Развитие медиа, а особенно так называемых новых медиа, обусловило рождение очередной лингвистической субдисциплины — медиалингвистики. Статус ее определяют как измерения самих медиа (технологическое, ментальное, общественно-культурное и семиотическое), так и интеллектуальная аура в гуманитарных и общественных науках, которую характеризуют, в частности, такие тенденции, как: 1) эпистемологический плюрализм, 2) контекстуализм, 3) интердисциплинарность, интегрализм. В этой ситуации медиалингвистика не может ограничиться только узкими рамками лингвистики с филологическими и структуралистскими традициями, необходимо приложить усилия к созданию лингвистики открытой, стремящейся к интеграции наук.
(MEDIA)LINGUISTIC DILEMMAS
The development of the media has come to determine the birth of another sub-discipline of linguistics — media linguistics. Its status is defined by both the dimensions of the very media themselves (technological, mental, socio-cultural and semiotic) and the intellectual aura in humanities and social sciences, which is characterized by, among others, such tendencies as: epistemological pluralism, contextualism, interdisciplinary character, integralism. In this cognitive situation, media linguistics cannot stay in the narrow frames of linguistics of philological of structuralist traditions, but has to make an effort to co-create open linguistics, getting involved in its current displaying integralistic ambitions.
Станислав Гайда, доктор филологических наук, член-корреспондент Польской АН, профессор Опольского университета
E-mail: stgajda@uni.opole.pl
Stanisław Gajda, PhD, professor of the Opole University, Instytut Polonistyki i Kulturoznawstwa
E-mail: stgajda@uni.opole.pl
Гайда Ст. (Медиа)лингвистические дилеммы // Медиалингвистика. 2015. № 3 (9). С. 15–23. URL: https://medialing.ru/media-lingvisticheskie-dilemmy/ (дата обращения: 08.11.2024).
Gajda St. (Media)linguistic dilemmas // Media Linguistics, 2015, No. 3 (9), pp. 15–23. Available at: https://medialing.ru/media-lingvisticheskie-dilemmy/ (accessed: 08.11.2024). (In Russian)
УДК 81-13
ББК 81.0
ГРНТИ 16.01.07
КОД ВАК 10.02.19
1. Медиалингвистика — новая ли это субдисциплина? Медиалингвистика кристаллизуется и набирает силу. Справедливость этого утверждения может подтвердить не только обилие работ, посвященных медийной коммуникации, в частности в Польше [Grzenia 2007; Tekst… 2009; Style… 2013], но и усиливающийся процесс ее институализации. Это получает подтверждение во все более широком присутствии термина медиалингвистика в научном обиходе, в том числе в названиях конференций, журналов, учебников, словарей, а также подразделений в академических структурах.
Словообразовательная структура данного термина предлагает трактовку медиалингвистики как субдисциплины языкознания, объектом которой является медиальная языковая коммуникация [Skowronek 2013: 17–18]. В ее становлении можно было бы усмотреть проявление отчетливо выраженной в науке с начала XIX в. тенденции к специализации и фрагментации. В соответствии с этой тенденцией основой для выделения субдисциплин был прежде всего интересующий объект, сводимый к ограниченному отрезку действительности. Однако с течением времени картографирование науки становится вопросом все более сложным. Появляются интер- и трансдисциплинарные исследовательские поля, сгруппированные около важных и сложных понятий (например, «повседневность», «идентичность», «пол»), а также методических комплексов (например, «анализ дискурса»). Новые объединения расстраивают порядок, рассматриваемый в формально-логических категориях (ср. «сетевость» знаний), декларируют открытость и безграничность, текучесть и временный характер классификаций.
В зарождении медиалингвистики можно, однако, усмотреть не только реакцию на так называемую медиальную революцию, которая свершилась одновременно с распространением и быстрой эволюцией аудиовизуальных и мультимедиальных технологий (от телефона до Интернета), и наступление века коммуникации, но также ответ на медиальный поворот (совершаемый в рамках культурного мегаповорота), который проистекал из ранее сложившейся науки о коммуникации — коммуникологии, а также науки о медиа — медиаведения и теории печати [McLuhan 2004].
Однако не является ли заявление о рождении медиалингвистики как субдисциплины языкознания поспешным умножением сущностей сверх потребностей? Не поддаемся ли мы иным взглядам, чем чисто познавательные, при декларировании ее существования? Быть может, исследовательская польза и другие более практичные выгоды обосновывают эти новые направления научного знания, благоприятствуя концентрации исследований?
