Статья посвящена анализу вкусовой метафоры в русском и болгарском медиадискурсах. Данная метафорическая модель располагается на пересечении таких типов метафоры, как антропоморфная и артефактная. В статье рассматривается субмодель «Общество — основные вкусы и их оттенки», выявляются вкусовые ощущения, выступающие в качестве сферы-источника формирования русских и болгарских метафор в рамках современной лингвокультурной ситуации, а также анализируется развитие вкусовой метафоры в контексте соотносительной связи «традиция — современность».
GUSTATORY METAPHOR OR CONNECTION BETWEEN TRADITION AND MODERNITY
(ON THE MATERIAL OF RUSSIAN AND BULGARIAN MEDIA TEXTS)
The article examines gustatory metaphor in Russian and Bulgarian media discourse. This metaphorical model belongs to anthropomorphic and artifact metaphors and is located at the intersection of these two types. The main tasks of the article are to outline the submetaphor “Society — basic tastes and its variations”, to identify gustatory sensations, which are source of Russian and Bulgarian metaphors in the framework of modern linguistic-cultural situation, and also to analyze the development of gustatory metaphors in the context of “tradition — modernity correlation”.
Елена Викторовна Стоянова, кандидат филологических наук, профессор кафедры русистики Шуменского университета им. Епископа Константина Преславского
E-mail: elvikstoyanova@abv.bg
Elena Viktorovna Stoyanova, PhD, Professor of the Chair of Russistics, Konstantin Preslavsky University of Shumen
E-mail: elvikstoyanova@abv.bg
Стоянова Е. В. Вкусовая метафора, или связь традиции и современности (на материале российских и болгарских медиатекстов) // Медиалингвистика. 2014. № 2 (5). С. 104-116. URL: https://medialing.ru/vkusovaya-metafora-ili-svyaz-tradicii-i-sovremennosti-na-materiale-rossijskih-i-bolgarskih-mediatekstov/ (дата обращения: 17.09.2024).
Stoyanova E. V. Gustatory metaphor or connection between tradition and modernity (on the material of Russian and Bulgarian media texts) // Media Linguistics, 2014, No. 2 (5), pp. 104–116. Available at: https://medialing.ru/vkusovaya-metafora-ili-svyaz-tradicii-i-sovremennosti-na-materiale-rossijskih-i-bolgarskih-mediatekstov/ (accessed: 17.09.2024). (In Russian)
УДК 81‘42
ББК 81.2
ГРНТИ 16.21.55
КОД ВАК 10.02.19
С утверждением когнитивного и лингвокультурного подходов в современных исследованиях метафоры оформляется понимание метафоры как категориально-понятийной, системно организованной языковой структуры. Она органично присуща образному строю человеческого мышления и закрепляет универсальную для процесса познания и обусловленную культурным фактором когнитивную проекцию на данный предмет (явление) характерных черт другого предмета (явления) на основе ассоциации подобия.
Метафора играет важную роль в процессе взаимодействия человека с окружающим миром, осуществляя в сознании человека хранение, структурирование и обработку информации о мире. Она выступает в качестве метафорической модели (далее — М‑модель) как языкового представления когнитивного механизма и своеобразного инструмента исследования метафорического столкновения понятийных сфер. Таким образом метафора осуществляет взаимодействие язык — мышление — культура. Следовательно, в процессе метафоризации неизменно присутствует культурный компонент, который становится одним из основных ориентиров когниции. Поиск когнитивных структур, между которыми устанавливается подобие (иными словами, выбор М‑моделей1), определяется культурной традицией (или преданием, как называет культурное наследие нации Т. Чалыкова [Чалыкова 2013]) и лингвокультурной ситуацией [Шаклеин 1997, 2012; Стоянова 2013], а регулируется лингвокультурной компетенцией носителей лингвокультуры.
Глобализация современного мира, как всеобщая тенденция развития лингвокультур, ведет к универсализации медиадискурса и часто обусловливает зеркальность метафорических образов, функционирующих в различных языках. В. М. Шаклеин обращает внимание на тот факт, что «данная глобальность — не что иное, как развитие глубинных культурных основ, на которых, собственно, и держится вся история этноса» [Шаклеин 2012: 175]. Для современной метафорологии А. П. Чудинов указывает важность исследования «степени воздействия разнообразных языковых, культурологических, социальных, экономических, политических и иных факторов на национальную систему концептуальных метафор» [Чудинов 2003: 196–197].
