ЖИЗНЬ МИФА В СОВРЕМЕННОМ ПОЛИТИЧЕСКОМ МЕДИАДИСКУРСЕ США И ВЕЛИКОБРИТАНИИ

Постановка про­бле­мы. Современный поли­ти­че­ский медиа­дис­курс явля­ет­ся обшир­ным про­стран­ством для фор­ми­ро­ва­ния опре­де­лен­но­го вос­при­я­тия дей­стви­тель­но­сти. В свя­зи с актив­ны­ми общественно-политическими про­цес­са­ми про­ис­хо­дит пере­фор­ма­ти­ро­ва­ние обще­ствен­но­го созна­ния, обнов­ля­ет­ся кон­цеп­ту­аль­ный мир носи­те­ля язы­ка, созда­ют­ся новые цен­ност­ные уста­нов­ки и ори­ен­ти­ры. Все эти явле­ния непо­сред­ствен­но свя­за­ны с язы­ко­вы­ми про­цес­са­ми и пред­став­ля­ют огром­ный инте­рес для медиа­линг­ви­сти­ки. Как извест­но, язык обла­да­ет спо­соб­но­стью не толь­ко отра­жать дей­стви­тель­ность, но и зна­чи­тель­но вли­ять на суще­ству­ю­щую реаль­ность, а «сама поли­ти­ка — это изна­чаль­но сло­вес­ное, язы­ко­вое поле; созда­ет­ся она в язы­ке, дей­ству­ет посред­ством язы­ка и даже поли­ти­че­ская борь­ба ведет­ся преж­де все­го в язы­ко­вом поле — борь­ба за пра­во объ­явить истин­ным свой вари­ант сим­во­ли­че­ско­го струк­ту­ри­ро­ва­ния реаль­но­сти» [Литовченко 2001].

По мне­нию А. М. Цуладзе, стре­ми­тель­ные пере­ме­ны, кото­рые про­ис­хо­дят в обще­стве, спо­соб­ству­ют мифо­ло­ги­за­ции созна­ния совре­мен­но­го чело­ве­ка, «посколь­ку миф явля­ет­ся устой­чи­вой струк­ту­рой и поз­во­ля­ет вне­сти какую-то упо­ря­до­чен­ность в хао­тич­ную „кар­ти­ну мира“. Миф ока­зы­ва­ет­ся той самой „реаль­но­стью“, в кото­рую чело­век искренне верит» [Цуладзе 2003: 23]. 

Мифологизации поли­ти­че­ско­го созна­ния спо­соб­ству­ет идео­ло­гия, кото­рая явля­ет­ся неотъ­ем­ле­мой состав­ля­ю­щей любо­го типа госу­дар­ства. С помо­щью средств мас­со­вых ком­му­ни­ка­ций идео­ло­гия созда­ет необ­хо­ди­мые для госу­дар­ства поли­ти­че­ские мифы, а так­же систе­му мани­пу­ля­тив­ных средств, воз­дей­ству­ю­щих на созна­ние масс [Чернышева 2007]. Современное дис­кур­сив­ное про­стран­ство запол­не­но мифа­ми раз­но­го рода, кото­рые отра­жа­ют стан­дар­ти­зи­ро­ван­ные упро­щен­ные пред­став­ле­ния о дей­стви­тель­но­сти, собы­ти­ях или людях.

Следует отме­тить осо­бую роль средств мас­со­вой инфор­ма­ции: «СМИ явля­ют­ся важ­ным обще­ствен­ным инстру­мен­том инфор­ми­ро­ва­ния обще­ства и воз­дей­ствия на него» [Викторова 2015: 181]. М. А. Кормилицына и О. Б. Сиротинина пола­га­ют, что в совре­мен­ных СМИ интер­пре­та­ци­он­ный ком­по­нент ино­гда выра­жен силь­нее инфор­ма­тив­но­го, часто даже в ущерб послед­не­му: для жур­на­ли­ста «глав­ное — заявить и дока­зать свое мне­ние, отра­зить свой взгляд на изла­га­е­мые фак­ты» [Кормилицына, Сиротинина 2015: 57]. Кроме того, СМИ часто при­вно­сят свое виде­ние в интер­пре­та­цию собы­тий, что порой при­во­дит к под­мене объ­ек­тив­ной поли­ти­че­ской реаль­но­сти медий­ной, вир­ту­аль­ной реаль­но­стью [Вражнова 2015; Кириллова 2014]. 

Зарубежные СМИ пыта­ют­ся раз­вен­чать мифы, создан­ные, по их мне­нию, в России. В резуль­та­те про­ис­хо­дит пере­пи­сы­ва­ние рос­сий­ских «мифов» и созда­ние новых запад­ных мифов о России. Целью дан­но­го иссле­до­ва­ния явля­ет­ся рас­смот­ре­ние мифов о России, кото­рые созда­ют­ся в бри­тан­ских и аме­ри­кан­ских сред­ствах мас­со­вой инфор­ма­ции, опи­са­ние моде­ли созда­ния запад­но­го мифа через раз­вен­ча­ние мни­мых рос­сий­ских мифов и выяв­ле­ние язы­ко­вых средств, кото­рые участ­ву­ют в реа­ли­за­ции этой зада­чи в зару­беж­ной прессе. 