Для выяснения познавательной ситуации с медиалингвистикой важен также более широкий познавательный контекст, т. е. интеллектуальная аура в самой лингвистике, а также в гуманитарных и общественных науках. Эту ауру характеризуют, в частности, гуманистика без границ, интер- и трансдисциплинарность, эпистемологический плюрализм, интегрализм. Медиалингвистика — теоретико-методологическая рефлексия медиалингвистов, и их исследовательская практика не может остаться безразличной к исследовательским импульсам, исходящим от ее окружения, и замыкаться в узко понимаемой лингвистической традиции.
Во 2‑й части своего текста остановимся на так называемых новых медиа. Появление компьютера сильно изменило коммуникационную реальность, и это вылилось в необходимость создать медиалингвистику. Признавая очевидную необходимость исследований (ново)медиальной коммуникации и не предопределяя статус медиалингвистики, в 3‑й части обратимся к современной интеллектуальной ауре в гуманитарных науках. В 4‑й части — в качестве проекта — займемся положением медиалингвистики в отношении к интегралистической тенденции. В 5‑й, заключительной, части приведем несколько подытоживающих замечаний.
2. Новые медиа. Представляется, что непосредственным толчком для формирования медиалингвистики стало появление новых медиа. Здесь необходим терминологический экскурс. Термин медиа неоднозначен. В широком значении слова он относится ко всем материальным формам знаковых систем, позволяющим выразить и передать информацию. С точки зрения лингвиста речь идет об устной и письменной речи, печати и аудивизульной технологии. Развитие двух последних в ХХ в. вызвало появление термина массмедиа. Наряду с прессой он охватывал также радио, кино и телевидение. Термин новые медиа начал функционировать в конце столетия, в 90‑е годы, причем дискурс, в котором он появился, в большой степени имел идеологизированный характер.
Этот дискурс обращен к начатой в 2000‑х годах критике массмедиа, которые обвинялись, в частности, в эрозии высокой культуры, маргинализации оригинальной народной культуры, индокринации масс и манипуляции общественным мнением посредством политического и рыночного тоталитаризма, в утрате публичной сферой способности критического отношения к общественным ценностям. Критики массмедиа примкнули к поборникам новых медиа. Считалось, что они позволят уйти от омассовления и вернуться к аутентичному диалогу и общности, освободят информацию и коммуникацию от контроля и цензуры, приведут к настоящей демократизации коммуникации и общественных отношений, к творчеству, освобожденному благодаря новым формам отношений и идентичности в рамках виртуальных сообществ и т. п. Время показало, что цифровая плаNETа не оправдывает все эти ожидания.
Сегодня термин новые медиа в лингвистике в своем широком понимании охватывает все те коммуникационные практики, которые развились благодаря мультимедийному и «осетевленному» компьютеру, в том числе и инновации, которые благодаря компьютеру были внедрены в другие, традиционные мeдиа, трансформируя их. Однако следует подчеркнуть, что новые медиа перестают быть новыми, а компьютер не является окончательно сформированным технологическим продуктом. Его непрерывно модернизируют усовершенствуют, благодаря чему он приобретает характер изменчивой технологии.
Лингвист в своем исследовании (ново)медиальной коммуникации отдает предпочтение семиотическому измерению, хотя и не может полностью абстрагироваться от ментального и чисто технологического измерений. Он должен принимать во внимание более широкий контекст, т. е. историческую перспективу, а также общественно-культурный фон. К этому его склоняет господствующая в гуманитарных и общественных науках интеллектуальная аура (см. ниже, п. 3).
В исторической перспективе все современные изменения, в том числе и медиальные, записывают в исторические процессы чаще всего длительного действия [см.: Braudel 1999]. Вопреки эйфорическому подходу к новым медиа их появление можно трактовать не только как революционное изменение, но и как этап линейного процесса развития или, быть может, даже более сложного процесса, в котором видны явления, выводимые из прошлого, а также наложения, скрещивания и т.п. В этом процессе более новые медиа в определенной степени детерминированы старыми и остаются с ними в непрерывном диалоге. Можно заметить продолжение процесса посредством ремедиализации определенных традиций, открытие и оживление отодвинутых на второй план или недооцененных элементов прошлого. Представляется, что новые медиа не являются какой-то исторической аномалией, но подчиняются всеобщим закономерностям развития. Они представляют собой очередную стадию, зачатки которой присутствуют в ранних фазах развития. Возможно, они чаще притягивают прошлое, чем с ним порывают, свидетельствуя о сложном и богатом сосуществовании медиальных практик [см. Jenkins 2007; Nowe media 2009: 99].
