Четверг, 19 сентябряИнститут «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций» СПбГУ
Shadow

Современные исследования политической коммуникации: границы когнитивного горизонта

Поста­нов­ка про­бле­мы. Каж­дое раз­мыш­ле­ние неиз­беж­но оста­ет­ся достой­ным пред­ме­та, кото­ро­го каса­ет­ся. Фор­ма и харак­тер его так­же не фор­ми­ру­ют­ся про­из­воль­ным обра­зом, а зави­сят от сопут­ству­ю­щих ему циви­ли­за­ци­он­ных и куль­тур­ных обсто­я­тельств. Эти очень общие заме­ча­ния каса­ют­ся так­же совре­мен­ных иссле­до­ва­ний поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции. Они раз­ви­ва­ют­ся в пре­де­лах опре­де­лен­но­го когни­тив­но­го гори­зон­та, кото­рый фор­ми­ру­ет­ся в свя­зи с акту­аль­ным состо­я­ни­ем поли­ти­че­ской сфе­ры и медиа­сфе­ры, а так­же про­стран­ства, кото­рое воз­ни­ка­ет в резуль­та­те пере­кре­щи­ва­ния и вза­и­мо­про­ник­но­ве­ния этих двух сфер.

Таким обра­зом, пра­ви­ла, кото­рые управ­ля­ют совре­мен­ны­ми мета­мор­фо­за­ми поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции, воз­дей­ству­ют на иссле­до­ва­ния ее состав­ных эле­мен­тов. Под вли­я­ни­ем тех же пра­вил ока­зы­ва­ют­ся вопро­сы, счи­та­ю­щи­е­ся клю­че­вы­ми в про­стран­стве поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ти­ви­сти­ки. С помо­щью обра­ще­ния к этим пра­ви­лам рекон­стру­и­ру­ет­ся или кон­стру­и­ру­ет­ся тер­ми­но­ло­гия, кото­рая пред­став­ля­ет­ся самой удоб­ной с точ­ки зре­ния раз­ви­тия дан­но­го типа рефлек­сии. Впо­след­ствии созда­ет­ся харак­тер­ное повест­во­ва­ние, кото­рое побуж­да­ет иссле­до­ва­те­лей смот­реть на мир СМИ и поли­ти­ки под опре­де­лен­ным углом. Так фор­ми­ру­ет­ся мейн­стрим дис­ци­пли­ны. Доми­ни­ро­ва­ние интел­лек­ту­аль­ных схем в поле иссле­до­ва­ний поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни опре­де­ля­ет направ­ле­ние этих исследований.

Исто­рия вопро­са. Высо­кая интен­сив­ность иссле­до­ва­ний в дан­ной обла­сти поз­во­ля­ет достичь ино­гда суще­ствен­ных резуль­та­тов: созда­ют­ся рабо­ты, кото­рые име­ют шанс полу­чить при­зна­ние как наи­бо­лее адек­ват­но отра­жа­ю­щие спе­ци­фи­ку дис­ци­пли­ны (см., напри­мер: [Altheide, Snow 1991; Mediated Politics 2001; Blumler, Kavanagh 1999; Blumler, Gurevitch 1995; 2000; Comparing Political Communication 2004; Media, market and public spheres 2010; Hallin, Mancini 2007; McCombs 2008; McNair 1995; 2000; McQuail 2007]). Мож­но заме­тить, что здесь ука­за­ны рабо­ты исклю­чи­тель­но на англий­ском язы­ке, кото­рый сего­дня при­об­рел осо­бый ста­тус не толь­ко в поле иссле­до­ва­ний поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции. Сло­жив­ша­я­ся язы­ко­вая ситу­а­ция рож­да­ет мно­же­ство про­блем и дилемм, но они не явля­ют­ся пред­ме­том наше­го исследования.

Суще­ствен­ным, одна­ко, видит­ся тот факт, что с уве­ли­че­ни­ем коли­че­ства работ по поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ти­ви­сти­ке может воз­ник­нуть впе­чат­ле­ние, буд­то эта дис­ци­пли­на име­ла чет­ко опре­де­лен­ные гра­ни­цы и пред­мет. Эти рабо­ты, как пла­то­но­вы идеи, как буд­то созда­ют объ­ек­тив­но суще­ству­ю­щее про­стран­ство, частич­но познан­ное, частич­но ожи­да­ю­щее позна­ния. Каж­дое новое откры­тие в той или иной части этой яко­бы неиз­мен­ной сфе­ры буд­то бы озна­ча­ет рас­ши­ре­ние когни­тив­но­го гори­зон­та иссле­до­ва­ний поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции. Это долж­но было бы пред­опре­де­лить воз­мож­ный про­гресс в сфе­ре выше­упо­мя­ну­то­го иссле­до­ва­тель­ско­го поля, озна­ча­ю­щий все более глу­бо­кое пони­ма­ние сущ­но­сти сфе­ры, функ­ци­о­ни­ру­ю­щей на сты­ке меди­а­ми­ра и мира политики.

Тем не менее в тени пере­чис­лен­ных пред­став­ле­ний оста­ют­ся скры­ты­ми дилем­мы, свя­зан­ные с гра­ни­ца­ми чело­ве­че­ско­го вос­при­я­тия. Ина­че гово­ря, раз­ви­тие опре­де­лен­но­го обра­за мыш­ле­ния в обла­сти како­го-либо про­стран­ства раз­мыш­ле­ний, и в част­но­сти в обла­сти иссле­до­ва­ний поли­ти­че­ско­го ком­му­ни­ци­ро­ва­ния, при­но­сит не толь­ко поль­зу, но и поте­ри. Кон­цен­три­руя вни­ма­ние на кон­крет­ных вопро­сах, позна­ю­щий субъ­ект сосре­до­то­чи­ва­ет­ся на иден­ти­фи­ци­ро­ва­нии толь­ко отдель­ных аспек­тов поли­ти­че­ско­го ком­му­ни­ци­ро­ва­ния, не при­ни­мая во вни­ма­ние дру­гие аспек­ты что может при­ве­сти к замед­ле­нию или даже оста­нов­ке серьез­ных иссле­до­ва­ний, каса­ю­щих­ся дан­ной сфе­ры (на эту про­бле­му обра­ща­ет вни­ма­ние, в част­но­сти, Ман­чи­ни [Mancini 2011: 27–41]). Кон­ста­ти­ро­ва­ние неко­то­рых недо­стат­ков или вызо­вов, бро­шен­ных иссле­до­ва­те­лям совре­мен­ной поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции, мож­но най­ти так­же во мно­гих дру­гих рабо­тах [Political communication in postmodern democracy 2011; Sourcebook for political communication research 2014]).