Когнитивная деятельность человека во времени, осуществляемая с помощью органов перцепции, характеризуется явной структурированностью, традиционализмом и продуктивностью. Одним из основных механизмов жизнедеятельности человека является инстинкт питания, в соответствии с которым человек добывает, готовит и поглощает пищу, чтобы снабдить организм необходимой энергией для его функционирования и развития. Вполне естественным представляется метафорическое восприятие и концептуализация мира в терминах пищевого кода как основы существования человека. При этом разграничиваются две основные концептуальные метафоры: метафора питания как принадлежность антропоморфной метафоры и кулинарная метафора. Последний термин не является единственным для квалификации указанной метафоры. Ряд исследователей ее именуют гастрономической [Дормидонтова 2011; Бойчук 2012], метафорой кухни (кухонной метафорой) [Керимов 2005], кулинарной метафорой [Будаев, Чудинов 2007: 69–75; Люболинская 2007: 273–277; Цонева 2007, 2008, 2012], в этнолингвистических работах используется понятие пищевого кода [Березович 2007: 347]. На наш взгляд, термин кулинарная метафора более соответствует сущностной концептуализации сферы-источника, включающего не только сырье, но и процесс сознательной деятельности человека по его обработке и приготовлению пищи. Указанная метафора рассматривается в структуре артефактной метафоры и изучается на материале русского и французского языков, русского и болгарского языков, а также немецкого языка [Дормидонтова 2011; Цонева 2007, 2008, 2012; Стоянова 2012; Люболинская 2007].
Информацию о мире можно получать и посредством вкусовых ощущений. Специфика вкусовой метафоры как модели заключается в том, что она отражает процесс практического познания истины посредством накопления человеком индивидуального опыта. В определении места вкусовой метафоры преобладает мнение о ее принадлежности к гастрономической метафоре, некоторые исследователи ее считают центром в полевой структуре указанной метафоры [см., например: Бойчук 2012]. На материале болгарского языка вкусовая метафора не являлась предметом специального анализа. На наш взгляд, она располагается на пересечении двух типов метафор, антропоморфной и артефактной, и в определенной степени является принадлежностью обоих типов. Указанная метафора связана с физиологическим процессом хеморецепции как взаимодействия вкусовых рецепторов с различными агентами внутри организма и поступившими из внешней среды (как продуктами в естественном виде, так и после кулинарной обработки в виде готовой пищи). Результатом подобного взаимодействия становятся разного рода ощущения, которые и выступают понятийными источниками формирования вкусовой метафоры.
Вкусовую метафору можно отнести к наиболее древним метафорическим типам, связанным с когнитивной деятельностью человека. Мифические представления о познании соотносятся со вкушением яблока. Вкусить от древа познания (высок.) — значит познать жизнь (по библейскому сказанию, вкусив запретный плод, Адам и Ева познали тайну продолжения жизни). Философское осмысление мира De gustibus nоn est disputandum (лат.) (рус. О вкусах не спорят; болг. За вкусовете не трябва да се спори) и народная мудрость На вкус и цвет товарищей нет; У кого какой вкус: кто любит дыню, а кто арбуз; У всякого свой вкус, один другому не указчик: кто любит арбуз, в кто свиной хрящик; болг. (На) вкус другар няма свидетельствуют о различии людей и народов, следующих по своему собственному, индивидуальному, пути познания. Несмотря на универсальность физиологического строения человека, у разных народов наблюдаются различия в чувственном восприятии окружающей действительности. Вкусовая рецепция складывается в процессе становления и развития лингвокультуры [см.: Костяев 2007].
Сфера источника вкусовой метафоры отличается относительным постоянством во времени, что в значительной степени выделяет эту метафору среди других, поскольку вкусовые ощущения человека характеризуются определенной стабильностью и относительной неизменностью. На наш взгляд, сравнительное исследование подобной консервативной сферы в свете соотношения национального и общечеловеческого видения мира на материале различных языков представляет несомненный научный интерес. Целью исследования и является рассмотрение вкусовой метафоры в российском и болгарском медиадискурсах в рамках современной лингвокультурной ситуации, характеризующейся значительной метафоричностью в обеих лингвокультурах.
В европейской культуре традиционно выделяются четыре основных вкуса: соленый, горький, сладкий, кислый. У азиатских народов их встречается значительно больше. Исследования вкусовых анализаторов до сих пор не дают точного ответа о количестве соответствующих рецепторов у человека. В современном мире все чаще ученые склоняются к признанию вкуса умами в качестве пятого дополнения к основному списку вкусов2. Совсем недавно исследователи из Вашингтонского университета Сент-Луиса расширили количество вкусовых рецепторов человека за счет открытия рецептора жира. Таким образом появился еще один новый вкус — вкус жира (жирный).
Среди вкусовых ощущений человек способен различать и некоторые оттенки вкуса, различные вкусовые комбинации, а также дополнительные характеристики пищи, такие как сочный, аппетитный, лакомый, ароматный, пресный, вкусный, безвкусный, невкусный, не по вкусу и др., которые формируются различными перцептивными органами. Таким образом, целостный вкусовой образ у человека создается в процессе сложного взаимодействия разного рода рецепторов (вкусовых, тактильных, температурных, обонятельных).
В современном медиадискурсе вкусовая метафора активно эксплуатируется: она становится незаменимым стилистическим ресурсом для привлечения внимания, представления и оценки той или иной ситуации в целях латентной манипуляции сознанием, обеспечивая требуемое в этих целях упрощение и конкретизацию понятий. Для сопоставительного анализа выбраны национальные печатные издания и электронные ресурсы (росс. «Комсомольская правда», «Труд», «Независимая газета», «Московский комсомолец», «Новая газета» и др.; болг. «Дума», «24 часа», «Сега», «Стандарт», «Новинар», «Монитор» и др.).
Анализ собранного метафорического материала позволяет схематично отобразить структуру М‑модели «Общество — вкусовые ощущения» (см. рис. 1).
