В статье раскрывается возражающий потенциал иронии на примере научно-популярных сетевых медиатекстов. Эмпирической базой послужил гипертекст новости об опровержении серотониновой теории развития депрессии, которое предопределило значимый сдвиг в представлениях о заболевании. Целью статьи являются выявление и комплексный анализ вариантов реализации ироничного возражения в научно-популярном медиадискурсе. Ироничное возражение представляется сложноорганизованным коммуникативным действием, в основе которого лежит целеустановка, составляющая подцель в достижении основной коммуникативной цели гипермедиатекста. Предустановленная многозадачность исследования обусловила выбор подхода к анализу — праксиологического метода медиалингвистики, позволяющего исследовать медиадискурс с учетом парадигматических (систематизация языковых маркеров, участвующих в организации отдельного речевого действия) и синтагматических (типологизация речевых действий в референциально связанных медиатекстах) отношений. Как показал анализ материала, возражение — это речевое действие, демонстрирующее момент перехода научного знания от гипотетичности к состоянию эпистемологической определенности. Возражение способствует преодолению непродуктивных тенденций в системе научных взглядов. Лингвистически значимыми характеристиками ироничного возражения в научно-популярном медиадискурсе представляются обширный эвристический потенциал, демонстрация развития эпистемологической модальности, критическое переосмысление внеязыковых ситуаций, вовлечение адресата в процесс сомышления, дискуссионный характер, требование дополнительных интерпретативных усилий. Полученные в ходе исследования результаты — лингвистические модели репрезентации ироничного возражения — становятся показателем сдвига в парадигме научных воззрений о механизмах развития депрессивного расстройства и доминирующих векторов обсуждения в обществе связанной с выявленным гносеологическим кризисом проблематики. В данном исследовании паттерны речевой репрезентации ироничного возражения идентифицированы и типологизированы на основе повторяющихся и регулярно воспроизводимых языковых маркеров.
Varieties of ironic objection in popular science Internet media text
The article focuses on the objectionable potential of irony using popular science media texts. The empirical basis was the hypermedia text of the news about the refutation of the serotonin theory of depression, which predetermined a significant shift in ideas about the disease. The purpose of the article is to identify and analyze the variability in the implementation of ironic objection. The latter seems to be a complexly organized speech action, which is based on goal setting, which constitutes a subgoal in achieving the main communicative goal of the hypermedia text. The pre-established multitasking of the study determined the choice of approach to analysis — the praxeological method of media linguistics. As the analysis of the material has shown, objection demonstrates the moment of transition of scientific knowledge from hypotheticality to a state of epistemological certainty. Objection helps to overcome unproductive tendencies in the system of academic views. Linguistically significant characteristics of ironic objection in popular science media discourse include extensive heuristic potential, projection of the development of epistemological modality, critical rethinking of extra-linguistic situations, involvement of the addressee in discussion, debatable nature, and requiring interpretive effort. The results obtained during the study — linguistic models of the representation of ironic objection — demonstrate a paradigm shift in scientific views about the mechanisms of depressive disorder and the key lines of understanding in the public consciousness of the problems correlated with the identified epistemological crisis. In this study, patterns of speech representation of ironic objection are identified and typologized on the basis of repeated and regularly reproduced linguistic markers.
Лебединская Екатерина Юрьевна — аспирант; lebedinskaya.ekaterina.97@mail.ru
Санкт-Петербургский государственный университет,
Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7–9
Ekaterina. Yu. Lebedinskaya — Postgraduate Student; lebedinskaya.ekaterina.97@mail.ru
St. Petersburg State University,
7–9, Universitetskaia nab., St. Petersburg,
199034, Russian Federation
Лебединская Е. Ю. (2024). Разновидности ироничного возражения в научно-популярном сетевом медиатексте. Медиалингвистика, 11 (1), 76–102.
URL: https://medialing.ru/raznovidnosti-ironichnogo-vozrazheniya-v-nauchno-populyarnom-setevom-mediatekste/ (дата обращения: 10.11.2024)
Lebedinskaya E. Yu. (2024). Varieties of ironic objection in popular science Internet media text. Media Linguistics, 11 (1), 76–102. (In Russian)
URL: https://medialing.ru/raznovidnosti-ironichnogo-vozrazheniya-v-nauchno-populyarnom-setevom-mediatekste/ (accessed: 10.11.2024)
УДК 81’42
Исследование выполнено при поддержке гранта «Речевые практики возражения и пути их преодоления в научно-популярной медиакоммуникации» (Соглашение с РНФ № 22–18-00184).
The research was supported by the grant “Speech practices of objection and ways to overcome them in popular science media communications” (Agreement with the Russian Science Foundation no. 22–18-00184).
Постановка проблемы
Современный гипермедиатекст представляет собой комплексное структурное образование, в котором активно развивается научная популяризация, направленная на сообщение о научных открытиях и их оценку. Продуктивным речевым действием в научно-популярном сегменте гипермедиатекста представляется возражение, воплощенное в ироничной модальности, что объясняется интерпретационной многослойностью и широким аксиологическим потенциалом непрямого возражения, обогащающего экспликацию результатов аналитической деятельности. В центре внимания нашего исследования — разновидности ироничного возражения, которые преобладают в сетевом медиатексте о научных открытиях. В процессе изучения таких текстов обнаруживаются повторяющиеся лингвистические модели репрезентации ироничного возражения, которые требуют типологизации. Цель статьи — выявить и охарактеризовать коммуникативно релевантные варианты репрезентации ироничного возражения в научно-популярном сетевом медиатексте и проанализировать лингвистические особенности каждой модели. Цель исследования предполагает выполнение следующих задач: 1) рассмотреть категориальные признаки иронии, которые способствуют реализации возражающей интенции; 2) описать когнитивные и прагматические механизмы формирования иронического модуса в научной популяризации; 3) провести стилистический анализ языковых средств выражения иронии в популяризирующих интеракциях; 4) типологизировать алгоритмы использования разноуровневых языковых единиц, квалифицируемых как маркеры иронии.
Эмпирической базой исследования являются более пятидесяти медиатекстов сетевых изданий (ТАСС, «РИА Новости», «Наука и жизнь», N+1 и др.), объединенные общностью задачи — опровержение состоятельности популярной в научном сообществе серотониновой теории депрессии. Набор исследуемых медиатекстов представляет собой гипермедиатекст одной темы [Дускаева, Иванова 2022]. Предустановленная многозадачность обусловливает необходимость междисциплинарного подхода — праксиологического метода медиалингвистики, позволяющего исследовать медиадискурс с учетом парадигматических (обнаружение и систематизация языковых маркеров) и синтагматических (выявление повторяемости маркеров в референциально связанных медиатекстах) отношений [Дускаева 2014].