Кро­ме того, необ­хо­ди­мо иметь в виду, что любые обла­сти чело­ве­че­ских раз­ду­мий явля­ют­ся более или менее теку­чи­ми: с тече­ни­ем вре­ме­ни и смене обсто­я­тельств меня­ет­ся иерар­хия про­блем, иссле­до­ва­тель­ских тече­ний или направ­ле­ний, раз­ви­ва­ю­щих­ся в рам­ках дан­ной дис­ци­пли­ны. Ина­че гово­ря, когни­тив­ный гори­зонт каких-либо иссле­до­ва­ний по сво­ей при­ро­де неиз­беж­но подви­жен. Иссле­до­ва­те­ли опре­де­ля­ют его, в боль­шин­стве сво­ем зани­мая праг­ма­тич­ную пози­цию и пыта­ясь при­спо­саб­ли­вать­ся к посто­ян­но меня­ю­щим­ся интел­лек­ту­аль­ным кодам. Тем не менее слу­ча­ет­ся и так, что уче­ный бро­са­ет совре­мен­но­сти вызов, что при­во­дит к рефор­ме мыс­ли­тель­ных стан­дар­тов, орга­ни­зу­ю­щих опре­де­лен­ную область позна­ния. Изме­не­ние мен­таль­ной пара­диг­мы, кото­рое в этот момент про­ис­хо­дит, ино­гда ока­зы­ва­ет суще­ствен­ное вли­я­ние на ход куль­тур­ных и циви­ли­за­ци­он­ных про­цес­сов [Kuhn 1996].

Oпи­са­ние цели, задач, мето­ди­ки иссле­до­ва­ния. Cле­ду­ет под­черк­нуть, что каж­дая эпоxа под­ска­зы­ва­ет иссле­до­ва­те­лям, чем им нуж­но зани­мать­ся, a что они могут или долж­ны игно­ри­ро­вать. Эти под­сказ­ки, одна­ко, не все­гда ока­зы­ва­ют­ся пра­виль­ны­ми. Ино­гда спе­ци­фи­че­ский вид опре­де­лен­ной эпо­хи созда­ет впе­чат­ле­ние, что неко­то­рые ее чер­ты име­ют осо­бен­но зна­чи­мый харак­тер. Одна­ко поз­же ока­зы­ва­ет­ся, что устой­чи­вые на пер­вый взгляд фено­ме­ны исче­за­ют, слов­но мыль­ный пузырь. Ока­зы­ва­ет­ся, что дис­ци­пли­на не гото­ва встать лицом к лицу с новы­ми про­бле­ма­ми, отве­чать на новые вызо­вы и обще­ствен­ные потребности.

В свя­зи сo ска­зан­ным воз­ни­ка­ет вопрос: что в про­стран­стве совре­мен­ной поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции мож­но счи­тать важ­ным, но не попав­шим в поле зре­ния иссле­до­ва­те­лей? Пыта­ясь най­ти ответ, мы преж­де все­го долж­ны выявить оче­вид­ные и одно­вре­мен­но наи­бо­лее общие пра­ви­ла, кото­рые в дан­ный момент регу­ли­ру­ют эту сфе­ру чело­ве­че­ской актив­но­сти. Если оста­вать­ся на поч­ве мето­до­ло­гии интер­пре­та­ци­о­низ­ма, то мож­но утвер­ждать, что в наше вре­мя основ­ным пра­ви­лом, орга­ни­зу­ю­щим функ­ци­о­ни­ро­ва­ние СМИ, оста­ет­ся тре­бо­ва­ние непре­рыв­но­го уве­ли­че­ния коли­че­ства средств и при­е­мов воз­дей­ствия, осо­бен­но визу­аль­ных и зву­ко­вых. Совре­мен­ная медиа­сфе­ра раз­ви­ва­ет­ся как про­стран­ство, кото­рое обжи­ва­ют орга­ни­за­ции и инсти­ту­ты, настро­ен­ные на реа­ли­за­цию инте­ре­сов их вла­дель­цев и хозя­ев. Эти орга­ни­за­ции и инсти­ту­ты рас­по­ла­га­ют опре­де­лен­ным вре­ме­нем и про­стран­ством, кото­рые мож­но запол­нять в соот­вет­ствии с общи­ми пра­ви­ла­ми игры. От содер­жа­ния это­го про­стран­ства-вре­ме­ни зави­сит, вызо­вут ли СМИ инте­рес у людей, смо­гут ли они в резуль­та­те при­но­сить ожи­да­е­мый доход тем, кто объ­еди­ня­ет­ся, что­бы посред­ством СМИ удо­вле­тво­рять свои потреб­но­сти (от самых низ­ких до самых высоких).

Тогда в каче­стве основ­ных потреб­но­стей средств мас­со­вой инфор­ма­ции мож­но назвать стрем­ле­ние к без­опас­но­сти и успеш­но­му раз­ви­тию (по край­ней мере — для доми­ни­ру­ю­щей части мас­сме­диа). Ины­ми сло­ва­ми, каж­дый меди­а­ин­сти­тут преж­де все­го обя­за­тель­но забо­тит­ся о том, что­бы выжить, а это в дол­го­вре­мен­ной пер­спек­ти­ве озна­ча­ет, что ему нуж­но не толь­ко при­влечь вни­ма­ние потре­би­те­лей инфор­ма­ции, но и удер­жать его.