История вопро­са. Помимо клас­си­че­ских работ Р. Барта, Э. Кассирера, К. Леви-Стросса, А. Ф. Лосева, Ю. Лотмана, Д. Ниммо, Дж. Комбса, А. Потебни, М. Элиаде, Э. Фромма появил­ся целый ряд иссле­до­ва­ний, посвя­щен­ных функ­ци­о­ни­ро­ва­нию мифа в поли­ти­че­ском дис­кур­се. В лите­ра­ту­ре суще­ству­ют раз­лич­ные под­хо­ды к их интер­пре­та­ции и изу­че­нию: опре­де­ле­ния дан­но­го поня­тия суще­ствен­но раз­ли­ча­ют­ся у пред­ста­ви­те­лей раз­лич­ных наук и направ­ле­ний. Большинство раз­но­гла­сий каса­ет­ся фор­мы: неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли опре­де­ля­ют миф как нар­ра­тив [Wydra 2008; Gill 2011], дру­гие исклю­ча­ют повест­во­ва­ние из опре­де­ле­ния поли­ти­че­ско­го мифа и дела­ют акцент на сте­рео­ти­пах, или сте­рео­тип­ных пред­став­ле­ни­ях, и отме­ча­ют его дис­кур­сив­ную при­ро­ду [Барт 2008; Шестов 2003; Edelman 1975].

По мне­нию О. Ю. Малиновой, миф — это пара­док­саль­ная кате­го­рия, кото­рая исполь­зу­ет­ся, с одной сто­ро­ны, как инстру­мент «деми­фо­ло­ги­за­ции». «С дру­гой сто­ро­ны, сооб­ще­ние, кото­рое дей­стви­тель­но рабо­та­ет как миф, не осо­зна­ет­ся в каче­стве про­дук­та кон­стру­и­ро­ва­ния — оно вос­при­ни­ма­ет­ся как кон­ста­та­ция „есте­ствен­но­го поряд­ка вещей“. В совре­мен­ной сим­во­ли­че­ской поли­ти­ке „миф“ высту­па­ет в обо­их каче­ствах — в виде усто­яв­ших­ся пред­став­ле­ний, опре­де­ля­ю­щих вос­при­я­тие одних соци­аль­ных групп, и в роли инстру­мен­та раз­ру­ше­ния таких пред­став­ле­ний (ради их заме­ны соб­ствен­ны­ми мифа­ми) в руках дру­гих групп» [Малинова 2015: 19]. 

Показательным для совре­мен­но­го медиа­про­стран­ства явля­ет­ся про­цесс транс­фор­ма­ции мифов, сотво­рен­ных одной идео­ло­ги­ей, и обра­зо­ва­ния новых с уче­том цен­ност­ных ори­ен­ти­ров другой.

Вербальной реа­ли­за­ци­ей мифа явля­ет­ся мифо­ло­ге­ма — осно­во­по­ла­га­ю­щий знак поли­ти­че­ско­го дис­кур­са, в семан­ти­ке кото­ро­го содер­жит­ся гос­под­ству­ю­щая в обще­стве систе­ма цен­но­стей. Особенностью поли­ти­че­ско­го дис­кур­са явля­ет­ся идео­ло­ги­за­ция мифо­ло­гем и пре­вра­ще­ние их в идео­ло­ге­мы, а имен­но сред­ства идео­ло­ги­че­ской ори­ен­та­ции и инстру­мен­ты укреп­ле­ния поли­ти­че­ской вла­сти [Вепрева, Шадрина 2006].

Описанные выше поло­же­ния и поня­тия исполь­зу­ют­ся в дан­ном иссле­до­ва­нии в каче­стве осно­вы для про­ве­де­ния ана­ли­за аме­ри­кан­ской и бри­тан­ской прессы.

Описание мето­ди­ки иссле­до­ва­ния. Материалом для иссле­до­ва­ния послу­жи­ли элек­трон­ные вер­сии аме­ри­кан­ских и бри­тан­ских газет: “The New York Times” (NYT), “The Washington Post” (WP), “New York Magazine” (NYM) и “The Guardian”, “The Telegraph”, “The Times” за пери­од 2014–2015 гг. (все­го 540 ста­тей). Для ана­ли­за были ото­бра­ны ста­тьи из ука­зан­ных изда­ний по гиперс­сыл­ке myth / Russia / Putin. Далее исполь­зо­ва­лись ста­тьи толь­ко общественно-политического харак­те­ра о России, кото­рые посвя­ще­ны про­бле­мам ее внут­рен­ней и внеш­ней поли­ти­ки и созда­ва­е­мым в них мифам. 

В ходе иссле­до­ва­ния при­ме­нял­ся метод дис­кур­сив­но­го ана­ли­за, кото­рый поз­во­ля­ет зна­чи­тель­но рас­ши­рить пред­став­ле­ние о тек­сте и ком­му­ни­ка­ции, а так­же скон­цен­три­ро­вать­ся не толь­ко на фор­маль­ных пока­за­те­лях тек­ста, но и на его экс­тра­линг­ви­сти­че­ской состав­ля­ю­щей. Особое вни­ма­ние уде­ля­ет­ся тому, как струк­ту­ры дис­кур­са вли­я­ют на вос­при­я­тие кон­стру­и­ру­е­мой дей­стви­тель­но­сти и спо­со­бы ее фор­ми­ро­ва­ния. Данный метод поз­во­лил выявить суще­ству­ю­щие мифо­ло­ге­мы о России, кото­ры­ми опе­ри­ру­ют в аме­ри­кан­ском и бри­тан­ском обществах. 

Кроме того, в рабо­те исполь­зо­вал­ся метод сти­ли­сти­че­ско­го ана­ли­за, целью кото­ро­го явля­ет­ся выяв­ле­ние сти­ли­сти­че­ских при­е­мов и средств, а так­же их роли в реа­ли­за­ции общей ком­му­ни­ка­тив­ной направ­лен­но­сти текста. 