В центре внимания исследования — разновидности ироничного возражения. Под ироничным возражением в современной лингвистике понимают полиинтенциональное речевое действие, обладающее широким диапазоном потенциально реализуемых коммуникативных сценариев: «несогласие с устаревшим мнением/ воззрением, неодобрение и критика аспектов научной концепции, выражение недоверия к идеям, отрицание истинности воззрений, коррекция исследовательских идей» и многие другие [Дускаева, Иванова 2022: 98]. Ироничный модус трансформирует речевое действие в непрямое возражение, характеризуемое как противоречие «между тем, что адресант сказал, и тем, что он намеревался сказать» (например, «возражение под маской согласия/одобрения/похвалы») [Colston 2017: 234]. Идентификация, систематизация и квалификация средств репрезентации ироничного возражения способствуют обнаружению повторяющихся лингвистических моделей, которые отражают закономерности реализации речевого действия и соответствующие когнитивные операции, предопределяющие варианты выражения возражения. В научно-популярном сетевом медиатексте возражение — это концептуально значимое речевое действие, так как представляет собой проекцию динамики развития научного знания — его поэтапное движение от гносеологической неопределенности к эпистемологической ясности. Возражение в ироничной модальности функционально ориентировано на порождение множественных смыслов с широким потенциалом чередования «комических модусов»: насмешки, издевки, глумления и пр. [Duskaeva 2022]. Эти модусы не только стимулируют реакции, направленные на конкретизацию и подтверждение научного знания, но и отражают векторы осмысления проблематики в общественном сознании. Следовательно, возражение с последующим предложением альтернативного методологического подхода предстает экспликацией мотивированного и обоснованного сомнения в эвристическом потенциале научного знания. Так возражение является инструментом преодоления непродуктивных тенденции в исследовательских парадигмах.
Описание эмпирического материала
В июле 2022 г. в научном журнале Molecular Psychiatry было опубликовано исследование — зонтичный обзор ранее обнародованных метаанализов и экспериментов, ставящий под сомнение доказательный потенциал распространенной в научном сообществе серотониновой теории депрессии. О степени значимости научного открытия и произошедшем сдвиге в научной парадигме свидетельствует, например, включение научно-популярным сетевым изданием «Наука и жизнь» этого события в список главных научных результатов 2022 г., причем при ранжировании опровержение серотониновой гипотезы оказалось, по заключению редакционного коллектива, на первом месте, что является показателем научной ценности этого открытия1.
Научное знание о депрессивном расстройстве поступательно проходило через этап аккумулирования сигналов о существовании познавательного противоречия (несоответствие популярности гипотезы слабости ее доказательной базы) к оформлению (в опубликованном исследовании) наблюдаемого расхождения как научной проблемы, что послужило стимулом для поиска новых путей решения задачи. По существу, опубликованное исследование стало в научном споре финальной репликой, аккумулировавшей возражающий потенциал всех предшествовавших оппонирующих речевых партий. Сформулированный в указанном медицинском исследовании отказ от господствующей научной парадигмы и предложение новых концепций знаменовали переход научного знания в состояние гносеологической неопределенности. В этой ситуации вызывает недоумение и замешательство как практикующих врачей, так и пациентов, следующее обстоятельство. Признавая убедительными аргументы, направленные на опровержение серотониновой теории, специалисты настаивают на продолжении терапии антидепрессантами из-за отсутствия более совершенного подхода к лечению заболевания. Таким образом, в психиатрии в настоящий момент налицо противоречивая эпистемическая ситуация, при которой уже стало понятно, что депрессия — это заболевание не только биохимической природы (с эндогенным источником — несоответствующей концентрацией серотонина) и требуется освоение альтернативных концепций, т. е. интерпретация расстройства психики как социально обусловленной (экзогенный источник — образ жизни и привычки). Важно, как замечают специалисты (например, Э. МакАдам и Т. Маркс), избегать культивации чувства вины (причиной болезни оказываются не «трудноуправляемые» химические процессы, а намеренно избираемые человеком образ жизни и социальное окружение) и не провоцировать нагнетание тревожности. Нарушение логики в ходе популяризации можно представить следующим образом: сомнение в доказательности серотониновой теории → сомнение в обоснованности терапии антидепрессантами → потеря веры в возможность излечения2. Функциональный смысл гносеологической неопределенности может быть понят двояко: с одной стороны, это состояние, которое затрудняет процесс познания (деструктивный аспект); с другой стороны, эпистемологическая неопределенность является закономерным этапом развития знания, способствующим его уточнению и расширению (конструктивный аспект) [Дорожкин, Доронин 2012]. Однако познающий субъект неизменно стремится к эпистемологической определенности, что стимулирует интенсивное обсуждение проблематики в публичном пространстве. И мы наблюдали, как из-за такой ситуации в науке появлялось все больше и больше новостных и комментарийных сообщений, в которых отражены направления научных поисков: обсуждались степень изученности проблемы, возможные пути решения, поиск новых способов лечения и т. д.
Значит, в описанных научных публикациях мы наблюдаем развитие знания — отказ от господствовавших в психиатрии представлений о причинах заболевания и переход к новым объяснительным концепциям. Примечательно, что в экспликации передаются и обнаруживаются языковые маркеры ироничного возражения, которые способствуют осуществлению такого перехода.
Определение важнейших понятий исследования в научной литературе
В круг фундаментальных научных проблем, поставленных перед исследователями лингвистикой, неизменно входят изучение механизмов достижения речевым действием коммуникативных целей и раскрытие моделей порождения контекстуально обусловленных модальных смыслов, которые корректируют векторы интерпретативной активности адресата. Понятие речевого действия изначально является объектом психолингвистических исследований и рассматривается как единица психолингвистического анализа. В соответствии с данной научной парадигмой лингвистическая природа речевого действия онтологически связана с психологически обусловленными механизмами речепорождения и речевосприятия, а достижение высказыванием программируемого персуазивного эффекта непосредственно коррелирует с навыком моделирования смыслового поля реципиента. Прагмалингвистический вектор исследований развивает иной терминологический инструментарий — понятийное содержание термина речевого акта, посредством которого возможно соотнесение смысла высказывания с заключенной в речевой конструкции иллокутивной силой [Олешков 2006]. В предлагаемой интерпретации речевой акт предстает гетерогенным смысловым конструктом, структура которого находит объективацию в лингвопрагматической трехуровневой иерархии: локуция (языковое воплощение) иллокуция (манифестация намерения) → перлокуция (программируемое воздействие) [Остин 1999].
