар­но­го рецеп­та из газет­но-жур­наль­ных руб­рик. Но кули­нар­ный меди­а­текст — это и новое явле­ние, воз­ни­ка­ю­щее на осно­ве тех­ни­че­ских откры­тий и полу­ча­ю­щее мол­ние­нос­ное вирус­ное рас­про­стра­не­ние в сре­де ама­то­ров и про­фес­си­о­на­лов, как, напри­мер, digital food (циф­ро­вая еда), art food / food art (пище­вое искус­ство), foodscapes (пище­вые пей­за­жи). Понят­но, что это тре­бу­ет осмыс­ле­ния с точ­ки зре­ния гума­ни­та­ри­сти­ки. Одна­ко в пре­де­лах неболь­шо­го иссле­до­ва­ния невоз­мож­но ни обо­зна­чить и решить все про­бле­мы, свя­зан­ные с кули­нар­ным меди­а­тек­стом, ни даже систе­ма­ти­зи­ро­вать иссле­до­ва­ния о нем, что обу­слов­ле­но несколь­ки­ми причинами.

Обзор основной научной литературы

В совре­мен­ной куль­ту­ре кули­нар­ный меди­а­текст — один из самых рас­про­стра­нен­ных и попу­ляр­ных сре­ди пред­ста­ви­те­лей раз­лич­ных соци­аль­но-куль­тур­ных страт. Это внут­ренне слож­ное, раз­но­род­ное, во мно­гом про­ти­во­ре­чи­вое, но все же един­ство. Кули­нар­ный меди­а­текст одно­вре­мен­но является:

• само­сто­я­тель­ным, само­цен­ным типом текста;
• жан­ро­вой раз­но­вид­но­стью газет­но-жур­наль­ной периодики;
• состав­ля­ю­щей раз­лич­ных меди­а­тек­стов экран­ных и новых медиа;
• частью обра­зо­ва­тель­ных, раз­вле­ка­тель­ных, про­све­ти­тель­ских, досу­го­вых, соци­аль­но-эко­но­ми­че­ских, поли­ти­че­ских, спор­тив­ных, науч­но-попу­ляр­ных программ;
• само­сто­я­тель­ным реа­ли­ти-шоу, одним из его основных/факультативных составляющих;
• сюжет­ной осно­вой худо­же­ствен­ных сери­а­лов, ани­ма­ци­он­ных фильмов;
• базис­ным эле­мен­том биз­нес-про­ек­тов, напри­мер ресто­ран­но­го биз­не­са, раз­лич­но­го рода гастро­но­ми­че­ских туров, для кото­рых необ­хо­дим выход в массмедиа.

Кули­нар­ный меди­а­текст есте­ствен­но, быст­ро вхо­дит и спо­соб­ству­ет созда­нию эко­но­ми­че­ской, соци­аль­но-быто­вой, досу­го­вой, реклам­ной, PR, travel, про­па­ган­дист­ской ком­му­ни­ка­ций. Он зна­чи­мая состав­ля­ю­щая повсе­днев­ной, гастро­но­ми­че­ской, ресто­ран­ной, ген­дер­ной, наци­о­наль­ной, этни­че­ской, эти­че­ской, эсте­ти­че­ской, digital, полит­эко­но­ми­че­ской сфер жиз­не­де­я­тель­но­сти обще­ства. Он посте­пен­но ста­но­вит­ся репре­зен­тан­том меди­а­куль­ту­ры гло­ба­ли­зи­ру­ю­ще­го­ся мира. В свя­зи с этим кули­нар­ный меди­а­текст может иметь раз­лич­ные трак­тов­ки. Он может пони­мать­ся в первую оче­редь как меди­а­текст непо­сред­ствен­но о гастро­но­ми­че­ской куль­ту­ре, о том, как гото­вит­ся, сер­ви­ру­ет­ся и пода­ет­ся блю­до; каки­ми про­фес­си­о­наль­ны­ми, соци­аль­но-эти­че­ски­ми, биз­нес-навы­ка­ми и уме­ни­я­ми надо обла­дать, что­бы быть пова­ром, кон­ди­те­ром и т. п. В англо­языч­ной тра­ди­ции такое виде­ние про­бле­мы полу­чи­ло опре­де­ле­ние cooking show, cookery show, cooking programme (https://​en​.wikipedia​.org/​w​i​k​i​/​C​o​o​k​i​n​g​_​s​how). Это впи­сы­ва­ет его в локаль­ный, огра­ни­чен­ный досу­гом, при­ят­ным и полез­ным вре­мя­пре­про­вож­де­ни­ем, раз­вле­че­ни­ем кон­текст. Но он может осмыс­ли­вать­ся и по-дру­го­му: как обсуж­де­ние в мас­сме­диа ком­плекс­ных ост­рых, зло­бо­днев­ных бизнес‑, соци­аль­но-эко­но­ми­че­ских, идео­ло­ги­че­ских, наци­о­наль­ных, госу­дар­ствен­но-поли­ти­че­ских, граж­дан­ских вопро­сов. Это созда­ет и зада­ет иные дис­кур­сы, неже­ли узкое пред­став­ле­ние о кули­нар­ном меди­а­тек­сте. Такие трак­тов­ки не суще­ству­ют изо­ли­ро­ван­но, но пред­по­ла­га­ют раз­лич­ные под­хо­ды и рас­смот­ре­ние с пози­ции раз­ных наук.

С 2000‑х годов кули­нар­ный меди­а­текст начи­на­ет иссле­до­вать­ся спе­ци­а­ли­ста­ми по тео­рии мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции, медиа, куль­тур­ны­ми антро­по­ло­га­ми, социо­ло­га­ми, этно­гра­фа­ми, фило­со­фа­ми преж­де все­го англо­языч­ной науч­ной тра­ди­ции. Уже сфор­ми­ро­вал­ся кор­пус уче­ных, чьи рабо­ты при­зна­ют­ся наи­бо­лее инте­рес­ны­ми и авто­ри­тет­ны­ми в этой обла­сти. Для них инте­рес к кули­нар­но­му меди­а­тек­сту ока­зал­ся не модой, не стрем­ле­ни­ем идти за вку­са­ми, потреб­но­стя­ми мас­со­вой ауди­то­рии, ори­ен­ти­ро­ван­ной на облег­чен­ное чте­ние, зре­ли­ще, а серьез­ным науч­ным направ­ле­ни­ем. Это, как пра­ви­ло, меж­дис­ци­пли­нар­ные раз­ра­бот­ки, кото­рые услов­но мож­но раз­де­лить на несколь­ко групп.

