ОБ ОСНОВНЫХ КОЛЛИЗИЯХ МЕДИАЛИНГВИСТИКИ – Журнал «Медиалингвистика»

by Э. Г. Шестакова (Донецк)

Аннотация

Abstract

Об авторе

About the author

Для цитирования

For citation

Индексы

Аннотация

Abstract

Об авторе

About the author

Для цитирования

For citation

Индексы

Казалось бы, написание рецензии на словарь терминов и понятий — не очень сложное дело. Необходимо, во-первых, прокомментировать корпус основных терминов и понятий, привлечённых авторами словаря; во-вторых, обозначить логику и принципы описания второстепенных, дополнительных терминов и понятий, вошедших в словарь; в‑третьих, проанализировать объём словарных статей, указав смысловые и идейные основы трактовки тезауруса; в‑четвёртых, показать сущностные смысловые, идейные изменения, а также колебания в истолковании терминов и понятий в сопоставлении с существующей словарно-энциклопедической традицией и традицией, идущей от научной и учебной литературы.

Для большинства традиционной словарно-энциклопедической литературы в сфере гуманитарных наук такой метод оказывается эффективным. Его суть точно сформулировал А. Ф. Лосев, делая обзор словарей и энциклопедий по вопросу из истории учений о стиле. Он убеждён в том, что, приступая к работе над научной проблемой, «исключительно только для самодисциплины и ради самопроверки», необходимо рассматривать толкования терминов и понятий основными словарями и энциклопедиями, специальными, а также содержащими справочный материал по всем отраслям знаний [Лосев 1994: 3]. Определения, содержащиеся в них — «максимально популярны и максимально понятны» [Лосев 1994: 4; также см. применение этого метода, например, Шестакова 2009]. Эти определения, как правило, служат тем общим местом, от которого отталкиваются в своих изысканиях авторы учебно-методических пособий и научной литературы. Ведь словарно-энциклопедическая литература, принадлежащая одной науке (социология, эстетика, философия, журналистика, литературоведение, лингвистика), чётко и последовательно отбирает ключевые термины и понятия, отображая в словарных статьях и их историю, и современное состояние. Составители этой литературы также вводят имена известных исследователей, художников, названия произведений, научно-культурные события, отображающие суть предмета словаря. Это справедливо и в случае тематических словарей и энциклопедий, например, посвященных биографии русских писателей, мифологии, культурологии ХХ века, сюрреализму, экспрессионизму, постмодернизму. Всё это эффективно реализуется благодаря тому, что словарно-энциклопедическая литература основывается на устоявшихся представлениях о предмете науки, научного направления или явления, которые и предопределяют понятийно-категориальный круг. Эта литература фиксирует и отображает «картину мира» науки, научного направления, явления.

Однако этот метод оказывается недейственным в ситуации, когда перед нами, во-первых, изначально, неустранимо и принципиально междисциплинарное научное направление; во-вторых, направление крайне молодое, фактически становящееся здесь-и-сейчас коллективными усилиями учёных; в‑третьих, научное направление с ещё активно изменчивым, энергично и дивергентно развивающимся предметом исследования. Это ситуация разновекторных, живых, межнациональных научных поисков понятийно-категориального аппарата, теорий научного направления, а в силу этого во многом и противоречивых, приходящих к самоотрицанию наработанных результатов и идей.

Другими словами, это ситуация, когда при несформировавшемся устойчивом самостоятельном предмете научного направления априори невозможно ещё чётко ответить на следующие вопросы, без прояснения которых словарно-энциклопедическая литература не может состояться как полноценное научно-культурное событие. Во-первых, что служит основанием для включения (исключения) тех или иных терминов и понятий в основной тезаурус научного направления и, следовательно, словарно-энциклопедической литературы, отражающей его «систематизированный свод знаний» [ЭС 1990: 5]. Во-вторых, что является показателем, критерием естественного, отвечающего задачам и целям научного направления и, следовательно, словаря, включения (исключения), объединения терминов и понятий из разнородных дисциплин в единых смысловых пределах. В‑третьих, что лежит в основе системы разрешений и ограничений, которые делают возможным и, более того, научно, идейно правомерным естественные обозначения и закрепления пределов междисциплинарного научного направления. Именно естественные пределы предмета научного направления или дисциплины, явления собственно и задают цели, принципы отбора, но, главное, характеристики терминов и понятий.