Основным категориальным признаком при дифференциации актов на прямые и косвенные варианты признается квантитативный показатель: отсутствие прямой корреляции между иллокутивной силой и речевой организацией возникает в результате осуществления в высказывании двух разнонаправленных иллокуций, актуализирующих буквальное значение и контекстуально выводимые прагмасмыслы (например, когда речевой акт, который грамматически оформлен как вопросительная конструкция, в действительности содержит иллокуцию просьбы/укора/ насмешки) [Кобозева 1986]. Таким образом, речевой акт преимущественно одноинтенционален, а предлагаемый им диапазон интерпретаций значительно сужен. Границы интерпретационного потенциала косвенных речевых актов объясняются наличием двух иллокуций, одна из которых является формальной, а другая соответствует истинной целеустановке субъекта речи [Мидова 2016].
В плоскости функциональной прагматики, напротив, активно используется иной термин — речевое действие. В связи с этим и доминирует следующий методологический подход: определение цели признается ключевым методологическим этапом при реконструкции внутренней организации и назначения речевого действия («переход от действия к цели, которая им управляет») [Тичер и др. 2009: 236]. Таким образом, речевое действие представляется сложноорганизованным дискурсивным конструктом (а значит, эксплицируемым не в одном, а в нескольких предложениях), объективирующим многообразные варианты взаимодействия между коммуникантами и обслуживающим иерархию интенций субъекта речи, диктуемых авторским замыслом. Реализация последовательности речевых действий подчинена социально закрепленным паттернам, которые предполагают возможность построения композитивных моделей, группирующих регулярно воспроизводимые действия и облегчающих их идентификацию среди дискурсивных образований [Тичер и др. 2009]. Такая интерпретация речевого действия с сопутствующим специфическим алгоритмом реконструкции и изучения возражения является методологической основой нашего исследования.
Возражение как речевое действие представляется недостаточно изученным. Отсутствие единого подхода размывает границы понятия и допускает неточное терминоупотребление. Например, в научной литературе наблюдается методологически неверная идентификация возражения как речевого акта (одноинтенциального коммуникативного действия) [Кунаева 2009; Лужная 2022]. Нам представляется целесообразным рассматривать возражение (особенно в плоскости медиадискурсивных практик) как полиинтенциональное речевое действие, способное к реализации широкого спектра намерений автора в процессе развертывания возражающих коммуникативных практик. Мы считаем, что для определения лингвистической природы возражения значимо следующее замечание: в ситуации возражения говорящий не только отрицает предшествующие речевые действия, но и мотивированно обосновывает необходимость отрицания и подкрепляет субъективное отношение контрдоводами и контраргументами, которым свойственна апелляция как к логическим посылкам, так и эмотивным установкам. Возражение предполагает не только отказ от сообщения или комментария, но и предложение взамен альтернативной точки зрения с обоснованием ее убедительности и целесообразности, что предопределяет конструктивный потенциал речевого действия как инструмента ценностного структурирования картины мира и критического переосмысления действительности. В данном случае наблюдается многомерность манифестации смысловой позиции субъекта речи, которая сопряжена с изменениями в смысловом поле адресата (отрицание предшествующего знания → новое знание → обоснование необходимости нового знания).
В смысловой структуре возражения новое знание противопоставлено предшествующим представлениям; динамика эпистемологической модальности подчеркивает эвристический потенциал речевого действия как ключевого этапа продуктивного диалогического взаимодействия. Полемическое начало возражения обусловлено не только противопоставлением актуальной речевой партии предшествующим текстам, но и обоснованием необходимости корректировки эпистемологической модальности. Справедливость понимания возражения как обоснованного отрицания с конструктивным потенциалом подтверждают лексикографические определения номинации, отраженные в толковых словарях и актуализирующие семантические признаки ‘мотивированное несогласие’ и ‘довод против чего-либо’. Смысловая структура возражения представляется сложным и многоуровневым образованием, включающим следующие обязательные компоненты: отрицание предыдущих речевых партий → предложение альтернативного/нового знания → обоснование причины отрицания и обращения к альтернативной точке зрения. Предлагаемое определение очерчивает границы содержания понятия и идентифицирует его категориальные признаки: возражение — речевое действие, которое является не только вербализацией отрицательно-оценочного реагирования на транслируемые речевые партии, но и инструментом мотивированного обоснования и распространения нового знания с ориентацией на будущие интерпретации.
В медиаисследованиях возражение рассматривается как речевое действие, направленное на преодоление возможного непонимания или несогласия адресата [Дускаева 2012]. В медиадискурсе с органично присущими ему диалогичностью и оппозитивностью (см., например, об этом: [Ivanova 2017; Чанышева 2021]) возражение обретает статус смысловой доминанты. Отличительной чертой современного медиадискурса является преобладание комической тональности, которая способствует распространению комических модификаций возражения [Иванова 2021; Чанышева 2021]. Медиатексты с комическим переосмыслением новостной повестки как неотъемлемый инструмент медиарепрезентации действительности подчиняются иерархии интенций субъекта речи и оказывают воздействие на мировоззренческие и идеологические ориентиры аудитории [Дускаева, Щеглова 2019; Ivanova, Vasileva 2021]. Наиболее востребованным в медиапространстве представляется возражение в отрицательно-оценочной ироничной модальности, раскрывающей критический потенциал речевого действия.
Методика анализа
Для анализа ироничного возражения важно понять, что, во-первых, ироничный модус конституируется в речевом действии возражения и, во-вторых, трансформирует возражение в действие с характерной интерпретационной осложненностью. Несмотря на то что ироничное возражение не предполагает экспликацию модальных смыслов отрицания, заключенные в высказывании скрытые сигналы комической интенции генерируют импликатуры и задают вектор речемыслительной активности адресата [Attardo et al. 2003; Burgers, van Mulken 2017]. Механизм декодирования ироничного смысла — интеллектуально осложненный и многоступенчатый когнитивный процесс, который включает следующие основные стадии: обнаружение нарушения категории качества принципа кооперации → отказ от буквального значения → выведение импликатур в поиске коммуникативного намерения субъекта речи → выработка интерпретации, которая коррелирует с ироничной интенцией говорящего [Giora 1995]. Проблема асимметрии ироничного знака обусловливает риск создания потенциально конфликтогенного речевого действия: ироничный модус высказывания способен варьировать (как повышать, так и снижать) степень категоричности критического переосмысления действительности [Garmendia 2010]. Метапрагматические рефлексивы как инструмент навигации интерпретативной деятельности реципиента маркируют переключение между bona fide и non-bona fide модусами и помогают определить расхождение между пропозицией и действительностью [Шилихина 2013].
Тональность иронии аккумулирует и преумножает персуазивный потенциал категорий диалогичности и оппозитивности, понимаемых как основание лингвистической идентичности возражения. Диалогическая природа ироничного высказывания отражена в трех семантических плоскостях: стимулирование посредством комического несоответствия → взаимодействие коммуникантов, определяемое типом межличностных отношений (как правило, превосходством говорящего), → реагирование с помощью механизмов психологической разрядки [Raskin 2017].
