ТЕЛЕВИЗИОННАЯ РЕЧЬ В ФОНОСТИЛИСТИЧЕСКОМ РАКУРСЕ

Орфо­эпия теле­ре­чи в све­те нор­ма­тив­ных пред­пи­са­ний. Все­гда счи­та­лось, что теле­ви­зи­он­ная речь (как и сце­ни­че­ская речь) нахо­дит­ся в осо­бых отно­ше­ни­ях к дру­гим раз­но­вид­но­стям лите­ра­тур­но­го язы­ка и про­ти­во­по­став­ле­на им «по сте­пе­ни коди­фи­ци­ро­ван­но­сти и эта­лон­но­сти про­из­но­ше­ния» [Кален­чук, Касат­ки­на 2007: 319]. Что­бы пред­ста­вить суть и содер­жа­ние инди­ви­ду­аль­ных черт зву­ча­щих СМИ, обра­тим­ся к про­фес­си­о­наль­но-ори­ен­ти­ро­ван­ным орто­ло­ги­че­ским источ­ни­кам — зна­ме­ни­то­му «Сло­ва­рю уда­ре­ний для работ­ни­ков радио и теле­ви­де­ния» (пер­вое изд. — 1960 г., послед­нее — 2000 г.; далее — СУ) и допол­ня­ю­щим его посо­би­ям М. В. Зарвы [Зарва 1971; Зарва 1976], ибо имен­но они в иссле­ду­е­мой нами сфе­ре быто­ва­ния лите­ра­тур­но­го язы­ка зада­ют нор­ма­тив­ные ори­ен­ти­ры. Клю­че­вое в этом слу­чае тре­бо­ва­ние обще­из­вест­но и заклю­ча­ет­ся в уста­нов­ке на еди­но­об­ра­зие, в соот­вет­ствии с кото­рой прак­ти­че­ские руко­вод­ства и спра­воч­ни­ки для пред­ста­ви­те­лей сту­дии «все­гда реко­мен­ду­ют толь­ко один из двух сосу­ще­ству­ю­щих в язы­ке рав­но­прав­ных акцент­ных вари­ан­тов», моти­ви­руя это так: «что­бы не было раз­но­боя в речи жур­на­ли­стов, что­бы не воз­ни­ка­ла ситу­а­ция, кото­рую когда-то высме­я­ли дик­то­ры радио в шуточ­ных куп­ле­тах: «Соб­кор ска­зал “Кара́кас”, а дик­тор — “Карака́с”». Подоб­ное, к сожа­ле­нию, наблю­да­ет­ся в совре­мен­ном эфи­ре каж­дый день <…> Такой раз­но­бой в эфи­ре неже­ла­те­лен, осо­бен­но в инфор­ма­ци­он­ном веща­нии. По-раз­но­му про­из­не­сён­ное одно и то же сло­во <…> при­вле­ка­ет к себе вни­ма­ние. Это меша­ет слу­ша­те­лям сосре­до­то­чить­ся на сути сооб­ще­ния, их вни­ма­ние пере­клю­ча­ет­ся с содер­жа­ния пере­да­чи на её фор­му» [Аге­ен­ко, Зарва 2000: 3]. Но посмот­рим, что содер­жа­тель­но скры­ва­ет­ся за уста­нов­кой на еди­но­об­ра­зие. Суще­ствен­ны­ми здесь ока­зы­ва­ют­ся сле­ду­ю­щие момен­ты: 1) отказ от вари­ан­тов «как в плане хро­но­ло­ги­че­ском — ста­рые и новые, так и в плане сти­ле­вом — книж­ные и раз­го­вор­ные», кото­рые тем не менее «в дру­гих сфе­рах рече­во­го обще­ния <…> зако­но­мер­но исполь­зу­ют­ся» [Аге­ен­ко, Зарва 1984: 3]; 2) при­зна­ние сти­ли­сти­че­ски зна­чи­мы­ми вари­ан­тов, фор­ми­ру­ю­щих ней­траль­ный стиль; 3) отсут­ствие про­из­но­си­тель­ных раз­ли­чий меж­ду раз­ны­ми сег­мен­та­ми теле­ви­зи­он­ной речи (далее — ТВР). Из таких пред­пи­са­ний авто­ма­ти­че­ски выте­ка­ет, что инди­ка­то­ром каче­ства «сло­ва в эфи­ре» на уровне орфо­эпии ста­но­вит­ся соот­вет­ствие исполь­зу­е­мых в нем соб­ствен­но про­из­но­си­тель­ных и акцен­то­ло­ги­че­ских вари­ан­тов коди­фи­ци­ро­ван­ной нор­ме, пред­став­лен­ной одним вариантом. 

Про­блем­ная ситу­а­ция и цели иссле­до­ва­ния. Пози­ция, соглас­но кото­рой пра­виль­ным и опти­маль­ным для прак­ти­ки теле­ви­де­ния и радио­ве­ща­ния явля­ет­ся толь­ко один вари­ант про­из­но­ше­ния и уда­ре­ния, была при­ня­та как акси­о­ма на рубе­же 5060‑х годов XX века, нико­гда не под­вер­га­лась про­вер­ке и лишь в еди­нич­ных слу­ча­ях полу­ча­ла кри­ти­че­ское осмыс­ле­ние. Одна из тако­го рода оце­нок при­над­ле­жит Е. А. Брыз­гу­но­вой, кото­рая, гово­ря о сосу­ще­ству­ю­щих вари­ан­тах про­из­но­ше­ния, отме­ча­ла: «Это та сфе­ра, где реко­мен­да­ции редак­то­ров радио и теле­ви­де­ния не все­гда мож­но назвать кор­рект­ны­ми» [Брыз­гу­но­ва 2003: 195].