Осознание историчности медиа, позволяющее избежать иллюзии революционных изменений, касается также их связей с культурой. Понятие технокультуры указывает на их извечную связь. С ходом истории взаимопроникновение техники / технологии и культуры становится все более интенсивным, а наша культурная среда — все более сложной технологически, пока не доходит до киберкультуры. Современная культура глубоко погружена в смены технологии, а новые технологии являются существенным элементом культуры и оказывают на нее огромное влияние. Одновременно различные элементы культуры имеют решающее значение в изучении и использовании опыта технологического потенциала. Медиа, таким образом, выступают и как созидательный фактор, и как результат новой технокультуры. В переходе к современности и от современности к постсовременности, от экономики доиндустриальной к индустриальной и в дальнейшем к постиндустриальной, во всех связанных с этим переходом изменениях общественной структуры (от сословного общества к сетевому) медиа — печать и аудиавизуальные медиа — выполняли роль важного исполнителя.
3. Интеллектуальная аура в современных гуманитарных науках. Исходной точкой описания познавательной ситуации определенного времени может стать категория интеллектуальной ауры. Эта сложная категория — выделяется (обще)культурная и (обще)научная — играет важную роль в совокупном восприятии мира, в его понимании, а также в воздействии на человеческое поведение. Ее можно было бы истолковать как систему убеждений — более или менее осознанную и упорядоченную — онтологично-эпистемологических, а также аксиологично-праксеологических (ср. Zeitgeist). В интеллектуальной ауре рациональные убеждения сливаются с иррациональными и эмоциональными, обыденные с научными, политическими, религиозными и т. д., новаторские с традиционными.
Общекультурная аура современных обществ обычно включает в себя два типа комплексов убеждений: всеобщее мнение — убеждение, принимаемое и усваиваемое безрефлексивно, пассивно, без дискуссий, и общественное мнение — убеждения, являющиеся результатом рефлексии, проявляющиеся в дискуссии и отражающие выработанный в ее ходе компромисс. Ни всеобщее мнение, ни общественное мнение не обязаны быть однородными. Случается, что их разделяют присутствующие в них доминирующие интерпрeтирующие дискурсы [см.: Touraine 2011], которые связаны с доминирующими политическими и / или экономическими силами и которые могут иметь огромную силу влияния на взгляды, позиции и поведение членов общества.
Научную ауру последней половины века — особенно в гуманитарных и общественных науках — характеризует столкновение доминирующего с XVII в. идеала науки нового времени с его критикой с постмодернистских позиций. Этот идеал содержит комплекс ценностей (истину, рациональность и объективизм), а также комплекс норм (универсализм, общность, бескорыстие и критицизм) [Merton 2002]. Его критика, приобретающая временами крайнюю позицию, привела, однако, к почти повсеместному признанию следующих тезисов:
— реальность является данной не во всех случаях (умеренный реализм), в определенных случаях она является конструированной (умеренный конструктивизм);
— знание о мире зависит от бесчисленных контекстов его получения (контекстуализм);
— человеческое познание характеризуется наличием множественности перспектив (эпистемологический плюрализм).
Принятие этих тезисов поставило под сомнение абсолютный характер ценностей и норм, а также непрерывность развития научного знания. В гуманитарных науках полиморфизм науки и принятие широкого, культурно обусловленного видения мира и человека открыло путь к исследованиям, объединяющим методы и понятия многих дисциплин, а также к их гибридизации. Такое видение также требует синтеза с широким эмпирическим и понятийным горизонтом.
На начальном этапе постмодернистской критики науки нового времени особую роль сыграла введенная Т. Куном концепция парадигмы [Kuhn 1962], а несколько позже категория поворота. Принятие идеи парадигмы в философии науки имело последствие в виде анархического плюрализма, а также признание принципа несоразмерности, отсутствие взаимосвязей между разными теориями (картинами мира, идентичностями). Категорию поворота можно определить как трансдисциплинарную исследовательскую ориентацию, сосредоточивающую исследования на широком проблемном поле [см.: Bachmann-Medick 2012]. На развитие большинства гуманитарных и общественных дисциплин, а также гуманистики в целом, т. е. на общегуманитарную интеллектуальную ауру большое влияние оказали три мегаповорота: лингвистический (англ. linguistic turn) и культурный, а в последнее время также онтический.