Медиалингвистика относится к таким междисциплинарным научным явлениям, возникшим на стыке наук. Как пишет Т. Г. Добросклонская (исследователь, введший в постсоветском научно-культурном пространстве термин «медиалингвистика»), медиалингвистику необходимо рассматривать в том же ряду новых академических дисциплин, что и социолингвистику, этнолингвистику, лингвокультурологию, медиапсихологию [Добросклонская 2008]. К этому ряду уже с полной уверенностью можно добавить и такие междисциплинарные новые направления, как юридическая лингвистика, политическая лингвистика, компьютерная лингвистика. Но в отличие от социолингвистики, этнолингвистики, истоки которых уходят в работы русских филологов Ф. И. Буслаева, А. А. Потебни, а собственно история начинается в мировой науке в 20–30 гг. ХХ в. [ЭС 1990; Бондалетов 1987], медиалингвистика — сознательное и необходимое порождение 70‑х гг. ушедшего столетия. Её основоположниками считаются наши современники — Т. ван Дейк, Р. Барт, У. Эко. Такая ситуация осложняется еще и тем, что система изучения массмедиа тоже относительно недавно оформилась в самостоятельное научное направление. Она, как и многие научные направления новейшего времени, тоже является изначально и неустранимо междисциплинарной по своей сути с вытекающим отсюда комплексом проблем.

Пожалуй, можно с уверенностью говорить о том, что такая сложная, разнородная, объёмная междисциплинарная природа медиалингвистики роднит её с таким же сложным и разнородным по своей природе и способу рефлексии, представления в научно-культурном пространстве явлением, как философия языка. Медиалингвистика столкнулась сейчас с теми же гносеологическими, эпистемологическими и методологическими проблемами, что и около сорока лет назад философия языка. Немецкие специалисты, пытавшиеся систематизировать взгляды на это научное направление, отмечали, что «за обозначением „философия языка“ не скрывается ни единое теоретическое образование, ни единогласие в постановке вопросов» [Соболева 2005: 9]. Начиная с 70‑х гг. ХХ века перед специалистами по философии языка стали вопросы, которые сейчас крайне актуальны и для медиалингвистики, проходящей путь научно-культурной рефлексии и обозначающей систему своих естественных пределов.

Как указывает М. Е. Соболева, делая тщательный обзор научной литературы по теме философии языка, для учёных, философов крайне важно было наметить основополагающий блок проблем в подходе к предмету философии языка. Прежде всего, несмотря на длительную историю, «философия языка как дисциплина почти не определена и только приблизительно отграничена от других дисциплин. <…> Пока не существует никакой систематизации или систематического представления о философии языка (по крайней мере, никакого удовлетворительного) ни со стороны философов, ни со стороны лингвистов» [Соболева 2005: 8], что предопределено следующим. Для большинства специалистов очевидно: «во многих случаях нельзя точно сказать, понимает ли себя исследование в области философии языка с позиций теории науки, т. е. относящимся к философии лингвистики или даже к общей теории науки, или оно хочет заняться сугубо философскими проблемами, что подразумевает, что философские проблемы всегда можно свести к проблемам используемого при их обсуждении языка: исследование в этом случае относится к лингвистической философии» (курсив авт. — Э. Ш.) [Соболева 2005: 8–9].