Оче­вид­но, что наблю­да­е­мая во мно­гих теле­ви­зи­он­ных мате­ри­а­лах рас­со­гла­со­ван­ность меж­ду виде­ни­ем иде­аль­но­го про­из­но­ше­ния и реаль­ной прак­ти­кой про­фес­си­о­на­лов мас­сме­диа не долж­на оста­вать­ся без вни­ма­ния и застав­ля­ет обра­тить­ся к запи­сям про­грамм раз­ных жан­ров, при­над­ле­жа­щим раз­ным про­из­но­си­тель­ным эпо­хам, с целью установить: 

• мож­но ли счи­тать рас­ши­ре­ние гра­ниц коди­фи­ци­ро­ван­ной нор­мы (за счёт исполь­зо­ва­ния вари­ан­тов) закон­ным, или же это дефект коммуникации? 
• пра­во­мер­но ли утвер­жде­ние, что «раз­го­вор­ное про­из­но­ше­ние мож­но услы­шать в эфи­ре лишь в речи людей, при­вле­чён­ных к уча­стию в пере­да­че, но не пред­став­ля­ю­щих офи­ци­аль­но совет­ское радио­ве­ща­ние и теле­ви­де­ние» [Зарва 1976: 26]?
• что управ­ля­ет выбо­ром орфо­эпи­че­ских синонимов? 
• объ­яс­ня­ет­ся ли гете­ро­ген­ность ТВР толь­ко лишь рас­ши­ре­ни­ем соста­ва участ­ни­ков мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции, ослаб­ле­ни­ем её офи­ци­аль­но­сти, отка­зом от чте­ния «по бумаж­ке», без­раз­лич­ным отно­ше­ни­ем жур­на­ли­стов к норме?

На эти вопро­сы, важ­ные для тео­рии и прак­ти­ки как теле­ве­ща­ния, так и орфо­эпии, мы и попы­та­ем­ся отве­тить, пред­ва­ри­тель­но заме­тив, что фоно­сти­ли­сти­че­ская про­бле­ма­ти­ка при­ме­ни­тель­но к ТВР уже была объ­ек­том иссле­до­ва­тель­ско­го вни­ма­ния [Зарва 1971; Кузь­ми­на 1996; Лап­те­ва 2000]. Одна­ко содер­жа­щи­е­ся в таких рабо­тах раз­мыш­ле­ния труд­но при­знать исчер­пы­ва­ю­щи­ми, посколь­ку все они, будучи так или ина­че сфо­ку­си­ро­ва­ны на про­ти­во­по­став­ле­нии «фоне­ти­ка коди­фи­ци­ро­ван­но­го лите­ра­тур­но­го языка/фонетика раз­го­вор­ной речи», рас­смат­ри­ва­ют его без­от­но­си­тель­но к про­бле­ме прин­ци­пов устрой­ства орфо­эпии ТВР. 

При­во­ди­мые ниже дан­ные были полу­че­ны в резуль­та­те ана­ли­за тек­стов, оце­ни­ва­е­мых ауди­то­ра­ми как каче­ствен­ные. Есте­ствен­но, что мы опи­ра­лись на инту­и­тив­ные пред­став­ле­ния лите­ра­тур­но гово­ря­ще­го соци­у­ма, пола­гая, что носи­те­ли язы­ка обыч­но улав­ли­ва­ют, какие фор­мы и в каких ситу­а­ци­ях умест­ны и моти­ви­ро­ва­ны, а какие неже­ла­тель­ны и нуж­да­ют­ся в сино­ни­ми­че­ских заме­нах. О «при­сут­ствии в созна­нии носи­те­лей лите­ра­тур­но­го язы­ка пред­став­ле­ния о функ­ци­о­наль­но-сти­ле­вой при­креп­лён­но­сти раз­лич­ных язы­ко­вых форм» писал ещё Д. Н. Шме­лёв, под­чёр­ки­вая: «То, что мы обыч­но заме­ча­ем несо­от­вет­ствия меж­ду назна­че­ни­ем выска­зы­ва­ния и его оформ­ле­ни­ем, гово­рит о при­сут­ствии в созна­нии гово­ря­щих этих пра­вил» [Шме­лёв 1989: 15].

Фоно­сти­ли­сти­че­ские осо­бен­но­сти ТВР новей­ше­го вре­ме­ни. Осо­бый инте­рес для рас­смат­ри­ва­е­мой темы пред­став­ля­ют инфор­ма­ци­он­ные про­грам­мы, посколь­ку, с одной сто­ро­ны, они — «“лицо” любой теле­ком­па­нии, опор­ные точ­ки веща­тель­но­го дня» [Теле­ви­зи­он­ная жур­на­ли­сти­ка 2005: 286] и за ними закреп­ле­ны куль­тур­но-про­све­ти­тель­ские функ­ции, с дру­гой сто­ро­ны, типич­ные для веду­щих таких про­грамм усло­вия про­ду­ци­ро­ва­ния, осно­ван­ные на чте­нии зара­нее под­го­тов­лен­но­го тек­ста, долж­ны пре­пят­ство­вать появ­ле­нию не преду­смот­рен­ных нор­мой вари­ан­тов. Гово­ря сло­ва­ми М. В. Пано­ва, «чте­ние враж­деб­но раз­го­вор­ной фоне­ти­ке» [Панов 1990: 67].

Итак, изу­че­ние инфор­ма­ци­он­ных тек­стов сквозь приз­му нор­ма­тив­ных пред­пи­са­ний СУ выяв­ля­ет слож­ные отно­ше­ния меж­ду ними. Сра­зу же оста­нав­ли­ва­ет на себе вни­ма­ние отсут­ствие еди­но­об­ра­зия в их орфо­эпи­че­ском оформ­ле­нии, что созда­ёт­ся за счёт раз­но­го исполь­зо­ва­ния, с одной сто­ро­ны, коди­фи­ци­ро­ван­ных форм, с дру­гой — раз­го­вор­ных (или, по дру­гой тер­ми­но­ло­гии, неко­ди­фи­ци­ро­ван­ных, ком­прес­си­ро­ван­ных и т. п.). 