В рамках современной лингвокультурной ситуации в М‑модели выделяются два основных фрейма: «Основные вкусы и их оттенки» и «Оценка вкусовых ощущений», состоящие из соответствующих слотов, в которых разграничиваются различные концептуальные векторы и сценарии. Основными задачами данной статьи представляется рассмотрение субмодели «Общество — основные вкусы и их оттенки» и выявление вкусовых ощущений в качестве сфер-источников формирования русских и болгарских метафор в медиатекстах в рамках современной лингвокультурной ситуации, а также анализ развития вкусовой метафоры в контексте соотносительной связи «традиция — современность». Языковой материал демонстрирует значительный количественный перевес данной метафоры в российском медиадискурсе по сравнению с болгарским. Характерной особенностью данной метафоры в обоих медиадискурсах является ее представленность в текстах различной тематической направленности (политических, культурных, экономических, спортивных), а в ряде слотов отмечается значительное ее преобладание в определенной тематике медиатекстов.
Фрейм 1. «Основные вкусы и их оттенки»
Вкусовые ощущения выступают в качестве сферы-источника в процессе современной метафоризации. У разных народов выработана собственная вкусовая карта языка, которая формировалась в течение длительного периода развития лингвокультуры и обусловлена различными ее особенностями.
Слот 1. «Соленый»
Данный слот представляется наиболее значимым с точки зрения традиции. Ощущение солености пище обычно придает соль. По своему происхождению слова соль и сахар восходят к одному и тому же корню (*soldъ), что первоначально означало небезвкусный, — таким образом передавались первые вкусовые ощущения наших предков. Дальнейшее семантическое движение шло по пути: соленый > вкусный > пряный > сладкий.
Соль входила в природную троицу (сера, ртуть, соль), соотносимую с сутью человека (дух, душа, тело). Она получила значение основы, ценности жизни (рус. соль земли; болг. солта на земята). На материальных свойствах соли, на ее принадлежности к чужому миру природы базируется формирование функции соли как оберега. Болгарское поверие гласит, что дом существует, пока не закончится в нем соль (Къща без сол не бива), ибо в ее отсутствие в дом беспрепятственно проникают враги и болезни. В Болгарии принято, накрывая на стол, первым делом ставить солонку, чтобы соль отпугнула злые силы от пищи и дома. Соль может отвести зло, когда ее бросают в лицо врагу-вредителю (рус. Соль тебе в очи). И наоборот, посредством соли происходит наведение порчи: болг. Солена вода да те яде; рус. насолить кому-нибудь, и соответственно, хлебнуть соленого — т. е. испытать много неприятностей, обид, горя. Очевидно, с порчей связаны и болгарские фразеологизмы: Чукам сол на главата и Трия сол на главата (на някого) в значении ‘мучать кого-либо своими постоянными упреками, укорами, ссорами и скандалами’.
В римской и скандинавской мифологиях таким образом именовалось солнечное божество (от лат. sol — солнце). Связь с божественным, магическим проявляется в использовании соли в многочисленных обрядовых действиях (свадебные и родильные обряды, крещение) [см.: Топорков. А встреча дорогого гостя до сих осуществляется с хлебом и солью (рус. хлеб-соль; болг. с хляб и сол).
Как свидетельствует народная мудрость, жизненные ситуации оценивались посредством соли. В них соль выступает мерилом вкуса и ценности. На вкусовых ощущениях от несоленой (а значит, невкусной и не доставляющей удовольствия) пищи строится русский фразеологизм Не солоно хлебавши — ‘ничего не добившись, обманувшись в своих ожиданиях’. В современных медиатекстах отмечается частое его употребление. Например: Министр финансов Кипра улетел из России не солоно хлебавши (dp.ru, 22.03.2013).
Своеобразным продолжением греко-римской традиции, согласно которой соль воспринималась в качестве литературного остроумия, является метафорическое употребление прилагательного соленый (о словах, выражениях и т. п.) в значении ‘остроумный, выразительный, но грубый и не совсем пристойный’. В российских СМИ фиксируются следующие сочетания: соленые истории, анекдоты, афоризмы, выражения, матюги, шуточки, словцо, слова, строчки. В болгарских медиатекстах эксцерпированы единичные примеры: солен хумор, солени шегички. Например: рус. На всю обложку соленый афоризм: «Те же яйца, только в профиль» (Труд‑7, 08.11.2007); Эта история немного «соленая», нескромная, но поучительная для бесплодных женщин, а случилась она в далеком 1966 году (Комсомольская правда, 27.01.2001) и болг. Комикът Боб Сегет пише книга със солен хумор. В книгата Сегет ще разбули уникалната си личност, казва още редакторът. Според анонса той ще даде простор на лютия си хумор, като предупреждава, че някъде шегичките могат да са твърде солени (Лира.бг, 01.12.2012).