Поли­ти­че­ские орга­ни­за­ции вынуж­де­ны посту­пать в соот­вет­ствии с прин­ци­пом, соглас­но кото­ро­му преж­де все­го сле­ду­ет обес­пе­чить себе воз­мож­ность быть вос­при­ня­ты­ми (percipi) в мас­со­вой ауди­то­рии. Далее, nolens volens, эти субъ­ек­ты пред­при­ни­ма­ют акцию бло­ки­ро­ва­ния или огра­ни­че­ния дру­гих субъ­ек­тов, кото­рые тоже хоте­ли бы полу­чить или полу­чи­ли ста­тус объ­ек­та серьез­но­го инте­ре­са со сто­ро­ны СМИ. Поли­ти­че­ские субъ­ек­ты толь­ко потом заду­мы­ва­ют­ся, как исполь­зо­вать доступ к экс­клю­зив­ным изме­ре­ни­ям медиа­про­стран­ства (как достав­ля­ю­ще­го инфор­ма­цию, так и гене­ри­ру­ю­ще­го ее). В резуль­та­те и поли­ти­че­ские, и медиа­субъ­ек­ты сов­мест­но фор­ми­ру­ют сфе­ру, кото­рая фак­ти­че­ски явля­ет­ся иллю­зор­ной, види­мо­стью, а не реаль­но­стью. Одна­ко эта сфе­ра ока­зы­ва­ет­ся реаль­ной в том смыс­ле, что созда­ет ком­плекс вопро­сов, кото­ры­ми пита­ет­ся созна­ние боль­ших групп общества.

Вслед­ствие это­го про­ис­хо­дит про­грам­ми­ро­ва­ние их взгля­да на дей­стви­тель­ность и обра­за жиз­ни как в пуб­лич­ном, так и в част­ном про­стран­стве (с уче­том фак­та, что раз­де­ле­ние на пуб­лич­ную и част­ную сфе­ры ста­но­вит­ся в наше вре­мя все более раз­мы­тым, менее отчет­ли­вым; см. подроб­нее: [Goban-Klas 2005; Sennett 2009]).

Воз­ни­ка­ет сво­е­го рода гибрид­ное двое­вла­стие. С одной сто­ро­ны, пра­вят поли­ти­зи­ро­ван­ные медий­ные субъ­ек­ты. СМИ обес­пе­чи­ва­ют транс­ля­цию поли­ти­ки в обще­ствен­ную жизнь, ста­вя эффек­тив­ное заня­тие поли­ти­кой в зави­си­мость от суще­ство­ва­ния в инфор­ма­ци­он­ном про­стран­стве и вынуж­дая поли­ти­че­ские субъ­ек­ты исполь­зо­вать реше­ния, учи­ты­ва­ю­щие инте­ре­сы медиа­сфе­ры. С дру­гой сто­ро­ны, сред­ствам мас­со­вой инфор­ма­ции вто­рят меди­а­ти­зи­ро­ван­ные поли­ти­че­ские субъ­ек­ты. Они снаб­жа­ют СМИ инфор­ма­ци­он­ным кон­тен­том, забо­тясь о том, что­бы те мог­ли посто­ян­но пода­вать инфор­ма­цию, созда­вая впе­чат­ле­ние раз­но­об­ра­зия и раз­но­род­но­сти инфор­ма­ции. Вслед­ствие это­го вза­и­мо­от­но­ше­ния обо­их субъ­ек­тов сле­до­ва­ло бы назвать вза­и­мо­за­ви­си­мо­стью, кото­рая, одна­ко, поз­во­ля­ет поли­ти­че­ским и меди­а­иг­ро­кам навя­зы­вать обще­ствен­ной и част­ной жиз­ни стан­дар­ты суще­ство­ва­ния и раз­ви­тия. Дан­ные стан­дар­ты, что важ­но, воз­ни­ка­ют в резуль­та­те сво­е­го рода экс­плу­а­та­ции раз­ных обла­стей чело­ве­че­ской дея­тель­но­сти, где добы­ва­ет­ся та пища, кото­рая потреб­ля­ет­ся потом в про­цес­сах меди­а­ти­за­ции и поли­ти­за­ции. Ина­че гово­ря, твор­че­ство все чаще впле­та­ет­ся в поли­ти­че­скую ком­му­ни­ка­цию, кото­рая дела­ет из под­лин­но­го твор­че­ско­го акта спек­такль неоче­вид­ной заин­те­ре­со­ван­но­сти и вовле­чен­но­сти. Поэто­му и резуль­та­ты любо­го чело­ве­че­ско­го тру­да все реже вос­при­ни­ма­ют­ся как нечто соот­вет­ству­ю­щее по сути твор­че­ско­му акту. Вме­сто это­го их начи­на­ют счи­тать про­дук­том, кото­рым мож­но и сле­ду­ет питать медий­но-поли­ти­че­скую сфе­ру, при­пи­сы­вая созда­те­лям имен­но поли­ти­че­ские (взя­тие и сохра­не­ние вла­сти) или же медий­ные (полу­че­ние и сохра­не­ние сла­вы) моти­вы, а так­же жела­ние акку­му­ли­ро­вать и исполь­зо­вать про­из­вод­ное этих двух ресур­сов, т. е. полу­чать капи­тал в любой форме.