Во-пер­вых, иссле­до­ва­ния о вза­и­мо­свя­зи поли­ти­ки мас­сме­диа в сфе­ре созда­ния, про­дви­же­ния обра­зов еды, куль­ту­ры пита­ния и воз­ни­ка­ю­щих в свя­зи с этим рис­ков, про­блем со здо­ро­вьем. При этом ана­ли­зи­ру­ют­ся не толь­ко кули­нар­ные меди­а­тек­сты, но и ана­ли­ти­че­ские, новост­ные, содей­ству­ю­щие появ­ле­нию туч­но­сти. Рас­ска­зы в мас­сме­диа о еде, спо­со­бы репре­зен­та­ции про­дук­тов отно­сят­ся к вопро­сам соци­аль­ной ответ­ствен­но­сти и сфе­ре здра­во­охра­не­ния [Phillipov 2012; Phillipov 2013a; Phillipov 2013b; Davis, Wansink 2015; Spence et al. 2016; Goodman, Johnston, Cairns 2017].

Во-вто­рых, иссле­до­ва­ния о раз­лич­ных типах вза­и­мо­свя­зи воз­раст­ной куль­ту­ры пита­ния и семей­ных цен­но­стей, пря­мой и опо­сре­до­ван­ной в этом роли СМИ. Осо­бое вни­ма­ние уде­ля­ет­ся дет­ской, под­рост­ко­вой ауди­то­рии как наи­бо­лее зави­си­мой от внеш­них фак­то­ров и нуж­да­ю­щей­ся в пони­ма­нии, опе­ке, обра­зо­ва­нии. При этом акцент дела­ет­ся на изу­че­нии раз­лич­ных соци­аль­но-эко­но­ми­че­ских, наци­о­наль­но-этни­че­ских, рели­ги­оз­ных усло­вий и обсто­я­тельств жиз­ни ребен­ка [Backett-Milburn et al. 2010; Stringfellowb, MacLaren 2013].

В‑третьих, иссле­до­ва­ния вза­и­мо­свя­зи и воз­мож­но­стей, направ­ле­ний раз­ви­тия агро­биз­не­са и мас­сме­диа в про­дви­же­нии необ­хо­ди­мых с пози­ции наци­о­наль­но-госу­дар­ствен­ной эко­но­ми­ки кон­цеп­тов, обра­зов фер­мер­ских хозяйств, про­из­во­ди­мой ими про­дук­ции, ее роли в жиз­не­де­я­тель­но­сти и стра­ны, и отдель­но­го реги­о­на. Кули­нар­ный меди­а­текст рас­смат­ри­ва­ет­ся и как то, что может через систе­му шоу сфор­ми­ро­вать цен­ност­ные уста­нов­ки, ори­ен­та­ции чело­ве­ка, обще­ства, и как то, что может через тра­ди­ци­он­ные жур­на­лист­ские жан­ры выра­ба­ты­вать соци­аль­но ответ­ствен­ное отно­ше­ние граж­дан к сво­е­му краю. В свя­зи с этим появи­лось и быст­ро при­жи­ва­ет­ся поня­тие аль­тер­на­тив­ные пище­вые поли­ти­ки (alternative food politics), отоб­ра­жа­ю­щее зна­чи­мость тра­ди­ци­он­но­го локаль­но­го, реги­о­наль­но­го, мест­но­го обра­за жиз­ни, спо­соб­но­го успеш­но выжи­вать и даже раз­ви­вать­ся вопре­ки тен­ден­ци­ям гло­ба­ли­за­ции. Кули­нар­ный меди­а­текст, его язык, систе­ма жан­ров, рито­ри­ка, потен­ци­ал «мяг­кой силы» трак­ту­ют­ся как стра­те­ги­че­ский ком­по­нент в выстра­и­ва­нии, реа­ли­за­ции гео­по­ли­ти­че­ско­го, эко­но­ми­че­ско­го, в том чис­ле и про­до­воль­ствен­но­го, суве­ре­ни­те­та [Patel 2009; Caraher 2012; Blasi et al. 2015; Graeme 2016; Vittori 2018]. Вме­сте с тем рас­смат­ри­ва­ет­ся, как про­ис­хо­дит транс­фор­ма­ция цен­ност­ных при­о­ри­те­тов, целей, жела­ний чело­ве­ка в отно­ше­нии и тра­ди­ци­он­но­го, и «гото­во­го» обра­за жиз­ни [Pascucci, Cicatiello, Franco, Pancino, Marino 2011; Lewis, Phillipov 2016; Phillipov 2017]. Изме­ня­ет­ся эти­ка потреб­ле­ния: «…совре­мен­ная поли­ти­ка в сфе­ре пита­ния фор­ми­ру­ет­ся поли­ти­че­ски­ми и эко­но­ми­че­ски­ми импе­ра­ти­ва­ми в СМИ и пище­вой инду­стрии» [Phillipov 2017].

В‑четвертых, иссле­до­ва­ния роли, основ этни­че­ской, ген­дер­ной диф­фе­рен­ци­а­ций, сте­рео­ти­пов гастро­но­ми­че­ской куль­ту­ры, созда­ва­е­мых и транс­ли­ру­е­мых СМИ. Кули­нар­ный меди­а­текст рас­смат­ри­ва­ет­ся с пози­ции формирования/разрушения наци­о­наль­ной, соци­аль­ной иден­ти­фи­ка­ции в усло­ви­ях быст­ро меня­ю­ще­го­ся мира, про­блем вынужденной/добровольной эми­гра­ции [Ching Chan 2010; Stringfellowb et al. 2013; Holak 2014; MacRae 2016].

В‑пятых, иссле­до­ва­ния роли куль­тур­ной, соци­аль­ной, кол­лек­тив­ной, инди­ви­ду­аль­ной памя­ти вку­со­вых, так­тиль­ных, чув­ствен­ных ощу­ще­ний, эмо­ций, акти­ви­зи­ру­е­мых, под­дер­жи­ва­е­мых, сохра­ня­е­мых, раз­ру­ша­е­мых у чело­ве­ка, соци­аль­ной груп­пы, обще­ства с помо­щью медиа­об­ра­зов еды. Вни­ма­ние фоку­си­ру­ет­ся на том, как с помо­щью вер­баль­ных, ико­ни­че­ских средств выстра­и­ва­ют­ся в связ­ное повест­во­ва­ние неуло­ви­мые телес­ные ощу­ще­ния, вопло­ща­ют­ся обра­зы вку­сов через обра­зы про­дук­тов, блюд, напит­ков. В этом осо­бую роль игра­ют воз­мож­но­сти меди­а­тек­стов, кото­рые все боль­ше и актив­нее исполь­зу­ют силу визу­аль­но­сти. Вво­дят­ся поня­тия съе­доб­ная память (edible memory), пище­вая память, память еды (food memories) [Duruz 2008; Ching Chan 2010; Parasecoli 2011; Holak 2014; Abarca, Colby 2016].