Анализ мате­ри­а­ла. Проведенное иссле­до­ва­ние пока­за­ло, что одной из задач совре­мен­ных аме­ри­кан­ских и бри­тан­ских СМИ явля­ет­ся попыт­ка раз­вен­чать мифы, кото­рые, по их мне­нию, созда­ют­ся в России на внутри- и внеш­не­по­ли­ти­че­ской арене. В резуль­та­те тако­го про­цес­са «деми­фи­ло­ги­за­ции» рос­сий­ский «миф» транс­фор­ми­ру­ет­ся и пре­вра­ща­ет­ся в новый, запад­ный, миф о России.

Исследователи ука­зы­ва­ют на то, что миф явля­ет­ся двух­по­люс­ной систе­мой: в каж­дом из них при­сут­ству­ет «свой цен­траль­ный герой, наде­лен­ный опре­де­лен­ны­ми поло­жи­тель­ны­ми каче­ства­ми, и враг, оли­це­тво­ре­ние ужа­са и тьмы» [Садуов 2008: 96], кото­рые долж­ны посто­ян­но про­ти­во­сто­ять друг дру­гу [Кириллова 2014]. 

Проведенный ана­лиз пока­зал, что, по мне­нию аме­ри­кан­ской и бри­тан­ской прес­сы, глав­ным геро­ем рос­сий­ских мифов явля­ет­ся В. В. Путин, кото­рый борет­ся с тер­ро­риз­мом и оли­гар­ха­ми, про­ти­во­сто­ит запад­ным санк­ци­ям, кор­руп­ции и запад­но­му вли­я­нию. Так, в аме­ри­кан­ской и бри­тан­ской прес­се появил­ся ряд пуб­ли­ка­ций о выстав­ке, про­ве­ден­ной в России ко дню рож­де­ния Путина, где лидер госу­дар­ства пред­ста­ет в обра­зе Геракла, совер­ша­ю­ще­го две­на­дцать подви­гов: For his birthday, President Obama only got a photo essay of the past year’s events posted to the White House website. Russian president Vladimir Putin, on the other hand, got a whole exhibition comparing him to the Greek mythical hero Heracles (known further west as Hercules). No joke — it’s called “The 12 Labors of Putin” (NYM. 2014. 6 Oct.) (На свой день рож­де­ния пре­зи­дент Обама полу­чил лишь фото­ре­пор­таж о собы­ти­ях послед­не­го года, отра­жен­ных на сай­те Белого Дома. Российский пре­зи­дент Владимир Путин, напро­тив, полу­чил целую выстав­ку, где он срав­ни­ва­ет­ся с гре­че­ским мифо­ло­ги­че­ским геро­ем Гераклом (бли­же к запа­ду извест­ный как Геркулес). Это не шут­ка — выстав­ка назы­ва­ет­ся «12 подви­гов Путина». — Здесь и далее пере­вод с англий­ско­го мой — Т. Х.).

По зако­нам мифо­ло­гии миф стро­ит­ся на обра­зах, что и обес­пе­чи­ва­ет ему запо­ми­на­е­мость и узна­ва­е­мость. В поли­ти­че­ском мифе цен­траль­ной фигу­рой явля­ет­ся супер­ге­рой, кото­рый «дол­жен совер­шать исклю­чи­тель­ные поступ­ки — подви­ги во имя какой-то бла­го­род­ной цели. Он избран для совер­ше­ния подви­га, кото­рый не по силам дру­гим» [Цуладзе 2003]. В дан­ном слу­чае таким геро­ем ста­но­вит­ся гла­ва рос­сий­ско­го госу­дар­ства, кото­рый пред­ста­ет в созда­ва­е­мом рос­сий­ски­ми СМИ мифе в обра­зе муже­ствен­но­го защит­ни­ка при­ро­ды и обез­до­лен­ных на осно­ве тира­жи­ру­е­мых фото­фак­тов (Путин за рулем авто­мо­би­ля в мно­го­днев­ной инспек­ции доро­ги, в истре­би­те­ле, на дель­та­плане в каче­стве вожа­ка журав­лей и т. д.).

В зару­беж­ной же прес­се про­ис­хо­дит актив­ный про­цесс деге­ро­иза­ции обра­за В. Путина. Как пра­ви­ло, основ­ным сред­ством в дан­ном слу­чае слу­жит иро­ния. Следует отме­тить, что иро­ния явля­ет­ся одним из самых рас­про­стра­нен­ных спо­со­бов деге­ро­иза­ции и в бри­тан­ских, и в аме­ри­кан­ских СМИ. Так, в силь­ной пози­ции тек­ста (в нача­ле или в кон­це) ста­тей о выстав­ке ко дню рож­де­ния В. В. Путина появ­ля­ют­ся иро­нич­ные ком­мен­та­рии, кото­рые выпол­ня­ют имен­но эту функ­цию: Next year’s exhibit: “Genesis 1 Through Putin’s Eyes.” In the beginning, Putin created the heavens and the Earth … (Ibid.) (Выставка сле­ду­ю­ще­го года: «Книга Бытия 1 гла­за­ми Путина». В нача­ле сотво­рил Путин небо и зем­лю…) 

Ирония исполь­зу­ет­ся в поли­ти­че­ском медиа­дис­кур­се «как троп, как сти­ли­сти­че­ский при­ем, как одно из язы­ко­вых средств, наря­ду с дру­ги­ми воз­мож­но­стя­ми язы­ка слу­жа­щее реа­ли­за­ции и репре­зен­та­ции автор­ско­го иро­нич­но­го миро­вос­при­я­тия в тек­сте» [Печенкина, Васильева 2014: 172], при этом при помо­щи иро­нии «ведет­ся скры­тая поле­ми­ка в основ­ном с обоб­щен­ным субъ­ек­том или с все­об­щим мне­ни­ем о жиз­ни обще­ства (ско­рее, с той оцен­кой, кото­рая вну­ша­ет­ся людям)» [Кормилицына 2011: 307]: в дан­ном слу­чае высме­и­ва­ет­ся идея обо­жеств­ле­ния гла­вы госу­дар­ства и наде­ле­ния его сверхъ­есте­ствен­ной силой. 

