На фоне имеющихся грамматических описаний типов сложных конструкций с союзным блоком до того, что отмечаются изменения в семантике и структуре полипропозиционального высказывания с данным союзным блоком, обусловленные влиянием медиаречи: редукция главной части, перераспределение границ внутри сложного предложения, формирование предложно-союзной фразеосхемы. Рассматриваются грамматические модели фразеосхем, степень употребительности в современных печатных СМИ. Доказывается, что предложно-союзное сочетание до того, что образует с другими словами (знаменательными и служебными) устойчивую фразеосхему, служащую коннектором синтаксической связи между предложениями в пределах одного сверхфразового единства (СФЕ). Кроме синтаксической (конструирующей) данная фразеосхема выполняет и другие функции: а) когерентную — объединяет в смысловом отношении несколько высказываний в одну диктему; б) когнитивную — помогает представить информацию о событии в крайней степени его развития и напряжения, до «болевой точки», до абсурда; в) экспрессивную — сталкивает реальность события и ирреальность одного из компонентов события; г) воздействующую — модализирует реакцию аудитории в соответствии с интенцией автора.
INTRATEXTUAL CONNECTION WITH PREPOSITIONAL-CONJUNCTIONAL CONNECTOR ДО ТОГО ЧТО (TO THE POINT THAT) IN THE MEDIA TEXTS
On the background of existing grammatical descriptions of the types of complex structures with conjunctional part to the point that some change in semantics and structure of polipropositional statements with given conjunctional part caused by mediaspeech influence are marked: the reduction of the main part, the redistribution of boundaries within the complex sentences, the formation of prepositional-conjunctional phraseoscheme. The grammatical models of phraseoscheme and the degree of use in modern print media are considered. It is proved, that the prepositional-conjunctional combination to the point that forms with other words (notional and structural) steady phraseoscheme which is a connector of syntactic context between sentences within a super-phrasal unity (SPU). Besides syntax (constructed) this phraseoscheme performs other functions: а) coherent — semantically integrates some statements in one dicteme; b) cognitive – helps to provide information about the event to an extreme degree of its development and stress, to “a sore point”, to the absurd; c) expressive — confronts the event reality and one of the event component unreality; d) acting — builds audience reaction model according to the author’s intention.
Мария Иосифовна Конюшкевич, доктор филологических наук, профессор кафедры журналистики Гродненского государственного университета имени Янки Купалы
E-mail: marikon9@mail.ru
Maria Iosifovna Koniushkevich, Doctor of Philology, Professor of the Chair of Journalism, Yanka Kupala Grodno State University
E-mail: marikon9@mail.ru
Конюшкевич М. И. Внутритекстовые связи с предложно-союзным коннектором "до того, что" в медиатексте // Медиалингвистика. 2016. № 1 (11). С. 93–104. URL: https://medialing.ru/vnutritekstovye-svyazi-s-predlozhno-soyuznym-konnektorom-do-togo-chto-v-mediatekste/ (дата обращения: 14.02.2025).
Konyushkevich M. I. Intratextual connection with prepositional-conjunctional connector «до того, что» (to the point that) in the media texts. Media Linguistics, 2016, No. 1 (11), pp. 93–104. Available at: https://medialing.ru/vnutritekstovye-svyazi-s-predlozhno-soyuznym-konnektorom-do-togo-chto-v-mediatekste/ (accessed: 14.02.2025). (In Russian)
УДК 81’367.3
ББК 81.411.2
ГРНТИ 16.21.33
КОД ВАК 10.02.19
Постановка проблемы. В эпоху информационного развития, когда языкотворчество носителей языка стимулируется и поддерживается высокими техническими возможностями коммуникации, развитие языка идет не только и не столько по пути пополнения состава языковых единиц, сколько по пути размывания границ между подсистемами языка, путем «введения иерархических уровней, надстроенных над запасом, который унаследован от более ранних этапов эволюции» [Иванов 2004: 24]. Например, направление эволюции синтаксической системы было таково: «простое предложение → паратаксис → гипотаксис → бессоюзие → текст», причем в тексте как в высшем уровне синтаксической иерархии могут совмещаться и подсистемы всех предшествующих уровней.
Не случайно современная научная парадигма ориентирована на континуумность языка, более того, «особенно важным может оказаться поиск равновесия и взаимного соответствия дискретного и непрерывного в языке и других видах знаковой деятельности» [Там же: 28].
Размытость границ наблюдается и между направлениями в самой лингвистической науке, которая по отношению к смежным областям гуманитарного знания распадается на десятки «гибридных» дисциплин. Медиалингвистика — одна из таких дисциплин. Ее объектом принято считать медиатекст, но в силу своей «гибридности» медиалингвистика, на наш взгляд, должна изучать медиатекст в двухвекторном плане: с одной стороны (медиа-), — воздействующую силу речевых средств медиатексте и их перлокутивный эффект, с другой (-лингвистика), — путь в систему языка создаваемых, изменяемых и используемых журналистами речевых средств, т. е. изучение того, какие единицы речи и каким образом становятся фактом языка. Естественно, изменения в языковой системе должны фиксироваться с учетом того контекстного и, шире, текстового кортежа, в котором языковая единица приобретает новые свойства. При этом необходимо исходить из того, что таким изменениям в процессе коммуникации подвергается не только номинативный фонд языка, но и коммуникативный, т. е. те средства, которые этот фонд обслуживают, — предлоги, союзы, частицы, модальная лексика и др.