Далее, они ока­зы­ва­ют­ся раз­но­род­ны­ми в отно­ше­нии прин­ци­пов отбо­ра коди­фи­ци­ро­ван­ных форм. Еже­днев­ные новост­ные про­грам­мы, точ­нее, испол­ня­ю­щие их дик­то­ры-веду­щие стре­мят­ся дер­жать­ся огра­ни­че­ний, уста­нав­ли­ва­е­мых про­фес­си­о­наль­но-ори­ен­ти­ро­ван­ны­ми сло­ва­ря­ми. (Вопрос о при­сут­ствии в речи ряда дик­то­ров нели­те­ра­тур­ных про­из­не­се­ний мы остав­ля­ем в сто­роне, посколь­ку он не отно­сит­ся к про­бле­ме зако­но­мер­но­стей исполь­зо­ва­ний коди­фи­ци­ро­ван­ной нор­мы и, кро­ме того, об ошиб­ках в СМИ уже мно­го напи­са­но, хотя и не все­гда кор­рект­но.) Что каса­ет­ся инфор­ма­ци­он­но-ана­ли­ти­че­ских про­грамм, то их авто­ры-веду­щие, име­на кото­рых часто выне­се­ны в заго­ло­вок про­грам­мы, как буд­то бы более сво­бод­ны в сво­ём выбо­ре: они не отка­зы­ва­ют­ся от предо­став­ля­е­мых про­из­но­си­тель­ной систе­мой воз­мож­но­стей и созна­тель­но или бес­со­зна­тель­но ста­но­вят­ся про­вод­ни­ка­ми нор­ма­тив­ных уста­нов­ле­ний ака­де­ми­че­ских сло­ва­рей [Орфо­эпи­че­ский сло­варь 1997], утвер­жда­ю­щих, что нор­ма­тив­ность не исклю­ча­ет вари­ан­тов. При­ве­дём два про­стых при­ме­ра. Если сопо­ста­вить про­из­но­ше­ние твёрдого/мягкого соглас­но­го перед орфо­гра­фи­че­ским е в ино­языч­ных сло­вах, по отно­ше­нию к кото­рым лите­ра­тур­ная нор­ма допус­ка­ет дво­я­кое зву­ча­ние, то, судя по мате­ри­а­лу, дик­то­ры-веду­щие пред­по­чи­та­ют тот из сосу­ще­ству­ю­щих в пре­де­лах пра­виль­но­го вари­ант, кото­рый выбран авто­ра­ми и редак­то­ром СУ, напри­мер, аг[ре]ссия, [те]ррор, конг[ре]сс, п[ре]сса, стра[те]гия, [се]ссия и т. д. Для веду­щих ана­ли­ти­че­ских про­грамм вполне три­ви­а­лен и услов­но вто­рой вари­ант, раз­ре­ша­е­мый ака­де­ми­че­ски­ми сло­ва­ря­ми: не толь­ко аг[ре]ссия, [те]ррор, конг[ре]сс, стра[те]гия, [се]ссия, но и аг[рэ]ссия, [тэ]ррор, конг[рэ]сс, стра[тэ]гия, [сэ]ссия и т. д. Дру­гой пока­за­тель­ный при­мер — про­из­но­ше­ние имён соб­ствен­ных. Если СУ пред­пи­сы­ва­ет вари­ан­ты Ба́ли, Ки́жи, ПА[СЕ], то боль­шин­ство рабо­та­ю­щих в дик­тор­ском амплуа после­ду­ют это­му сове­ту, тогда как веду­щие инфор­ма­ци­он­но-ана­ли­ти­че­ских про­грамм могут себе поз­во­лить дей­ство­вать без огляд­ки на СУ и даже выска­зы­вать на этот счёт свои сооб­ра­же­ния. Напри­мер, А. Пуш­ков — автор и веду­щий про­грам­мы «Пост­скрип­тум» — все­гда про­из­но­сит [ПАСЭ], хотя СУ этот вари­ант не упо­ми­на­ет. И это не будет ошиб­кой. Автор и веду­щий про­грам­мы «Вести в суб­бо­ту с Сер­ге­ем Бри­лё­вым» гово­рит в эфи­ре: «Чест­но ска­зать, не пони­маю все­го того сыра-бора, кото­рый воз­ник вокруг темы Киже́й. Я уж буду ста­вить при­выч­ное мне уда­ре­ние». И это тоже не будет ошиб­кой. Более того, неко­то­рые сло­ва­ри в насто­я­щее вре­мя счи­та­ют его более пред­по­чти­тель­ным для эфи­ра. Сход­ная стра­те­гия пове­де­ния отме­ча­ет­ся у веду­щих и дру­гих пер­со­ни­фи­ци­ро­ван­ных про­грамм, пуб­ли­ци­сти­че­ских и позна­ва­тель­ных, о чём сви­де­тель­ству­ет суж­де­ние А. Архан­гель­ско­го — авто­ра, веду­ще­го и руко­во­ди­те­ля про­грам­мы «Тем вре­ме­нем»: «Хотя у меня прак­ти­ка дру­гая. Я ори­ен­ти­ру­юсь на сло­ва­ри пред­ше­ству­ю­ще­го поко­ле­ния, т. е. для <…> медий­ной сре­ды, если это не репор­та­жи, не сверх­со­вре­мен­ные зада­чи, луч­ше ори­ен­ти­ро­вать­ся на <…> “луч­ше отстать”». Для дик­то­ров-веду­щих подоб­ные «воль­но­сти», конеч­но же, невозможны.

Нако­нец, в инфор­ма­ци­он­ных про­грам­мах наря­ду с коди­фи­ци­ро­ван­ны­ми систе­ма­ти­че­ски зву­чат и неко­ди­фи­ци­ро­ван­ные раз­го­вор­ные вари­ан­ты. Не нару­ша­ет ли их упо­треб­ле­ние лите­ра­тур­ность (пра­виль­ность) речи? Не вле­чёт ли их при­сут­ствие в мас­сме­диа сни­же­ние каче­ства тек­ста? Здесь нет про­сто­го и одно­знач­но­го отве­та. Если за точ­ку отсчё­та при­нять реко­мен­да­ции про­фес­си­о­наль­но ори­ен­ти­ро­ван­ных сло­ва­рей и посо­бий, кото­рые счи­та­ют неже­ла­тель­ным выход за пре­де­лы ней­траль­но­го поля, то мож­но было бы огра­ни­чить­ся утвер­жде­ни­ем, что при­ме­не­ние в сту­дии неко­ди­фи­ци­ро­ван­ных раз­го­вор­ных вари­ан­тов — это изъ­ян, сви­де­тель­ству­ю­щий о недо­ста­точ­ной рече­вой куль­ту­ре на экране. Но тогда при­дёт­ся при­знать нали­чие «мину­сов» едва ли не в боль­шей части текстов. 