Таким обра­зом, на раз­но­об­раз­ные сфе­ры дея­тель­но­сти чело­ве­ка рас­про­стра­ня­ет­ся очень упро­щен­ная модель пони­ма­ния моти­ва­ции и пове­де­ния. В све­те этой моде­ли сутью ком­му­ни­ка­ции явля­ет­ся сопер­ни­че­ство, кото­рое, в свою оче­редь, дела­ет из чело­ве­ка пер­ма­нент­но поли­ти­че­ски-медий­ное суще­ство, кото­рое само­утвер­жда­ет­ся через интен­сив­ное выра­же­ние соб­ствен­но­го отно­ше­ния к субъ­ек­там, опре­де­ля­е­мым как поли­ти­че­ские про­тив­ни­ки или медий­ные кон­ку­рен­ты. Дан­ная схе­ма жест­ко регу­ли­ру­ет созна­ние совре­мен­но­го чело­ве­ка, опре­де­ляя в боль­шой сте­пе­ни его образ жиз­ни и харак­тер созда­ва­е­мых им отно­ше­ний. Она, несо­мнен­но, лег­ко копи­ру­ет­ся и как бы напра­ши­ва­ет­ся на исполь­зо­ва­ние. Попу­ляр­ность опи­сан­ной мен­таль­ной каль­ки, без сомне­ния, побуж­да­ет посмот­реть на мир чело­ве­че­ских прак­тик сквозь приз­му попу­ляр­ной тео­рии полей Пье­ра Бур­дье, кото­рая вос­при­ни­ма­ет­ся, одна­ко, ско­рее как вдох­но­ве­ния для интер­пре­та­ции, а не как залог успеш­но­го окон­ча­ния поис­ков. В све­те кон­цеп­ции Бур­дье на медий­ное поле и на поле поли­ти­ки сле­ду­ет смот­реть в кон­тек­сте сопер­ни­че­ства его пред­ста­ви­те­лей с пред­ста­ви­те­ля­ми дру­гих полей. Это сопер­ни­че­ство про­ис­хо­дит непре­рыв­но, созда­вая систе­му рефе­рен­ций, кото­рые опре­де­ля­ют кри­те­рии успе­ха и пора­же­ния в пре­де­лах дан­но­го поля, а так­же меж­ду поля­ми1.

Ана­лиз мате­ри­а­ла. Как медиа, так и поли­ти­ка сопер­ни­ча­ют друг с дру­гом на поле нау­ки, в рам­ках кото­ро­го раз­ви­ва­ют­ся, в част­но­сти, иссле­до­ва­ния поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции. Созда­ет­ся впе­чат­ле­ние, что медий­ные и поли­ти­че­ские субъ­ек­ты в про­стран­стве кон­флик­та с нау­кой как бы объ­еди­ня­ют­ся, сов­мест­но ниве­ли­руя силу науч­ной кри­ти­ки и углуб­лен­ных раз­мыш­ле­ний чело­ве­ка о состо­я­нии этих субъ­ек­тов. Этот союз при­во­дит, в част­но­сти, к посте­пен­но­му вза­и­мо­про­ник­но­ве­нию и сра­щи­ва­нию медий­но­го и поли­ти­че­ско­го полей, вслед­ствие чего воз­ни­ка­ют раз­лич­ные гибри­ды. Жур­на­ли­сты ста­но­вят­ся актив­ны­ми в поли­ти­че­ской сфе­ре, a поли­ти­ки — в медий­ной. Перед нами част­ные и частые транс­фе­ры из одно­го поля в дру­гое. Имен­но таким обра­зом фор­ми­ру­ет­ся про­стран­ство поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции, энер­гия кото­рой ока­зы­ва­ет силь­ное воз­дей­ствие на пред­ста­ви­те­лей науки.

Воз­дей­ствие про­ис­хо­дит в новых куль­тур­но-циви­ли­за­ци­он­ных усло­ви­ях, когда назна­че­ние и обя­зан­но­сти уче­но­го выгля­дят недо­ста­точ­но обду­ман­ны­ми и понят­ны­ми. По этой при­чине пред­ста­ви­те­ли мира нау­ки неред­ко реа­ги­ру­ют на актив­ность меди­а­ми­ра и мира поли­ти­ки по ста­рым схе­мам, кото­рые уже неэф­фек­тив­ны. Более того, зача­стую энер­ге­ти­ка и сила воз­дей­ствия поли­ти­ка и сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции про­из­во­дят на уче­ных силь­ное впе­чат­ле­ние. Это может при­ве­сти (быва­ет, что и ведет) к вовле­че­нию уче­ных в медий­но-поли­ти­че­скую актив­ность, кото­рая, понят­ное дело, осу­ществ­ля­ет­ся на усло­ви­ях, дик­ту­е­мых дуум­ви­ра­том меди­а­ти­зи­ро­ван­ных поли­ти­ков и поли­ти­зи­ро­ван­ных жур­на­ли­стов. И те, и дру­гие могут сеять сомне­ния отно­си­тель­но бес­при­страст­но­сти и доб­ро­со­вест­но­сти иссле­до­ва­те­лей, игно­ри­руя при этом мне­ния тех, кого невоз­мож­но подо­зре­вать в при­страст­но­сти или недоб­ро­со­вест­но­сти. В рам­ках тако­го сго­во­ра уче­ный может пред­став­лять­ся в каче­стве при­но­ся­ще­го вред хал­тур­щи­ка или ник­чем­но­го идеалиста.