Лингвистический мегаповорот, начало которому в философии положила дискуссия о коперниканской революции Канта (в частности, И. Г. Гердер, В. Гумбольдт, Г. Фреге, Л. Витгенштейн, Р. Рорти), сконцентрировал внимание на активной роли языка в познании и привел к признанию текстовости / дискурсивности за объектную основу всей гуманистики. Ознакомление с дискурсивным посредничеством всех путей доступа к реальности выявило множество парциальных лингвистических поворотов, в частности, когнитивного, перформативного, дискурсивного, а также интерпретативного, открывающего переход к культурному мегаповороту.
Вызванный лингвистическим поворотом поворот культурный восходит к антропологии культуры, крестным отцом которой считают К. Гиртца. Культурный поворот охватывает много парциальных поворотов (в том числе иконический, медиальный, этический, (пост)колониальный, гендерный), которые ослабили мощную наррацию культурного мегаповорота и важность лингвистического мегаповорота, — ср. его критику преувеличенного подчеркивания роли языка (символических систем и дискурсивности). Таким образом обнажилась — удаленная с поля видения — реальность.
Возникла ситуация, способствующая новому мегаповороту — онтическому (ср. повороты: эмпирический, к практике, к материальности, к точности, экологический).
Обилие концептуальной продукции в гуманитарных науках вызывает фрустрацию и ощущение хаоса, а также потребность в смыслообразующем порядке, синтезе. В оппозиции к идее несоразмерности появляется новая ориентация — поворот переводческий (трансляционный) — подчеркивающая значимость перевода как комплексного культурного процесса, не ограниченного только языково-текстовым измерением. Ставшее более широким под воздействием культурного поворота понятие перевода относится также к культурной реальности (окружающий мир) и к эпистемологической плоскости (интердисциплинарной и теоретико-методологической). Процесс перевода — это труднопередаваемая практика в свете взаимозависимостей и отсечений. Анализ этого процесса затрагивает ситуации контакта, конфликта, интеракции, передачи замен и интеграции, но также и непереводимости.
В эпистемологической плоскости категория перевода усиливает критику мышления в бинарных структурах и сущностной идентичности, открывает путь к дискуссии об объединении дисциплин и парадигм, к трансформации понятий путем их переформулирования в новых контекстах, к поиску мощного интеграционного синтеза типа Теории всего, ср. науки о духе (нем. Geistwissenschaften), предполагающие цельную модель единого человеческого духа. Зарождается новая гуманистика — интегрирующая, холистическая, не-антропоцентрическая, афирмативная, регенерующая и т. д., — у которой появляются новые интерпретационные рамки.
Интеграционный подход должен в далеком от эклектизма связном восприятии (метапарадигматическом или же объединяющем множество парадигм в панорамном видении) охватывать как можно больше точек зрения, концепций, теорий. Интеграция может быть внутридисциплинарной и междисциплинарной (интердисциплинарная — понятия и методы одной дисциплины переносятся на иную / иные; мультидисциплинарная — анализирует явления с позиции разных дисциплин; трансдисциплинарная — помогает разным дисциплинам выйти за собственные рамки). Она также может объединить отдаленные традиции: существующие до нового времени (ср., в частности, Великая цепь бытия и сознания, охватывающая материю, жизнь, разум, душу и дух, а также эмпирическое, эмоциональное, рациональное, созерцательное и медитативное познание), современные и постмодернистские.
4. (Медиа)лингвистика и Теория всего. Лингвистика считается дисциплиной устоявшейся, с богатыми традициями, но открытой и одновременно оберегающей свою идентичность, со стабильным ядром. Современную лингвистику сформировали разные течения, в частности филологическо-герменевтическое, однако особую роль в ее развитии сыграла унаследованная от эпохи Просвещения позитивистская программа, реализованная в ХIХ в. сравнительно-исторической парадигмой, а в ХХ в. — структуралистической, сконцентрированной на системе (системоцентризм). Постструктуралистический период принес особое внимание к функционированию языка в реальных коммуникативных контектсах (неофункционализм в оппозиции к функционализму, ориентированному на функционирование в системе), ср. появление субдисциплин типа психо- и социолингвистики в 70‑х годах ХХ в.