Одна­ко воз­дер­жим­ся от поспеш­ных суж­де­ний, пола­гая целе­со­об­раз­ным пой­ти иным путём и выяс­нить, все ли сег­мен­ты ТВР открыты/закрыты и проницаемы/непроницаемы для раз­го­вор­ных форм и в чём состо­ит спе­ци­фи­ка их функ­ци­о­ни­ро­ва­ния в усло­ви­ях теле­эфи­ра. Но преж­де чем перей­ти к харак­те­ри­сти­ке кон­крет­ных фак­тов, важ­но обра­тить вни­ма­ние на то, что «объ­ек­тив­но встре­ча­ю­щи­е­ся в раз­ных усло­ви­ях фор­мы: gvrít, gəvrít, gərít, gərít, grít и т. д.» [Щер­ба 1957: 21] попа­ли в объ­ек­тив лек­си­ко­гра­фов толь­ко в XXI в. Авто­ры ново­го «Боль­шо­го орфо­эпи­че­ско­го сло­ва­ря рус­ско­го язы­ка» [Кален­чук, Касат­кин, Касат­ки­на 2012] вклю­чи­ли их в слов­ник с поме­та­ми: абстрак­ци­о­низм — абстракц[ыа]низм, в бег­лой речи воз­мож­но абстракц[а]низм; тыся­ча — ты[с’иеч’]а, в бег­лой речи обыч­но ты[ш’ш’]; театр — [т’иеа]три допуст. [т’атр], оста­вив откры­тым ряд важ­ных с точ­ки зре­ния прак­ти­ки — в том чис­ле и жур­на­лист­ской — вопро­сов: закон­ны ли вари­ан­ты типа п[иеие]ся́т вне бег­лой речи? Умест­ны ли они при чте­нии ново­стей, для кото­рых быст­рый темп вполне обыч­ное явле­ние? Какие ещё фак­то­ры (кро­ме тем­па) вли­я­ют на выбор того или ино­го варианта?

Иссле­до­ван­ный мате­ри­ал сви­де­тель­ству­ет о том, что нали­чие коди­фи­ци­ро­ван­ных и неко­ди­фи­ци­ро­ван­ных раз­го­вор­ных про­из­не­се­ний может варьи­ро­вать­ся от жан­ра к жан­ру, от дик­то­ра-веду­ще­го к авто­ру-веду­ще­му. Кста­ти, это хоро­шо ощу­ща­ют и сами пред­ста­ви­те­ли сту­дии: «Теле­ви­зи­он­ный веду­щий, обща­ясь со сво­ей ауди­то­ри­ей, дол­жен гово­рить на мак­си­маль­но живом язы­ке, даже если это при­во­дит к каким-либо язы­ко­вым ошиб­кам. Мож­но гово­рить по-сво­е­му, с каки­ми-то сво­и­ми осо­бен­но­стя­ми. Всё это может создать некий инте­рес­ный харак­тер пере­да­чи, дела­ю­щей её непо­хо­жей на дру­гие. Образ­цо­вый лите­ра­тур­ный язык — пре­ро­га­ти­ва дик­то­ров» [Све­та­на-Тол­стая 2007: 298]. Дей­стви­тель­но, меж­ду инфор­ма­ци­он­ны­ми новост­ны­ми и инфор­ма­ци­он­но-ана­ли­ти­че­ски­ми пере­да­ча­ми нет ни тож­де­ства, ни непро­ни­ца­е­мых гра­ниц, хотя общий век­тор упо­треб­ле­ния неко­ди­фи­ци­ро­ван­ных раз­го­вор­ных вари­ан­тов доста­точ­но отчёт­ли­во про­смат­ри­ва­ет­ся: дик­то­ры-веду­щие стре­мят­ся их избе­гать, в то вре­мя как авто­ры-веду­щие могут вести себя по-раз­но­му в зави­си­мо­сти от инди­ви­ду­аль­ной рече­вой манеры. 

Накоп­лен­ная к насто­я­ще­му вре­ме­ни база дан­ных даёт осно­ва­ния гово­рить о том, что тре­бо­ва­ние лите­ра­тур­но­сти не озна­ча­ет отка­за от исполь­зо­ва­ния фоне­ти­че­ских ком­прес­сий, прав­да, с одним прин­ци­пи­аль­но важ­ным усло­ви­ем. ТВР как раз­но­вид­ность лите­ра­тур­но­го язы­ка (речь идёт о текстах, где фоне­ти­че­ское варьи­ро­ва­ние не вызы­ва­ет отри­ца­тель­ной оцен­ки) вклю­ча­ет подоб­ные фор­мы изби­ра­тель­но. Изби­ра­тель­ность в упо­треб­ле­нии фоне­ти­че­ских ком­прес­сий обна­ру­жи­ва­ет себя дво­я­ким обра­зом. Систе­ма­ти­за­ция наи­бо­лее частот­ных вари­ан­тов поз­во­ля­ет уло­вить опре­де­лён­ную направ­лен­ность в их отбо­ре: чем боль­ше какая-либо фор­ма уда­ле­на от коди­фи­ци­ро­ван­ной нор­мы, тем реже она исполь­зу­ет­ся в каче­ствен­ных теле­ви­зи­он­ных текстах и наобо­рот; если для узна­ва­ния како­го-либо вари­ан­та тре­бу­ет­ся допол­ни­тель­ный кон­текст или зна­ние ситу­а­ции речи, пред­ста­ви­те­ли сту­дии стре­мят­ся их избе­гать; если сло­во име­ет более одной раз­го­вор­ной фор­мы, то выбор обыч­но дела­ет­ся в поль­зу вари­ан­та, наи­ме­нее отлич­но­го от коди­фи­ци­ро­ван­но­го и тем самым наи­ме­нее замет­но­го на слух. Исклю­че­ний из этих «пра­вил» немно­го, хотя они, без­услов­но, есть. В таких слу­ча­ях сиг­на­лом кри­ти­че­ско­го отно­ше­ния могут быть ремар­ки типа «раз­го­вор­но», «невнят­но», «ско­ро­го­вор­ка», «пло­хая дик­ция» и т. п. Ещё одно огра­ни­че­ние свя­за­но с тем, что заме­на коди­фи­ци­ро­ван­ный ком­прес­си­ро­ван­ный вари­ант отме­ча­ет­ся более или менее регу­ляр­но толь­ко в несколь­ких слу­ча­ях, зна­ние кото­рых обыч­но помо­га­ет дер­жать их под кон­тро­лем. Это: 1) сло­ва, содер­жа­щие мно­го­мор­фем­ные един­ства -тельн‑, ‑тельск‑, ‑тельств‑, ‑ственн-; 2) сло­ва с соче­та­ни­ем соглас­ных, пове­де­ние кото­рых зави­сит как от кон­крет­ной лек­си­че­ской еди­ни­цы, так и от пози­ции соче­та­ния в нача­ле, сере­дине или кон­це сло­ва; 3) сло­ва с интер­во­каль­ны­ми соглас­ны­ми с той, одна­ко, ого­вор­кой, что эффект нули­за­ции чаще все­го рас­про­стра­ня­ет­ся на неко­то­рый вполне обо­зри­мый пере­чень слов; 4) сло­ва раз­ной часте­реч­ной при­над­леж­но­сти, диф­фе­рен­ци­аль­ным при­зна­ком кото­рых явля­ет­ся подвиж­ность зву­ко­во­го соста­ва; 5) сло­ва, зву­ча­ние кото­рых отли­ча­ет такая осо­бен­ность: «На сты­ках слов все вре­мя заудар­ные сло­ги мнут­ся и наез­жа­ют друг на дру­га» [Панов 1990: 177]. 