В‑шестых, иссле­до­ва­ния полит­эко­но­ми­че­ских, идео­ло­ги­че­ских, соци­аль­ных прин­ци­пов, основ, воз­мож­но­стей, потен­ци­а­лов кули­нар­но­го меди­а­тек­ста, рас­смат­ри­ва­е­мо­го в кон­текстах куль­тур­ной антро­по­ло­гии, фило­со­фии. Кули­нар­ный меди­а­текст трак­ту­ет­ся как неотъ­ем­ле­мая часть соци­аль­но­го миро­устрой­ства. При этом вво­дит­ся и актив­но исполь­зу­ет­ся ряд поня­тий: кули­нар­ный капи­тал (culinary capital), наци­о­наль­ный кули­нар­ный капи­тал (national culinary capital), опо­сре­до­ван­ные пище­вые ланд­шаф­ты (mediated foodscapes), кухон­ный позер (cuisine poseur). Они при­зва­ны про­яс­нить новые соци­аль­но-поли­ти­че­ские, повсе­днев­ные, эти­че­ские вза­и­мо­от­но­ше­ния меж­ду обще­ством, едой, мас­сме­диа [Parasecoli 2011; Solier 2013; Solier, Duruz 2013; Buscemi 2014; Goodman, Johnston, Cairns 2017; Lebesco, Naccarto 2017; Lupton 2019; MacKendrick 2014; Mazel 2019]. Исполь­зуя СМИ, «…госу­дар­ство игра­ет роль мета­за­ко­но­да­те­ля вку­сов, уза­ко­ни­вая неко­то­рые про­дук­ты как источ­ник соци­аль­но­го раз­ли­чия, что­бы под­дер­жать наци­о­наль­ные идео­ло­гии и веро­ва­ния. Соци­аль­ный пре­стиж, кото­рый граж­дане накап­ли­ва­ют бла­го­да­ря этим про­дук­там, опре­де­ля­ет­ся как наци­о­наль­ный кули­нар­ный капи­тал» [Buscemi 2014: I]. Кули­нар­ные про­грам­мы, рекла­ма про­дук­тов и това­ров меж­ду их частя­ми рас­смат­ри­ва­ют­ся как поли­ти­че­ские и соци­аль­ные про­бле­мы с помо­щью под­хо­дов, пред­ло­жен­ных Бур­дье, Арендт, Хом­ски. Зна­ки, коды, рито­ри­ка, дис­кур­сы биз­не­са начи­на­ют слу­жить и идео­ло­ги­че­ским целям [Buscemi 2014: 72, 78]. Фор­ми­ро­ва­ние стан­дар­та вку­са в гастро­но­ми­че­ской куль­ту­ре через СМИ при­во­дит к транс­фор­ма­ции и соци­аль­но-быто­во­го ланд­шаф­та, мод­ным, акту­аль­ным ста­но­вит­ся анти­по­тре­би­тель­ское миро­вос­при­я­тие и пове­де­ние, актив­но фор­ми­ру­ет­ся «мораль­ный дис­курс гур­ма­нов» [Solier 2013: 8].

В‑седьмых, иссле­до­ва­ния кули­нар­но­го меди­а­тек­ста с тра­ди­ци­он­ной пози­ции жур­на­ли­сти­ки, тео­рии мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции. Акцент дела­ет­ся на изу­че­нии актив­ных жан­ров кули­нар­но­го меди­а­тек­ста; акту­аль­ных вопро­сах отображения/ фор­ми­ро­ва­ния реаль­но­сти в меди­а­тек­сте; созда­нии цен­ност­ных уста­но­вок для раз­лич­ных соци­аль­ных групп и обще­ства в целом; осо­бен­но­стях рекла­мы, PR, мар­ке­тин­га; исполь­зо­ва­нии куль­тур­ных форм идил­лии, мифа, моде­лей теле­ви­зи­он­но­го обра­за жиз­ни (Lifestyle) для транс­фор­ма­ции соци­аль­ных умо­на­стро­е­ний, жела­ний, поступ­ков; роли обще­ствен­ных дви­же­ний, поли­ти­че­ских орга­ни­за­ций, зада­ва­е­мых ими в СМИ дис­кур­сах для изме­не­ния основ, моде­лей систе­мы соци­аль­ной ком­му­ни­ка­ции [Ketchum 2005; Lewis, Phillipov 2015; Lewis, Phillipov 2016; Lewis, Phillipov 2018; Lewis 2011; Lewis 2018; Phillipov 2015; Phillipov 2016; Phillipov 2017; Stringfellowb et al. 2013; Oren 2013; Kirkwood, 2014; Bonner 2015; Johnston, Goodman 2015; Lupton 2016; Lynch 2016; Kobez 2018; English 2019; Mazel 2019].

В‑восьмых, иссле­до­ва­ние прин­ци­пов, основ сра­ще­ния, направ­ле­ний раз­ви­тия, потен­ци­а­ла кули­нар­но­го меди­а­тек­ста в осво­е­нии им новей­ших тех­ни­че­ских воз­мож­но­стей. Вво­дят­ся поня­тия циф­ро­вая еда (digital food), digital food activism (циф­ро­вой пище­вой акти­визм), пище­вое искус­ство (art food/food art). В свя­зи с этим раз­ра­ба­ты­ва­ют­ся кон­цеп­ту­аль­ные осно­вы, мето­до­ло­ги­че­ские под­хо­ды, прин­ци­пы и направ­ле­ния интер­пре­та­ции, изу­че­ния язы­ков кули­нар­но­го меди­а­тек­ста, опре­де­лен­ные тех­ни­че­ски­ми откры­ти­я­ми, доступ­ны­ми для мас­со­во­го исполь­зо­ва­ния [Mikkelsen 2011; Lewis 2018; Bhavna 2018; Chau 2018; Lewis, Phillipov 2018; Taylor, Keating 2018; Taggart 2018; Lupton 2016; Schneider, Eli, Dolan, Ulijaszek 2018; Lupton 2019].

В‑девятых, иссле­до­ва­ния, непо­сред­ствен­но каса­ю­щи­е­ся вопро­сов осо­бо­го функ­ци­о­ни­ро­ва­ния язы­ка в сфе­ре гастро­но­ми­че­ской куль­ту­ры: кули­нар­ной линг­ви­сти­ки (culinary linguistics) и жан­ро­во-сти­ли­сти­че­ской спе­ци­фи­ки кули­нар­ных книг (cookery books, cookbook). Они выпол­не­ны в тра­ди­ци­он­ной меж­дис­ци­пли­нар­ной логи­ке. В анно­та­ции к тема­ти­че­ско­му сбор­ни­ку «Culinary Linguistics. The chef ’s special» (2013) под редак­ци­ей С. Гер­хардт, М. Фро­бе­ни­ус и С. Лей ука­за­но, что иссле­до­ва­ния про­ве­де­ны в рам­ках «…изу­че­ния куль­ту­ры грам­ма­ти­ки и сло­ва­рей в меж­дис­ци­пли­нар­ной и антро­по­ло­ги­че­ской линг­ви­сти­ке или линг­ви­сти­че­ской антро­по­ло­гии» [Gerhardt, Frobenius, Ley 2013]. Во всех ста­тьях сбор­ни­ка есть ука­за­ния на важ­ность меж­дис­ци­пли­нар­но­го ана­ли­за язы­ка, жан­ров, дис­кур­сов еды, а так­же на вза­и­мо­связь сим­во­ли­че­ских зна­че­ний, соци­аль­ной и поли­ти­че­ской идео­ло­гий с язы­ком еды, гастро­но­ми­че­ской куль­ту­ры, их обу­слов­лен­ность наци­о­наль­ной исто­ри­ей, запе­чат­лен­ной в язы­ке, дис­кур­сах и жан­рах еды. Но кули­нар­ная линг­ви­сти­ка / кули­нар­ное язы­ко­зна­ние (culinary linguistics) — это ста­но­вя­ще­е­ся направ­ле­ние совре­мен­ной фило­ло­гии, точ­нее гума­ни­та­ри­сти­ки. Хотя есть уже нема­ло инте­рес­ных работ, в кото­рых акцент дела­ет­ся на изу­че­нии язы­ка в тра­ди­ци­ях пита­ния и через тра­ди­ции пита­ния, при­вы­чек пита­ния через язы­ко­вую пара­диг­му, соци­аль­ность, запе­чат­лен­ную в обще­на­ци­о­наль­ном кули­нар­ном сло­ва­ре, сло­во­упо­треб­ле­нии [Khajeh, Imran-Ho-Abdullah 2012; López-Rodríguez 2014; Matwick 2017; Paradowski 2018; Fitrisia, Sibarani, Ritonga 2018; Karrebæk, Riley, Cavanaugh 2018].