Поли­ти­че­ская ком­му­ни­ка­ция, таким обра­зом, зама­ни­ва­ет людей нау­ки, слов­но заса­сы­ва­ет их, что­бы затем поссо­рить их меж­ду собой. Это поз­во­ля­ет пред­став­лять поле иссле­до­ва­ний поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции как нахо­дя­ще­е­ся в состо­я­нии внут­рен­не­го раз­ла­да, подат­ли­вое на сти­му­ли­ро­ва­ние, на раз­но­об­раз­ное регу­ли­ро­ва­ние извне. В резуль­та­те это­го рас­тет веро­ят­ность сце­на­рия, в рам­ках кото­ро­го в поле нау­ки поя­ля­ет­ся изли­шек сопер­ни­че­ства. В край­нем вари­ан­те это сопер­ни­че­ство может выгля­деть как сво­е­го рода граж­дан­ская вой­на меж­ду людь­ми нау­ки, выра­жа­ю­ща­я­ся во вза­им­ных обви­не­ни­ях в нару­ше­нии про­фес­си­о­наль­ных норм и измене сво­е­му при­зва­нию. В этом азар­те не хва­та­ет места и вре­ме­ни для доб­ро­со­вест­ной кри­ти­ки, для кон­тро­ля над соблю­де­ни­ем стан­дар­тов про­фес­сии. В такой ситу­а­ции труд­но ожи­дать зна­чи­тель­ных и убе­ди­тель­ных резуль­та­тов исследования.

Совре­мен­ные иссле­до­ва­ния поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции в опре­де­лен­ной сте­пе­ни явля­ют­ся, как ука­зы­ва­лось, состав­ной eе частью, она как бы погло­ща­ет их. Как резуль­тат, воз­ни­ка­ют и сосу­ще­ству­ют раз­ные точ­ки зре­ния в отно­ше­нии целей и задач, кото­рые сто­ят перед иссле­до­ва­те­лем, зани­ма­ю­щим­ся поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ти­ви­сти­кой. В част­но­сти, раз­да­ют­ся голо­са, тре­бу­ю­щие от иссле­до­ва­те­ля обя­зан­но­сти дей­ство­вать так, что­бы резуль­та­ты его рабо­ты мож­но было меди­а­ти­зи­ро­вать и поли­ти­зи­ро­вать, что долж­но обес­пе­чить их яко­бы поло­жи­тель­ное вли­я­ние на пре­об­ра­зо­ва­ния в обла­сти поля мас­сме­диа и поли­ти­ки. Нема­ло так­же мне­ний, в соот­вет­ствии с кото­ры­ми насы­щен­ность иссле­до­ва­ний поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции чер­та­ми самой поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции сле­ду­ет при­вет­ство­вать, пред­по­ла­гая апри­о­ри эман­си­пи­ру­ю­щую силу это­го про­цес­са [Habermas 2003; Krytyczna analiza dyskursu 2008].

Все­му это­му сопут­ству­ет посте­пен­ный отказ от поло­же­ния, соглас­но кото­ро­му поле поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции долж­но иметь свои гра­ни­цы. Медий­но-поли­ти­че­ская сфе­ра нахо­дит­ся в фазе дина­ми­че­ской экс­пан­сии. Она гене­ри­ру­ет раз­но­об­раз­ные поощ­ре­ния и угро­зы, бла­го­да­ря кото­рым созда­ва­е­мые ею пра­ви­ла будут навя­зы­вать­ся в каче­стве мета­пра­вил, управ­ля­ю­щих сово­куп­но­стью чело­ве­че­ской жиз­ни. В этой сфе­ре фор­ми­ру­ет­ся сеть само­утвер­жде­ний и само­под­твер­жде­ний, убеж­да­ю­щих, что имен­но эта сфе­ра может мно­гое пред­ло­жить, что ее пред­ло­же­ние име­ет боль­шую цен­ность, что от ее пред­ло­же­ний не сле­ду­ет отка­зы­вать­ся, что это пред­ло­же­ния, от кото­рых и невоз­мож­но отка­зать­ся (систе­ма медий­ной авто­ре­фе­рен­ции) [Luhmann 2009].

В свя­зи со ска­зан­ным сле­ду­ет ука­зать на состо­я­ние сво­е­го рода нерав­но­ве­сия в совре­мен­ных иссле­до­ва­ни­ях поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции. Пра­виль­ной, в част­но­сти, пред­став­ля­ет­ся точ­ка зре­ния, соглас­но кото­рой иссле­до­ва­те­ли слиш­ком ред­ко и без над­ле­жа­ще­го напо­ра экс­по­ни­ру­ют про­бле­му зна­че­ния и зна­чи­мо­сти мол­ча­ния в сфе­ре поли­ти­ки. Ред­ко под­вер­га­ет­ся ана­ли­зу про­цесс отчуж­де­ния ауди­то­рии, устав­шей от пер­ма­нент­но­го кон­цен­три­ро­ва­ния их вни­ма­ния на инфор­ма­ции из мира, кото­рый зиждет­ся на вза­и­мо­про­ник­но­ве­нии сфе­ры СМИ и сфе­ры поли­ти­ки. Неча­сто обсуж­да­ет­ся вопрос, насколь­ко пери­о­ды при­глу­ше­ния поли­ти­че­ско­го ком­му­ни­ци­ро­ва­ния мог­ли бы улуч­шить каче­ство про­цес­сов при­ня­тия реше­ний, обще­ствен­ную коопе­ра­цию. Слож­но так­же най­ти глу­бо­кие науч­ные иссле­до­ва­ния, кото­рые под­ска­зы­ва­ли бы, как на прак­ти­ке отли­чать ком­му­ни­ка­цию по убеж­де­нию от ком­му­ни­ка­ции ради ком­му­ни­ка­ции. Немно­го так­же най­дет­ся иссле­до­ва­ний, кото­рые бы пока­зы­ва­ли, где и в каком объ­е­ме поли­ти­че­ская ком­му­ни­ка­ция оста­ет­ся отде­лен­ной от раз­мыш­ле­ний о поли­ти­ке в целом. Необ­хо­ди­мо так­же углуб­лять иссле­до­ва­ния еще одной важ­ной про­бле­мы: фраг­мен­ти­ру­ет ли поли­ти­ка во вза­и­мо­дей­ствии со СМИ мыш­ле­ние ауди­то­рии, сосре­до­то­чи­вая вни­ма­ние на поверх­ност­ных и несу­ще­ствен­ных явле­ни­ях? И если да, то каким обра­зом и поче­му? Име­ет смысл уде­лить более при­сталь­ное вни­ма­ние явле­ни­ям гомо­ге­ни­за­ции инфор­ма­ции, а так­же редук­ции раз­но­об­раз­ной сово­куп­но­сти медиа­фор­ма­тов до неболь­шо­го коли­че­ства неслож­ных эмо­ци­о­наль­но-содер­жа­тель­ных структур.