В российских медиатекстах при метафорическом осмыслении прилагательного соленый развивается сема ‘напряженный, изнурительный, тяжёлый’. Традиционно знаком напряженного, тяжелого труда воспринимается соленый пот. В медиатекстах спортивной тематики указанный образ соотносится со спортивными достижениями, достигнутыми упорным трудом: русск. Миг от исступленной отработки каждого движения — до фанатизма. Соленый пот пьедестала — счастливо-усталые секунды. Секунды, когда вместо безмятежного «ЛЯ» взмокшая грудь выдает сиплое «СИ» (Советский спорт, 23.10.2010).
Интересной реализацией подобного значения в болгарском языке представляется соотносительная связь соленый / сладкий в метафорическом образе сладкий хлеб — т. е. сладок тот хлеб, который добывается пóтом, праведным тяжелым трудом: Безработицата превзема все по-големи територии и все повече човешки съдби <…> Много от вас я носят като гърбица тази безработица. Хора здрави, прави, работливи, можещи, знаещи. Не скатаващи се под дебели сенки, а вопиещи да изгорят под жаркото слънце на трудовото усилие, за да го има на масата им хлябът наш насъщни и да е сладък, защото е изкаран с чест и пот (24 часа, 07.08.2014).
Метафора соли расширяется в российских медиатекстах политической направленности, где соленая победа воспринимается как победа, достигнутая пóтом и кровью, с большим трудом и большими жертвами: русск. Здесь же откроется выставка «У Победы соленый вкус», на которой будет рассказывается об идеологии нацизма и планах «окончательного решения еврейского вопроса» (АиФ, 27.01.2013). Подобное семантическое наполнение перекликается с семой ‘большим трудом, с большими жертвами’ в болгарских медийных метафорах.
Беспощадной и суровой становится соленая правда жизни, представляющая частичное пересечение с семантикой прилагательного горький. Например: В. Путин: С пивом хорошо соленую правду (Голос России, 15.12.2012).
В болгарском медиадискурсе наблюдается развитие стертой метафоры Излиза ми солено в значении ‘большой ценой, с большими жертвами’. В этом значении фиксируются две группы метафор. В первой группе примеров (солена цена, глоба, такса, сума, фиш, тариф, данък, санкции, живот, раздори) актуализируется сема ‘дорого’. Например: болг. Проблемът е, че бързата наказателна процедура на Еврокомисията може да завърши със солени глоби и заедно със замразените европрограми да изправи правителството на Орешарски пред празна хазна и планини от дългове, които ще трябва спешно да се погасяват (Стандарт, 05.06.2014); Таксата им за обучение обаче е малко по-солена — 750 лева на година (Стандарт, 16.06.2012); Токът ни по-скъп от френския, а газът — най-солен в Европа (24 часа, 03.02.2012) и др. А во второй группе примеров, менее представленной в количественном отношении, реализуется сема ‘с большими «жертвами», трудно’ — это солен вот, солен глас: Гласът за НДСВ най-солен. Един глас на парламентарния вот е излязъл най-солено на НДСВ (Монитор, 17.07.2009).
Слот 2. «Сладкий»
Формирование сладкого вкуса происходит на основе восприятия пищи как различной от несоленой и небезвкусной, что базируется на этимологической связи соленый и сладкий (рус. солодкий). Сладкий вкус у древних людей не имел широких ассоциаций и соотносился в основном со вкусом меда и ряда плодов. Впоследствии указанные ощущения привели к становлению новой понятийной сферы.
В данном слоте прослеживается значительная синонимическая цепочка с доминантой сладкий (болг. сладък): рус. сладостный, сладенький, сладкозвучный, сладкоречивый, медовый, медоточивый; болг. сладникав, захаросан, шоколаден, сладолед, которые обозначают различные нюансы сладкого вкуса. Например: рус. Наши отношения с Европой не будут такими сладенькими, но нам и не нужны сладкие отношения. (Труд‑7, 12.05.2005); Достается в леворадикальной печати и автору музыкальной редакции Павлу Овсянникову: «Новая слащавая аранжировка музыки Александрова <…> придает словам гимна плаксивый, жалостливый тон» (Комсомольская правда, 26.01.2001); На пресс-конференции немецкие журналисты попытались добавить ложечку дегтя в «медовые отношения» двух лидеров (Комсомольская правда, 28.04.2006) и болг. Това вече не е «гражданското общество», за което се сипеха сладникави суперлативи от страна на посланици, еврокомисар и президент. Защото на неговия фон призивите на Рединг и Плевнелиев звучат водевилно (Дума, 25.07.2013); «Левски» е върхът на сладоледа в България (24 часа, 23.02.2014).
В российских и болгарских медиаобразах сема ‘приятный, доставляющий наслаждение, вкусный’ формируется посредством участия различных органов чувств. «Сладкая» метафора охватывает конкретные предметы (рус. сладкий подарок, приз, мелодия, валюта, парочка, болг. сладък подарък, медал, човек), временные периоды (рус. сладкий день, миг, сутки, болг. сладък ден, момент, миг), абстрактные понятия (рус. сладкая правда, свобода, доля, месть, болг. сладък живот, понятие).