Такой систем­ный науч­ный инте­рес к кули­нар­но­му меди­а­тек­сту в англо­языч­ном мире при­вел к тому, что летом 2018 г. уси­ли­я­ми T. Лью­и­са и М. Филип­по­ва был издан спе­ци­аль­ный номер «Journal Communication Research and Practice» [Journal… 2018], посвя­щен­ный про­бле­мам вза­и­мо­свя­зи еды и мас­сме­диа, пище­вых и медий­ных инду­стрий. Менее чем через год под редак­ци­ей Йорг Дюрр­шмидт, Йорк Каутт вышла во мно­гом ито­го­вая рабо­та «Globalized Eating Cultures: Mediation and Mediatization» («Гло­ба­ли­зи­ро­ван­ные куль­ту­ры пита­ния: меди­а­ция и меди­а­ти­за­ция»). Анно­та­ция гла­сит: «В этом инно­ва­ци­он­ном сбор­ни­ке иссле­ду­ет­ся связь меж­ду мест­ной и реги­о­наль­ной куль­ту­рой пита­ния и их меди­атранс­ля­ци­ей посред­ством транс­на­ци­о­наль­ных теле­ви­зи­он­ных кули­нар­ных шоу, гло­баль­ной рекла­мы еды и пере­да­чи рецеп­тов в соци­аль­ных сетях. При­ме­няя гло­баль­ный и меж­дис­ци­пли­нар­ный под­ход, он объ­еди­ня­ет иссле­до­ва­ния, про­ве­ден­ные в Латин­ской Аме­ри­ке, Австра­лии, Афри­ке, Азии и Евро­пе от веду­щих уче­ных в обла­сти социо­ло­гии и поли­то­ло­гии, медиа и куль­ту­ро­ло­гии, а так­же антро­по­ло­гии. <…> В пят­на­дца­ти гла­вах его авто­ры дают све­жую инфор­ма­цию о раз­лич­ном вли­я­нии, кото­рое про­дук­ты пита­ния и куль­ту­ры пита­ния могут ока­зы­вать на повсе­днев­ное посред­ни­че­ство этни­че­ской и клас­со­вой при­над­леж­но­сти, а так­же на мест­ные, реги­о­наль­ные и транс­на­ци­о­наль­ные спо­со­бы при­над­леж­но­сти в гло­баль­ной сре­де, насы­щен­ной мас­сме­диа» [Dürrschmidt, Kautt 2019].

Пред­ста­ви­те­ли сла­вя­но­цен­трич­ной науч­ной куль­ту­ры зани­ма­ют­ся про­бле­ма­ми кули­нар­но­го меди­а­тек­ста, хотя и не так актив­но и под иным углом зре­ния, неже­ли их кол­ле­ги из англо­языч­но­го мира. Акцент дела­ют на соци­о­куль­тур­ном, быто­вом, этно­гра­фи­че­ском и фило­ло­ги­че­ском, глав­ным обра­зом линг­ви­сти­че­ском, изу­че­нии [Ани­ку­ши­на 2016; Ащен­ко­ва 2011; Бур­ко­ва 2004; Бур­ла­чук 2010; Гон­ча­ро­ва 2016; Зару­би­на 2014; Кап­кан, Лиха­че­ва 2008; Кири­лен­ко 2000; Никиш­ко­ва 2017; Пожи­да­е­ва 2012; Сохань 2013]. Медиа­линг­ви­сти­че­ские иссле­до­ва­ния в этом направ­ле­нии толь­ко начи­на­ют­ся [Крав­цо­ва 2018; Лукья­но­ва 2014; Редь­ки­на 2015; Сто­я­но­ва 2014].

Основные цели и задачи исследования

Как пока­зы­ва­ют и прак­ти­ка мас­сме­диа, и тео­рия соци­аль­ной ком­му­ни­ка­ции, необ­хо­ди­мо обо­зна­чить и оха­рак­те­ри­зо­вать при­ро­ду, направ­ле­ния изу­че­ния кули­нар­но­го меди­а­тек­ста в кон­тек­сте медиа­линг­ви­сти­ки. В свя­зи с таким поло­же­ни­ем дел пред­ла­га­е­мая ста­тья носит поста­но­воч­ный харак­тер. Ее цели и зада­чи обу­слов­ле­ны дву­мя при­чи­на­ми, поми­мо тех, о кото­рых шла речь выше. Во-пер­вых, раз­ви­ти­ем медиа­линг­ви­сти­ки, меди­а­тек­ста — ее основ­но­го поня­тия — и бес­пре­стан­но зада­ва­е­мо­го ими про­блем­но­го поля. Меди­а­текст все боль­ше и целе­на­прав­лен­но ста­но­вит­ся не столь­ко вер­баль­ным, сколь­ко слож­но орга­ни­зо­ван­ным вер­баль­но-аудио-визу­аль­ным фор­маль­но-смыс­ло­вым един­ством. Это не толь­ко фор­ми­ру­ет новые зада­чи перед медиа­линг­ви­сти­кой, в сфе­ре ее рито­ри­ки, сти­ли­сти­ки, дис­кур­сив­но­сти, язы­ка, похо­дов, мето­дов иссле­до­ва­ния все более и более услож­ня­ю­ще­го­ся по струк­ту­ре, целям, функ­ци­ям меди­а­тек­ста, но и застав­ля­ет заду­мать­ся над тем, как поли­ко­до­вость, визу­аль­ность меди­а­тек­ста соот­но­сят­ся с зада­ча­ми рефе­рен­ции и про­блем­ным полем кули­нар­ной лингвистики.