Необ­хо­ди­мо заме­тить, что иссле­до­ва­те­ли поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции ред­ко заду­мы­ва­ют­ся над пар­ти­ку­ля­риз­мом достиг­ну­тых резуль­та­тов. Этот недо­ста­ток отчет­ли­во виден хотя бы в обла­сти иссле­до­ва­ний, посвя­щен­ных дис­кри­ми­на­ции в СМИ. Эти иссле­до­ва­ния, конеч­но, про­во­дят­ся энер­гич­но и широ­ко. Тем не менее их участ­ни­ки неред­ко под­да­ют­ся иску­ше­нию сфор­му­ли­ро­вать гром­кие миро­воз­зрен­че­ские декла­ра­ции и обви­не­ния. При этом лишь немно­гие ста­ра­ют­ся пока­зать явле­ние дис­кри­ми­на­ции во всей его слож­но­сти, как струк­тур­ной, так и функциональной.

Не слиш­ком часто в иссле­до­ва­ни­ях поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции появ­ля­ет­ся вопрос о дис­кри­ми­на­ци­он­ной сущ­но­сти полей СМИ и поли­ти­ки. Медиа­ве­ды ред­ко обра­ща­ют­ся к гипо­те­зе, соглас­но кото­рой оба поля не могут быть толь­ко инклю­зив­ны­ми. Так­же не отно­сит­ся к попу­ляр­ным утвер­жде­ние о том, что экс­клю­зия оста­ет­ся неза­ме­ни­мым инстру­мен­том диф­фе­рен­ци­ро­ва­ния зна­че­ний в про­цес­се созда­ния как меди­ий­но­го, так и поли­ти­че­ско­го дис­кур­са. Слож­но най­ти иссле­до­ва­ния при­чин, по кото­рым та или иная груп­па ста­но­вит­ся или пере­ста­ет быть объ­ек­том медий­но-поли­ти­че­ско­го исклю­че­ния. Нако­нец, лишь немно­гие пишут на тему вовле­че­ния иссле­до­ва­ний поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции в упо­мя­ну­тые дис­кри­ми­на­ци­он­ные практики.

Резуль­та­ты иссле­до­ва­ния. Поле совре­мен­ных иссле­до­ва­ний поли­ти­че­ско­го ком­му­ни­ци­ро­ва­ния не может счи­тать­ся доста­точ­но ров­ным. Ста­ра­ясь опре­де­лить сово­куп­ность дости­же­ний дан­но­го направ­ле­ния иссле­до­ва­ний, мы можем гово­рить толь­ко oб отно­си­тель­но упо­ря­до­чен­ном раз­но­об­ра­зии несов­ме­сти­мых друг с дру­гом точек зре­ния (как если бы мы рас­смат­ри­ва­ли не согла­со­ван­ную в эле­мен­тах кубист­скую кар­ти­ну). В резуль­та­те совре­мен­ные иссле­до­ва­ния поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции мож­но рас­смат­ри­вать как сво­е­го рода риту­аль­ный хаос (явля­ю­щий­ся в то же вре­мя свое­об­раз­ным отра­же­ни­ем риту­аль­но­го хао­са, кото­рый лег­ко заме­тить в мно­го­чис­лен­ных плос­ко­стях совре­мен­ной поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции)2.

В дан­ном кон­тек­сте неуди­ви­тель­но, что совре­мен­ные иссле­до­ва­ния поли­ти­че­ско­го ком­му­ни­ци­ро­ва­ния очень ред­ко начи­на­ют­ся с поста­нов­ки важ­но­го вопро­са: какие изме­ре­ния чело­ве­че­ско­го суще­ство­ва­ния должны/могут, a какие не должны/не могут под­вер­гать­ся меди­а­ти­за­ции и поли­ти­за­ции? В резуль­та­те про­ис­хо­дит кон­цен­тра­ция на иссле­до­ва­нии само­го рече­во­го воз­дей­ствия, a не на про­бле­ме, может ли при­ме­нять­ся в дан­ной ситу­а­ции рече­вое воз­дей­ствие как тако­вое. Как след­ствие доми­ни­ру­ют раз­мыш­ле­ния о ком­му­ни­ка­ции, кото­рая ведет к поли­ти­че­ско­му или же медий­но­му успе­ху в корот­кие или сред­ние сро­ки (побе­да в выбо­рах, появ­ле­ние как медий­ная лич­ность и т. д.). Мож­но наблю­дать так­же мар­ги­на­ли­за­цию раз­мыш­ле­ний об усло­ви­ях тако­го поли­ти­че­ско­го ком­му­ни­ци­ро­ва­ния, кото­рое поз­во­ли­ло бы достиг­нуть реа­ли­за­ции балан­са инте­ре­сов как мини­мум самых важ­ных групп, сов­мест­но кон­стру­и­ру­ю­щих обще­ствен­ную жизнь.