Исследователи реляционных и других коммуникативных средств русского языка [Всеволодова и др. 2014; Шереметьева 2008; Шиганова 2003; Канюшкевіч 2008–2010; Загнітко 2007; Мilewska 2003; Ляпон 1986; Шведова 1998] пришли к выводам, что реальный фонд таких единиц, имеющихся в языке и используемых в речи, выходит далеко за пределы классических предлогов, союзов, местоимений и др. Для сравнения: Толковый словарь служебных частей речи [Ефремова 2001] насчитывает 223 предлога, словарь под редакцией В. В. Морковкина [Объяснительный словарь… 2003] — 202, в то время как только представление иллюстраций для атрибуции данной категории в книге «Русские предлоги и средства предложного типа» [Всеволодова 2014] показывает, что число предлогов и изофункциональных им единиц в русском языке исчисляется тысячами. «Объективная грамматика» (М. В. Всеволодова) должна апеллировать к «авторитетной силе самогó естественного языка» [Ляпон 1986: 196], к его реальному употреблению. И наше сегодняшнее «языковое существование» [Гаспаров 1996] дает для этого благодатный материал.
Цель данной статьи — показать, как широкое распространение в медиатексте сложноподчиненных предложений меры и степени с союзным блоком до того, что влияет на формирование на их основе внутритекстовых связей и новых коннекторов этих связей.
Эмпирический материал получен сплошной выборкой сложных конструкций с блоком до того, что из газетного подкорпуса документов Национального корпуса русского языка (НКРЯ) — 1362 документа, 1402 вхождения на 137 страницах (выборка была осуществлена до января 2015 г., но и на запрос 27.08.2015 г. цифры не изменились).
Теория вопроса, методология. Теоретической базой для наших рассуждений послужит краткое рассмотрение формально сходных конструкций, но с разными отношениями между частями. Кроме того, необходимо хотя бы пунктирно очертить семантику и синтаксические функции слова то, встречающегося в аналитических союзных средствах, маркирующих сложное предложение в русском языке.
БАС выделяет пять омонимов то, среди которых то в сочетаниях если… то, когда бы… то, так как… то и др. выделено как отдельное слово, хотя собственно морфологический его статус в этом значении (местоимение, союз, частица?) словарем не обозначен [Словарь современного… 1963: 510]. Как омоним слово то в данном словаре отмечено в указательном значении, близком значению это: …то несомненный знак ей был, Что едут гости (А. С. Пушкин). Однако статья, посвященная слову тот, содержит толкование значений, слишком далеко отстоящих друг от друга, чтобы говорить о полисемии. Так, одной статьей объединены 1) то как соотносительное слово с указанием на признак (В то утро, когда…); 2) то как соотносительное слово с указанием на предмет (Не делай другому того, что тебе не мило); 3) то, употребляющееся «при словах, обозначающих речь, мысль, чувство, с придаточным изъяснительным» (Отец говорил о том, что задержится на работе) [Там же: 718].
Последнее из приведенных значений отмечено ромбом как идиоматичное и имеет вторую разновидность, которая употребляется «в некоторых сочетаниях, имеющих значение союзов или союзных комплексов: Я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу (Пушкин)» [Там же].
МАС также объединяет тот и то в одной словарной статье как полисемичное слово, хотя из толкований и иллюстраций отчетливо видны три омонима: 1) местоимение-адъектив тот в указательных и определительных значениях (значения 1, 2, 3, частично 6 и 7); 2) местоимение-субстантив то (значения 4, 5, частично 6 и 7); 3) десемантизированное то, входящее «в состав а) сложных союзов: благодаря тому что, ввиду того что, в то время как… и др.; б) словосочетаний, обычно только вводного характера, связывающих различные части высказывания: вместе с тем, к тому же, кроме того, между тем, сверх того и др.» (значение 8) [Словарь русского… 1984: 390]. И в то же время слово то в сочетаниях если… то, когда… то рассматривается как отдельное слово и определяется как частица [Там же: 370].
Наиболее четко сущность и функции слова то в высказывании определены грамматиками. Были разграничены по крайней мере три самостоятельные (не в идиоматизированных сочетаниях) разновидности то: 1) то — адъектив, омоформа указательного местоимения тот, употребляющаяся в указательно-выделительной функции при опорном существительном среднего рода, определяемом атрибутивной придаточной частью (наконец, пришло то письмо, которого ждали); 2) то — субстантив с обобщенным значением предметности, не имеющий категории числа, связанный корреляционно с союзным словом что в придаточной части местоименно-соотносительного предложения (Не делай другому того, что тебе не мило); 3) то — слово, отличающееся «полной семантической опустошенностью и отсутствием конкретно-указательного значения», «стоящее вне категорий числа и рода», но сохранившее категорию падежа (К старости человек утешается тем, что становится мудрым) [Грамматика… 1970: 691].