Во-вто­рых, про­изо­шло стре­ми­тель­ное раз­рас­та­ние и усо­вер­шен­ство­ва­ние меди­а­тек­стов, свя­зан­ных с гастро­но­ми­че­ской куль­ту­рой. Это и тра­ди­ци­он­ные руб­ри­ки в пери­о­ди­ке, спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ные изда­ния, радио­пе­ре­да­чи, теле­про­грам­мы и теле­ка­на­лы, и мас­са про­фес­си­о­наль­ных, люби­тель­ских сай­тов в соци­аль­ных сетях, про­грамм на кана­лах YouTube, Instagram. Такое явле­ние меди­а­ком­му­ни­ка­ции не может не иссле­до­вать­ся, осо­бен­но с пози­ции медиа­линг­ви­сти­ки, наце­лен­ной, по спра­вед­ли­во­му утвер­жде­нию Т. Доб­рос­клон­ской, на систем­ное изу­че­ние меди­а­тек­ста, язы­ка, речи, дис­кур­сив­но­сти массмедиа.

Анализ материала

Про­ве­ден­ные в сфе­ре соци­аль­но-гума­ни­тар­ных, эко­но­ми­че­ских наук иссле­до­ва­ния поз­во­ля­ют утвер­ждать, что кули­нар­ный меди­а­текст — свое­об­раз­ный айс­берг совре­мен­ных меди­а­ком­му­ни­ка­ций. Толь­ко при пер­вич­ном при­бли­же­нии он пред­став­ля­ет­ся одной из раз­но­вид­но­стей отно­си­тель­но про­сто­го, жан­ро­во, сти­ли­сти­че­ски, дис­кур­сив­но, рито­ри­че­ски неслож­но­го с точ­ки зре­ния ком­му­ни­ка­тив­ной ситу­а­ции тек­ста. Одна­ко пони­ма­ние и иссле­до­ва­ние кули­нар­но­го меди­а­тек­ста долж­ны изна­чаль­но пред­по­ла­гать встре­чу со слож­ным, мно­го­ас­пект­ным, про­во­ка­ци­он­ным, рефе­рен­ци­аль­но объ­ем­ным меди­а­яв­ле­ни­ем. Ему при­су­щи дли­тель­ная, устой­чи­вая, силь­ная соци­аль­ная, кол­лек­тив­ная, наци­о­наль­ная, исто­ри­че­ская, куль­тур­ная, быто­вая память и мно­го­об­раз­ные воз­мож­но­сти для воз­дей­ствия на чело­ве­ка и обще­ство, кото­рые скры­ва­ют­ся, на пер­вый взгляд, за про­стым, милым, неза­тей­ли­вым повсе­днев­ным явлением.

При этом все отчет­ли­вее обна­ру­жи­ва­ет­ся еще одно про­блем­ное поле: уста­нов­ле­ние и обос­но­ва­ние основ­но­го поня­тий­но­го аппа­ра­та, кото­рым опе­ри­ру­ют спе­ци­а­ли­сты, зани­ма­ю­щи­е­ся пище­вы­ми, гастро­но­ми­че­ски­ми явле­ни­я­ми в про­стран­стве меди­а­ком­му­ни­ка­ций. Необ­хо­ди­мо еще раз акцен­ти­ро­вать, что для тако­го типа меди­а­тек­ста пока нет обще­при­ня­то­го, усто­яв­ше­го­ся опре­де­ле­ния. Как пра­ви­ло, в рус­ско- и, шире, сла­вя­но­языч­ных иссле­до­ва­ни­ях не упо­треб­ля­ет­ся англо­языч­ное поня­тие food (еда, пища, пита­ние), кото­рое в англо­сак­сон­ской науч­ной тра­ди­ции уже при­об­ре­ло свой­ства и при­зна­ки поня­тия, а так­же поро­ди­ло ряд смеж­ных. Напри­мер, cooking show, кото­рое пере­во­дит­ся «шоу при­го­тов­ле­ния еды». Воз­мож­ны и дру­гие пере­вод­ные, точ­нее каль­ки­ро­ван­ные, име­но­ва­ния типа пище­вой меди­а­текст, пище­вой образ, съе­доб­ная память, пище­вая память, память еды. Одна­ко они вызы­ва­ют не слиш­ком бла­го­звуч­ный побоч­ный чув­ствен­ный тон (Э. Сепир). По ана­ло­гии с новост­ным меди­а­тек­стом для сла­вя­но­языч­ной науч­ной тра­ди­ции все же мож­но исполь­зо­вать поня­тие кули­нар­ный меди­а­текст. Тем более что изред­ка оно встре­ча­ет­ся и в англо­языч­ной науч­ной тра­ди­ции (см., напри­мер: [Anderson 2013]). При этом изна­чаль­но необ­хо­ди­мо осо­зна­вать, что семан­ти­че­ское поле это­го поня­тия не в пол­ной мере репре­зен­ти­ру­ет сопря­жен­ные с ним и в дей­стви­тель­но­сти, и в меди­а­ком­му­ни­ка­ции явления.

Кро­ме того, кули­нар­ный меди­а­текст, начи­ная со вто­рой поло­ви­ны ХХ в., нераз­рыв­но свя­зан с куль­ту­рой визу­аль­но­го пово­ро­та (visual turn), а с ХХI в. — циф­ро­вой (digital) рево­лю­ци­ей. В свя­зи с этим он актив­но соот­но­сит­ся с поня­ти­я­ми foodstyle, art food / food art (пище­вое искус­ство, съе­доб­ное искус­ство), сопря­жен­ны­ми с фото‑, видео­ис­кус­ством, с новы­ми поня­ти­я­ми digital food (циф­ро­вая еда) и про­из­вод­ны­ми от него — циф­ро­вой пище­вой акти­визм, съе­доб­ный образ, пище­вое теле­ви­де­ние, поли­ти­ка еды, пита­ния. Это тоже акти­ви­зи­ру­ет вопрос о поня­тий­но-тер­ми­но­ло­ги­че­ской базе и прин­ци­пах ее составления.