При­ве­дён­ные фак­ты — раз­но­об­ра­зие репер­ту­а­ра нали­че­ству­ю­щих в совре­мен­ном теле­эфи­ре орфо­эпи­че­ских форм — пер­во­на­чаль­но заста­ви­ли думать, что испо­ве­ду­е­мые про­фес­си­о­наль­но ори­ен­ти­ро­ван­ны­ми сло­ва­ря­ми нор­ма­тив­ные уста­нов­ки отра­жа­ют ухо­дя­щую или ушед­шую ситу­а­цию. По мере изу­че­ния и осмыс­ле­ния ста­рых запи­сей ста­ло ясно, что для про­вер­ки рабо­то­спо­соб­но­сти пред­пи­са­ний и тре­бо­ва­ний СУ, необ­хо­ди­мо иссле­до­ва­ние тек­стов пред­ше­ству­ю­щей про­из­но­си­тель­ной эпо­хи, тем более что создан­ные в совет­ский пери­од теле­тек­сты счи­та­ют­ся эталонными.

Теле­ви­зи­он­ная прак­ти­ка совет­ско­го вре­ме­ни. При обсуж­де­нии орфо­эпии теле- и радио­ре­чи совет­ско­го вре­ме­ни при­ня­то под­чёр­ки­вать её образ­цо­вый харак­тер: «Инфор­ма­ци­он­но-пуб­ли­ци­сти­че­ский стиль, вопло­щён­ный в речи радио- и теле­дик­то­ров, в наи­боль­шей сте­пе­ни оли­це­тво­ря­ет орфо­эпи­че­скую нор­му коди­фи­ци­ро­ван­но­го лите­ра­тур­но­го язы­ка, он бли­зок к вопло­ще­нию эта­ло­на, иде­а­ла лите­ра­тур­ной речи» [Кузь­ми­на 1996: 13]. Как вид­но, фоне­ти­сты пола­га­ли пра­во­мер­ным судить об устрой­стве орфо­эпи­че­ской состав­ля­ю­щей сти­ля в целом, выбрав, как они утвер­жда­ют, «жан­ры, кото­рые были бы наи­бо­лее типич­ны­ми для того или ино­го функ­ци­о­наль­но­го типа или сти­ля речи» [Кузь­ми­на 1996: 10]. Дума­ет­ся, что это был не совсем вер­ный путь, в резуль­та­те кото­ро­го недик­тор­ская ТВР совет­ско­го пери­о­да ока­за­лась вне иссле­до­ва­тель­ско­го внимания. 

К сожа­ле­нию, под­сказ­ки тео­ре­ти­ков, кри­ти­ков и прак­ти­ков теле­ви­де­ния о необ­хо­ди­мо­сти взгля­нуть на теле­ве­ща­ние с учё­том его мно­го­пла­но­во­сти не были услы­ша­ны язы­ко­ве­да­ми: «Несмот­ря на всё своё оба­я­ние, теле­дик­тор — фигу­ра слиш­ком услов­ная <…> Ирак­лий Анд­ро­ни­ков писал о том, что необ­хо­ди­мо выра­бо­тать хотя бы дик­тор­ские амплуа. Дик­то­ров надо диф­фе­рен­ци­ро­вать по про­фи­лю пере­дач, по кру­гу тем и даже по вре­ме­ни появ­ле­ния в эфи­ре. Впро­чем, в этом слу­чае умест­нее будет уже гово­рить не о дик­то­рах, а, ско­рее, о веду­щих само­сто­я­тель­ные про­грам­мы, о людях не толь­ко све­ду­щих в сво­ей обла­сти, но и инте­рес­ных самих по себе» [Мура­тов 2009: 44]. Поэто­му для ана­ли­за нами были при­вле­че­ны в первую оче­редь запи­си «пер­со­наль­ных пере­дач», для веде­ния кото­рых обыч­но при­гла­ша­лись при­знан­ные в про­фес­сии лица, зна­ко­мые и инте­рес­ные зри­те­лю. В их чис­ле: «Меж­ду­на­род­ная пано­ра­ма», поло­жив­шая нача­ло инфор­ма­ци­он­но-ана­ли­ти­че­ско­му веща­нию (раз­ные выпус­ки вели А. Овсян­ни­ков, А. Бовин, И. Фесу­нен­ко, Вс. Овчин­ни­ков, Г. Гера­си­мов, В. Илья­шен­ко, Б. Стрель­ни­ков, Б. Каля­гин и др.); инфор­ма­ци­он­но-пуб­ли­ци­сти­че­ская про­грам­ма «Каме­ра смот­рит в мир» (раз­ные выпус­ки вели Г. Боро­вик, И. Фесу­нен­ко и др.); пуб­ли­ци­сти­че­ские филь­мы В. Зори­на; выступ­ле­ния И. Анд­ро­ни­ко­ва, кото­ро­го назы­ва­ют «эта­ло­ном чело­ве­ка, веду­ще­го свою про­грам­му» [Мура­тов 2009: 44] и с име­нем кото­ро­го свя­за­но ста­нов­ле­ние «экран­но­го про­об­ра­за амплуа “теле­ви­зи­он­но­го рас­сказ­чи­ка”» [Мура­тов 2009: 259]. В то же вре­мя не оста­лась в сто­роне и соб­ствен­но дик­тор­ская речь, встав­ки кото­рой есть в каж­дом выпус­ке «Меж­ду­на­род­ной пано­ра­мы» и кото­рая пред­став­ле­на тек­ста­ми зна­ме­ни­тых радио- и теле­дик­то­ров, таки­ми как Ю. Леви­тан, А. Шати­ло­ва и др. 