Сосре­до­то­че­ние сил иссле­до­ва­те­лей на изу­че­нии поли­ти­че­ско­го рече­во­го воз­дей­ствия свя­за­но так­же с бур­ным раз­ви­ти­ем иссле­до­ва­ний в обла­сти поли­ти­че­ско­го мар­ке­тин­га. O поли­ти­че­ском мар­ке­тин­ге гово­рит­ся повсе­мест­но, одна­ко, как пра­ви­ло, уже без под­чер­ки­ва­ния мета­фо­ри­че­ской при­ро­ды поня­тия. Ред­ко встре­ча­ют­ся раз­мыш­ле­ния о том, каким обра­зом воз­дей­ству­ет на наше мыш­ле­ние, опре­де­ляя когни­тив­ные гори­зон­ты, тот факт, что поли­ти­ка теперь часто харак­те­ри­зу­ет­ся в рыноч­ных кате­го­ри­ях. Тео­рия и прак­ти­ка поли­ти­че­ско­го мар­ке­тин­га поль­зу­ют­ся очень похо­жи­ми кате­го­ри­аль­ны­ми сет­ка­ми (при этом обе охот­но друг у дру­га их заим­ству­ют). Парал­ле­лизм меж­ду язы­ком тео­рии и прак­ти­кой поли­ти­че­ско­го мар­ке­тин­га неод­но­крат­но при­во­дил к иллю­зии, что тео­рия под­твер­жда­ет прак­ти­ку (прак­ти­ка кажет­ся тогда уко­ре­нен­ной в тео­рии, а сле­до­ва­тель­но, под­твер­жден­ной науч­но, в то вре­мя как тео­рия видит­ся погру­жен­ной в прак­ти­ку, a сле­до­ва­тель­но, под­твер­жден­ной опы­том [Cwalina, Falkowski 2006; Handbook of political marketing 1999; Newman 1999]). Вме­сте с тем мож­но встре­тить и кри­ти­че­ские суж­де­ния в свя­зи с отдель­ны­ми вопро­са­ми тео­рии и прак­ти­ки поли­ти­че­ско­го мар­ке­тин­га [Marketing polityczny 2007; Недяк 2008].

Тео­рия и прак­ти­ка могут до опре­де­лен­ной сте­пе­ни раз­ви­вать­ся и укреп­лять­ся, опи­ра­ясь на меха­низм само­ис­пол­ня­ю­ще­го­ся про­ро­че­ства. Тео­рия ста­но­вит­ся тогда повест­во­ва­ни­ем об эффек­тив­но­сти прак­ти­ки, в то вре­мя как прак­ти­ка — под­твер­жде­ни­ем пра­виль­но­сти теории.

В резуль­та­те это­го сво­е­го рода сою­за тео­рии и прак­ти­ки, вза­им­но под­дер­жи­ва­ю­щих друг дру­га, уси­ли­ва­ют­ся неко­то­рые тен­ден­ции в обла­сти иссле­до­ва­ний поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции и ее пони­ма­ния. Эти тен­ден­ции не явля­ют­ся уни­вер­саль­ны­ми, но неред­ко таки­ми кажут­ся. Так, укреп­ля­ет­ся вера в мер­кан­тиль­ный харак­тер поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции. Иссле­до­ва­те­ли часто утвер­жда­ют, a прак­ти­ки под­твер­жда­ют, что субъ­ек­ты поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции при­сут­ству­ют на сво­е­го рода рын­ке, где осу­ществ­ля­ет­ся некий обмен. Доми­ни­ру­ю­щий тип раз­мыш­ле­ний о поли­ти­че­ском ком­му­ни­ци­ро­ва­нии опи­ра­ет­ся на пра­ви­ло, в соот­вет­ствии с кото­рым в рам­ках поли­ти­че­ско­го ком­му­ни­ци­ро­ва­ния обме­ни­ва­ют­ся, к при­ме­ру, сим­во­ла­ми, зна­че­ни­я­ми, эмо­ци­я­ми, убеж­де­ни­я­ми, уве­ре­ни­я­ми, акти­ва­ми, пас­си­ва­ми. Мень­ше места здесь оста­ет­ся для вос­при­я­тия меди­а­ми­ра и мира поли­ти­ки в каче­стве про­стран­ства для творчества.

Все еще недо­ста­точ­но раз­ви­ты иссле­до­ва­ния, каса­ю­щи­е­ся бога­той мифо­ло­гии на сты­ке этих двух про­странств. Эта мифо­ло­гия сохра­ня­ет в неиз­мен­ной фор­ме дей­ству­ю­щие медий­но-поли­ти­че­ские прак­ти­ки, обо­льщая ощу­ще­ни­ем, что они есте­ствен­ны или ста­биль­ны. Мно­го гово­рит­ся о воз­дей­ствии этих прак­тик на окру­жа­ю­щую дей­стви­тель­ность и замет­но мень­ше о само­воз­дей­ствии, кото­рое про­ис­хо­дит в про­цес­се поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции. Немно­го вни­ма­ния уде­ля­ет­ся и вопро­су усло­вий, в каких мог­ла бы осу­ще­ствить­ся фун­да­мен­таль­ная реор­га­ни­за­ция суще­ству­ю­щих сфер СМИ и поли­ти­ки, реор­га­ни­за­ция их сов­мест­но­го про­стран­ства. Не хва­та­ет так­же иссле­до­ва­ния воз­мож­но­стей и спо­со­бов депо­ли­ти­за­ции и деме­ди­а­ти­за­ции отдель­ных сфер чело­ве­че­ской активности.

Выво­ды. Иссле­до­ва­те­ли поли­ти­че­ско­го ком­му­ни­ци­ро­ва­ния не так уж и ред­ко уве­ря­ют, пре­уве­ли­чи­вая, что резуль­та­ты их рабо­ты пред­став­ля­ют собой объ­ек­тив­но обос­но­ван­ные зна­ния. Одна­ко на самом деле пред­ла­га­е­мые ими кон­ста­та­ции неод­но­крат­но сле­ду­ет счи­тать исклю­чи­тель­но пар­ти­ку­ляр­но обу­слов­лен­ны­ми пред­по­чте­ни­я­ми. При­ня­тие пред­по­ло­же­ния об их умест­но­сти или даже уни­вер­саль­но­сти может пока­зать­ся удоб­ным. Тем не менее оно зна­чи­тель­но огра­ни­чи­ва­ет склон­ность к при­е­му новых точек зре­ния и рас­ши­ре­нию когни­тив­ных горизонтов.