Если экстраполировать эти идеи на проблемное поле медиалингвистики, то их можно переформулировать так. Во многих случаях ещё нельзя точно сказать, понимает ли себя исследование в области медиалингвистики с позиции теории, философии массмедиа, когда прерогатива отдаётся массмедийности, реализующейся в том числе и через язык и особенное образовани — язык массмедиа, или оно хочет заняться лингвистическими проблемами, максимально актуализируя их массмедийностью. В первом случае медиалингвистика будет преимущественно апеллировать к онтологическому взгляду на взаимосвязь языка и социальной действительности, теории познания, теории мышления, теории восприятия, теории действия, проблеме реальности, блоку социокультурных и антропологических проблем. Во втором случае медиалингвистика будет нацелена на отображение в и через язык массмедиа социальных и национально-культурных проблем, тесно соприкасаясь прежде всего с лингвокультурологией и социолингвистикой. Особенно в той области интересов последней, которые еще с 50‑х гг. ХХ в. устремлены к языку СМИ и непосредственно затрагивают комплекс проблем социально-языковой ситуации, социально-языковой личности, различных ситуаций общения, «социальной дифференциации языка на всех уровнях его структуры», и в частности исследуют «характер взаимосвязей между языковыми и социальными структурами, которые многоаспектны и носят опосредованный характер» [Лингвистический 1990: 481].

От прояснения ответа на вопрос, как же понимает себя исследование в области медиалингвистики, и будет более чётко определена судьба, пути и тенденции дальнейших изысканий, отталкивающихся от основополагающей идеи медиалингвистики: «предметом этой новой дисциплины является изучение функционирования языка в сфере массовой коммуникации» [Добросклонская 2008: 45]. Коллективные научные поиски, объединяющие различные национальные школы и традиции, в этом направлении идут весьма активно, о чём свидетельствует работа межгосударственного научно-культурного объединения «Медиалингвистика» под патронатом Л. Р. Дускаевой [http://medialing.spbu.ru]. Как свидетельствуют результаты исследований, медиалингвистика как новое научное направление сейчас оказалась в ситуации продуктивных коллизий рефлексии, когда есть и определённый наработанный материал, и обозначены группы ведущих методов его исследований, апробированные к тому же в разных национально-культурных традициях функционирования массмедиа, и намечены основные проблемные направления для дальнейшей работы. Однако эти же коллизии рефлексии медиалингвистики продуцируют вопрос о целесообразности словаря медиалингвистики и, естественно, о той системе координат, в которой его надо воспринимать и оценивать. Отталкиваясь от такого видения состояния медиалингвистики, и попробуем разобраться в том, что же представляет собою Словарь, составленный коллективом украинских учёных из Киевского национального университета им. Тараса Шевченко [Медіалінгвістика 2013].

Сразу же необходимо отметить, что Словарь написан на стыке нескольких тенденций, которые непосредственно и честно заявлены в Предисловии самими авторами. Так, они отдают себе в этом отчёт и предупреждают читателей о том, что «медийная лексикография — новое направление профессиональной деятельности гуманитариев, которое отображает актуальные тенденции развития коммуникативной сферы общественной жизни» (с. 5)¹. Коммуникативная сфера общественной жизни — это то, что образует проблемное поле и систему проблемных ситуаций (Ю. Степанов) гуманитарных, точнее, социогуманитарных наук в их совокупности и при этом снятости (в гегелевском понимании) их естественных пределов. Это отражается даже в активизации общегуманитарных терминов и понятий, объединяющих научный лексикон исследователей различных наук. Безусловно, что медийная лексикография изначально в силу междисциплинарной природы и предметов медийноцентричных научных направлений не может не учитывать такой ситуации. Идейно-смысловые представления о сути массовой коммуникации, медиасферы, медиатекста, заложенные в этой лексикографии, изначально и сильно влияют на концептуальное наполнение, акценты, которые придают авторы Словаря медиалингвистическим терминам и понятиям.