В зару­беж­ной прес­се про­ис­хо­дит фор­ми­ро­ва­ние нега­тив­но­го отно­ше­ния к рос­сий­ско­му пре­зи­ден­ту, образ кото­ро­го стро­ит­ся в дан­ном слу­чае на реаль­но­сти, дале­кой от истин­ной, и на про­тя­же­нии иссле­ду­е­мо­го в рабо­те пери­о­да посто­ян­но обрас­та­ет новы­ми отри­ца­тель­ны­ми харак­те­ри­сти­ка­ми. При кон­стру­и­ро­ва­нии обра­за (фак­ти­че­ски ново­го запад­но­го мифа) зару­беж­ные СМИ при­во­дят резуль­та­ты спе­ци­аль­ных иссле­до­ва­ний лич­но­сти Путина, пред­став­лен­ных раз­лич­ны­ми орга­ни­за­ци­я­ми и уни­вер­си­те­та­ми, выска­зы­ва­ния веду­щих поли­ти­ков и общественно-политических дея­те­лей, лите­ра­тур­ные и исто­ри­че­ские аллю­зии. Негативное вос­при­я­тие фор­ми­ру­ет­ся так­же путем исполь­зо­ва­ния пре­це­дент­ных имен рос­сий­ской или миро­вой исто­рии: After 15 years, no one in Washington still thinks of Mr. Putin as a partner. “He goes to bed at night thinking of Peter the Great and he wakes up thinking of Stalin”, Representative Mike Rogers, the Republican chairman of the House intelligence committee, said on “Meet the Press” on NBC on Sunday (NYT. 2014. 23 March) (Спустя 15 лет, до сих пор никто в Вашингтоне не вос­при­ни­ма­ет г‑на Путина как парт­не­ра. «Он ложит­ся спать, думая о Петре Великом, и про­сы­па­ет­ся, думая о Сталине», — заявил Майк Роджерс, пред­ста­ви­тель от рес­пуб­ли­кан­ской пар­тии, пред­се­да­тель коми­те­та по раз­вед­ке Палаты пред­ста­ви­те­лей, в про­грам­ме NBC «Встреча с прес­сой» в вос­кре­се­нье).

Для раз­вен­ча­ния «геро­и­че­ско­го мифа» при опи­са­нии дея­тель­но­сти и пове­де­ния В. Путина осо­бый акцент дела­ет­ся на таких при­пи­сы­ва­е­мых ему чер­тах харак­те­ра, как непред­ска­зу­е­мость, агрес­сив­ность, тще­сла­вие и др. Путин пред­ста­ет как жест­кий поли­тик, кото­рый руко­вод­ству­ет­ся исклю­чи­тель­но сво­и­ми лич­ны­ми инте­ре­са­ми. Особый акцент дела­ет­ся на его про­фес­си­о­наль­ном про­шлом в систе­ме гос­бе­зо­пас­но­сти, отсыл­ка к кото­ро­му вызы­ва­ет нега­тив­ный ассо­ци­а­тив­ный ряд у запад­ной ауди­то­рии: Indeed, recent analysis of the way the Russian president walks suggests that he might be readier than we realised. According to a study published in the British Medical Journal, his strange way of keeping his right arm still while swinging his left could well be a vestige of his KGB training in gun concealment, as recorded in a manual found by researchers (The Guardian. 2015. 16 Dec.) (Действительно, про­ве­ден­ный ана­лиз поход­ки рос­сий­ско­го пре­зи­ден­та пока­зал, что он луч­ше готов, чем нам кажет­ся. В соот­вет­ствии с иссле­до­ва­ни­ем, опуб­ли­ко­ван­ным в «Британском меди­цин­ском жур­на­ле», его стран­ная мане­ра дер­жать пра­вую руку непо­движ­но, при этом рас­ка­чи­вая левой, может являть­ся сви­де­тель­ством его под­го­тов­ки в КГБ пря­тать ору­жие, как запи­са­но в инструк­ции, обна­ру­жен­ной иссле­до­ва­те­ля­ми).

Как отме­ча­ют мно­гие иссле­до­ва­те­ли, дей­ствие мифа затра­ги­ва­ет чув­ствен­ную сто­ро­ну и осно­вы­ва­ет­ся на эмо­ци­о­наль­ном воз­дей­ствии [Барт 2008; Элиаде 2010; Кассирер 1990]. Для полу­че­ния дан­но­го эффек­та широ­ко исполь­зу­ют­ся образ­ные сти­ли­сти­че­ские сред­ства (мета­фо­ры, срав­не­ния, эпи­те­ты), с помо­щью кото­рых созда­ет­ся опре­де­лен­ное эмо­ци­о­наль­ное вос­при­я­тие: Vladimir Putin deliberately confronts the European Union with a different, older and worse European way of doing politics. Might is right. Black is white. War is back on the high road and law limps to the ditch like a wounded refugee (The Guardian. 2015. 16 Febr.) (Владимир Путин созна­тель­но предъ­яв­ля­ет Европейскому сою­зу дру­гой, более ста­рый и гряз­ный евро­пей­ский путь веде­ния поли­ти­ки. Сильный все­гда прав. Черный цвет белый. Война вер­ну­лась на боль­шую доро­гу, а закон хро­ма­ет к кана­ве, как ране­ный беже­нец).