Что же пока­зал дан­ный мате­ри­ал? Нач­нём с обзо­ра дик­тор­ской речи, посколь­ку имен­но она при­ни­ма­ет­ся здесь за «точ­ку отсчё­та». Все тек­сты в дик­тор­ском про­чте­нии орфо­эпи­че­ски очень близ­ки и лег­ко узна­ва­е­мы. Пер­вое, что не может не заме­тить совре­мен­ный зри­тель, — это при­под­ня­то-празд­нич­но-пате­ти­че­ская и сугу­бо офи­ци­аль­ная тональ­ность, а так­же тип авто­ра — кол­лек­тив­ный и не инди­ви­ду­а­ли­зи­ро­ван­ный. В этом плане дик­тор­ская речь пере­кли­ка­ет­ся с газет­ной, харак­те­ри­зуя кото­рую учё­ные-сти­ли­сты отме­ча­ют: «Доми­ни­ру­ю­щей в газе­те была воз­вы­шен­но-тор­же­ствен­ная тональ­ность <…> Весь­ма харак­те­рен для это­го пери­о­да тип авто­ра, кон­цен­три­ру­ю­ще­го в себе идео­ло­ги­че­ские и поли­ти­че­ские устрем­ле­ния эпо­хи. В нем рез­ко выде­ля­ет­ся лишь одна грань, явно гипер­тро­фи­ро­ван­ная. Автор — чело­век соци­аль­ный <…> Инди­ви­ду­аль­ный под­ход к дей­стви­тель­но­сти, к речи, как пра­ви­ло, отсут­ству­ет. Кол­лек­тив­ное мы пол­но­стью погло­ти­ло автор­ское я, что при­зва­но было демон­стри­ро­вать поли­ти­че­ское еди­но­мыс­лие и отра­жа­лось в кол­лек­тив­ных, обез­ли­чен­ных фор­мах речи» [Солга­ник 2003: 262–263].

Вто­рая чер­та каса­ет­ся каче­ства речи, обна­ру­жи­ва­ю­ще­го себя через такие при­зна­ки, как «чёт­кость арти­ку­ля­ци­он­ных пере­хо­дов от зву­ка к зву­ку — к сло­гу — к сло­ву — к кон­цу пред­ло­же­ния», «уме­ние дер­жать <…> интен­сив­ность зву­ка до кон­ца пред­ло­же­ния, одно­син­таг­мен­но­го и мно­го­син­таг­мен­но­го» [Брыз­гу­но­ва 2003: 196]. 

Тре­тья харак­тер­ная чер­та — точ­ность выпол­не­ния нор­ма­тив­ных пред­пи­са­ний про­фес­си­о­наль­но-ори­ен­ти­ро­ван­ных сло­ва­рей, хотя и с неко­то­ры­ми исклю­че­ни­я­ми. Сре­ди участ­ков, где невоз­мож­но сохра­нить еди­но­об­ра­зие и избе­жать хро­но­ло­ги­че­ски соот­не­сён­ных вари­ан­тов, — окон­ча­ния при­ла­га­тель­ных муж­ско­го рода един­ствен­но­го чис­ла име­ни­тель­но­го и вини­тель­но­го паде­жей на -кий, ‑гий, ‑хий и воз­врат­ные части­цы -ся, ‑сь. Такое поло­же­ние дел со сто­ро­ны тео­ре­ти­ков и прак­ти­ков зву­ча­щих СМИ полу­ча­ло неодоб­ри­тель­ные оцен­ки: «Тем не менее не под­ле­жит сомне­нию, что иден­тич­но­сти в про­из­но­ше­нии дик­то­ров нет (речь идёт о про­из­но­ше­нии -ся, ‑сь. — И. В.). А если пом­нить, какую огром­ную роль игра­ет в систе­ме мас­со­вой инфор­ма­ции в её уст­ной фор­ме еди­но­об­ра­зие про­из­но­ше­ния, то ста­нет оче­вид­ным, что это один из момен­тов, тре­бу­ю­щих к себе вни­ма­ния» [Зарва 1976: 51]. 

Ещё одна чер­та каса­ет­ся раз­го­вор­ной фоне­ти­ки, эле­мен­ты кото­рой появ­ля­ют­ся как еди­нич­ные вкрап­ле­ния даже при озву­чи­ва­нии Ю. Леви­та­ном речи И. Ста­ли­на на пара­де Крас­ной армии 7 нояб­ря 1941 года в Москве (ко(г)да — 2 раза, то(г)да — три­жды, ес(т)ь, независимос(т)ь), нек(о)т(о)рые) или при озву­чи­ва­нии пере­во­да интер­вью пре­мьер-мини­стра Вели­ко­бри­та­нии М. Тэт­чер А. Шати­ло­вой (естестест(вен)но, единс(твен)ное, промежу[тч’]ный, действит(ель)но, деят(ель)ности, доста[тч’]но) и т. д. 

Нако­нец, сто­ит ска­зать о нели­те­ра­тур­ных орфо­эпи­че­ских фор­мах, неко­то­рые из кото­рых про­ни­ка­ли в речь даже образ­цо­вых дик­то­ров. Напри­мер, А. Шати­ло­вой было про­из­не­се­но ле[к]че, вероисповеда́ние, ра́звита нау­ка. Попут­но заме­тим, что, по сви­де­тель­ству фоне­ти­стов стар­ше­го поко­ле­ния, «непо­сле­до­ва­тель­ность и, если хоти­те ошиб­ки, мы можем най­ти даже у вели­ких актё­ров Мало­го теат­ра стар­ше­го поко­ле­ния, в том чис­ле ушед­ше­го из жиз­ни» [Ава­не­сов 1986: 20]. 