Кроме того, при всей относительной устойчивости современного понятийно-категориального аппарата теории массмедиа и его отражения в существующей медийной лексикографии, всё же до сих пор остаётся проблема неосмысленности естественных пределов теории массмедиа и предопределяемой ею системы концептуальных вопросов. Всё это проявляется в концепциях систематизации и принципов описания тезауруса теории массмедиа.

Естественно, этот же фактор осложняет вычленение и трактовку предмета и объекта медиалингвистики, которая неизбежно внутренне зависима от теории массмедиа. Это постоянно обнаруживается в изысканиях по медиалингвистике, в том числе и в Словаре моих соотечественников и коллег. С одной стороны, следуя за идеями Т. Г. Добросклонской, они чётко определяют в качестве ведущего объекта медиалингвистики «функционирование языка в средствах массовой информации» (с. 91). С другой, тоже в продолжение теорий Т. ван Дейка и Т. Г. Добросклонской, они объектом медиалингвистики делают медиатекст как одно из ценностных проявлений медиапространства, «особенный вид коммуникативного дискурса, в котором обрабатывается и презентируется информация социального значения» (с. 94). Предметом медиалингвистики, насколько можно судить по прочтении статей Словаря, является специфика, закономерности и тенденции взаимодействия медиатекстов и реципиента, «в результате чего в его языковом сознании формируется информационная картина мира как результат систематического взаимодействия реальности одного типа (концептуальной картины мира индивида) с гетерогенною реальностью иного типа (медиареальностью)» (с. 94–95). Значимыми оказываются особенности отображения, точнее, взаимоотображения различных по своей природе реальностей и картин мира, максимально актуализированных беспрерывной и тотальной медиатизацией — «процессом и результатом глобального влияния медиаресурсов на языковое сознание реципиентов, что обусловливает формирование информационной картины мира с помощью специфических медийных когниотипов…» (с. 96).

Как можно заметить, объект и предмет медиалингвистики киевскими исследователями целенаправленно рассматриваются в тройной системе координат: теории массмедиа, теории лингвистики, теории философии. А если быть еще точнее, то в их своеобразном перекрёстке, когда идёт попытка найти и удержать тонкое равновесие этих трёх составляющих. Например, определяя такое ключевое понятие, как «Информационная картина мира», без которого невозможно охарактеризовать практически ни одно понятие, имеющее отношение к медиалингвистике, авторы Словаря дают ей такое толкование: это «определённое мировоззрение, идеология, система общественных ценностей, вербализированных в языке медиа; словесно выраженные представления о жизнедеятельности человека и возможные интерпретации окружающей действительности. <…> Особая роль в анализе информационной картины мира принадлежит лексико-семантическому уровню языка, в котором как эксплицитно, так и имплицитно отражены смысловые и ценностные параметры модели мира, определены особенности рефлексии мира народом. В медиалингвистике как самостоятельном направлении научного анализа языка средств массовой информации чётко наблюдается переход от лингвистики „имманентной“ (ориентированной на изучение языка в „самом себе и для себя“) к лингвистике антропологической, для которой главная цель — изучение языка в непосредственной связи с человеком, его сознанием, мышлением, духовно-практической деятельностью, социальными, политическими и другими проявлениями» (с. 66).