Как мож­но заме­тить из общей тема­ти­ки и про­бле­ма­ти­ки, поня­тий­но-кате­го­ри­аль­но­го аппа­ра­та, для боль­шин­ства иссле­до­ва­ний, осо­бен­но англо­языч­ной науч­ной тра­ди­ции, харак­тер­но акцен­ти­ро­вать вни­ма­ние на тен­ден­ци­ях, при­чи­нах, усло­ви­ях и послед­стви­ях вза­и­мо­свя­зи мас­сме­диа и мира эко­но­ми­ки, поли­ти­ки, соци­у­ма, наци­о­наль­ной, ген­дер­ной куль­тур, лич­ност­ной и кол­лек­тив­ной пси­хо­ло­гии, эти­ки. Дру­ги­ми сло­ва­ми, эти иссле­до­ва­ния сосре­до­то­че­ны пре­иму­ще­ствен­но на тра­ди­ци­он­ных вопро­сах о вли­я­нии и вза­им­ном вли­я­нии, вза­и­мо­свя­зи мас­сме­диа и обще­ства. Без­услов­но, это то, что нуж­да­ет­ся не толь­ко в даль­ней­шей раз­ра­бот­ке, но и в фор­ми­ро­ва­нии новых мето­дов и под­хо­дов, учи­ты­ва­ю­щих чрез­вы­чай­но быст­ро меня­ю­щий­ся совре­мен­ный мир и его чело­ве­ка, а так­же кули­нар­ные меди­а­тек­сты, кото­рые ими созда­ют­ся. При­чи­ны, осно­ва­ния и фак­то­ры, вли­я­ю­щие на цен­ност­ное, идео­ло­ги­че­ское, эко­но­ми­че­ское, поли­ти­че­ское напол­не­ние, струк­ту­ру, цели и зада­чи кули­нар­но­го меди­а­тек­ста важ­ны и нуж­да­ют­ся в изу­че­нии с точ­ки зре­ния тео­рии меди­а­ком­му­ни­ка­ции. Это клас­си­че­ская зада­ча тео­рии и жур­на­ли­сти­ки, и мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции, транс­фор­ми­ро­ван­ная усло­ви­я­ми и осо­бен­но­стя­ми XXI в. Одна­ко внут­рен­ний мир меди­а­тек­ста, его поэ­ти­ка, язык, рито­ри­ка, дис­кур­сив­ность и сто­я­щее за ним куль­тур­ное созна­ние, вопро­сы рефе­рен­ции оста­ют­ся вне зоны инте­ре­сов боль­шин­ства иссле­до­ва­те­лей, зани­ма­ю­щих­ся про­бле­ма­ми соот­но­ше­ния мас­сме­дий­ной и пище­вой ком­му­ни­ка­ций. Но необ­хо­ди­мо и фоку­си­ро­ва­ние вни­ма­ния на кули­нар­ном меди­а­тек­сте и как само­сто­я­тель­ном, само­цен­ном, само­раз­ви­ва­ю­щем­ся явле­нии прак­ти­ки меди­а­ком­му­ни­ка­ций, совре­мен­ной куль­ту­ры. В про­тив­ном слу­чае невоз­мож­но уви­деть, кор­рект­но истол­ко­вать мно­гие про­цес­сы и явле­ния как в мас­сме­дий­ном про­стран­стве, так и в соци­у­ме в целом. Это с одной стороны.

С дру­гой — медиа­линг­ви­сти­ка упу­стит воз­мож­ность иссле­до­вать еще один слож­ный по при­ро­де, струк­ту­ре, орга­ни­за­ции ком­му­ни­ка­тив­ных ситу­а­ций, функ­ци­ям жанр меди­а­тек­ста и обой­дет вни­ма­ни­ем каче­ствен­но новое явление.

К тому же кули­нар­ный меди­а­текст, как пока­зы­ва­ет прак­ти­ка его раз­ви­тия, транс­фор­ми­ро­вал­ся из газет­но-жур­наль­но­го кули­нар­но­го рецеп­та в само­сто­я­тель­ное кули­нар­но-гастро­но­ми­че­ское медиапространство.

Оно, во-пер­вых, сфор­ми­ро­ва­ло и актив­но раз­ви­ва­ет раз­лич­ные жан­ры, объ­еди­нен­ные меди­а­ку­ли­нар­ной, гастро­но­ми­че­ской про­бле­ма­ти­кой: рецепт; реа­ли­ти-шоу; про­све­ти­тель­ская про­грам­ма о здо­ро­вой пище или исто­рии гур­ман­ства; соци­аль­но-эко­но­ми­че­ская ана­ли­ти­ка о про­из­во­ди­те­лях аграр­ной про­дук­ции; отдель­ная рекла­ма / систе­ма рекла­мы ресто­ра­на, мака­рон, кули­нар­но­го путе­ше­ствия; PR-ста­тья о поль­зе вина; кни­га о кули­нар­ной куль­ту­ре стра­ны, отдель­но­го реги­о­на; систе­ма PR-кам­па­ний фер­мер­ских про­дук­тов; кули­нар­ный блог; сери­а­лы о жиз­ни пова­ров; обсуж­де­ние в ток-шоу спор­тив­но­го пита­ния, дие­ты… Эти жан­ры гибрид­ны по сво­ей при­ро­де. Им при­су­щи соб­ствен­ные язык, рито­ри­че­ские осо­бен­но­сти и дис­курс, акту­а­ли­зи­ро­ван­ные спе­ци­фи­че­ским фон­дом и фоном зна­ний адресатов.

Во-вто­рых, кули­нар­ное про­стран­ство созда­ло про­ме­жу­точ­ные тер­ри­то­рии (Я. Мукар­жов­ский) с дру­ги­ми жан­ра­ми меди­а­тек­ста, худо­же­ствен­ной сло­вес­но­сти, теат­раль­ной куль­ту­ры, визу­аль­но­го искус­ства и с живой жиз­нью чело­ве­ка, под­тал­ки­вая его не толь­ко полу­чать инфор­ма­цию о том или ином собы­тии, явле­нии, но и вопло­щать ее в прак­ти­ку сво­ей повсе­днев­но­сти. Это реа­ли­зу­ет­ся в диа­па­зоне от обы­ден­но­го при­го­тов­ле­ния блю­да по рецеп­ту до уча­стия в реа­ли­ти-шоу, веде­ния сай­та в соци­аль­ных сетях, про­грам­мы на YouTube, кули­нар­ном путе­ше­ствии, фото­гра­фи­ро­ва­нии еже­днев­ной еды или циф­ро­вом пище­вом акти­виз­ме. Кули­нар­ный меди­а­текст соблаз­ня­ет чело­ве­ка воз­мож­но­стью стать частью тек­ста и медиапространства.

В‑третьих, зада­ет и раз­ви­ва­ет спе­ци­фи­че­скую рефе­рен­цию за счет того, что кули­нар­ный меди­а­текст по сво­ей сути и функ­ци­ям все­гда рефе­рен­ци­аль­но, дис­кур­сив­но объ­ем­ный, исполь­зу­ет мате­ри­а­лы, моде­ли, при­е­мы обы­ден­ной речи, вклю­чая в нее эле­мен­ты про­фес­си­о­наль­ной рече­вой ком­му­ни­ка­ции. Кули­нар­ный меди­а­текст, играя фона­ми и фон­да­ми зна­ний адре­са­тов, инфор­ма­ци­ей эти­че­ской и эсте­ти­че­ской, объ­ек­тив­ной и субъ­ек­тив­ной, суще­ству­ю­щей в памя­ти, мыс­лях, ассо­ци­а­ци­ях чело­ве­ка как чле­на соци­о­куль­тур­ной груп­пы, обще­ства в целом, участ­ни­ка исто­ри­че­ских, поли­ти­че­ских, эко­но­ми­че­ских, идео­ло­ги­че­ских про­цес­сов, повсе­днев­но­сти, зада­ет, под­дер­жи­ва­ет и раз­ви­ва­ет, услов­но гово­ря, мас­сме­дий­но-кули­нар­ные отно­ше­ния с дей­стви­тель­но­стью. Созда­ет­ся, сно­ва-таки услов­но гово­ря, мас­сме­дий­но-кули­нар­ный язык, тре­бу­ю­щий осмыс­ле­ния и разработки.