Категория оппозитивности онтологически присуща ироничной модальности и объективирована в семантически изоморфных понятиях, используемых в определениях лингвистического феномена: противоречие, возникающее между говоримым и подразумеваемым [Colston 2017]; конфликт буквального значения и скрытых импликатур [Уварова 2019]; неявная трансформация суждения в высказывание с противоположной оценкой [Partington 2007]; семантическая дистанция, которая маркирует отсутствие прямой корреляции между буквальным значением высказывания и коммуникативной ситуацией [Слепцова 2008]; отрицание, которое не содержит эксплицитных маркеров негации и запускает процесс создания импликатур [Giora 1995]; метатекстовый комментарий со скрытой пейоративной оценочностью [Дускаева 2019]; оппозиция семантических сценариев как объективация разрыва между ожиданиями адресата и действительностью [Raskin 1985].
Ироничный характер комментирования информации располагает набором потенциально бесконечных ресурсов языкового воплощения, нарративного структурирования, целеустановок, коммуникативных ситуаций, логических механизмов и семантических сценариев, которые предопределяют лингвокреативный вектор речемыслительной деятельности субъекта [Attardo 2017]. Следствием реализации иллокутивного потенциала ироничного возражения под «масками» прочих речевых действий (главным образом положительно-оценочных — согласия, одобрения и похвалы) становятся осложнение интерпретации речевых конструкций и необходимость декодирования контекстуально обусловленных прагмасмыслов. Основные механизмы и лингвистические репрезентанты конфликтного начала в ироничных медиатекстах требуют междисциплинарный подход и формируют перспективный вектор исследований в современной медиалингвистике [Chernyshova 2021]. Объектом исследований преимущественно являлись лингвистические модели ироничного возражения в общественно-политическом сегменте медиадискурса: достигаемая смысловая многоплановость способствует обслуживанию типовых целеустановок носителя определенной политической позиции (например, ирония как распространенный способ дегероизации объекта речи в западных медиа [Харламова 2016]). Отбор и комбинация репрезентантов ироничного возражения в общественно-политических медиатекстах коррелируют с аксиологическими установками журналиста и получают объективацию в распространенных моделях вербализации категории «комической аномальности»: притворное недоверие, притворная похвала, ирония злой шутки, ирония разоблачения [Duskaeva 2021].
Признание востребованности ироничного возражения как речевого действия, направленного на организацию поливекторного диалогического взаимодействия в научно-популярном гипермедиатексте, основано на характеристиках, обретаемых им в исследуемом сегменте сетевого медиапространства. Ироничный модус речевого взаимодействия признается несвойственным природе новостных медиатекстов [Tsakona 2017] и научно-популярных моделей коммуникации [Scotto di Carlo 2014], что объясняет воздействующий потенциал таких медиатекстов нарушением предсказуемости алгоритма когнитивной обработки поступающей информации. Ироничное возражение раскрывает эвристический потенциал научно-популярной проблематики и отражает направление развития эпистемологической модальности — последовательное движение научного знания через возражение как ключевой этап перехода от гипотетичности к эпистемологической определенности. Посредством воплощенного в ироничной модальности возражения критически переосмысляются потоки поступающей и регулярно обновляемой научной информации, происходит вовлечение адресата в процесс сомышления; возражение субъекта речи становится стимулом для последующей пользовательской активности (комментирование медиасообщения, сопоставление с альтернативными источниками и т. д.).
Речевое действие являет собой смыслообразующий этап в организации научно-популярного диалога: дискуссионное начало ироничного возражения обусловлено его вкладом в формирование и корректирование траекторий обсуждения проблематики (приближение к истине возможно только в диалогическом взаимодействии), интерпретационная вариативность способствует манифестации и координации смысловых позиций, что предопределено объективизированным характером изложения научной информации.
В научно-популярных медиатекстах ироничное возражение полифункционально и направлено на реализацию типовых целеустановок. Так, речевое действие, обладающее предельной оппозитивностью, способствует преодолению непродуктивных тенденций в научно-исследовательских парадигмах и ставит под сомнение широко распространенные и нередко ложные представления. Траектории интерпретаций, содержащие ироничное возражение, отражают доминирующие векторы осмысления и концептуализации научной проблематики в общественном сознании, эксплицируют важнейшие направления оценочного диагностирования действительности и структурирования картины мира в соответствии с результатами познавательной деятельности. Однако транслируемые в медиа смыслы ориентированы на создание «квазиреальной» картины мира, которая определяется дискретным и мозаичным характером функционирования [Анненкова 2012]. Речевые механизмы инкорпорирования комических смыслов в медиатексты облегчают восприятие и освоение сложноорганизованного научного знания, интерпретация которого требует когнитивных ресурсов и соответствующей апперцепционной базы: опыта обращения к научной информации и минимального кругозора. Процедуры и результаты научного познания, включающие многоступенчатые мыслительные операции и выводимые из них абстрагированные и логизированные конструкты, предполагают необходимость адаптации сообщений в соответствии с гипотезой адресата.
Многовекторный и полимодальный гипермедиатекст ориентирован на расширение инклюзивного потенциала медиадискурса и вариантов интериоризации в его архитектурные компоненты научного знания [Кожарнович 2021]. В гипертекстовом пространстве наблюдается трансформация гипотезы адресата, обусловленная повышением степени вовлеченности пользователей в диалогическое взаимодействие и закреплением за ними качественно новой коммуникативной позиции. Пользователь наделен статусом активного участника дискуссии, сопряженным с возможностью самостоятельного выбора траектории сюжетно-тематического потока и формирования собственного понимания проблематики [Рязанцева 2019].
Сетевая среда предопределила одно из ключевых изменений культуры медиапотребления: пользователь критически осмысляет предлагаемые новостные сообщения и оценочные суждения, а также оказывает воздействие на гипертекст и вносит вклад в развитие интерпретаций (например, посредством комментирования медиатекстов). Технологически обусловленные варианты стимулирования интеллектуальной активности в гипермедиатексте направлены не на гипотетические реакции, а на объективированные дискурсивные практики; данная тенденция находит отражение в репрезентантах с семантикой приглашения к сомышлению и пользовательской активности (например, характерный феномен сетевой среды — кликбейт-заголовки медиаресурсов [Сладкевич 2019]). Доминирующей характеристикой научно-популярного гипертекста признается его дидактический потенциал, который предполагает использование возможностей сетевого пространства как образовательного инструмента [Рязанцева 2010].