Разграничение двух последних то как то1 и то2 относится к середине ХХ столетия в связи с появлением работ Н. С. Поспелова [Поспелов 1959], В. И. Кодухова [1966], В. А. Белошапковой [Белошапкова 1977] и др. Говоря о таком разграничении то1 и то2, В. А. Белошапкова отмечает: «Цифровой индекс указывает на конкретно-предметное значение, отличающее это соотносительное слово от то2, имеющего отвлеченное значение» [Там же: 229].
Для разграничения то1 и то2 В. И. Кодухов предложил термины коррелят (т. е. то1) и коррелятив (т. е. то2) [Кодухов 1966]. Корреляту в придаточной части соответствует релят — союзное слово, поскольку оба являются знаменательными словами, коррелятиву — союз, поскольку оба слова незнаменательны, служебны. Если коррелят — единица синтаксически двухуровневая, выполняющая и служебную функцию, и в то же время занимающая позицию члена предложения, то коррелятив — релятивная единица, обнаруживающая себя только на уровне сложного предложения.
В имеющихся грамматических описаниях конструкции с союзным блоком до того, что относятся к нерасчлененным сложноподчиненным предложениям [Поспелов 1959; Русская грамматика 1980] и представлены несколькими разновидностями.
Одна из них относится к предложениям местоименно-соотносительного типа [Белошапкова 1977], в другой интерпретации — к предложениям с неориентированной анафорической связью частей [Русская грамматика 1980: 528], которая обеспечивается коннектором то, что, где коррелят то1 и релят что являются местоимениями. Формальное (но не семантическое) совпадение с нашим объектом наблюдается лишь тогда, когда то1 употреблено в форме родительного падежа с предлогом до, например: Он пытался освободить одну руку и дотянуться до того, что «плохо лежит» (Л. Фирсов). (Поскольку все примеры взяты из НКРЯ, то в целях экономии текстового пространства ссылка редуцирована до указания автора.)
Здесь необходимо пояснить, что сочетания то, что и до того, что в одном и том же типе конструкций, выступающие в качестве средства связи частей, суть разные языковые единицы. Будучи формантами придаточной части, они, подобно флексиям в предложно-падежных словоформах субстантива, представляют собой разные служебные граммемы. При номинализации, т. е. «преобразовании предикативных структур в именные» [Арутюнова 1980: 347], формантом именных синтаксем является флексия имени или флексия имени + предлог (если он есть); ср.: то, что плохо лежит — плохо лежащее (блок то, что изофункционален флексии -ее), до того, что плохо лежит — до плохо лежащего (блок до того, что изофункционален «конфиксу» — сочетанию предлога до + флексии -его). М. И. Черемисина считает, что блок то, что «сопоставим с субстантивным суффиксом, а его склоняемый компонент то — с падежной флексией существительного» [Черемисина, Колосова 1987: 31].
Выбор предикативной или морфологизированной синтаксемы — это выбор одного из частных случаев «чисто технического решения» [Шмелева 2010: 122] при порождении речи, но это подсказывает, что при таких решениях союзных средств в речи гораздо больше, нежели мы имеем в грамматических и лексикографических описаниях. К такому выводу еще тридцать лет назад пришла М. В. Ляпон, анализируя прагматические и связующие свойства релятивов (модальных слов): «Один из результатов наших наблюдений — пересмотр вопроса о содержании категории „союз“, т. е. принципиальный выход (не только в исследованиях по тексту, но и в нормативно-описательных грамматиках) за пределы „чистого союза“ — за рамки соединителей, принятых грамматистами в класс союзов в качестве идеальных представителей этого класса» [Ляпон 1986: 195–196].
Позже М. В. Всеволодова, представив программу атрибуции славянского предлога, включила такой параметр, как способность предлога легко образовать союзное средство, справедливо заметив при этом, что «этот синтаксический потенциал предложных единиц… пока в нашей грамматике не проработан, а такой переход из одной части речи в другую есть фактор текста, с одной стороны, и решения коммуникативных задач, с другой» (разрядка наша. — М. К.) [Всеволодова и др. 2014: 241].
Наш опыт формирования реестра белорусских предлогов и их аналогов, а таковых единиц с учетом потенциальных собрано почти 10 тысяч [Канюшкевіч 2008–2010], показал, что особенно прозрачна такая способность у вторичных предлогов, образованных от сочетаний первичного предлога и знаменательного слова; например, в белорусском языке: у разліку на разуменне — у разліку на тое, што зразумеюць; зыходзячы з магчымасцяў — зыходзячы з таго, што магчыма; без апоры на доказы — без апоры на тое, што існуюць доказы и т. д. То же отмечается и в русском языке: в расчете на понимание — в расчете на то, что поймут; исходя из возможностей — исходя из того, что будет возможно; без опоры на доказательства — без опоры на то, что имеются доказательства и т. д.