Например: рус. Главное опасение израильтян — это то, что Роухани не сможет или что кто-то ему не позволит начать делать уступки по ядерному вопросу. Он может попросить снять санкции, и Израиль опасается, что Запад прислушается к сладкой мелодии, исходящей из Тегерана, изменит свою политику и даст Ирану ещё какое-то время, а Иран в это время будет заниматься своей ядерной программой (Голоса России, 28.06.2013) и болг. Янукович обвини ЕС, че си служи с предложението като сладък бонбон, за да накара Украйна да подпише споразумение с МВФ, налагащо скок на цената на газа и отоплението и замразяване на заплатите и пенсиите в замяна на кредитна линия от 610 млн. евро (24 часа, 27.11.2013).
В русском языке на основе метафорического образа формируется терминологический эвфемизм: сладкая болезнь в значении ‘диабет’. Например: Сладкая болезнь активно косит ряды крымчан. Сахарный диабет, который называют также «сладкой болезнью», стал активно распространяться среди крымчан (Gigamir.net).
Слот 3. «Горький»
Горький как ощущение своеобразного, неприятного вкуса, свойственного коре хинного дерева, полыни, горчице, в переносном смысле в русском и болгарском языках традиционно является обозначением чего-то горестного, тяжелого, выражающего огорчение, разочарование, горечь, скорбь, неприятность. Указанное значение фиксируется в современных медиатекстах различной тематики. Например: рус. К сожалению, у многих болельщиков встреча оставила горький осадок (Известия, 19.11.2010); Был, правда, еще и горький аромат мирового финансового кризиса, поскольку Ницца стала для многих участников саммита, как выразились бы военные, «аэродромом подскока» на пути к другому, вашингтонскому саммиту «большой двадцатки» 15 ноября (РИА Новости, 14.11.2008); Критический пафос выражается уже в озвученных президентом горьких цифрах, характеризующих демографическую ситуацию (Труд‑7, 20.05.2003) и болг. Борусия с горчива победа срещу Реал (Стандарт, 09.04.2014); Борисов възкликна горчиво, че държавата България нямала откъде да си набави нови, свежи пари (Дума, 07.08.2013); Горчив диспут възникна между френската компания Danone и най-големия китайски производител на напитки Wahaha (econ.bg, 06.06.2007).
Интересным примером «горькой» метафоры является формирование в современных болгарских медиатекстах метафорического образа на основе наречия Горько! (болг. Горчиво!). Традиционно таким образом обозначается возглас гостей на свадьбе, призывающий молодых поцеловаться. Поцелуй в этом случае становится подсладителем горького вина (ср. рус. пить горькую; болг. горчиво вино) и символом соединения, создания нового семейного союза. Указанный образ коалиционного единения политических сил и партий становится популярным в последнее время в болгарском политическом медиадискурсе. Например: болг. Трите партии бяха единодушни само за парите за здраве и щом ремонтът на големия бюджет мина на първо четене, червените започнаха да подвикват на ГЕРБ и ДПС «Горчиво» (Стандарт, 01.08.2014); «Сватбените целувки на БСП и ГЕРБ не искам да ги гледам. Радвам се на влюбените, „горчиво“ на БСП и ГЕРБ. Не бъдете анонимни», заяви Дражев (Стандарт, 24.06.2014).
Слот 4. «Кислый»
Устойчивое переносное употребление прилагательного кислый (болг. кисел) квалифицирует уныло-тоскливое, раздраженное состояние, настроение, без подъема и воодушевления. Указанное значение реализует современная медийная метафора (рус. выражение лица, лицо, физиономия, мина, гримаса, человек, болг. физиономия, човек). Например: рус. Баскетбол. Даже в воскресенье, отправляясь на игру, они наполняли вагоны лондонского метро с кислыми минами на лицах и горечью в сердце, но с надеждой в душе (Чемпионат.com, 12.05.2013) и болг. ДС и БКП — брак с кисела физиономия (Дневник, 20.04.2008).
Кислый вкус в качестве сферы-источника метафорической концептуализации современной действительности особенно актуализируется и развивается в российском медиадискурсе. С помощью указанной метафоры квалифицируется процесс, недостаточно активный, но получивший положительный импульс. Например: Медведев: состояние экономики РФ «кислое», но лучше, чем в Европе (РИА Новости, 06.12.2013); «Некислая» электронная подпись для Дмитрия Медведева. Согласно недавнему заявлению Дмитрия Медведева, процесс получения электронной подписи в России выглядит «мягко говоря, кисло». Более того, не только этот процесс, но и сама электронная подпись в России «кислые». Программное обеспечение и средства для подписания электронных документов доисторичны, неудобны и не понятны простому человеку. Получение Электронной Цифровой Подписи (ЭЦП) стоит порядка $30, занимает некоторое время, и требует личного визита в удостоверяющий центр (siliconrus.com, 27.08.2013); Подарок россиян Медведеву вышел «кислым». Президентский срок подходит к концу, поэтому самое время подводить предварительные итоги. Этим и занялся ВЦИОМ, который к празднику лидера страны опросил граждан о достижениях Медведева. «Подарок» получился не очень радостным. По данным опроса, 47% россиян затруднились ответить на вопрос о достижениях президента (svpressa.ru, 14.09.2011).
Незначительное недовольство, неудовольствие или неудовлетворенность, транслируемые «кислой» метафорой достигают своего апогея — приводят к оскомине: Разговорами о том, что старые драйверы роста уже не могут, а новых еще нет, правительство и экономисты давно набили друг другу оскомину, видимо, полагая, что правильно поставленный диагноз — это уже полдела (Интерфакс, 30.12.2013).