Н. Арутю­но­ва в ста­тье «Линг­ви­сти­че­ские про­бле­мы рефе­рен­ции» писа­ла: «Моде­ли­руя дей­стви­тель­ность, язык все боль­ше от нее отда­ля­ет­ся, ста­но­вит­ся все более абстракт­ным, и эта дистан­ция мог­ла бы стать чрез­мер­ной, если бы не нуж­ды рефе­рен­ции» [Арутю­но­ва 1982: 11]. Но при этом важ­но акту­а­ли­зи­ро­вать в отно­ше­нии кули­нар­но­го меди­а­тек­ста идею Е. Паду­че­вой о том, что «рефе­рен­ция — это соот­не­сен­ность, вооб­ще гово­ря, с инди­ви­ду­аль­ны­ми и каж­дый раз новы­ми объ­ек­та­ми и ситу­а­ци­я­ми. <…> рефе­рен­ция име­ет место не для слов и выра­же­ний язы­ка, а толь­ко для их упо­треб­ле­ния в речи» [Паду­че­ва 2010: 8]. Понят­но, что кули­нар­ный меди­а­текст не толь­ко с помо­щью сво­е­го язы­ка уста­нав­ли­ва­ет и/или обна­ру­жи­ва­ет свое­об­раз­ное «…соеди­не­ние мыс­ли и реаль­но­сти посред­ством язы­ка» [Арутю­но­ва 1982: 5]. Он еще созда­ет и/или про­яв­ля­ет новые смыс­лы ком­му­ни­ка­тив­ной и иден­ти­фи­ци­ру­ю­щей ситу­а­ций и функ­ций [Арутю­но­ва 1982: 20–31]. Для кули­нар­но­го меди­а­тек­ста, в силу его при­ро­ды, струк­ту­ры, функ­ций, осо­бен­но­стей язы­ко­вой, рече­вой, ком­му­ни­ка­тив­ной орга­ни­за­ций, акту­аль­на сле­ду­ю­щая идея: «…язы­ко­вые сред­ства рефе­рен­ции неод­но­род­ны; неоди­на­ко­вы и функ­ции рефе­рент­ных выра­же­ний даже в пре­де­лах кон­крет­но­го пред­ло­же­ния. Нако­нец, раз­лич­ны и те ситу­а­ции речи, в кото­рых про­ис­хо­дит акт рефе­рен­ции» [Арутю­но­ва 1982: 17]. Кули­нар­ный меди­а­текст с этой точ­ки зре­ния не изу­чен, а пото­му акту­а­ли­зи­ру­ет перед медиа­линг­ви­сти­кой логи­ко-фило­соф­ские вопро­сы, сопря­жен­ные с обще­линг­ви­сти­че­ски­ми про­бле­ма­ми рефе­рен­ции, как это опре­де­ли­ла Н. Арутюнова.

Более того, не сле­ду­ет забы­вать и такие важ­ные момен­ты. Еще не раз­ра­бо­та­на жан­ро­вая систе­ма кули­нар­но­го меди­а­тек­ста и прин­ци­пы, под­хо­ды к ее выде­ле­нию и обос­но­ва­нию. Кули­нар­ный меди­а­текст во всех его жан­ро­вых вари­ан­тах и вари­а­ци­ях — это поли­функ­ци­о­наль­ная систе­ма. В ней слож­ным, ино­гда пара­док­саль­ным, но все­гда нераз­рыв­ным обра­зом пере­пле­те­ны инфор­ма­ци­он­ные, эсте­ти­че­ские, эти­че­ские, наци­о­наль­ные, ген­дер­ные, соци­аль­но-исто­ри­че­ские, полит­эко­но­ми­че­ские, рели­ги­оз­ные, ути­ли­тар­но-быто­вые запро­сы, потреб­но­сти, ори­ен­та­ции, меч­ты обще­ства и чело­ве­ка. Они во мно­гом пред­опре­де­ля­ют жан­ро­вую систе­му кули­нар­но­го меди­а­тек­ста, если учи­ты­вать идею Ц. Тодо­ро­ва: «Через инсти­ту­а­ли­за­цию жан­ры свя­за­ны с обще­ством, в кото­ром суще­ству­ют. <…> Подоб­но любой иной инсти­ту­ции, жан­ры свя­за­ны с харак­тер­ны­ми чер­та­ми обще­ства, кото­ро­му они при­над­ле­жат» [Тодо­ров 2006: 29]. Жанр, по точ­ной идее Тодо­ро­ва, явля­ет­ся «…ничем иным, как коди­фи­ка­ци­ей дис­кур­сив­ных свойств» [Тодо­ров 2006: 28]. Это не может не ска­зать­ся не толь­ко на язы­ко­вых, рече­вых, но и на ком­му­ни­ка­тив­ных, рито­ри­че­ских осно­вах, прин­ци­пах орга­ни­за­ции это­го типа меди­а­тек­ста, что тоже нуж­да­ет­ся в изучении.

Кули­нар­ный меди­а­текст — это еще и слож­ный текст, одно­вре­мен­но ори­ен­ти­ро­ван­ный на совре­мен­ность и хра­ня­щий память о про­шлом обще­ства, о тол­ще соци­аль­но-куль­тур­ных, полит­эко­но­ми­че­ских смыс­лов. Он тон­ко и чет­ко улав­ли­ва­ет, коди­фи­ци­ру­ет совре­мен­ность в понят­ных, доступ­ных, близ­ких ее соци­аль­но-повсе­днев­ным умо­на­стро­е­ни­ям обра­зах, социо­лек­тах и обо­зна­ча­ет, напол­ня­ет смыс­лом, фор­ми­ру­ет через свой язык ори­ен­та­ции, цели, жела­ния. Если пред­ста­ви­те­ли англо­сак­сон­ской науч­ной тра­ди­ции дав­но и систем­но изу­ча­ют раз­лич­ные «соци­аль­но-кули­нар­ные» про­ек­ты, про­грам­ми­ру­ю­щие тот или иной теле­ви­зи­он­ный образ жиз­ни (Lifestyle television), обу­ча­ю­щие повсе­днев­но­сти, то для медиа­линг­ви­стов, рабо­та­ю­щих на ином куль­тур­ном мате­ри­а­ле, подоб­но­го рода под­ход к кули­нар­но­му меди­а­тек­сту неха­рак­те­рен. Это прин­ци­пи­аль­но невер­но, осо­бен­но если учи­ты­вать, что фор­ма­ты мно­гих кули­нар­ных реа­ли­ти-шоу раз­ра­ба­ты­ва­ют­ся англо-аме­ри­кан­ски­ми теле­ви­зи­он­ны­ми ком­па­ни­я­ми, а затем про­дви­га­ют­ся в ино­на­ци­о­наль­ных куль­тур­ных медиа­про­стран­ствах. В свя­зи с этим необ­хо­ди­мо иссле­до­вать и ту систе­му обра­зов, язы­ка и дис­кур­сов, кото­рая при­вно­сит­ся мат­рич­ным фор­ма­том меди­а­тек­ста, и ту, кото­рая фор­ми­ру­ет­ся в кон­крет­ной соци­аль­но-повсе­днев­ной среде.