Медиалингвистика зарождается уже в XXI в., пользуясь адаптацией разных поворотов в лингвистике, двух упомянутых выше мегаповоров (лингвистического и культурного) [Skowronek 2013: 87–159]). В связи с этим появляется проблема интердисциплинарности, трансдисциплинарности и т. д., т. е. интеграции не только внутрилингвистической, но и значительно шире, до охвата всего знания о мире (Теория всего). Мир представляет собой сложное и динамичное целое, и поэтому обоснованным кажется поиск путей объединения. Методологический плюрализм ведет к плюралистическому релятивизму, к фрагментарным картинам мира. Переводческий (трансляционный) поворот предлагает горизонтальную интеграцию, однако необходим интегрализм универсалистический, охватывающий также и интеграцию вертикальную (см. категория эмергенции).
Проблемой лингвистики является интеграция знаний о четырех формах существования языка: текстах, системе, компетенции / индивидуальном языковом сознании и компетенции / коллективном языковом сознании. Эти четыре формы характеризуют разные образования. Вместе с тем они взаимно друг на друга воздействуют, взаимозависимо эволюционируя. В истории языкознания заметен редукционизм: исследователи не охватывают все формы, сосредоточивая внимание, скорее, на отдельных формах (ср. в особенности системоцентричный структурализм). Каждая из форм — это сложное целое, состоящее из частей, также являющихся целым и представляющих собой часть еще более крупного целого. К примеру, сложное языковое сознание — это целое в еще более крупном целом, каким является ум [Nosal, 2012]. Текст(ы)/дискурс(ы) вписываются в человеческое поведение, в то время как языковая система — в системы естественных и общественных наук.
Следовательно, интеграционный путь требует, чтобы познающий субъект принимал во внимание четыре нередуцированные по отношению друг к другу перспективы, т. е. необходимость обратить внимание на все формы существования языка и их «вовлеченность» в целое высшего уровня. Только таким образом можно при помощи интегрального методологического плюрализма (интегрализм) преодолеть методологический плюрализм. То есть каждое исследуемое языковое явление должно быть познаваемо субъектом с принятием во внимание четырех форм познания, связанных с объективным (внешним) и субъективным (внутренним, соотносимым с сознанием), а также индивидуальным и коллективным измерением его существования. Это также касается и медиальной коммуникации.
Эта позиция по отношению к форме существования и познания языка соотносится с теорией всего в версии, предложенной К. Уилбером. Он исходит из тезиса, провозгласившего четыре измерения существования бытия: интенциональный (Я), бихевиоральный (То), культурный (Мы) и системный (Те) [Wilber 2006]. Таким образом он расширяет модель трех миров К. Поппера (физический, ментальный и культурный миры) или Ю. Хабермаса (субъективный мир Я, социальный мир Мы и объективный мир То), ср. также триаду Платона: Истина, Красота и Добро. Каждое измерение он предлагает трактовать как сложную укоренившуюся иерархию (холархию, состоящую из холонов). Развитие осуществляется путем дифференцирования и интеграции при участии каталистических элементов, происходящих из разных измерений. В развитии мира он видит четыре главные наслаивающиеся волны, четыре уровня: материя, ум, душа и дух, — которые охватывают многие потоки, модули (в частности, кинестетический, моральный, когнитивный, эмоциональный и языковой). Всю эту модель мира можно назвать холонистической моделью.
В своей модели мира Уилбер обращается к великим предмодернистским традициям мудрости, призывая Великую Цепь Бытия и Мудрости, восходящую от материи к Богу. Западный модернизм опроверг его существование, редуцируя мир до материи, сначала различая, а затем разделяя науку, искусство и мораль. Наука ограничила свое познание познанием эмпирико-сенсорном и рационально-ментальном, воздвигая преграду духовному познанию (контемпляцийно-медитативному), как ненаучному и редуцируя внутренние измерения Я и Мы до То и Те. Она заимствует также достижения постмодернизма, который сделал интерпретацию ключевым элементом бытия и познания. Холархии Я и Мы невозможно увидеть только в То и Те, без использования интроспекции и интерпретации.