Однако удержать искомое и крайне необходимое именно сейчас, в период становления и самоопределения медиалингвистики, равновесие не всегда удаётся. Это проявляется уже в том, что наряду с близкородственными и не всегда чётко дифференцированными через характеристики понятиями «Информационная картина мира» и «Медиакартина мира» в Словаре нет таких существенных статей, как «Медиасобытие», «Медиаобраз», «Реальность», «Медиареальность». При этом, казалось бы, синонимическое реальности, особенно с учётом украинского языка, понятие «Медиапространство» трактуется в сугубо формализированном смысле — «комплексное название информационной сферы: страницы газет, журналов, эфир радио и телевидения, место на сервере Интернета и др.» (с. 94). Сходный подход наблюдается и при выделении и описании понятий «Событие» и «Факт», когда доминирует традиционный журналистский подход, что и отражается прямо в статьях и имплицитно — в нюансировке предмета и объекта медиалингвистики. Во многом это можно отнести, во-первых, к становящейся теории массмедиа, которая сама относительно недавно стала предметно заниматься теоретизированием многих собственных базисных терминов и понятий; во-вторых, к отсутствию знаковых систематизирующих работ, в которых было бы представлено лингвистическое или даже лингвофилософское описание понятий «Событие», «Факт». В исследованиях А. Вежбицкой, Н. Д. Арутюновой [Арутюнова 1999] намечены такого рода подходы, однако их нельзя считать исчерпывающими, особенно в ситуации, когда активизировалась медийная составляющая почти во всех научных направлениях.

Аналогичные и во многом неизбежные процессы нарушения «центра тяжести» междисциплинарности и, следовательно, определения и последовательной характеристики предмета и объекта медиалингвистики наблюдаются и при обосновании группы понятий, для которых центральными и родовыми являются понятия языка и речи. Так, в 13 статьях Словаря, которые должны чётко проявить свою неустранимо медиалингвистическую сущность («Язык HTML», «Язык журналов», «Язык СМИ», «Язык литературный», «Язык политический», «Язык радио», «Язык рекламы», «Язык телевидения», «Речевой этикет», «Речь диалогическая», «Речь информационная», «Речь монологическая», «Речь разговорно-бытовая»), преобладает сугубо традиционно лингвистическая трактовка понятий. Понятно, что удержать «центр равновесия» при работе с объектом, предметом и, соответственно, понятийно-категориальным аппаратом междисциплинарного научного направления, испытывающего мощное и зачастую разновекторное влияние сильных и самостоятельных научных начал, практически невозможно. И понятно, что медиалингвистике еще достаточно долго в процессе самоопределения придётся «оглядываться», учитывать внутри себя гены и философии, и теории массмедиа, и лингвистики, вырабатывая внутреннюю культуру самосознания и представления себя.

Эти обстоятельства изначально усложняют задачу по отбору, описанию терминов и понятий Словаря по медиалингвистике, делают её, фактически, провокационной, заставляющей чутко и строго следить за принципами, критериями составления, систематизации и характеристики тезауруса. Медиалингвистика, именно как новое научное направление попадая в провокационное поле теории массмедиа, в этом научном направлении должна найти основы и принципы для самоопределения, самоограничения, рефлексии, а также и внутри социогуманитарных наук в целом. И это, конечно же, должно зафиксироваться в Словаре.

При этом авторы сознательно вписывают Словарь в представительный, особенно при условии молодости научного направления, ряд мировой, в том числе и славянской, именно медийной словарно-энциклопедической литературы, на что тоже указывают в Предисловии. Они ограничивают параметры выбора и включения (исключения) терминов и понятий, в первую очередь, журналистской лексикографией. В Предисловии указывается ряд словарей и энциклопедий в основном рубежа наших столетий. Хотя, к сожалению, нет упоминания о хорошо известном на постсоветском научном пространстве родоначальнике украинской лексикографической традиции — знаменитом словаре Д. Григораша «Журналістика у термінах і виразах» [Григораш 1974].