Кули­нар­ный меди­а­текст все­гда рабо­та­ет на един­стве доступ­но­го, реаль­но­го и меч­ты, соблаз­на, обы­ден­но­сти и неожи­дан­но­сти. Ему при­су­ща свое­об­раз­ная и инфор­ма­ци­он­но-худо­же­ствен­но-игро­вая, и эсте­ти­че­ская при­ро­да, кото­рая пред­по­ла­га­ет то, что Ю. Лот­ман назы­вал «актив­ным “вхож­де­ни­ем в текст”», и про­яв­ля­ет­ся через его «…функ­ци­о­ни­ро­ва­ние в ауди­то­рии и отно­ше­ние к нему самой этой ауди­то­рии» [Лот­ман 2005: 483]. Кули­нар­ный меди­а­текст нель­зя «потреб­лять» (Ю. Лот­ман) подоб­но новост­но­му ана­ли­ти­че­ско­му или же пуб­ли­ци­сти­че­ско­му тек­сту, т. е. читая, слу­шая, смот­ря и даже ком­мен­ти­руя его при­выч­ным обра­зом. Кули­нар­ный меди­а­текст пред­по­ла­га­ет, что он не толь­ко будет «потреб­лен» в виде инфор­ма­ции, но и вопло­щен непо­сред­ствен­но в прак­ти­ку повсе­днев­ной жиз­ни: будь то при­го­тов­ле­ние зав­тра­ка по жур­наль­но­му рецеп­ту, или обед в ресто­ране, о кото­ром рас­ска­за­ли во вче­раш­ней теле­про­грам­ме, или кули­нар­ное путе­ше­ствие, рекла­ма кото­ро­го была уви­де­на на сай­те, или надеж­да изме­нить жизнь, став удач­ным пова­ром, кон­ди­те­ром, кули­нар­ным бло­ге­ром или при­няв уча­стие в реа­ли­ти-шоу, или реа­ли­за­ция меч­ты о поезд­ке в Про­ванс, Сици­лию, куль­тур­но-кули­нар­ные обра­зы кото­рых созда­ны в кни­гах извест­ны­ми кули­нар­ны­ми кри­ти­ка­ми, или же пре­вра­ще­ние в кули­нар­но­го стран­ни­ка и т. п. Для медиа­линг­ви­сти­ки обо­зна­ча­ет­ся круг вопро­сов, обу­слов­лен­ный необ­хо­ди­мо­стью опре­де­лить и иссле­до­вать преж­де все­го про­бле­мы, свя­зан­ные, с одной сто­ро­ны, с ком­му­ни­ка­тив­ны­ми ситу­а­ци­я­ми, поня­ти­я­ми пред­тек­ста, иден­ти­фи­ци­ру­ю­щей инфор­ма­ции, меха­низ­мов и прин­ци­пов адек­ват­но­го пони­ма­ния (Дж. Серл, С. Шиф­фер), с дру­гой — со сфе­рой изу­че­ния основ и прин­ци­пов реа­ли­за­ции соци­аль­ных, повсе­днев­ных идей, моде­лей в раз­лич­ных повест­во­ва­тель­но-ком­му­ни­ка­тив­ных ситу­а­ци­ях, рече­по­ве­ден­че­ских актах (Н. Арутю­но­ва) [Арутю­но­ва 1999].

В про­цес­се раз­ви­тия кули­нар­ный меди­а­текст выра­бо­тал харак­тер­ный сло­варь, в свою оче­редь, про­ду­ци­ру­ю­щий осо­бое сло­во­упо­треб­ле­ние мно­гих соци­аль­но-быто­вых и про­фес­си­о­наль­ных поня­тий, выра­же­ний. Их свое­об­ра­зие одно­вре­мен­но опре­де­ля­ет­ся гастро­но­ми­че­ской куль­ту­рой, мас­сме­диа, соци­аль­но­стью, повсе­днев­но­стью и актив­но­стью куль­тур­ной памя­ти. При этом герои раз­лич­ных кули­нар­ных меди­а­тек­стов, гото­вя и про­буя блю­да, не толь­ко харак­те­ри­зу­ют их одно­тип­ны­ми выра­же­ни­я­ми (как пах­нет!; какой потря­са­ю­щий аро­мат!; какой запах!; какая пре­лесть; это потря­са­ю­ще, это вкус­но; это неимо­вер­но; это боже­ствен­но, какая тек­сту­ра), но и ста­ра­ют­ся избе­гать раз­вер­ну­тых, лек­си­че­ски, сти­ли­сти­че­ски тон­ких опи­са­ний вку­сов, чувств, ощу­ще­ний. Пред­по­чте­ние отда­ет­ся обоб­щен­ным опре­де­ле­ни­ям эмо­ций. Зача­стую это мак­си­маль­но пол­но про­яв­ля­ет­ся через части­цы и осо­бен­но меж­до­ме­тия — эмо­ци­о­наль­ные сиг­на­лы (В. Вино­гра­дов) [Вино­гра­дов 1972]. Кули­нар­ный меди­а­текст стре­мит­ся мак­си­маль­но пол­но исполь­зо­вать воз­мож­но­сти эмо­ци­о­наль­ных, смыс­ло­вых уни­вер­са­лий, при­ми­ти­вов (А. Веж­биц­кая). Понят­но, что в сло­варь и сло­во­упо­треб­ле­ние это­го меди­а­тек­ста обя­за­тель­но, поми­мо вер­баль­ной, вхо­дит визу­аль­ная и ауди­аль­ная состав­ля­ю­щие. Зна­чит, ста­но­вит­ся оче­вид­ным: про­бле­мы и зада­чи медиа­линг­ви­сти­ки в этом направ­ле­нии толь­ко усложнятся.

Выво­ды — это один сум­ми­ру­ю­щий тезис: чем ско­рее кули­нар­ный меди­а­текст ста­нет пред­ме­том иссле­до­ва­ния медиа­линг­ви­сти­ки, и осо­бен­но сла­вян­ской науч­ной тра­ди­ции, тем быст­рее, успеш­нее он будет впи­сан имен­но с пози­ций ее тео­рии и мето­до­ло­гии в суще­ству­ю­щую миро­вую науч­ную тра­ди­цию. Кро­ме того, медиа­линг­ви­сти­че­ский под­ход обна­ру­жит и аргу­мен­ти­ру­ет для этой тра­ди­ции новые направ­ле­ния, аспек­ты виде­ния и иссле­до­ва­ния кули­нар­но­го меди­а­тек­ста как слож­но­го поли­се­ман­ти­че­ско­го, поли­и­део­ло­ги­че­ско­го явле­ния медиакоммуникации.