В болгарском языке фиксируются единичные примеры «кислого» образа с семой ‘незначительности’: Чиновникът — тази неизтребима класа. Четата му е всявала кисел ужас сред богатите, а пък бедните направо са го обожавали и често са го укривали от потери и войска, защото се е правел на Робин Худ. Властта го е преследвала, но без да си дава много зор, обаче след като прави неуспешен опит да задигне пет милиона от държавната банка в Хасково, хайдутинът съвсем озверява (Дума, 04.06.2011).
Слот 5. «Жирный»
Жирный вкус в качестве сферы-источника метафоризации используется как в российских, так и в болгарских медиатекстах. В слоте фиксируется, наряду с устойчивыми, традиционными метафорами, и тенденции семантического развития.
На основе переносного употребления прилагательного жирный (‘толстый’), когда идет речь о линии, чертé и т. п. (жирный заголовок, шрифт), и устойчивого сочетания поставить крест, точку в значении ‘окончательно отказаться от чего-либо, прекратить’ в современном российском медиадискурсе при метафоризации происходит расширение арсенала знаков: минус, плюс, знак вопроса, пунктуационный знак, многоточие, восклицательный знак. При этом на первый план в новой метафоре выдвигается сема ‘значимости’. Например: Что касается «Спартака», то здесь поставлю жирный вопрос (Советский спорт, 17.03.2011); Он прекрасно знал, какой жирный минус он ставит своему политическому авторитету, начиная переговоры с Басаевым (Известия, 08.11.2010).
Подобное метафорическое значение (‘заметный, значительный’) фиксируется не только в лексико-семантической группе пунктуационных знаков, но и в других лексических группах. Например, жирный след, жирный кризис: И хотя пресс-служба посольства это сообщение оперативно опровергла, свой жирный след оно оставило (РИА Новости, 24.08.2007); А в стройных рядах «Групо-2002», похоже, затесался жирный кризис (Советский спорт. 07.04.2008). А в медиатекстах спортивной тематики жирные вкусовые ощущения выступают источником формирования метафоры со значением ‘важный’: К тому же на кону для Маскаева стоит «жирный» бой с Кличко (Советский спорт, 14.03.2009).
Кроме того, в медийной метафоре наблюдается активное расширение переносного значения ‘о чем-либо выгодном, заманчивом’ (рус. жирный кусок, навар, разговор, контракт, подряд, бизнес, тема, статья, работа, подпитка, транши, кормушка, финансирование, профициты, партии, штаты, поставки, счета) и формирование метафоры на основе временной лексики (рус. жирные годы, времена). При этом происходит коррекция метафорического значения — ‘заманчивый, благополучный, стабильный’: За «жирные» годы мы при консолидированном бюджете в 104 млрд руб. накопили резервов в 20 млрд руб. (РБК Daily, 08.10.2010).
В болгарских медиатекстах преобладающим в «жирной» метафоре является значение ‘большой, значительный’ о финансах и материальных преимуществах власти (болг. бонус, хонорар, чек, заплата, сума, пари, премии, сметки, сделки, подкуп, борч). Например: Лидерът на БСП запита дали Световната банка ще ни консултира безплатно или там ще се получават тлъсти хонорари (Стандарт, 31.08.2010).
Единичным окказиональным употреблением представляется метафора жирная служба, которая пересекается с описанной выше русской метафорой в семе ‘заманчивый, выгодный’: Населението посреща гилотината над демократичните права с нескрито облекчение, а масовото мнение гласи, че те са се превърнали в котерии за обслужване на тесни интереси, уреждане с тлъсти служби и ограбване на ресурсите на държавата. Няма да е пресилено да се каже, че и днес гражданите мислят по сходен начин, и затова немалка заслуга има и 42-ият парламент (Стандарт, 05.08.2014).
Слот 6. «Вкусовые оттенки»
В данном слоте представлены оттенки и нюансы вкусов в качестве сферы-источника современной метафоризации. Значительным разнообразием в этом плане отличаются российские медиатексты, в которых фиксируются следующие разновидности вкусовых оттенков: рус. острый, жгучий, (не)металлический, терпкий, медовый, сладковатый, горьковатый, кисловатый, ароматный, сочный и болг. лют, сладникав. Например: рус. Село гибнет буквально на глазах. Это — жгучая общероссийская проблема. Без подъема сельского хозяйства у нас нет шансов добиться стабильного роста всей экономики (Труд‑7, 24.10.2003); Впрочем, по мнению аналитиков, острые бюджетные споры еще не закончены (РБК Daily, 11.04.2011); Золото и жилье: цены пошли вниз. Из других инструментов сбережений и накоплений в прошлом месяце огорчили недвижимость в Москве и обезличенные металлические счета (золото) (Комсомольская правда, 11.12.2007) и болг. Лют скандал около приватизацията. Продават всички медцентрове в Пловдив (Монитор. 12.02.2009).