Вторую разновидность конструкций с до того, что составляют так называемые вмещающие конструкции (термин В. А. Белошапковой), в которых коррелятивом выступает «пустое» то2, а в придаточной части с ним соотносится либо а) релят что (местоимение), либо б) союз. Например: а) В течение многих лет никому не было дела до того, чтó творится в домах и квартирах (И. Потеря); б) Никому в Старом Свете нет особого дела до того, что в этом месяце в России лежит глубокий снег (А. Гриднев).
Коннектор до того, что употребляется и в изъяснительных конструкциях, с тем замечанием, что в качестве изъясняемого глагола мысли и / или речи выступают глаголы-синонимы с приставкой до-: додуматься, дойти, дотумкать, докатиться и т. п.: Незаполненных ниш на рынке много, просто никто еще не додумался до того, что есть спрос на какую-то, по нашим меркам, ерунду (Е. Анисимов). Здесь также может быть вариант, где что не союз, а союзное слово, но не относительное, а вопросительное местоимение в косвенном вопросе: А я, даже в этом крохотном очерке, все еще докатиться не могу до того, чтó же привело меня в Уфу, человека, как бы принципиально не склонного к искусственным решениям и придуманным темам (А. Битов).
Поскольку процесс мысли / речи — это движение, которое протекает во времени, то изъяснительные конструкции с коннектором до того, что и глаголами движения, процесса, состояния (дойти, долежать, досидеть), сближаются с временны́ми; например: Очень беспокоит вопрос, дойдем ли мы когда-нибудь до того, что (= до того момента, когда) гаишники не будут зарабатывать на жизнь с радаром в кустах? (С. Бабаева).
В языке XVIII–XIX вв. употреблялись конструкции, в которых блок до того, что маркирует причинные отношения: Я долго стояла и смотрела, наконец сказала: «Неужто ты, милое деревцо, обо мне грустишь до того, что (= потому что) потеряло всю свою красоту и жизнь твоя исчезает? (А. Е. Лабзина. Воспоминания, 1810 г.).
Семантико-синтаксическая связанность первичных предлогов в двухчастном предложном сочетании от чего… до чего со значением интервала обусловила образование и двухчастного предложно-союзного сочетания от того, что… до того, что: Вновь появились разные слухи — от того, что «доллар скоро запретят», до того, что «рубль снова девальвируют» (А. Дьяченко).
Блок до того, что входит также в качестве конструктивного элемента в состав предложно-союзных сочетаний (фразеосхем), выполняющих функцию актуализатора темы (что же до того что; а что до того, что… то и др.). В медиатексте это преимущественно актуализация чужой речи как темы комментирующего высказывания. Примеры: А что до того, что, дескать, отцы — мерзавцы или матери — шлюхи, так дитя не может выбирать себе родителей (О. Нестерова); А что до того, что русский язык назвали языком «попсы и блатняка», то скажу, что и в украинском достаточно нелицеприятных слов и выражений (Новый регион 2. 2004. 21 окт.).
Но наиболее широкое распространение в медиаречи получили конструкции со значением меры и степени: Между тем, почувствовав себя мировым хозяином, это «цивилизованное сообщество» распоясалось до того (= так / до такой степени), что устроило бойню в балканской Европе, организовав там бандитский албанский анклав вроде чеченского (Труд. 2001. 11 мая); Неужто и впрямь времена изменились до того (= так / до такой степени), что доброе слово перестало быть лекарем (В. Дашков).
Анализ материала и результаты. Именно эта разновидность конструкций стала в медиаречи претерпевать семантические, грамматические и функциональные изменения.
В семантическом отношении специфика изменений состоит в следующем: в главной части представлена высокая степень описываемого положения дел, а в придаточной предъявлены негативные последствия, опрокидывающие когнитивный прогноз ситуации, названной в главной части. Так, если высказывание Иные солдаты-«деды» разнуздались до того (= так / до такой степени), что уже гасили окурки о лбы офицеров (В. Баранец) еще можно отнести к предложениям меры и степени (содержание придаточной части подтверждает высшую степень разнузданности солдат), то два следующие Доигрались до того, что сами себе забили одну шайбу (М. Танзаров); Родители довоспитывались до того, что Маша в открытую посылает учителей в одно место (А. Рябцев) обнаруживают иные отношения: результат оказывается противоположным ожидаемому.
Распространенность подобных конструкций в медиаречи обусловлена по крайней мере двумя факторами. Первый лежит в когнитивной способности человека и когнитивной функции языка. Доказано, что познание и категоризация действительности осуществляется путем поиска различий на основе сходств, а «результаты познания сходного и различного „наша душа“ представляет в утверждениях и отрицаниях» [Холодов 1991: 78].
Казалось бы, утверждение и отрицание предполагает дихотомию, но, как доказал Б. Ф. Поршнев (и на это обратил внимание Н. Н. Холодов, объясняя масштабы союза и [Там же]), это не бинарные деления, а бинарные сочетания, допускающие некоторую совместность сходного и разного, которую Б. Ф. Поршнев назвал дипластией. Процессом дипластии он объясняет появление в далеком прошлом у человека второй сигнальной системы [Поршнев 1974], но дефиниции этого процесса, данные Б. Ф. Поршневым, применимы и к рассматриваемым нами структурам: «Дипластия — это неврологический, или психический, присущий только человеку феномен отождествления двух элементов, которые одновременно абсолютно исключают друг друга», «дипластия под углом зрения физиологических процессов это эмоция, под углом зрения логики — это абсурд», что замечает и сам ученый: «Это не значит, что дипластия принадлежит исчезнувшему прошлому… неизбежно есть хоть ничтожный осадок необъясненности и непонятности, незримое семя дипластии» [Там же].