В научно-популярном гипермедиатексте субъект речи прогнозирует потенциальные смысловые лакуны в прагматической пресуппозиции адресата и варианты их незамедлительного восполнения: преимущественно экспликация смыслов осуществляется через аппарат гиперссылок. Дидактический характер гипермедиатекста облегчает восприятие и осмысление научной информации как многогранного и разноречивого (наличие конкурирующих объяснений) смыслового образования. Многоуровневая семантическая иерархия, поддерживаемая системой гиперссылок, обеспечивает когерентность и согласованное функционирование научно-популярного гипермедиатекста [Рязанцева 2019]. Поликодовый гипермедиатекст как семиотически осложненный и гетерогенный продукт мышления предлагает дополнительные способы персуазивного воздействия на пользователя как потребителя научной информации.
В результате регулярного обновления информации и многократных реинтерпретаций, что в целом характерно для гипермедиатекста, ироничное возражение обрастает смысловыми наслоениями. В научно-популярном сетевом медиатексте речевое действие можно признать ироничным возражением, если оно соответствует следующим критериям, которые, по нашим представлениям, определяют его лингвистическое своеобразие.
- Включает информацию об утверждаемой и альтернативных смысловых позициях, содержащих объяснение научного феномена. Представляется целесообразной экстраполяция положений теорий Mention / Echo / Reminder family [Colston 2017] на исследуемое нами предметное поле. Посредством ироничного возражения критически переосмысляются авторизованные конструкции чужой речи (высказывания представителей научного сообщества), распространенные научные идеи, а также общеизвестные представления.
- Обнаруживает корреляцию между разными интерпретациями научной проблематики (несоответствие, противопоставление, взаимоисключение).
- Обосновывает превосходство предлагаемой интерпретации, а также несообразность альтернативных точек зрения через комическое переосмысление последних (т. е. когнитивная установка на комический эффект).
- Содержит имплицитные маркеры ироничной интенции, трансформирующие высказывание в скрытое возражение.
Характерная многоплановость научно-популярного нарратива предопределяет вариативный характер мест локализации ироничного возражения в научно-популярном гипермедиатексте. Преимущественно ироничное возражение представлено в метатекстовом, паратекстовом и интратекстовом компонентах архитектуры медиатекста; комбинаторные варианты репрезентации ироничного смысла коррелируют с местом локализации и различаются структурно и функционально. Текстовая составляющая научно-популярных медиатекстов, в которых опровергается серотониновая теория, организована и структурирована в соответствии с лингвистическими паттернами репрезентации ироничного возражения [Лебединская 2022]. Результаты систематизации и типологизации текстовых фрагментов обнаруживают и комплексно характеризуют когнитивные механизмы, лежащие в основе возражения, и речевые средства, задающие вектор комического переосмысления.
Анализ материала
Наиболее часто используемой моделью ироничного возражения в исследуемых медиатекстах является намеренно неточное словоупотребление и/или использование лексемы с размытой семантикой. Ниже перечислены некоторые из характерных примеров, обнаруженные в исследуемом речевом материале и относимые к рассматриваемой лингвистической модели:
(1) Наконец, дело может быть и не в химии. Хотя большинство обычных людей уверены в том, что причина депрессии в «химическом дисбалансе мозга», многие специалисты в последнее время все чаще говорят, что представлять депрессию как сугубо химическую проблему — это сильно упрощать ситуацию3.
(2) Расстройства настроения — прежде всего депрессию — тоже объясняют неполадками с серотонином. Большинство антидепрессантов так или иначе влияют на его выработку или доступность4.
(3) «Мы считаем, что неправильно говорить пациентам, что депрессия вызвана низким уровнем серотонина или химическим дисбалансом, и им не следует внушать мысль, что препараты нацелены на устранение неких недоказанных перекосов», — объясняет один из авторов исследования, профессор Джоана Монкрифф5.
(4) Как же быть с утверждением, что серотонин нужен для нервных центров хорошего настроения? Ну, возможно, мы здесь поторопились с выводами, и хорошее настроение — штука намного более сложная, чем кажется. Тут, кстати, можно вспомнить о том, что серотониновые антидепрессанты срабатывают далеко не всегда6.
Использование в представленных примерах слов с неопределенной семантикой и нередко с разговорной стилистической окраской (перекосы, неполадки; обычные люди / специалисты) и номинаций с диффузным значением (штука) связано с конструированием пренебрежительной тональности текстового фрагмента: нет необходимости точно и подробно раскрывать теоретические положения, которые представляются сомнительными или ложными. В каждом из приведенных примеров исследуемая модель обогащается стилистическими приемами, преумножающими перлокутивный эффект.
В первом фрагменте речевая конструкция (большинство обычных людей), обладающая в предлагаемом контексте размытой семантикой, объективирует безликий и массовый характер аудитории, разделяющей позиции серотониновой гипотезы: в тексте отсутствуют авторитетные имена собственные и атрибутивные конструкции, которые могли бы подчеркнуть профессиональный статус носителей точки зрения. Психологические установки массового сознания предполагают субъективную веру в универсальные идеи, а также пренебрежение научными доказательствами. Напротив, сторонники антисеротонинового взгляда позиционированы с помощью лексемы специалисты, которая актуализирует семантические признаки ‘компетентность’, ‘авторитетность’, ‘научная обоснованность’, ‘наличие объективных доказательств’. Местоименное прилагательное многие, выполняющее функцию слова-интенсификатора, подчеркивает, что результаты исследования, которые вызвали незамедлительный отклик и рефлексию научного сообщества, получают признание среди ученых и представителей профессии.
По мере развертывания текста адресат знакомится с отзывами исследователей, грамматически оформленными как конструкции передачи чужой речи, в которых подвергнут сомнению аргументативный потенциал серотониновой теории. Мысль о поддержке популяризируемой концепции научным сообществом выражена в использовании имен собственных в сочетании с атрибутивными конструкциями (например, Майкл Блумфилд, руководитель исследовательской группы трансляционной психиатрии Королевского колледжа Лондона). Подчеркнутая неравнозначность статусов представителей точек зрения (большинство обычных людей / многие специалисты; очевидный перевес на стороне авторской позиции) поддерживается уступительной синтаксической конструкцией (хотя…, …), подразумевающей смысловое доминирование второй части полипропозитивного сложного предложения, что способствует формированию ироничного модуса возражения.