При этом необходимо отметить, что в ряду медийной лексикографии, насколько известно автору этой рецензии, ещё нет словаря по медиалингвистике. Следовательно, представленный украинский Словарь является действительно пионерским. И прежде всего по постановке задачи: в разнонаправленном научном материале отобрать и структурировать операционные понятия и термины, относящиеся к медиалингвистике как неотъемлемой составляющей теории массмедиа. Авторы Словаря, отталкиваясь от медийной лексикографической традиции, цели и задачи формулируют так: «Медиалингвистический аспект в таких словарях стал необходимым компонентом лексикографического терминоряда, однако, учитывая всеобщность, широту издания, лингвистическая проблематика в СМИ была представлена несистемно, спорадически, часто не в языковедческих понятиях и дефинициях. Следовательно, с развитием медиалингвистики, её становлением как отдельной отрасли языкознания необходимость в медиалингвистическом словаре толкового типа становится очевидной. Предложенный словарь является первой, инновационной попыткой систематизировать терминоряд медиалингвистики с учётом специфики языковедческого подхода к анализу текстов СМИ (интралингвистические критерии анализа) и особенностей медийных текстов как коммуникативных феноменов, ориентированных на массовое языковое сознание (экстралингвистические критерии анализа)» (с. 6). Это довольно-таки сложная задача, в первую очередь, в силу междисциплинарной природы науки о массмедиа. Это требует от авторов Словаря высокой научной культуры и такта, а также определения того идейно-смыслового стержня, опираясь на который они и выстраивают своё понимание нового научного междисциплинарного явления.

Медийная лексикография, которая, по точно сформулированному замечанию киевских исследователей, «обнаружила тенденцию к смысловому универсализму, когда пояснению подлежит широкий круг понятий разных видов и типов журналистской деятельности» (с. 5), задаёт и логику отбора и характеристики терминов и понятий в Словаре. Эта логика внутренне неразрывно обусловлена логикой концепирования предмета и тезауруса теорией журналистики, шире — теорией массмедиа, когда медиалингвистика понимается как новая самостоятельная, но при этом и неотъемлемая составляющая теории массмедиа, почти растворённая в ней. Медиалингвистика рассматривается с позиции её вхождения или, точнее, обнаружения и обживания внутри теории массмедиа.

При этом проблема самостоятельности (или хотя бы чёткой и легитимно закреплённой автономности) медиалингвистики внутри теории массмедиа не всегда осознаётся и прописывается в Словаре. Например, статьи «Знак рекламный», «Дезинформация», «Медиакратия», «Медиапрогноз», «Медиарынок», «Поле медиаментальное», «Социализация вторичная», «Электорат», «Этика журналистская», «Функция идеологическая», «Функция коммуникативная», «Функция культурно-образовательная», «Функция рекламно-справочная», «Функция рекреативная», «Функция социально-организаторская», безусловно, необходимы в Словаре по медиалингвистике. Однако принципы и способы характеристики такого типа терминов и понятий должны быть более актуализированы собственно медиалингвистическими, а не общими массмедийными смыслами и спецификой. При этом не думается, что подобного рода моменты надо толковать как недочёты или огрехи Словаря. Скорее необходимо говорить о проблемах научного и методологического поиска. Ведь здесь с особой силой и обнаруживается одна из коллизий медиалингвистики, которая не могла не отразиться в Словаре. Понятно, что в Словарь вошли те термины теории массмедиа, которые соответствуют конкретным, практическим особенностям медиатекста — ключевого понятия медиалингвистики. Однако, в отличие от лингвистики, эстетики, литературоведения, в медиалингвистике еще не выработана культура диалога с понятийно-категориальным аппаратом родственных наук. Эта, пропущенная сквозь практику научной жизни, коллизия рефлексии медиалингвистики касается непосредственно её естественных пределов одновременно и в общем поле аналогичных, родственных ей междисциплинарных научных явлений, и в общем пространстве и границах теории массмедиа.