Дипластия — это передовая линия на поле неопределенности, борьбы сходств и различий, утверждения и отрицания. В самом деле, как определить явление, переданное фразой, ставшей объектом насмешек М. Задорнова: Речка движется и не движется? «Преодоление дипластий можно определить… как дезабсурдизацию абсурда», — рассуждает Б. Ф. Поршнев [Там же]. Появится подводное препятствие, подует ветер или сузится русло спокойной речки, направление ее течения обнаружится, дипластия будет преодолена, абсурд «дезабсурдизирован», логика восторжествовала: Речка движется.
В высказываниях с семантикой меры и степени абсурда нет, они логичны, но до тех пор, пока высшая степень / мера признака соответствует норме (или представлению о норме), но как только интенсивность признака превысила допустимые пределы реального, возникает абсурдность, ирреальность ситуации. К примеру, используя высказывания Хоккеисты доигрались до того, что сами себе забили шайбу, автор конструирует событие, которое выходит за пределы нормы и / или реальности. Это путь назад, к дипластии. Спрашивается, зачем говорящему (пишущему) нужна такая инверсия?
Ответ на этот вопрос тоже кроется в когнитивной деятельности человека, но, на наш взгляд, здесь есть еще и психологические причины. Установлено [см.: Вольф 1985 и др.], что на оценочной шкале «плюс» — «минус» отметка «норма» совпадает с положительным полюсом шкалы, он же и соответствует сходству. Как у Л. Н. Толстого: «Все счастливые семьи счастливы одинаково», как наши традиционные диалоги: «Как дела» — «Нормально» (= хорошо). И на этом осведомление о делах заканчивается. Но если реактивная реплика содержит отрицательный ответ «Плохо», диалог продолжится расспросами и объяснениями (у Толстого: «Каждая несчастливая семья несчастна по-своему»). В норме, в сходствах познавать больше нечего, познание движется в направлении различий — отрицания, аномалий, туда, где еще царствует неопределенность, т. е. дипластия.
Аномалия отталкивает, но и привлекает своими крайностями, парадоксом, абсурдом, и это берет на заметку журналист, используя конструкции с до того, что, чтобы показать на единичном, но абсурдном факте типичность явления.
Механизм семантического смещения с логики на антилогику представлен несколькими словообразовательными и грамматическими явлениями.
Словообразовательный механизм заключается в глаголах с приставкой до- (перечисляем их в тех формах, в каких они встретились в контекстах): додумался, допились, договориться, дожился, доиграемся, довести, доторговаться, дорасти, достояться, дочитался, допридумались, доучился, довыяснялись, дождались, дознакомиться, доработались, доспорились, доругались, доигрались, догулялись, дожились, добурлились, допереживались, дописаться, дофантазировались, дотасовались, дописались, дотренировалась, докатился, допарилась, довоспитывались, домелькались, докрутить, докритиковались, дощипался, докопались, доездились, доволновался, доустанавливались, доблуждался, доплясалась.
Глаголы в данных высказываниях берут на себя роль интенсификатора, причем в тексте они идут после мотивирующего глагола, место которого — в предшествующем сложному предложению фрагменте текста (играл — доигрался, пил — допился, говорил — договорился), например: В фильме «Матросская тишина» я подписался на все сразу: стал и продюсером, и режиссером, и актером. Роль себе подобрал характерную. Играл с восторгом и доигрался до того, что не понимал: чего от меня хотят «те двое»? (В. Машков). Замена то другими интенсификаторами (так, до такой степени) не всегда возможна: Один австралийский философ договорился до того (?так), что аборты можно заменить умерщвлением новорожденных детей, пока у них нет сознания… (РИА Новости. 2009. 28 сент.).
В производных глаголах с приставкой до- залог нередко меняется на возвратный, который может быть образован и от непереходного глагола: бегал и добегался до того, что…. Правда, стилистические правила создания текста не допускают тавтологии, поэтому обычно в предшествующем контексте мотивирующий глагол отсутствует или представлен синонимом, но его «присутствие» подсказывается всем контекстом. Примеры: И все же непонятно, как за 8 месяцев Павлюченко не смог толком освоить несколько фраз по-английски и «доучился» до того, что клуб нанял переводчика? (А. Бодров, С. Егоров); А ведь это граждане, вина которых еще не доказана. На Руси не зря говорят: от тюрьмы да от сумы не зарекайся. Конечно, взяв за ориентир необходимость наведения порядка в стране, можно пойти по пути ужесточения полицейской системы. Но этак мы дойдем до того, что скоро у нас в тюрьмах будет больше народу, чем сидело при Сталине (Ю. Политов).