Во втором примере намеренное использование лексем с размытой семантикой неполадки и перекосы обусловливается наличием до сих пор не ясных и не доказанных положений теории, что не позволяет субъектам речи детально описать механизм развития депрессии. Предпочтение терминов и детализация изложения отражают глубокое и многоаспектное понимание проблемы; подбор слов с растяжимой семантикой является маркером сомнения в объяснительном потенциале гипотезы. В третьем фрагменте местоименное прилагательное некие в сочетании со словом недоказанные выполняет функцию усилительной конструкции, призванной подчеркнуть отсутствие объективных доказательств, которые позволили бы более точно охарактеризовать нейрофизиологические процессы. Лексемы неполадки и перекосы являются контекстными синонимами и обладают разговорной стилистической окраской, контрастирующей со стилистическим рисунком текста и порождающей ироничный модус возражения: научно-популярная дискуссия тематически и стилистически обусловливает использование ресурсов определенной лексико-тематической группы (депрессия, антидепрессанты, химический дисбаланс,серотонин), следовательно, разговорные единицы выбиваются из общего строя реализуемого пласта лексики и подсказывают пользователю вектор интерпретации авторского замысла. Таким образом, использование слов с диффузным значением в научно-популярной коммуникации обессмысливает предмет обсуждения: принцип точности и аргументированности сообщаемой информации достигается в том числе посредством реализации возможностей терминологического аппарата и детализированных конструкций. Во втором фрагменте семантика лексемы внушать противоречит самой идее распространения научного знания — убеждения путем логической аргументации, а не навязывания через манипуляцию механизмами подсознания.
В четвертом фрагменте представлена развернутая интеракция (стимулирующее и реагирующее реплицирование): взаимодействие гипотетической репликистимула адресата (что серотонин нужен для нервных центров хорошего настроения) и реплики-реакции автора (Ну, возможно, мы здесь поторопились с выводами, и хорошее настроение — штука намного более сложная…). Субъект речи прогнозирует возможное возражение, затем предвосхищает его в тексте и тем самым преодолевает возможное сопротивление реципиента. Маркерами взаимодействия смысловых позиций являются вопросно-ответная конструкция и языковые средства с семантикой речевого реагирования (ну, возможно; тут, кстати). Использование инклюзивного местоимения мы, которое свидетельствует о коллективном характере смысловой позиции, способствует вовлечению адресата в процесс сомышления. Признание говорящего в возможной субъективности (возможно, мы здесь поторопились с выводами) является репрезентантом тенденции к непредвзятости суждений, распространенной в научно-популярном медиадискурсе.
Однако в действительности субъект речи убежден в непротиворечивости предлагаемого хода рассуждений; модус уверенности «мерцает» через формальные маркеры критического переосмысления (дискурсивный маркер возможно), что закладывает в текст иронические смыслы. Слово с диффузным значением штука эксплицирует отсутствие ясного понимания сущности феномена, для описания которого сложно подобрать точные номинации. Разговорная стилистическая окраска лексемы, выбранной субъектом речи из широкого синонимического ряда, отражает намерение избежать обсуждения аспектов, связанных с миром чувств. В данном случае ирония выступает способом эмоционального отстранения. Семантика слова кажется в рамках конструкции хорошее настроение — штука намного более сложная, чем кажется подчеркивает необходимость теоретического осмысления, результатом которого может стать многофакторное и комплексное объяснение проблемы; серотониновая гипотеза, напротив, ограничивается лишь одним фактором, посредством которого невозможно охарактеризовать феномены, связанные со сложными структурами нервной системы.
Следующая лингвистическая модель — инкорпорирование в речевой материал субъективных модусных маркеров с семантикой эпистемологической неопределенности или лексем с субъективной семантикой.
(5) Похоже, депрессия не связана с низким уровнем серотонина7.
(6) «Во время моего обучения психиатрии, — рассказал соавтор обзора доктор Марк Горовиц (Mark Horowitz), практикующий психиатр и научный сотрудник по клиническим исследованиям в области психиатрии в Университетском колледже Лондона, — меня учили, что депрессия вызвана низким уровнем серотонина, и я сам преподавал это студентам на своих лекциях. Видимо, все-таки плохое настроение — это реакция на то, как люди живут, и оно не может быть сведено к простому химическому уравнению»8.
(7) Продолжать ли принимать антидепрессанты? Несмотря на официальную смерть серотониновой теории депрессии, ответ на этот вопрос будет скорее утвердительным9.
(8) Серотонин перестали винить в развитии депрессии10.
Выявленные показатели ироничного возражения эксплицируют противостояние двух научных парадигм: приоритет терапии антидепрессантами (объяснение механизма депрессии преимущественно посредством химико-биологических факторов) или когнитивно-поведенческой терапии (источником заболевания признаются социальные факторы). Использование номинаций, референциально соотнесенных с ценностно ориентированными лингвокультурными концептами и получающих в сознании носителя языка личностный смысл (в исследуемом материале — концепты «вина» и «ответственность»), позволяет вскрыть сущностные противоречия двух научных подходов посредством конструирования эмотивно окрашенного образа. Слова с субъективной семантикой (перестали винить) репрезентируют несовершенство доминировавшей ранее научной парадигмы, подобное словоупотребление продиктовано критикой однофакторного объяснения (механизм заболевания — низкая концентрация серотонина, решение — медикаментозная терапия антидепрессантами), лежащего в основе предшествующих научных воззрений.
Посредством модусных маркеров (похоже, видимо, скорее) субъект речи размещает на текстовой плоскости смысловые акценты, указывающие на неудовлетворенность степенью изученности научной проблемы, решение которой не получило целостного и непротиворечивого теоретического оформления. Модус сомнения часто влечет за собой модальность разочарования: интенсивное обсуждение альтернативных подходов не приводит к практическим результатам, и рефлексивы в текстовом пространстве выражают, как правило, неуверенность в возможности полноценного решения проблемы. Таким образом, модусные маркеры передают состояние гносеологической неопределенности: традиционный подход (терапия антидепрессантами) признается недостаточно эффективным, однако альтернативные взгляды также не получают убедительного эмпирического подкрепления.
В первом примере заголовок начинается с дискурсивного слова с семантикой неуверенности похоже; постановка модусного маркера в сильной позиции задает специфический интерпретативный вектор восприятия и осмысления последующей информации — с акцентом на критическом мышлении и здоровом скепсисе. Проблема депрессивного расстройства представляется одной из наиболее обсуждаемых в научно-популярном медиадискурсе, пространство новостного гипермедиатекста насыщено сообщениями об открытиях в этой проблемной области, научная ценность которых нередко преувеличена. Выдвигаемые многочисленные гипотезы не получают экспериментального подтверждения, что приводит к деформации перцептивной сферы субъекта речи и соответствующим интеллектуальным и аффективным состояниям, нашедшим отражение в используемом метапрагматическом маркере с семантикой сомнения.
Как видно из второго текстового фрагмента, логическое следствие включает дискурсивный маркер видимо с семантикой неуверенности в сообщаемой информации: проблема депрессивного расстройства обрастает гипотезами, которые не получают достаточного эмпирического обоснования. Посредством частицы всетаки субъект речи имплицитно противопоставляет два фундаментальных подхода, однако предшествующий рефлексив в некотором смысле сглаживает обозначенное противостояние: ни опровергаемое, ни предлагаемое решение проблемы не обладают весомой аргументативной базой, что вынуждает дискутировать в модальности предположения. Маркером смысловой позиции говорящего становится выражение простое химическое уравнение. Перед нами пример подмены исходного понятия на основе неравноценности предметов: теория, которая длительное время разрабатывалась в научном сообществе / элементарная (слово-интенсификатор простая) формализованная операция.