В качестве источников метафоризации встречаются и комбинации основных вкусов: горько-сладкий, сладко-горький, кисло-сладкий, сладко-печальный, соленая горечь, страдальчески-горький, смазливо-кислый, фальшиво-приторный или одновременное употребление нескольких основных вкусов. Например: рус. Мы пошли с ней в мою клетушку, где-то рядом терлась и похрипывала свинья, мы тоже потерлись и похрипели, и я излил всю накопившуюся соленую горечь — как много, оказывается, ее было во мне! (Комсомольская правда, 27.01.2001); Я думаю, что у власти вкус и горький, и кислый, и терпкий (Известия, 2004.09.20); Хит-парад всего подряд. Ну вот на этой кисло-сладкой ноте мы и закончим обзор самых интересных событий года (Lenta.ru, 08.12.2011) и болг. Този празник винаги е имал меланхоличен оттенък — той бележи неофициалния край на лятото. Тази година обаче Денят на труда имаше особено сладко-горчив привкус (Дума, 23.09.2010); Сладък живот с «Лидъл» и сие, горчив — със спекулата. Когато бъдат ликвидирани мръсните игри с цените, при които от народа се ограбват милиарди, българите ще живеят по-добре дори с позорно ниските си доходи (Дума, 07.12.2010).
Итак, в русском и болгарском медиадискурсах вкусовая метафора обнаруживает связь с традиционными представлениями и утвердившимися ощущениями вкуса, что позволяет соизмерять современную специфику мира с традицией. В ряде случаев отмечается развитие вкусовой метафоры и возникновение новых семантических долей. Современная действительность оказывает влияние на формирование метафорических моделей в языке массмедиа, обуславливая появление окказиональных метафор. Подобное развитие наблюдается, например, в слоте «кислый», «жирный» на материале российских СМИ и «тлъст» — в болгарском.
Анализируемый материал демонстрирует значительную актуальность и продуктивность указанной метафоры в языке современных российских СМИ по сравнению с ее использованием в болгарских медиатекстах. Вкусовая метафора, как показывают медиатексты, становится все более предметной.
1 Исследование базируется на понимании М‑модели в работах: Баранов, Караулов 1991, 1994; Чудинов 2001; Стоянова 2012, 2013 и др.
2 Термин умами (в переводе с японского — вкусный) был предложен японским профессором Икеда Кумикаэ в 1908 г. для квалификации специфичного вкусового ощущения, производимого свободными аминокислотами (в частности, глутаминовой), которое невозможно было описать с помощью традиционных средств. Умами усиливает вкус пищи, делает его ярче.
© Стоянова Е. В, 2014
1. Баранов А. Н., Караулов Ю. Н. Русская политическая метафора. Материалы к словарю. М., 1991.
2. Баранов А. Н., Караулов Ю. Н. Словарь русских политических метафор. М., 1994.
3. Березович Е. Л. Язык и традиционная культура: Этнолингвистические исследования. М., 2007.
4. Бойчук А. С. Гастрономическая метафора: структурный, семантический, стилистический аспекты. Автореферат дис. ... канд. филол. наук. Волгоград, 2012.
5. Будаев Э. В., Чудинов А. П. Метафора в педагогическом дискурсе: современные зарубежные исследования // Политическая лингвистика. Екатеринбург, 2007. Вып. 1 (21). С. 69–75.
6. Дормидонтова О. А. Гастрономическая метафора как средство концептуализации мира (на материале русского и французского языков). Автореферат дис. … канд. филол. наук. Тамбов, 2011.
7. Керимов Р. Д. Артефактная концептуальная метафора в немецком политическом дискурсе. Автореферат дис. ... канд. филол. наук. Барнаул, 2005.
8. Костяев А. И. Вкусовые метафоры и образы в культуре. М., 2007.
9. Люболинская В. Г. Кулинарная метафора в языке политической прессы современной Германии: структура, содержание, функции // Вестник Бурятского государственного университета. Иркутск, 2007. № 7. С. 273–277.
10. Стоянова Е. Метафора как социокультурно обусловленный медиатекст // Медиатекст как полиинтенциональная система. СПб., 2012. С. 80–86.
11. Стоянова Е. К вопросу о функционировании метафоры в русских и болгарских медиатекстах // Средства массовой информации в современном мире. Петербургские чтения. СПб., 2012. С. 255–258.
12. Стоянова Е. Метафора сквозь призму лингвокультурной ситуации. Шумен, 2013.
13. Топорков А. Л. Энциклопедия «Русская цивилизация». URL: http://enc-dic.com/enc_rus/Sol-1541.html.
14. Цонева Л. М. Баницата като метафора (Кулинарната метафора в българската публицистика) // Проглас. 2007. Кн. 1. С. 156–165.
15. Цонева Л. М. Българската кулинарна метафора като средство за концептуално осмисляне на света // ВIСНИК Луганьского нацiонального унiверситету iменi Тараса Шевченка. 2008. № 13 (152). С. 209–215.
16. Цонева Л. М. Българската политическа метафора. В. Търново, 2012.
17. Чалыкова Т. И. Понимание: звук, слово, текст (между Преданием и Языком). Шумен, 2013.
18. Чудинов А. П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991–2000). Екатеринбург, 2001.
19. Чудинов А. П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации. Екатеринбург, 2003.