Самой распространенной структурой является высказывание с глаголами дойти / доходить в главной части. По обобщенности значения данные глаголы приближаются к указательным местоимениям (своего рода «местоглаголиям»), так как совмещают в себе значение любого из перечисленных выше глаголов с приставкой до- благодаря предшествующему мотивирующему глаголу (говорил и дошел до того, что; пил и дошел до того, что) или, чаще всего, контексту. Ср. номинации предшествующих действий и семантику данного глагола: В одном таком коттедже сменились трое владельцев, и дошло до того, что очередной принялся выселять людей, которые уже въехали в новенькие квартиры (А. Степанов, И. Потеря); Преступные группировки нередко снимают квартиры напротив обменных пунктов валюты, чтобы потом использовать эти помещения в качестве наблюдательных пунктов. Доходит до того, что квартиры в центре используются как офисы или мини-гостиницы на 30–40 человек (А. Бойко).
С учетом того, что для прошедшего времени глагол дойти / доходить употребляется только в форме среднего рода, для настоящего / будущего времени — в форме 3‑го лица единственного числа, можно утверждать, что это безличный глагол и главный член односоставного безличного предложения, причем главная часть с ним содержательно бедна и стремится выполнять наряду с интенсифицирующей конструктивную функцию — эксплицировать грамматическую связь придаточной части с предшествующим фрагментом текста: Попытки Бакланова-старшего удержать сына от пьянства не увенчались успехом, доходило до того, что сын стал отнимать у отца пенсию силой (И. Делисова).
Имитацией двусоставного предложения (но по существу оно остается односоставным безличным) является модель Дело дошло / доходит / могло дойти до того, что…, в которой слово дело представляет собой своего рода безличное местоимение, подобно немецкому es (Es regnet): В прошлом году в ряде субъектов и городов резко выросли коммунальные платежи за тепло и воду (в некоторых случаях рост составлял десятки процентов), что вызвало недовольство среди населения. Дело дошло до того, что в ситуацию вмешался президент, поручивший чиновникам разобраться в обоснованности роста цен и найти виновных (РБК Daily. 2011. 30 марта); Дело дошло до того, что городские морги оказались переполнены, в некоторые из них начали брать тела только «по блату» (Д. Мирный); Дело же доходит до того, что судье и одна команда должна платить, и другая, чтобы он, значит, правильно судил! (А. Гамов).
В высказываниях данной модели слово дело легко элиминируется без семантических и структурных потерь, а глагольные формы дошло / доходит становятся в таких конструкциях и формально безличными.
В двусоставных предложениях, как правило, используется местоимение мы: Как мы дошли до того, что позволили кучке модельеров — при всем их таланте — решать, что такое женская красота?! (Соколов-Митрич). Но мы здесь не имеет значения ‘я и еще кто-то’, его функция, наряду с конститутивной (ролью подлежащего оформлять двусоставность предложения), более важная в прагматическом отношении — обеспечить диалогичность текста, смягчить категоричность обвинения и разделить ответственность за происходящее со всеми; ср.: Как дело дошло до того, что вы (люди, общество) позволили(о) кучке модельеров — при всем их таланте — решать, что такое женская красота?!
Частотность конструкций, в которых весь объем главной части сводится только к формам Дошло / Доходило/ Может дойти, начинающим такое квазисложное высказывание, в газетных текстах очень высока. Из всех просмотренных нами 137 страниц газетного корпуса документов на заданную синтагму до того, что конструкции с глагольной формой дошло / доходило в моделях Дошло до того, что… и Дело дошло до того, что… и их грамматических модификациях составляют около 80%, примерно по 7–8 примеров из 10 на каждой странице: Дошло до того, что люди берут банковские кредиты, чтобы «откосить» (С. Намская); Дошло до того, что людям элементарно нечего пить и нечем мыть руки (О. Перфильева); Уже стало доходить до того, что даже запасные командные пункты вместе с секретной связью стали частной собственностью мутных фирм (В. Николаев). Отметим, что в основном корпусе НКРЯ доля данных структур на одной странице вдвое меньше.
Редукция главной части до одного глагола дойти / доходить обеспечивает с блоком до того, что настолько жесткую связь, что весь комплекс дошло до того, что образует аналоги союза в виде фразеосхем по моделям: дошло / дойдет до того, что; доходило / доходит до того, что; дело дошло / доходит до того, что. В языке прецеденты имеются: грамматики уже зафиксировали фразеосхемы в сложных предложениях: не успел… как, стоило… как и др.
Однако в отличие от приведенных примеров, где фразеосхемы типа не успел… как сохраняют отношения непосредственного следования в пределах предложения [Русская грамматика: 558–559] фразеосхемы дошло до того, что / доходит до того, что выходят за пределы сложного предложения: между глаголом дошло и блоком до того, что не усматриваются смысловые отношения. Вся фразеосхема стала выполнять функцию коннектора, но не внутрипредложенческих, а внутритекстовых связей (т. е. выполняет текстообразующую функцию). Например: Каждая область включает по 200 смежных участков общей площадью около 150 кв. км. Купить их можно только в блоке. Каждый владелец получает право добывать на своей территории полезные ископаемые. Дошло до того, что уже «основан» первый лунный город — Лунафорния. И ведется работа по созданию Лунной республики с представительством в ООН. 10 мая 2000 года Лунное посольство открыто в Москве, и в тот же день продано четыре участка. Первым покупателем стал дизайнер Артемий Лебедев (Д. Дашкова).