Во мно­гих пуб­ли­ка­ци­ях про­сле­жи­ва­ет­ся так­ти­ка демо­ни­за­ции обра­за лиде­ра стра­ны и так­ти­ка нагне­та­ния стра­ха. Первая реа­ли­зу­ет­ся c помо­щью широ­ко­го спек­тра негативно-оценочной аксио­ло­ги­че­ской лек­си­ки для опи­са­ния послед­ствий про­во­ди­мой в стране поли­ти­ки (serious damage, economy highly vulnerable to financial crisis, extreme measures, pressure, a nasty recession, shock, bad things, a vicious downward spiral, corruption) и созда­ет пуга­ю­щий порт­рет поли­ти­ка: Russians are watching their country suffer another avoidable economic calamity. The blame for this rests largely with the disastrous policies of President Vladimir Putin, who has consistently put his ego, his territorial ambitions and the financial interests of his cronies ahead of the needs of his country (NYT. 2014. 16 Jan.) (Россияне наблю­да­ют, как их стра­на пере­жи­ва­ет оче­ред­ной эко­но­ми­че­ский кри­зис, кото­ро­го мож­но было избе­жать. Вина за про­ис­хо­дя­щее в боль­шей сте­пе­ни лежит на чудо­вищ­ной поли­ти­ке пре­зи­ден­та Владимира Путина, кото­рый неиз­мен­но ста­вит свое «я», свои тер­ри­то­ри­аль­ные амби­ции и финан­со­вые инте­ре­сы бли­жай­ше­го окру­же­ния выше инте­ре­сов сво­ей стра­ны).

Вторая так­ти­ка реа­ли­зу­ет­ся бла­го­да­ря высо­кой частот­но­сти лек­си­ки с нега­тив­ной кон­но­та­ци­ей, кото­рая часто содер­жит сему «угро­за» (threat, ominous, hazard, menace, aggressive), а так­же исполь­зо­ва­нию парал­лель­ных кон­струк­ций и при­е­ма гра­да­ции, что созда­ет эффект нагне­та­ния стра­ха: For 15 years, Vladimir V. Putin has confounded American presidents as they tried to figure him out, only to misjudge him time and again. He has defied their assumptions and rebuffed their efforts at friendship. He has argued with them, lectured them, misled them, accused them, kept them waiting, kept them guessing, betrayed them and felt betrayed by them (NYT. 2014. 23 March) (На про­тя­же­нии 15 лет В. В. Путин ста­вил в тупик аме­ри­кан­ских пре­зи­ден­тов, когда они пыта­лись его раз­га­дать, что­бы в оче­ред­ной раз соста­вить о нем невер­ное пред­став­ле­ние. Он пре­не­бре­гал их мне­ни­ем и игно­ри­ро­вал их попыт­ки по уста­нов­ле­нию дру­же­ских отно­ше­ний. Он спо­рил с ними, читал им нота­ции, вво­дил в заблуж­де­ние, обви­нял их, застав­лял их ждать, дер­жал их в напря­же­нии, пре­да­вал их и чув­ство­вал себя пре­дан­ным ими).

Таким обра­зом, мож­но ска­зать, что про­ис­хо­дит раз­вен­ча­ние поло­жи­тель­но­го геро­и­че­ско­го рос­сий­ско­го мифа и созда­ние лож­но­го нега­тив­но­го запад­но­го в соот­вет­ствии со сво­ей идео­ло­ги­ей, инте­ре­са­ми и цен­ност­ны­ми уста­нов­ка­ми. Умелый под­бор средств язы­ко­во­го и рече­во­го воз­дей­ствия созда­ет нега­тив­ный образ руко­во­ди­те­ля госу­дар­ства и стра­ны в целом (при этом сле­ду­ет отме­тить, что в ста­тье пред­став­ле­ны не самые уни­чи­жи­тель­ные примеры).

В ходе иссле­до­ва­ния было выяв­ле­но, что суще­ству­ет опре­де­лен­ная модель созда­ния запад­но­го мифа через раз­вен­ча­ние рос­сий­ско­го. А. М. Цуладзе пишет, что Р. Барт пред­ла­га­ет спо­соб «похи­ще­ния» мифа: для это­го необ­хо­ди­мо создать вто­рич­ный миф, в кото­ром озна­ча­ю­щим ста­но­вит­ся зна­че­ние пер­вич­но­го мифа. «Сила вто­рич­но­го мифа в том, что пер­вич­ный миф рас­смат­ри­ва­ет­ся в нем как наблю­да­е­мое извне наив­ное созна­ние». Иными сло­ва­ми, вто­рич­ный миф пре­вра­ща­ет­ся в сати­ру на пер­вич­ный. Таким обра­зом, «похи­ще­ние» мифа поз­во­ля­ет вер­нуть­ся к реаль­но­сти, изба­вить­ся от оча­ро­ва­ния мифа. Однако это про­зре­ние недол­го­веч­но и иллю­зор­но. Реальность посто­ян­но усколь­за­ет от нас. Освободившись от одно­го мифа, чело­век откры­ва­ет­ся для дру­го­го» [Цуладзе 2003].