В третьем фрагменте отказ от ранее превалировавшего научного воззрения эксплицирован с помощью гиперболизированного образа (официальная смерть серотониновой теории): сомнение в объяснительном потенциале серотониновой гипотезы было закреплено в общественном сознании через различные каналы медиапространства и таким образом обрело статус «официального». Категоричная тональность, задаваемая речевым оборотом, вступает в противоречие с рефлексивом скорее, что выявляет парадокс сложившейся ситуации: отказ от научной парадигмы с вынужденным сохранением ее отдельных положений, так как научное сообщество не располагает иными решениями проблемы (серотониновая теория не обладает достаточной доказательностью, однако прием антидепрессантов остается наиболее доступным вариантом лечения).
Вербализация концепта «вина» посредством его прямых номинаций (винить, виноват) способствует критике опровергаемой теории за характерную для научного подхода зацикленность на одном факторе, сужающем объяснительный потенциал (несоответствующая концентрация серотонина — главный спусковой механизм развития болезни). Маркером ироничной интенции становится слово с субъективной семантикой, активизирующее антропоморфное переосмысление термина.
Представленная в четвертом заголовке намеренно упрощенная интерпретация объяснительного потенциала теории (винить серотонин) иронично переосмысляет тщетные поиски универсального и простого объяснения сложных механизмов депрессивного расстройства. Предикат представлен конструкцией с инфинитивом винить, отражающим регулярность совершаемого действия. Актуализация семы ‘многократности действия’ подчеркивает, что серотониновая теория прочно закрепилась в сознании людей и стала общим местом в научных и околонаучных дискуссиях, затрудняя осмысление и применение альтернативных подходов. Грамматическая форма неопределенно-личного предложения репрезентирует признак неопределенности субъекта действия: широкая популяризация серотониновой теории в медиапространстве сделала ее предметом обсуждений далеко за рамками научного дискурса, результатом чего явилось вовлечение в дискуссию широкой аудитории, которая профессионально не связана с медициной. Компонент заголовочного комплекса маркирует расширение границ медицинского дискурса и его инкорпорирование в медиадискурсивные практики [Пивоварчик 2018], поддерживаемое инклюзивным потенциалом медиапространства [Кожарнович 2021].
Следующая модель формирования ироничного модуса возражения в научнопопулярном сегменте медиадискурса предполагает неоднократный повтор номинации или контекстуально синонимичных кореферентных номинативных единиц в рамках одного текстового фрагмента.
(9) Большинство антидепрессантов так или иначе влияют на его (серотонина. — Е. Л.) выработку или доступность. Но в последние годы раздаетсямного скептических голосов. Ученые критикуют препараты за то, что эффект от них в долгосрочной перспективе почти незаметен. Некоторые прямо обвиняют компании в сокрытии важной информации — например, данных о побочных эффектах. Недавно под огнем критики оказалась сама теория, что депрессия связана с серотонином11.
(10) То ли серотонина мало синтезируется, то ли он быстро разрушается, то ли плохо работают рецепторы, которые должны на него реагировать — так или иначе, все сводится к тому, чтобы повысить его уровень в нейронах и межнейронных соединениях-синапсах12.
Прием повтора (номинации — то ли, то ли, то ли; синонимически близких выражений — скептический голос, критикуют, огонь критики) обладает манипулятивным потенциалом и способствует абсурдизации референтной ситуации (очевидное противоречие опровергаемой теории критериям научного знания) или принятию адресатом сообщаемой информации как «объективной» или «очевидной» в результате апелляции к структурам подсознания. Комический эффект объясняется неоправданным допущением семантической избыточности и чрезмерным сокращением дистанции, объединяющей продукты контекстуальной синонимизации.
В первом текстовом фрагменте нейтральной конструкцией среди контекстуально синонимичных компонентов номинативной цепочки (выделены в текстовом фрагменте) представляется выражение ученые критикуют. Остальные конструкции можно рассматривать как узуальные сочетания / лексические повторы, содержащие метонимическое (раздается много скептических голосов) или метафорическое (под огнем критики) переосмысление нейтрального выражения. В данном фрагменте многократный повтор смыслового компонента (с учетом минимальной дистанции, связывающей кореферентные единицы) представляется избыточным и формирует ироничный модус возражения. Манипулятивный потенциал лингвистического паттерна заключается в представлении информации как данности: возможная интерпретация — однозначное недоверие (все критикуют и сомневаются).
Неоднократный повтор сочинительного союза то ли во втором полипропозитивном сложном предложении задает модальность неопределенности, которая подчеркивает неоднозначность основного тезиса — отсутствие ясного представления о «химических» причинах развития депрессии. Языковая единица встречается трижды в рамках одной конструкции, и это не только явственно указывает на алогизм, но и преумножает сомнения аудитории. Многократный повтор (и, как следствие, широкий спектр альтернатив) наводит адресата на мысль о неточности информации, что вступает в противоречие с требованиями, предъявляемыми к научным знаниям. Дискурсивный маркер так или иначе создает впечатление, что журналист вынужден не только констатировать данный факт, но и принять его как неизбежное обстоятельство, чтобы продолжить рассуждение. Речевая конструкция то ли, …, то ли, …, то ли, … — так или иначе, … маркирует намерение автора притвориться, что данное положение дел неизбежно и, возможно, естественно, с чем адресат, очевидно, не сможет согласиться и интерпретирует высказывание как ироничное возражение.
Следующая лингвистическая модель — модель акцентуации/гиперболизации.
(11) А про сам серотонин, который часто называют гормоном счастья, мы несколько лет назад писали, что вместо счастья он может подарить ту самую депрессию — все зависит от того, на какие нейроны он подействует13.
(12) Возможно, «бомбежка серотонином» не идет на пользу больным именно потому, что в остальном в их жизни ничего не меняется14.
(13) Был разработан новый класс этих препаратов, селективные ингибиторы обратного захвата серотонина (СИОЗС), которые прицельно направлены на повышение концентрации серотонина. «Прозак», «Золофт», «Ципрамил» и другие подобные лекарства стали настоящими блокбастерами, широко применяемыми во всем мире15.
(14) Статья международной группы специалистов во главе с профессором психиатрии Джоанной Монкрифф из Университетского колледжа Лондона (Великобритания) была опубликована в журнале Molecular Psychiatry 20 июля 2022 года. Она произвела эффект разорвавшейся бомбы, но не в научном сообществе, а в основном среди широкой публики16.