Подобная логика естественно, главное, закономерно, сообразно с медиалингвистическим «базовым компонентом — „медиа“» [Добросклонская 2008: 45] направляет авторов Словаря в сторону массмедийных терминов и понятий, а также, что особенно показательно, массмедийных принципов их характеристики. Так в Словаре появляются статьи, например, «Агентство информационное», «Аккредитация», «Апгрейдинг», «Асимметрия коммуникативных ресурсов», «Бренд-администратор», «Власть и СМИ», «Печать, полиграфия», «Пресс-центр», «Почта электронная», «Рынок СМИ», «Сайт», «Свобода массовой информации», «Скайп», «Сервис форумов». Последнее понятие характеризуется как «веб-сайт в Интернете, который позволяет любому пользователю создавать свой собственный веб-форум» (с. 147). Понятно, что именно под таким смысловым акцентом охарактеризованные понятия непосредственного отношения к предмету медиалингвистики не имеют. Это чётко следует из статьи «Медиалингвистика», представленной в Словаре: «это новая междисциплинарная гуманитарная дисциплина, которая занимается изучением функционирования языка в средствах массовой информации. Медиалингвистика рассматривает такие вопросы, как: теоретические основы и общественные условия возникновения медиалингвистики; роль СМИ в динамике языковых процессов; функционально-стилистический статус медиаречи; понятия медиатекста как базовой категории медиалингвистики; описание методов изучения текстов массовой информации; анализ лингвостилистических признаков основных типов и жанров медиатекстов…» (с. 91).

Хотя такие сугубо массмедийные термины и понятия, именно как вспомогательные, в Словаре не кажутся слишком избыточными или же резко разрушающими критерии включения и принципы организации терминологической системы, что, конечно, было бы очевидно при традиционном подходе к академической научной дисциплине. В случае же с междисциплинарной медиалингвистикой, впервые познающей опыт словаря, возможно применение других критериев оценивания. Включение такого рода терминов и понятий, их чёткое, краткое справочное объяснение направлено на поддержку еще неуверенных в своей самостоятельности и естественных границах существования понятий и терминов медиалингвистики.

В связи с такой логикой авторы Словаря включают, хотя и в меньшей степени, в тезаурус и традиционные и относительно новые лингвистические понятия, постоянно и целенаправленно актуализируя их спецификой медиалингвистики. Например, «Адресат (в медиа)», «Активация (в медиа)», «Аллегория», «Аллитерация», «Антропоним (в медиа)», «Арго», «Ассонанс», «Высказывание», «Гипертекст», «Интертекст», «Диалог», «Диалект территориальный», «Коннотация», «Лингвистика текста», «Литературный язык», «Метафора», «Сленг», «Словарь активный», «Словарь пассивный», «Стилистика», «Текст», «Эпитет», «Эвфемизм», «Язык журналов», «Языковая политика». Показательно то, что украинские учёные уже в Предисловии обусловливают такую логику отбора и характеристики терминов и понятий: «Словарные статьи включают также и понятия, касающиеся собственно лингвистики, без которых невозможно проанализировать специфику языка СМИ и которые являются синкретической формой современной гуманитаристики (прежде всего, журналистики, некоторые политологические и др.)» (с. 7). При этом в Словаре отсутствует статья «Дискурс», но есть статьи «Дискурс политический», «Медиадикурс».

Показательно, что киевские учёные вводят в Словарь систему статей, посвященных родственным медиалингвистике междисциплинарным научным направлениям («Юридическая лингвистика», «Лингвистика политическая») и, соответственно, их типам текста («Текст политический»), при этом статья «Текст юридический» отсутствует.

Необходимо сделать акцент на том, что в Словаре происходит во многом показательное становление и закрепление смыслового поля понятий, которые можно отнести к собственно медиалингвистике. Это, конечно же, статьи «Медиатекст», «Медиатопика», «Медиатизация», «Медиакартина мира», группа статей, посвященных жанрам и, в первую очередь, жанрам медиатекста, группы статей о композиции и стилистике медиатекста и медиаречи, группа статей, в которых даётся характеристика методов исследования медиатекстов. Эти статьи объединяет двуединое стремление авторов так выстроить описание понятий, чтобы они, во-первых, представляли новое идейно-смысловое явление, несводимое к родственным, но уже не тождественным понятиям; во-вторых, обозначали выход в смежные и необходимые для полноценного функционирования научные направления. Иллюстрацией может быть небольшая статья, посвященная не очень популярному, но необходимому для нового научного направления понятию. «Медиаисследования — исследования особенностей средств массовой информации (языка, цели, заданий, функций коммуникации, типологии жанров, текстов и др.), результативности их влияния на языковое сознание реципиентов» (с. 90). Примечательно, насколько лаконично, но при этом очень чётко и ясно с помощью синтаксических особенностей построения предложения сфокусировано внимание именно на медиалингвистической специфике медиаисследования и даны выходы в теорию восприятия, теорию познания, теорию отображения, теорию действия, которые актуализированы медиаязыковой спецификой.