В про­ана­ли­зи­ро­ван­ном мате­ри­а­ле запад­ные СМИ под­чер­ки­ва­ют, что медий­ное про­стран­ство России запол­не­но наци­о­наль­ны­ми мифа­ми: о могу­ще­стве России и теми, кото­рые созда­ют­ся для реа­ли­за­ции теку­щих поли­ти­че­ских задач (об Украине и роли России в укра­ин­ском кон­флик­те, о запад­ной угро­зе, об объ­ек­тив­но­сти рос­сий­ских СМИ и др.).

Проведенный ана­лиз пока­зал, что мож­но выде­лить несколь­ко состав­ля­ю­щих моде­ли созда­ния запад­но­го мифа через раз­вен­ча­ние российского:

— упо­ми­на­ние / ссыл­ка на мни­мый рос­сий­ский миф (с помо­щью исполь­зо­ва­ния мета­фо­ри­че­ских средств, средств образ­но­сти, лите­ра­тур­ных аллю­зий, цита­ции и др.);

— раз­вен­ча­ние это­го мифа: иро­ни­че­ские ком­мен­та­рии, фак­то­ло­ги­че­ская инфор­ма­ция, ста­ти­сти­ка, исто­ри­че­ские фак­ты, ссыл­ка на авто­ри­те­ты, мар­ке­ры раз­об­ла­че­ния (true, truth, wrong, myth, propaganda, in reality), аксио­ло­ги­че­ская лек­си­ка, гра­фи­че­ские сред­ства (кавыч­ки, шрифт);

— ито­го­вый посыл ауди­то­рии об обсуж­да­е­мом рос­сий­ском мифе (факуль­та­тив­ная состав­ля­ю­щая) [Харламова 2016]. 

Рассмотрим модель созда­ния запад­но­го мифа на одном из при­ме­ров. В бри­тан­ской и аме­ри­кан­ской прес­се широ­ко обсуж­да­лось доб­ро­воль­ное при­со­еди­не­ние Крыма к России как вос­ста­нов­ле­ние исто­ри­че­ской спра­вед­ли­во­сти, рас­смат­ри­ва­е­мое ими как рос­сий­ский миф.

Описание рос­сий­ско­го «мифа» или ссыл­ка на него появ­ля­ют­ся либо в заго­лов­ке, либо в самой ста­тье: The jubilant scenes that greeted Vladimir Putin’s announcement in the Russian parliament that he had signed a bill to allow Crimea to become a member of the Russian Federation were in stark contrast to the widespread dismay the move has caused throughout the West. Undeterred by threats of retaliation from the United States and the European Union, Mr. Putin positively bragged about his actions, claiming that Crimea had “always been part of Russia”, and that by bringing it back under Moscow’s control he had corrected a “historical injustice” (The Telegraph. 2014. 18 March) (Всеобщее лико­ва­ние, кото­рым было встре­че­но в рос­сий­ском пар­ла­мен­те заяв­ле­ние Владимира Путина о под­пи­са­нии зако­но­про­ек­та о вклю­че­нии Крыма в состав Российской Федерации, рази­тель­но кон­тра­сти­ро­ва­ло со все­об­щим разо­ча­ро­ва­ни­ем на Западе, кото­рое было вызва­но этим шагом. Не испу­гав­шись угро­зы воз­мез­дия со сто­ро­ны Соединенных Штатов и Европейского Союза, г‑н Путин хва­стал­ся сво­и­ми дей­стви­я­ми, утвер­ждая, что Крым «все­гда был частью России» и что, вер­нув его обрат­но под кон­троль Москвы, он испра­вил «исто­ри­че­скую неспра­вед­ли­вость»).

Важным эле­мен­том раз­вен­ча­ния это­го «мифа» явля­ет­ся раз­гра­ни­че­ние мифо­ло­ги­че­ской и реаль­ной дей­стви­тель­но­сти и фор­ми­ро­ва­ние у ауди­то­рии опре­де­лен­но­го отно­ше­ния к двум вари­ан­там мира, кон­стру­и­ру­е­мо­го раз­ны­ми субъ­ек­та­ми, кото­рые созда­ют ту или иную «реаль­ность». Данную функ­цию часто выпол­ня­ет цита­ция (в при­ве­ден­ном выше при­ме­ре фра­зы из выступ­ле­ния В. В. Путина в кавыч­ках: “always been part of Russia” и “historical injustice”), кото­рая демон­стри­ру­ет отстра­нен­ность авто­ра ста­тьи от выска­зы­ва­е­мо­го мне­ния и поле­мич­ное отно­ше­ние к нему. Для про­дви­же­ния идеи про­ти­во­сто­я­ния двух «реаль­но­стей» часто вво­дит­ся анти­те­за — фигу­ра кон­тра­ста, при­ем про­ти­во­по­став­ле­ния поня­тий, явле­ний, обра­зов, кото­рая осно­вы­ва­ет­ся на исполь­зо­ва­нии анто­ни­мов (jubilant scenes — widespread dismay). 