Выводы. Выявлен следующий механизм преобразования синтаксических связей: 1) отношения между главной и придаточной частями сложноподчиненного предложения изменяются: из градационных они превращаются в антонимические; 2) происходит редукция и десемантизация главной части сложного предложения до сочетания (дело) дошло до того, вызывающая 3) перераспределение границ внутри сложного предложения: данное сочетание вместе с союзом что образует фразеосхему дошло до того, что, с одной стороны, являющуюся формантом автономного высказывания, с другой — выполняющую текстообразующую функцию — роль коннектора связи данного высказывания с предшествующим контекстом в пределах СФЕ, т. е. обеспечивает внутритекстовые связи.
Экстралингвистическим фактором подобных трансформаций является повышенное внимание журналистов к негативным проявлениям жизни общества и поиск экспрессивных способов их описания, одним из которых выступает подача типичного через единичный, но абсурдный или ирреальный факт.
© Конюшкевич М. И., 2016
Арутюнова Н. Д. Сокровенная связка: к проблеме предикативного отношения // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1980. Т. 39, № 4. С. 347–358.
Белошапкова В. А. Современный русский язык: синтаксис. М.: Высш. школа, 1977.
Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. М.: Наука, 1985.
Всеволодова М. В., Кукушкина О. В., Поликарпов, А. А. Русские предлоги и средства предложного типа: материалы к функционально-грамматическому описанию реального употребления. Кн. 1. Введение в объективную грамматику и лексикографию русских предложных единиц. М.: Либроком, 2014.
Гаспаров Б. М. Язык, память, образ: лингвистика языкового существования. М.: Нов. лит. обозр., 1996.
Грамматика современного русского литературного языка. М.: Наука, 1970.
Ефремова Т. Ф. Толковый словарь служебных частей речи русского языка. М.: Рус. язык, 2001.
Иванов Вяч. Вс. Лингвистика третьего тысячелетия: вопросы к будущему. М.: Языки слав. культуры, 2004.
Канюшкевіч М. І. Беларускія прыназоўнікі і іх аналагі. Граматыка рэальнага ўжывання: матэр. да слоўніка: у 3 ч. Гродна: Грод. держав. ун-т, 2008–2010. Ч. 1. Дыяпазон А — Л. 2008; ч. 2. Дыяпазон М — П. 2010; ч. 3. Дыяпазон Р — Я. 2010.
Кодухов В. И. Указательные местоимения и корреляты // XIX Герценовские чтения: тез. докл. Л.: Лен. гос. пед. ин-т, 1966. С. 59–63.
Ляпон М. В. Смысловая структура предложения и текст: к типологии внутритекстовых отношений. М.: Наука, 1986.
Объяснительный словарь русского языка: структурные слова / под ред. В. В. Морковкина. М.: АСТ, 2003.
Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории. М.: Мысль, 1974. URL: http://lib.ru/HISTORY/PORSHNEW/paleopsy.txt.
Поспелов Н. С. Сложноподчиненное предложение и его структурные типы // Вопр. языкозн. 1959. № 2. С. 19–27.
Русская грамматика: в 2 т. Т. 2. М.: Наука, 1980.
Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А. П. Евгеньевой. Т. 4. М.: Рус. язык, 1984.
Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. Т. 15. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963.
Словник украïнських прийменників: сучасна украïнська мова / А. П Загнітко, І. Г. Данилюк, Г. В. Ситар, І. А. Щукіна. Донецьк: ВКФ «БАО», 2007.
Холодов Н. Н. За древними тайнами русского слова «И» — тайны иных масштабов. Иваново: Иванов. гос. ун-т, 1991.
Черемисина М. И., Колосова Т. А. Очерки по теории сложного предложения. Новосибирск: Наука, 1987.
Шереметьева Е. С. Отыменные релятивы современного русского языка: семантико-синтаксические этюды. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2008.
Шведова Н. Ю. Местоимение и смысл. М.: Азбуковник, 1998.
Шмелева Т. В. Техника сложного предложения // Лингвистические идеи В. А. Белошапковой и их воплощение в современной русистике. Тюмень: Мандр и Ка, 2010. С. 116–133.
Шиганова Г. А. Релятивные фразеологизмы русского языка. Челябинск: Изд-во Челяб. гос. пед. ун-та, 2003.
Milewska B. Przyimki wtórne we współczesnej polszczyźnie. Gdańsk: Wyd. Uniw. Gdańskiego, 2003.
Arutjunova N. D. A secret link: to the problem of predicative relations [Sokrovennaja svjazka: k probleme predikativnogo otnoshenija] // The proceedings of the Academy of Sciences, USSR. Ser. lit. and ling. [Izv. AN SSSR. Ser. Lit. i jaz.] 1980. Vol. 39, No. 4. P. 347–358.