Остался еще один требующий прояснения момент — и снова-таки из-за коллизий медиалингвистики. Этот момент касается важнейших исследовательских методов и их трактовки авторами Словаря. И в этом плане они тоже идут вполне привычным путём. Отталкиваясь от методов и подходов, предложенных и детально охарактеризованных Т. Г. Добросклонской, киевские исследователи дополняют их методами антропологической лингвистики, что следует из логики включения некоторых статей в Словарь, а также делают попытку адаптации хрестоматийных журналистских и массмедийных методов к медиалингвистике. Как стремление увидеть новые аспекты предмета и новые методы медиалингвистики показательно включение во многом спорной статьи «Метод медиамониторинга; Метод прагмалингвистического мониторинга». Он трактуется как «современный метод в медиалингвистике, который используется при создании медийных лексикографических изданий. <…> Метод медиамониторинга почти всегда имеет авторскую интерпретацию, а потому способствует самостоятельному поиску языкового материала для его дальнейшей обработки. Среди типов метода медиамониторинга выделяют тематический, выборочный, сплошной, сравнительный, межкультурный и др. Каждому из этих видов присущ собственный комплекс приёмов, который используется при анализе конкретных медиатекстов» (с. 101).

Заканчивая рецензию на Словарь, хотелось бы отметить еще три его особенности, обусловленные именно коллизиями медиалингвистики. Во-первых, в Словаре, как и положено словарю такого типа, есть словарные статьи, посвященные характеристике иностранных аббревиатур, которые распространены в современной информационной сфере; во-вторых, имеются нетипичные для словарей Приложения, в которых предложены тексты кодексов профессиональной этики журналистов Украины, РФ, США, Беларуси, Казахстана и, в‑третьих, словарь снабжён серьёзным списком научной, учебно-методической, лексикографической литературы на нескольких европейских языках по проблеме медиалингвистики. Если учесть, что Словарь, кроме прямой и традиционной функции, еще является и важной составляющей в ансамбле научной учебно-методической литературы, созданной для первой на Украине специализации по медиалингвистике, то последние два пункта выглядят вполне естественно. Насколько подобная логика составления и, главное, характеристики тезауруса по медиалингвистике будет перспективной, когда лакуны будут заполнены, коллизии рефлексии перейдут на качественно новый уровень, покажет время. Однако сейчас это вполне приемлемый принцип создания Словаря.

Подводя краткий итог, необходимый для жанра рецензии, можно констатировать следующее. Актуальность Словаря бесспорна. Структура и принципы описания понятий и терминов отображают не «картину мира» научного направления, а, если и дальше развивать эту аналогию, «ментальность» нового научного явления — медиалингвистики. Сейчас активно и целенаправленно идёт прояснение и кристаллизация системы этого научного направления, а словарно-энциклопедическая литература в этом процессе играет роль систематизирующей научно-культурную рефлексию основы. В силу этого составленный украинскими учёными Словарь — не только пионерское, но и перспективное, открытое для развития научное явление.

¹ Здесь и далее в круглых скобках указаны номера страниц рецензируемого издания.

ЛИТЕРАТУРА

REFERENCES

ЛИТЕРАТУРА

REFERENCES

THE PRINCIPAL COLLISIONS OF MEDIA LINGUISTICS