Тек­сты инфор­ма­ци­он­но-ана­ли­ти­че­ских, пуб­ли­ци­сти­че­ских и про­све­ти­тель­ских про­грамм, авто­ра­ми и веду­щи­ми кото­рых были извест­ные и вли­я­тель­ные жур­на­ли­сты или авто­ри­тет­ные в сво­ей про­фес­сии лица, с фоне­ти­че­ской точ­ки зре­ния устро­е­ны гораз­до слож­нее дик­тор­ских. Посмот­рим, отра­зи­лась ли на орфо­эпи­че­ском обли­ке тек­ста сме­на тональ­но­сти (от воз­вы­шен­ной, офи­ци­аль­ной к ней­траль­ной) и типа авто­ра (от кол­лек­тив­но­го мы к автор­ско­му я). Замет­ны­ми здесь ока­за­лись уже зна­ко­мые по совре­мен­ным тек­стам осо­бен­но­сти, свя­зан­ные с утра­той рав­но­ве­сия меж­ду узу­сом и нор­ма­тив­ны­ми пред­пи­са­ни­я­ми для про­фес­си­о­на­лов СМИ. 

Одна осо­бен­ность состо­ит в рас­ши­ре­нии коди­фи­ци­ро­ван­ной состав­ля­ю­щей про­из­но­си­тель­ной нор­мы за пре­де­ла­ми дик­тор­ской речи. Пока­за­те­лен, в част­но­сти, такой нюанс, как обыч­ность упо­треб­ле­ния не толь­ко рав­но­прав­ных вари­ан­тов, но и нерав­но­прав­ных, один из кото­рых в ака­де­ми­че­ских сло­ва­рях снаб­жа­ет­ся поме­той допу­сти­мо, пере­да­ю­щей «менее жела­тель­ный вари­ант нор­мы, кото­рый тем не менее нахо­дит­ся в пре­де­лах пра­виль­но­го» [Орфо­эпи­че­ский сло­варь 1997: 5]. 

Вто­рая свя­за­на с тем, что в каж­дой запи­си при доми­ни­ру­ю­щем поло­же­нии коди­фи­ци­ро­ван­ных при­сут­ству­ют и неко­ди­фи­ци­ро­ван­ные лите­ра­тур­ные вари­ан­ты. И такие тек­сты — ско­рее пра­ви­ло, чем исклю­че­ние. Кро­ме регу­ляр­но­сти их исполь­зо­ва­ния, надо зафик­си­ро­вать ещё две осо­бен­но­сти. Во-пер­вых, мате­ри­а­лом для ком­прес­сий слу­жат те же самые слу­чаи, что и в совре­мен­ных текстах, во-вто­рых, ана­ло­гич­ны­ми явля­ют­ся тен­ден­ции их упо­треб­ле­ния. Тем самым тезис о том, что подоб­ные фор­мы отсут­ству­ют в про­из­но­ше­нии работ­ни­ков радио и теле­ви­де­ния, а так­же гос­под­ству­ю­щее в науч­ной лите­ра­ту­ре пред­став­ле­ние, в соот­вет­ствии с кото­рым про­ник­но­ве­ние вари­ан­тов типа здрас­ь­те в ТВР сле­ду­ет счи­тать инно­ва­ци­ей, ока­зы­ва­ют­ся опро­верг­ну­ты­ми. Суж­де­ние же М. В. Пано­ва пол­но­стью под­твер­жда­ют­ся: «Может быть, мы все-таки заблуж­да­ем­ся, при­пи­сы­вая успе­хи раз­го­вор­ной фоне­ти­ки послед­ним деся­ти­ле­ти­ям? Не будь она обыч­ной в жёл­той систе­ме, не ока­за­лась бы она такой частой гостьей в лек­ции Д. Н. Уша­ко­ва» [Панов 1990: 176]. 

Нако­нец, нель­зя обой­ти мол­ча­ни­ем такой неоче­вид­ный факт, как нали­чие в про­из­но­ше­нии рабо­та­ю­щих в сту­дии жур­на­ли­стов про­сто­реч­ных и диа­лект­ных черт: обле́гчит, [ч]тобы, отвер[х], вокру[х], ни[х]то, п[рэ]сса (А. Бовин); Ника­ра­гуа́, о со́зыве, упроче́ние (В. Илья­шен­ко); Ника­ра­гуа́, дипломати[тс]кий, [ч]то, миллиар[де]р, трид[ца]ти (Б. Стрель­ни­ков); разобра́лись, при́нялись, подня́ло, [те]зис (Г. Боро­вик); ску[чн]о, [дэ]тали (И. Андроников). 

В насто­я­щее вре­мя в речи веду­щих инфор­ма­ци­он­но-ана­ли­ти­че­ские про­грамм реги­о­наль­ные осо­бен­но­сти отсут­ству­ют, а так назы­ва­е­мые про­сто­реч­ные встре­ча­ют­ся ред­ко. Если при­нять во вни­ма­ние орфо­эпи­че­ские осо­бен­но­сти тек­стов совет­ско­го пери­о­да, то к ним мож­но отне­сти харак­те­ри­сти­ку, выдви­ну­тую по отно­ше­нию к тек­стам новей­ше­го вре­ме­ни: «Зву­ча­щая речь в сред­ствах мас­со­вой инфор­ма­ции всё более близ­ка к обыч­ной речи, при­чём не толь­ко в её коди­фи­ци­ро­ван­ном вари­ан­те, но и дру­гих, менее стро­гих фор­мах» [Кален­чук, Касат­ки­на 2003: 318].