На такой модели мира и познания Уилбер предлагает сплести частичные правды в связное целое при помощи трех интегрирующих принципов. Принцип неисключения означает, что открытие, признанное в рамках одной парадигмы, не может быть использовано для исключения открытий, полученных в других парадигмах. Принцип отражения, признавая все парадигмы сами по себе адекватными и правдивыми, ищет те, которые могут быть более охватывающими, более общими, чем другие, поскольку открывают больше истин. Принцип установления гласит, что познающий субъект по частям восстанавливает исследуемое явление (зависимость от своей дисциплины, общего модульного и индивидуального уровня развития сознания). Эти правила предохраняют исследователя от ошибки абсолютизма. Из них следует установка на использование и сочетание многих методов — они должны быть направлены на разные измерения окружающего мира.
Интегральный методологический плюрализм ставит перед медиалингвистикой весьма высокие требования (новые медиа — это новые образцы создания и построения текста, новые способы репрезентации окружающего мира, новые связи сообщений и т. д.). Сложности ее объекта должна соответствовать сложность познавательных действий, вплоть до выхода за пределы аналитико-эмпирических методов и формальной рациональности (см. у Ж. Пиаже постформальные рассуждения, эпистемическая мудрость, синтетический интуицизм). Интегрализм требует принимать во внимание как можно большее количество точек зрения, но в их совокупности. Его нельзя путать с эклектизмом.
5. Заключительные замечания. К представленным размышлениям, вызванным появлением медиалингвистики, можно отнестись как к выражению присущей в наше время в гуманитарным и общественным наукам потребности самообоснования. Именно так проявляется одна из норм современного идеала науки — критицизм (хотя небезосновательно временами утверждается, что постмодернизм превратил его в критический / скептический догматизм). В выделении медиалингвистики можно усмотреть и выгоды, характерные для развития науки в XIX и XX вв. (главным образом, специализация), но и определенные опасности. «Разбивание» часто приводит не столько к различению, сколько к разделению, которое связано с созданием закрытых дискурсов, (сверх)производством терминологии, отсутствием диалога между разными исследовательскими пространствами, и ставит под вопрос возможность объединения в некое целое результатов исследования. Интегрирование скрывает угрозу колонизации включаемых дискурсов, но это единственный путь к участию в публичных дебатах и влиянию на ее формы.
В лингвистике в настоящее время доминирует направление, связанное с дискурсивным поворотом, предлагающим интеграцию многих лингвистических дисциплин (в том числе стилистики, лингвистики текста, генологии, когнитивной лингвистики, социолингвистики) с науками об обществе, о культуре и об истории. Анализ / лингвистика дискурса представляет в настоящее время ряд различных подходов, однако вместо методологического плюрализма предлагает более интегрированные модели анализа дискурса, хоть и отдает предпочтение видам анализа, ориентированным на локальные знания. Они охватывают также медиальную коммуникацию. Вопрос о статусе медиалингвистики оставляю открытым. Более важным для ее идентичности представляется аспект методологический, а не объектный.
© Гайда Ст., 2015
1. Bachmann-Medick D. Cultural turns: nowe kierunki w naukach o kulturze. Warszawa, 2012.
2. Braudel F. Historia i trwanie. Warszawa, 1999.
3. Grzenia J. Komunikacja językowa w Internecie. Warszawa, 2007.
4. Jenkins H. Kultura konwergencji: zderzenie starych i nowych mediów. Warszawa, 2006.
5. Kuhn T. Struktura rewolucji naukowych. Warszawa: PWN, 1962.
6. McLuhan M. Zrozumieć media: przedłużenie człowieka. Warszawa, 2004.
7. Merton R.K. Teoria socjologiczna i struktura społeczna. Warszawa, 2002. S. 563–591.
8. Nosal Cz. Umysł wobec mediów // Chowanna. 2012. T. Spec. 2012. S. 31–46.
9. Nowe media: Wprowadzenie / red. M. Lister, J. Dovey, S. Giddings i in. Kraków, 2009.
10. Skowronek B. Mediolingwistyka: wprowadzenie. Kraków: Wyd. Uniwer. Pedagog., 2013.
11. Style współczesnej polszczyzny: przewodnik po stylistyce polskiej / red. E. Malinowska, J. Nocoń, U. Żydek-Bednarczuk. Kraków, 2013.
12. Tekst (w) sieci: tekst, język, gatunki / red. D. Ulicka. Warszawa, 2009.
13. Touraine A. Myśleć inaczej. Warszawa, 2011.
14. Wilber K. Integralna teoria wszystkiego. Poznań, 2006.