Конеч­но, иссле­до­ва­ния поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции оста­ют­ся и долж­ны оста­вать­ся очень важ­ным полем для поис­ков. Тем не менее их состо­я­ние в насто­я­щий момент тре­бу­ет сме­ще­ния акцен­тов и поис­ка путей, кото­рые поз­во­ли­ли бы более глу­бо­ко понять и оха­рак­те­ри­зо­вать цели и зада­чи этой дис­ци­пли­ны. Осо­бен­но сле­до­ва­ло бы пере­бо­роть доми­ни­ро­ва­ние мер­кан­тиль­но­го взгля­да на поли­ти­че­скую ком­му­ни­ка­цию. Хоро­шо было бы так­же серьез­но заду­мать­ся, какие аль­тер­на­тив­ные моде­ли по отно­ше­нию к насто­я­ще­му момен­ту могут появить­ся в бли­жай­шем и дале­ком буду­щем. В резуль­та­те это­го раз­ви­тие иссле­до­ва­ний поли­ти­че­ской ком­му­ни­ка­ции может стать более дина­мич­ным. Более того, воз­мож­ным сде­ла­лось бы так­же углуб­ле­ние пред­став­ле­ний о стра­те­ги­ях даль­ней­ше­го разум­но­го раз­ви­тия дис­ци­пли­ны. Таким обра­зом, когни­тив­ные дости­же­ния харак­те­ри­зу­е­мо­го про­стран­ства иссле­до­ва­ний мог­ли бы слу­жить в каче­стве источ­ни­ка для поля обра­зо­ва­ния. Оно, в свою оче­редь, сра­зу же мог­ло стать в намно­го боль­шей сте­пе­ни, неже­ли сей­час, плос­ко­стью откры­тия и куль­ти­ви­ро­ва­ния пре­не­бре­га­е­мых или неиз­вест­ных до это­го момен­та форм встре­чи чело­ве­ка с чело­ве­ком, в осо­бен­но­сти в медий­но-поли­ти­че­ской сфе­ре. В дол­го­вре­мен­ной пер­спек­ти­ве это, воз­мож­но, поз­во­ли­ло бы полу­чить всем вме­сте и каж­до­му в отдель­но­сти чуть боль­ший кон­троль над медий­но-поли­ти­че­ской сферой.

А пока ско­рее не мы фор­ми­ру­ем поли­ти­че­скую ком­му­ни­ка­цию, а поли­ти­че­ская ком­му­ни­ка­ция фор­ми­ру­ет нас.

1 Для точ­но­сти сле­ду­ет отме­тить, что Бур­дье исполь­зо­вал фор­му­ли­ров­ку «жур­на­лист­ское поле» (champ journalistique), a не «медий­ное поле». Одна­ко видит­ся целе­со­об­раз­ным заме­нить пер­вое опре­де­ле­ние вто­рым (в про­стран­стве СМИ груп­пи­ру­ют­ся не толь­ко жур­на­ли­сты, но и испол­ни­те­ли мно­гих дру­гих обще­ствен­ных ролей). При этом сто­ит под­черк­нуть, что сек­тор СМИ оста­ет­ся силь­но рас­чле­нен­ным. В его рам­ках мож­но выде­лить мно­го­чис­лен­ные суб­по­ля, пред­ста­ви­те­ли кото­рых нахо­дят­ся в опре­де­лен­ных отно­ше­ни­ях друг с дру­гом. Суб­по­ля сопер­ни­ча­ют и коопе­ри­ру­ют друг с дру­гом, борют­ся, может быть, дости­гая состо­я­ния рав­но­ве­сия. Рас­пре­де­ле­ние сил меж­ду суб­по­ля­ми рас­про­стра­ня­ет­ся за пре­де­лы медий­но­го поля, воз­дей­ствуя на дина­ми­ку отно­ше­ний меж­ду медий­ным полем как целым и раз­но­об­раз­ны­ми вне­ме­дий­ны­ми поля­ми [Bourdieu 2009: 103 и след.].

2 Поня­тие «риту­аль­ный хаос» было пред­ло­же­но Маре­ком Чижев­ским. Он вос­поль­зо­вал­ся им, что­бы оха­рак­те­ри­зо­вать состо­я­ние пуб­лич­но­го дис­кур­са в Поль­ше после 1993 г.: «Риту­аль­ный хаос заклю­ча­ет­ся в том, что у сви­де­те­ля спо­ров на поли­ти­че­ской сцене или в сред­ствах мас­со­вой инфор­ма­ции скла­ды­ва­ет­ся впе­чат­ле­ние, что согла­сие меж­ду про­ти­во­сто­я­щи­ми сто­ро­на­ми совер­шен­но невоз­мож­но, a эти сто­ро­ны не хотят ниче­го ино­го, неже­ли огла­шать свои убеж­де­ния. Тем самым вос­при­ни­ма­е­мые наблю­да­те­лем струк­тур­ные чер­ты дан­но­го типа ком­му­ни­ка­ци­он­ных ходов — их систе­ма­ти­че­ский бес­по­ря­док и отсут­ствие умо­за­клю­че­ний, ина­че гово­ря, хаос — ста­но­вят­ся суще­ствен­ной мета­ин­фор­ма­ци­ей, a в свя­зи с внут­рен­ней про­ти­во­ре­чи­во­стью и неяс­но­стью все­го дис­кур­са так­же глав­ной инфор­ма­ци­ей, дохо­дя­щей до наблю­да­те­ля. Это­му сопут­ству­ет риту­а­ли­за­ция дис­кур­сив­но­го пове­де­ния» [Czyżewski 2010: 59].

Ста­тья посту­пи­ла в редак­цию 3 фев­ра­ля 2018 г;
реко­мен­до­ва­на в печать 26 июня 2018 г.

© Санкт-Петер­бург­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, 2018

Received: February 3, 2018
Accepted: June 26, 2018