Средства раз­вен­ча­ния мифа (в том чис­ле мар­ке­ры раз­об­ла­че­ния) могут появ­лять­ся в заго­лов­ках, под­за­го­лов­ках (или в тек­сте самой ста­тьи): Crimea, a Pyrrhic Victory? (NYT); Eight months after Russia annexed Crimea from Ukraine, a complicated transition (WP); Russian 'invasion' of Crimea fuels fear of Ukraine conflict; Russian propaganda over Crimea and the Ukraine: how does it work? (The Guardian); Russia’s crime in Crimea must not go unpunished (The Telegraph). Часто в заго­лов­ках ста­тей, посвя­щен­ных дан­ной теме, на одной чаше весов нахо­дит­ся «исто­ри­че­ская спра­вед­ли­вость», на дру­гой — сло­ва с семой «захват» (invasion, takeover, occupation, annexed и др.) или с семой «раз­но­гла­сие» (conflict, clash и др.), кото­рые пере­да­ют рез­ко отри­ца­тель­ную оцен­ку про­ис­хо­дя­щих собы­тий и выра­ба­ты­ва­ют нега­тив­ное отно­ше­ние к ним.

Особая роль отво­дит­ся мар­ке­рам раз­об­ла­че­ния, кото­рые явля­ют­ся сред­ством деми­фо­ло­ги­за­ции кон­стру­и­ру­е­мой поли­ти­че­ским про­тив­ни­ком или оппо­нен­том дей­стви­тель­но­сти (in reality, propaganda, myth, an alternative reality и др.). Характерным явля­ет­ся пере­кла­ды­ва­ние ответ­ствен­но­сти за про­ис­хо­дя­щее на Россию: Creating an alternative reality, Putin casts Russia as a victim, not the aggressor that it is in Ukraine. In his attempt to carve out a zone of influence in Europe, he draws from the notion that Russia was mistreated by the west in the aftermath of the cold war. There is much myth-building here, which doesn’t mean the west didn’t make mistakes (The Guardian. 2015. 5 Febr.) (При созда­нии аль­тер­на­тив­ной реаль­но­сти Путин пред­став­ля­ет Россию в каче­стве жерт­вы, а не агрес­со­ра, кото­рый нахо­дит­ся на тер­ри­то­рии Украины. В сво­ей попыт­ке выкро­ить зону вли­я­ния в Европе он исхо­дит из того, что Россию при­тес­ня­ли на Западе после окон­ча­ния холод­ной вой­ны. Здесь мно­го мифо­твор­че­ства, что, одна­ко, не озна­ча­ет, что Запад не делал оши­бок); Skewed facts, half-truths, misinformation and rumors all work in the propagandist’s favor (The Guardian. 2014. 17 March) (Искажение фак­тов, полу­прав­да, дез­ин­фор­ма­ция и слу­хи — всё рабо­та­ет на про­па­ган­ди­ста).

Для аргу­мен­та­ции сво­ей точ­ки зре­ния авто­ры ста­тей ссы­ла­ют­ся на мне­ние уче­ных, рели­ги­оз­ных и поли­ти­че­ских дея­те­лей, а так­же при­во­дят исто­ри­че­ские фак­ты. Их аргу­мен­ты направ­ле­ны на то, что­бы про­дви­нуть свою точ­ку зре­ния: Ellie Knott, a doctoral candidate at the London School of Economics who conducts research in Crimea, has argued convincingly that the Russian nationalist and Crimean separatists are in practice hindered by their own internal divisions, and that many ethnic Russians in Crimea have a more complicated sense of national identity than might first appear (WP. 2014. 27 Febr.) (Элли Нотт, док­то­рант Лондонской шко­лы эко­но­ми­ки, кото­рый про­во­дит иссле­до­ва­ния в Крыму, при­вел убе­ди­тель­ные дово­ды по пово­ду того, что рос­сий­ские наци­о­на­ли­сты и крым­ские сепа­ра­ти­сты на прак­ти­ке стал­ки­ва­ют­ся со сво­и­ми внут­рен­ни­ми про­ти­во­ре­чи­я­ми и что мно­гие этни­че­ские рус­ские в Крыму име­ют более слож­ное вос­при­я­тие сво­ей наци­о­наль­ной иден­тич­но­сти, чем может пока­зать­ся на пер­вый взгляд).

Журналисты обра­ща­ют­ся не толь­ко к мне­нию «авто­ри­тет­ных экс­пер­тов», но и при­во­дят сви­де­тель­ства про­стых людей, кото­рые сами ста­ли непо­сред­ствен­ны­ми участ­ни­ка­ми собы­тий. Таким обра­зом созда­ет­ся ощу­ще­ние широ­ко­го охва­та мне­ний — от про­сто­го обы­ва­те­ля до экс­пер­та, что при­да­ет бόль­шую убе­ди­тель­ность при­во­ди­мым дока­за­тель­ствам и ока­зы­ва­ет вли­я­ние на фор­ми­ро­ва­ние опре­де­лен­но­го отно­ше­ния ауди­то­рии к осве­ща­е­мым событиям. 

Использование пря­мой речи демон­стри­ру­ет, что мне­ние как бы исхо­дит из уст гово­ря­ще­го, а не авто­ра ста­тьи. Н. И. Клушина пола­га­ет, что отли­чи­тель­ной чер­той совре­мен­ной жур­на­ли­сти­ки явля­ет­ся отход от откры­тых оце­нок и воз­дей­ствия и «исполь­зо­ва­ние ста­ра­тель­но заву­а­ли­ро­ван­но­го мани­пу­ли­ро­ва­ния обще­ствен­ным созна­ни­ем» [Клушина 2008: 101]. В про­ана­ли­зи­ро­ван­ном мате­ри­а­ле такой при­ем явля­ет­ся доволь­но рас­про­стра­нен­ным спо­со­бом фор­ми­ро­ва­ния обще­ствен­но­го мнения.