20. Шаклеин В. М. Лингвокультурная ситуация и исследование текста. М., 1997.
21. Шаклеин В. М. Лингвокультурология: традиции и инновации. М., 2012.
1. Baranov А. N., Каraulov Yu. N. Russian political metaphor. Materials for the dictionary [Russkaya politicheskaya metafora. Materialy k slovaryu]. Moscow, 1991.
2. Baranov А. N., Каraulov Yu. N. Dictionary of Russian political metaphors [Slovar russkih politicheskih metafor]. Moscow, 1994.
3. Berezovich Е. L. Language and traditional culture: Ethnolinguistic studies [Yazyk i traditsionnaya kultura: Etnolingvisticheskiye issledovaniya]. Moscow, 2007.
4. Boychuk А. S. Gastronomic metaphor: the structural, semantic, stylistic aspects [Gastronomicheskaya metafora: strukturnyj, semanticheskij, stiltsticheskij aspekty]. Diss. … kand. filol. nauk. Volgograd, 2012.
5. Budaev E. V., Chudinov А. P. Metaphor in educational discourse: modern foreign studies [Metafora v pedagogicheskom diskurse: sovremennye zarubezhnye issledovaniya] // Political linguistics. Еkаterinburg, 2007. Vol. 1 (21). Pp. 69–75.
6. Dormidontova О. А. Gastronomic metaphor as a means of conceptualizing of the world (on the material of Russian and French languages) [Gastronomicheskaya metafora kak sredstvo kontsheptualizatsii mira (na materiale russkogo i frantsuzskogo yazikov)]. Dis. … kand. filol. nauk. Таmbov, 2011.
7. Кеrimov R. D. Artifact conceptual metaphor in German political discourse [Аrtefaktnaya kontseptualnaya metafora v nemetskom politicheskom diskurse]. Dis. … kand. filol. nauk. Barnaul, 2005.
8. Коstyaev А. I. Gustatory metaphors and images in the culture [Vkusoviye metafory I obrazy v kulyture]. Moscow, 2007.
9. Lubolinskaya V. G. Culinary metaphor in the language of modern political press in Germany: structure, content, functions [Kulinarnaya metafora v yazyke politicheskoj pressy sovremennoj Germanii: struktura, soderzhanie, funktsii] // Vestnik Buryatskogo gosudarstvennogo universiteta. Irkutsk, 2007. Vol. 7. Pp. 273–277.
10. Stoyanova Е. Metaphor as a social and cultural conditioned media text [Меtafora kak sotsiokulturno оbuslovlennyj mediatekst] // Media texts as a polyintentional system — [Mediatext kak poliintentshionalnaya systema]. St. Petersburg, 2012. Pp. 80–86.
11. Stoyanova Е. On the function of metaphor in Russian and Bulgarian media texts [К voprosu o funktsionirovanii metafory v russkih I bolgarskih mediatekstah] // The media in the modern world [Sredstva massovoj informacii v sovremennom mire. Peterburgskie chteniya]. St. Petersburg, 2012. Pp. 255–258.
12. Stoyanova Е. The metaphor through the prism of the linguistic and cultural situation [Metafora skvoz prizmu lingvokulturnoj situatsii]. Shumen, 2013.
13. Торorkоv А. L. Encyclopedia of «Russian civilization» [Entsiklopediya «Russkaya tsivilizatshiya»]. URL: http://enc-dic.com/enc_rus/Sol-1541.html.
14. Tsoneva L. M. Pie as a metaphor (culinary metaphor in Bulgarian journalism). [Banitsata kato metafora (Kulinarnata metafora v balgarskata publitsistika)]. Proglas, 2007. Vol. 1. Pp. 156–165.
15. Tsoneva L. М. Bulgarian culinary metaphor as a tool for conceptual understanding of the world [Balgarskata kulinarna metafora kato sredstvo za коntseptualno osmislyane na sveta] // Visnik Luganskogo natsiоnalynogo universitetu imеni Таrаsа Shеvchеnkа. 2008. № 13 (152). Pp. 209–215.
16. Tsoneva L. M. The Bulgarian Political Metaphor. [Balgarskata politicheska metafora]. Veliko Tarnovo, 2012.
17. Chalakova Т. I. Understanding of sound, word, text (between Tradition and language) [Ponimanie: zvuk, slovo, tekst (mezhdu Predaniem I Yazikom)]. Shumen, 2013.
18. Chudinov А. P. Russia in the metaphorical mirror: cognitive study political metaphor [Rossiya v metaforicheskom zerkale: kognitivnoe issledovanie politicheskoj metafory (1991 — 2000)]. Еkаterinburg, 2001.
19. Chudinov А. P. Metaphorical mosaic in modern political communication [Меtaforicheskaya mozaika v sovremennoj politicheskoj kommunikatsii]. Еkаterinburg, 2003.
20. Shaklein V. M. Linguistic and cultural situation and a study of the text [Lingvokulyturnaya situatsiya i issledovanie teksta]. Moscow, 1997.
21. Shaklein V. M. Linguistic and cultural studies: traditions and innovations [Lingvokulturologiya: traditsii i innovatsii]. Moscow, 2012.