Beloshapkova V. A. The contemporary Russian language: syntax. [Sovremennyj russkij jazyk: sintaksis]. Moscow, 1977.
Cheremisina M. I., Kolosova T. A. Essays on the theory of the compound sentence [Ocherki po teorii slozhnogo predlozhenia]. Novosibirsk, 1987.
Efremova T. F. The explanatory dictionary of functional words in the Russian language [Tolkovyj slovar sluzhebnych chastej rechi russkogo jazyka]. Moscow: Rus. jaz., 2001.
Gasparov B. M. Language, memory, image: the linguistics of language existence [Jazyk, pamjats, obraz: lingvistika jazykovogo sushchestvovania]. Moscow, 1996.
Grammar of the contemporary Russian language [Grammatika sovremennogo russkogo jazyka]. Moscow, 1970.
Ivanov Vjach. Vs. The linguistics of the third millennium: questions to the future [Lingvistika tretjego tysjacheletia: voprosy k budushchemu]. Moscow, 2004.
Kanjushkevich M. I. The belarusian prepositions and their analogues: The grammar of real usage: the materials for the dictionary [Belaruskija prynazouniki i ich analagi. Gramatyka realnaga uzhyvannja: materyjaly da slounika]: u 3 ch. Grodna, 2008–2010. Ch. 1. Dyjapazon A — L. 2008; ch. 2. Dyjapazon M — P. 2010; Ch. 1. Dyjapazon P — YA. 2010.
Kholodov N. N. Behind the ancient mysteries of the russian word «И» — the mysteries of other scale [Za drevnimi taynami russkogo slova «И» — tayny inth masshtabov]. Ivanovo, 1991.
Koduchov V. I. The demonstrative pronouns and correlates [Ukazatelnyje mestoimenia i korreljaty] // XIX Gertsenovskie readings: abstracts of reports [XIX Gertsenovskie chtenia: tez. dokl.]. Leningrad, 1966. P. 59–63.
Ljapon M. V. The semantic structure of the sentence and text: to the typology of intertextual relations [Smyslovaja struktura predlozhenija i tekst: k tipologii vnutritekstovych otnoshenij]. Moscow, 1986.
Milewska B. The derivative prepositions in modern Poland [Przyimki wtórne we współczesnej polszczyźnie]. Gdańsk, 2003.
Porshnev B. F. About the beginning of human history [O nachale chelovecheskoj istorii]. Moscow, 1974. URL: http://lib.ru/HISTORY/PORSHNEW/paleopsy.txt.
Pospelov N. S. A complex sentence and its structure types [Slozhnopodchinennoje predlozhenie i ego strukturnyje tipy] // Questions in linguistics [Vopr. jazykozn.]. 1959. No. 2. P. 19–27.
Russian grammar [Russkaja grammatika]. Vol. 2. Moscow, 1980.
Sheremetjeva E. S. The noun-derived relatives of the contemporary Russian language. The semantic-syntactical essays [Otymennyje relativy sovremennogo russkogo jazyka. Semantika-sintaksicheskie etjudy]. Vladivostok, 2008.
Shiganova G. A. The relative phraseological units in the Russian language [Reljativnyje fraziologizmy russkogo jazyka]. Cheljabinsk, 2003.
Shmeleva T. V. The technique of the compound sentence [Technika slozhnogo predlozhenia] // Linguistic ideas of V. A. Beloshapkova and their realization in Russian philology [Lingvisticheskie idei V. A. Beloshapkovoj i ich voploshchenie v sovremennoj rusistike]. Tjumen, 2010. P. 116–133.
Shvedova N. Yu. Pronoun and sense [Mestoimenie i smysl]. Moscow, 1998.
The dictionary of the Russian language [Slovar russkogo jazyka: v 4 t. / pod red. A. P. Evgenjevoj]. Moscow, 1984.
The dictionary of the contemporary literary language [Slovar sovremennogo russkogo literaturnogo jazyka: v 17 t.]. T. 15. Moscow, 1963.
The dictionary of the ukrainian prepositions: the contemporary Ukrainian language [Slovnik ukrainskich prejmennikov: suchasna ukrainska mova] / A. P. Zagnitko, I. G. Daniljuk, G. V. Sitar, I. A. Shchukina. Donetsk, 2007.
The explanatory dictionary of the Russian language: functional words [Objasnitelnyj slovar russkogo jazyka: strukturnyje slova] / pod red. V. V. Morkovkina. Moscow, 2003.
Volf E. M. The functional semantics of assessment [Funktsyonalnaja semantika otsenki]. Moscow, 1985.
Vsevolodova M. V., Kukushkina O. V., Polikarpov A. A. The russian prepositions and the means of prepositional type: the materials for functional-grammatical description of real usage. Book 1. The introduction to objective grammar and lexicography of the russian prepositional units [Russkie predlogi i sredstva predlozhnogo tipa: materialy k funktsyonalno-grammaticheskomu opisaniju realnogo upotreblenija. Kn. 1. Vvedenie v objektivnuju grammatiku i leksikografiju russkikh predlozhnykh edinits]. Moscow, 2014.