Другим сред­ством раз­об­ла­че­ния мифа явля­ет­ся так­ти­ка обви­не­ния. В адрес созда­те­лей «мифа» выдви­га­ют­ся обви­не­ния в про­ти­во­прав­ных дей­стви­ях, в одно­бо­ком вос­при­я­тии исто­ри­че­ских собы­тий и в исполь­зо­ва­нии исто­рии в каче­стве инстру­мен­та реа­ли­за­ции сво­их поли­ти­че­ских амби­ций: Vladimir Putin’s Kremlin has been silencing independent voices one at a time for months, effectively dismantling the press; Putin, for whom recent events in Kiev have been not only unfavorable but a threat, wants to rebrand history in such a way that it protects him (The Guardian. 2014. 17 March) (Путинский Кремль заста­вил замол­чать неза­ви­си­мые голо­са, один за дру­гим на про­тя­же­нии несколь­ких меся­цев, тем самым обез­ору­жив прес­су; Путин, для кото­ро­го недав­ние собы­тия в Киеве не толь­ко не бла­го­при­ят­ны, но несут оче­вид­ную угро­зу, хочет пере­де­лать исто­рию таким обра­зом, что­бы создать себе защи­ту).

В завер­ше­ние ста­тей, как пра­ви­ло, зву­чит посыл ауди­то­рии о неоправ­дан­но­сти или неод­но­знач­но­сти рос­сий­ско­го «мифа», пред­ла­га­ет­ся рецепт реше­ния обсуж­да­е­мой про­бле­мы или выска­зы­ва­ет­ся иро­нич­ное, сар­ка­сти­че­ское отно­ше­ние к мифу: If there's one thing you can say about Crimea's history, it's that it's been full of surprises. Its future might be, too (WP. 2014. 27 Febr.) (Единственное, что мож­но ска­зать об исто­рии Крыма, — это то, что она пол­на неожи­дан­но­стей. Возможно, и его буду­щее тоже).

Все пере­чис­лен­ные при­е­мы и язы­ко­вые сред­ства в конеч­ном ито­ге закреп­ля­ют в созна­нии чита­те­ля необос­но­ван­ность рос­сий­ско­го «мифа», навя­зы­ва­ют дру­гое виде­ние реаль­но­сти и погру­жа­ют в дру­гой, запад­ный, миф.

Результаты иссле­до­ва­ния. Проведенный ана­лиз пока­зал, что поли­ти­че­ский медиа-дискурс запол­нен мифа­ми раз­но­го рода. Очевидно, что про­ис­хо­дит посто­ян­ная поле­ми­ка меж­ду пред­ста­ви­те­ля­ми раз­лич­ных точек зре­ния раз­ных стран, нали­цо про­ти­во­сто­я­ние и про­ти­во­бор­ство двух инфор­ма­ци­он­ных лаге­рей, пере­пи­сы­ва­ние мифов и кон­стру­и­ро­ва­ние новой «дей­стви­тель­но­сти», кото­рая часто дале­ка от суще­ству­ю­щей реальности.

В аме­ри­кан­ской и бри­тан­ской прес­се дей­ству­ет опре­де­лен­ная модель созда­ния запад­но­го мифа: ссыл­ка или опи­са­ние мни­мо­го рос­сий­ско­го мифа — его раз­вен­ча­ние — ито­го­вый посыл ауди­то­рии. К инстру­мен­там деми­фо­ло­ги­за­ции отно­сят­ся мар­ке­ры раз­об­ла­че­ния, нега­тив­ная аксио­ло­ги­че­ская лек­си­ка, лек­си­че­ские и син­так­си­че­ские сти­ли­сти­че­ские сред­ства, цита­ция извест­ных лич­но­стей и про­стых людей, исто­ри­че­ские и лите­ра­тур­ные аллю­зии. Кроме того, широ­ко исполь­зу­ют­ся так­ти­ки демо­ни­за­ции обра­за, нагне­та­ния стра­ха и обвинения.

В ана­ли­зи­ру­е­мом виде дис­кур­са исполь­зу­ют­ся как сред­ства откры­то­го убеж­де­ния, так и сред­ства вну­ше­ния и манипуляции.

Выводы. Таким обра­зом, в поли­ти­че­ском медиа­дис­кур­се про­сле­жи­ва­ет­ся стрем­ле­ние к пере­фор­ма­ти­ро­ва­нию кар­ти­ны мира в соот­вет­ствии с соб­ствен­ны­ми пред­став­ле­ни­я­ми и поли­ти­че­ски­ми инте­ре­са­ми. Разнообразные спо­со­бы раз­вен­ча­ния мифов отра­жа­ют суще­ство­ва­ние непре­рыв­ной борь­бы за инфор­ма­ци­он­ное про­стран­ство и стрем­ле­ние к фор­ми­ро­ва­нию опре­де­лен­ных цен­ност­ных и смыс­ло­вых ори­ен­ти­ров общества.

Мифы явля­ют­ся дей­ствен­ным меха­низ­мом воз­дей­ствия на мас­со­вое созна­ние, обла­да­ют высо­ким суг­ге­стив­ным потен­ци­а­лом и поэто­му широ­ко при­ме­ня­ют­ся для дости­же­ния инфор­ма­ци­он­но­го пре­вос­ход­ства. Сегодня истин­ным ста­но­вит­ся выска­зы­ва­ние, сфор­му­ли­ро­ван­ное А. М. Цуладзе: «В инфор­ма­ци­он­ной войне побеж­да­ет тот, кто суме­ет навя­зать свою „кар­ти­ну мира“ целе­вой ауди­то­рии» [Цуладзе 2003: 23] и заста­вит пове­рить в создан­ный миф.