Выво­ды. Полу­чен­ные резуль­та­ты застав­ля­ют задать­ся вопро­сом: мож­но ли при­знать убе­ди­тель­ны­ми нор­ма­тив­ные пред­пи­са­ния СУ отно­си­тель­но того, что, как отме­ча­ет М. В. Зарва «ска­зан­ное выше о тре­бо­ва­ни­ях к про­из­но­ше­нию дик­то­ров в рав­ной сте­пе­ни отно­сит­ся к про­из­но­ше­нию радио- и теле­ком­мен­та­то­ров, кор­ре­спон­ден­тов, репор­тё­ров, очер­ки­стов, арти­стов — всех, кто высту­па­ет как пред­ста­ви­тель совет­ско­го радио­ве­ща­ния и теле­ви­де­ния» [Зарва 1976: 28]. 

Ответ здесь может быть толь­ко отри­ца­тель­ным, посколь­ку запи­си недик­тор­ской речи двух син­хрон­ных сре­зов демон­стри­ру­ют систе­ма­ти­че­ские отступ­ле­ния от так назы­ва­е­мой иде­аль­ной нор­мы. По-види­мо­му, если боль­шая часть теле­ви­зи­он­ных тек­стов ука­зан­но­го типа всту­па­ет в кон­фликт с нор­ма­тив­ны­ми реко­мен­да­ци­я­ми СУ, то, веро­ят­но, надо заду­мать­ся над сами­ми нор­ма­тив­ны­ми пред­пи­са­ни­я­ми. Это каса­ет­ся орфо­эпи­че­ской ситу­а­ции обе­их про­из­но­си­тель­ных эпох.

Уста­нов­ка на еди­но­об­ра­зие не может быть экс­тра­по­ли­ро­ва­на на все сег­мен­ты ТВР, а соот­вет­ствие ей не долж­но быть един­ствен­ным мери­лом каче­ства теле­тек­стов как совет­ско­го, так и пост­со­вет­ско­го периода. 

Надо при­знать, что орфо­эпи­че­ский облик теле­ви­зи­он­ных тек­стов созда­ёт­ся раз­ным соот­но­ше­ни­ем двух основ­ных типов форм и норм. При опи­са­нии норм в усло­ви­ях эфи­ра важ­но учи­ты­вать, что они могут быть пред­став­ле­ны как одним, так и дву­мя вари­ан­та­ми. Пове­де­ние неко­ди­фи­ци­ро­ван­ных вари­ан­тов, более при­чуд­ли­во: одна и та же фор­ма может быть оце­не­на дво­я­ко (как поло­жи­тель­но, так и отри­ца­тель­но) в зави­си­мо­сти от кон­крет­ных ком­му­ни­ка­тив­но-праг­ма­ти­че­ских усло­вий речи. Это нахо­дит своё объ­яс­не­ние в том, что неко­ди­фи­ци­ро­ван­ные вари­ан­ты фоне­ти­че­ски очень пест­ры и, как след­ствие, гра­ду­и­ро­ва­ны в нор­ма­тив­но-сти­ли­сти­че­ском плане. 

Вслед­ствие это­го при рас­смот­ре­нии фоне­ти­че­ских ком­прес­сий необ­хо­ди­мо иметь в виду ряд нюан­сов: 1) за исклю­че­ни­ем немно­гих слу­ча­ев в ТВР нет табу на упо­треб­ле­ние неко­ди­фи­ци­ро­ван­ных раз­го­вор­ных вари­ан­тов, но оче­ви­ден запрет на исполь­зо­ва­ние все­го их спек­тра; 2) фоне­ти­че­ские ком­прес­сии, точ­нее, раз­ные их типы, исполь­зу­ют­ся не на всём медиа­про­стран­стве: в текстах, где автор­ское «я» не преду­смот­ре­но нор­мой, они стре­мят­ся к нулю, тогда как в текстах, где при­сут­ству­ет инди­ви­ду­аль­ность гово­ря­ще­го, нали­чие неко­то­рых типов ком­прес­сий вполне орга­нич­но; 3) дан­ный тип вари­ан­тов обра­зу­ет кон­ти­ну­ум, вос­при­я­тие эле­мен­тов кото­ро­го как сво­их или чужих в раз­ных сег­мен­тах ТВР в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни обу­слов­ли­ва­ет­ся сте­пе­нью их уда­лён­но­сти от коди­фи­ци­ро­ван­но­го варианта.

Све­де­ния, почерп­ну­тые из тек­стов раз­ных про­из­но­си­тель­ных эпох, убеж­да­ют в том, что сти­ли­сти­че­ская гиб­кость орфо­эпии ТВР явля­ет­ся след­стви­ем и отра­же­ни­ем мно­го­пла­но­во­сти само­го теле­ве­ща­ния. По-види­мо­му, это отсут­ствие еди­но­об­ра­зия изна­чаль­но было при­су­ще ТВР как раз­но­вид­но­сти совре­мен­но­го рус­ско­го лите­ра­тур­но­го язы­ка. Такое поло­же­ние дел вполне согла­су­ет­ся с пред­став­ле­ни­я­ми тео­ре­ти­ков жур­на­ли­сти­ки о том, что «хро­ни­каль­ный сюжет и пуб­ли­ци­сти­че­ская про­грам­ма долж­ны отли­чать­ся по изоб­ра­зи­тель­но-выра­зи­тель­ным сред­ствам, по язы­ку. Что умест­но, ска­жем, в моно­ло­гах Э. Рад­зин­ско­го <…> то не поз­во­ля­ет­ся репор­тё­ру в ново­стях. Хотя и это пра­ви­ло — не без исклю­че­ний» [Теле­ви­зи­он­ная жур­на­ли­сти­ка 2005: 241].

В заклю­че­ние повто­рим мысль, пред­став­ля­ю­щу­ю­ся прин­ци­пи­аль­ной для орфо­эпии теле­ве­ща­ния. Теле­ви­зи­он­ные про­грам­мы с точ­ки зре­ния фор­ми­ру­ю­щих их про­из­но­си­тель­ный облик вари­ан­тов мно­го­об­раз­ны, в про­ти­во­по­став­лен­но­сти раз­ных сег­мен­тов ТВР нет кон­флик­та и про­ти­во­ре­чия. Поэто­му выно­сить одно­знач­ные оцен­ки о правильности/неправильности, уместности/неуместности упо­треб­ле­ния како­го-либо вари­ан­та в ТВР вооб­ще, без кон­кре­ти­за­ции таких пара­мет­ров, как тональ­ность речи, тип про­грам­мы, жанр, амплуа, тип авто­ра и др. не вполне корректно.