Модель акцентуации (та самая депрессия) и гиперболизации (бомбежка; разорвавшаяся бомба; блокбастер) предполагает гиперфокус на смысловом компоненте или доведение обсуждаемого тезиса до абсурда, сопровождаемые подменой исходного понятия.
В первом примере семантические валентности слова подарить подразумевают его сочетание с языковыми единицами, семантика которых окрашена положительной оценочностью. Напротив, лексема депрессия актуализирует отрицательно-оценочное семантическое поле (заболевание, страдание, отсутствие интереса к жизни, длительное лечение), вступает в противоречие с предикатом и, как результат, посредством нарушения категориальной пресуппозиции создает семантически аномальное высказывание. Столкновение семантических полей с разнонаправленными аксиологическими векторами (положительно-оценочного и отрицательнооценочного) формирует ироничный модус возражения. Слово-интенсификатор та самая смещает фокус внимания на выявленное противоречие и способствует интерпретации проблемы как сложного и неоднозначного феномена.
Во втором текстовом фрагменте алгоритм решения проблемы, предлагаемый серотониновой теорией, охарактеризован выражением бомбежка серотонином, которое объективирует гиперболизированное субъективное восприятие автора. Лексема бомбежка обладает разговорной стилистической окраской и отрицательно-оценочными коннотациями ‘причинять вред’ и ‘не давать покоя’, которые определяют критическое переосмысление точки зрения. Военная метафора актуализирует семантические признаки ‘агрессии’ и ‘насильственных действий’, что подспудно проецирует установленные семантические зависимости на понятийное содержание, раскрывающее сущностные признаки номината (означаемого). Стилистическая окраска речевой конструкции подчеркивает ограниченность и даже зацикленность теории на одном аспекте (прием антидепрессантов) в ущерб другим, возможно, более эффективным подходам (например, психотерапия). Серотониновая теория не обеспечивает комплексное и многофакторное объяснение механизмов депрессивного расстройства, что могло бы иметь результатом более продуктивные стратегии лечения. Кавычки служат средством навигации адресата в текстовом пространстве и идентификации доминирующей целеустановки субъекта речи — вербализации ироничного возражения.
В третьем примере семантика англицизма блокбастер в сочетании со словоминтенсификатором настоящий позволяет актуализировать семантический компонент ‘коммерческий успех’, что подчеркивает прагматический аспект опровергаемой теории (финансовая выгода фармацевтических компаний, которая также вызывает недоверие) и характеризует масштаб ее популярности.
В четвертом фрагменте риторический речевой оборот эффект разорвавшейся бомбы, утративший коннотацию новизны и первоначальный образный потенциал, характеризует интенсивное вовлечение в дискуссию непрофессиональной аудитории, а также масштаб воздействия на нее новостных сообщений об открытии — неопределенность (старая модель лечения оказалась неэффективной, новая — отсутствует) и фрустрация (сомнение в возможности эффективного решения проблемы).
Лингвистическая модель — стилистическое снижение коммуникативной ситуации.
(15) Кстати, часто сюда добавляют влияние среды, то есть человек с «депрессивным геном», столкнувшись с жизненными проблемами, с большей вероятностью свалится в депрессию17.
(16) К тому времени лечение депрессии было подобно стрельбе из пушки по воробьям: препараты снимали симптомы, но обладали огромным числом побочек18.
(17) Хотя работа Монкрифф и ее коллег не сказала специалистам ничего нового, основное внимание общественности привлечено к тому выводу, который сделали из полученных результатов и сами авторы, и, что важнее, поднявшие по этому поводу шумихуСМИ: раз серотониновая теория депрессии не состоятельна, то и антидепрессанты неэффективны19.
Отбор слов с разговорной и снижено-разговорной стилистической окраской (свалиться в депрессию, стрельба из пушки по воробьям, побочки, шумиха) передает субъективное восприятие проблемной ситуации и способствует осуществлению авторского намерения.
В первом примере словосочетание свалится в депрессию, характеризуемое разговорной стилистической окраской, объективирует тенденцию к отстранению от мира чувств человека: внимание автора сосредоточено исключительно на прагматическом аспекте, который не предполагает описание переживаний людей, страдающих заболеванием. Следствием становится ироничное переосмысление, которое позволяет не вдаваться в «сложный» аспект проблемы, а рассматривать чувства людей как неизбежное звено причинно-следственной цепи. Пренебрежительные интонации, звучащие в тексте, отражают подозрение в надуманности и/или преувеличении масштаба проблемы, которое коррелирует с существующими в социуме стереотипами.
Во втором примере фразеологизм стрельба из пушки по воробьям снижает стилистический регистр речи и репрезентирует мысль о мнимой пользе терапии антидепрессантами: созданный образ апеллирует к ассоциативным механизмам мышления и аккумулирует персуазивные потенции контраргумента. Идея несоразмерности/неэффективности — преобладания потенциального вреда (непредсказуемые и опасные последствия) над полезными свойствами (временное облегчение симптомов) — подчеркнута стилистически-сниженной номинацией (побочки) в сочетании с квантитативным показателем-интенсификатором (огромное число).
В третьем примере разговорная номинация шумиха стилистически снижает ситуацию и подчеркивает негативное влияние мощного потока новостных сообщений, тяготеющих к сенсационности, на людей, заинтересованных в решении заявленной проблемы: повышение степени тревожности аудитории и чувство безысходности. Говорящий называет научное открытие шумихой (то есть событием«пустышкой»: исследование не предлагает решение проблемы, однако о факте опубликования работы сообщают во многих медиа), такое позиционирование научного события представляет собой непрямое возражение; разговорная окраска языковой единицы и передаваемое ей субъективное отношение свидетельствуют об ироничной модальности высказывания.
Композиционная модель несопоставимых параллелей обладает значительным манипулятивным потенциалом вследствие намеренного отождествления несообразных мыслительных конструктов.
(18) Природу многих болезней удавалось разгадать лишь тогда, когда от них находили средство. Например, цинга поначалу казалась неведомой заразой — пока врачи не обратили внимание, что моряки, в район которых входили конкретные продукты (например, апельсины), цингой не болели. Похожая история произошла с депрессией: сначала появились антидепрессанты, а вслед за ними — теория болезни20.
(19) «Прием парацетамола может быть полезен при головных болях, но вряд ли ктото будет утверждать, будто головные боли вызваны недостатком парацетамола в мозгу», — отмечает Майкл Блумфилд, руководитель исследовательской группы трансляционной психиатрии Королевского колледжа Лондона21.
Лингвокогнитивной основой механизма является нарушение парадигматических отношений между денотатами, которые принадлежат к разным классам и обладают несоотносимой спецификой, однако вопреки явственным различиям подвергаются уподоблению. Иной механизм состоит в произвольном выявлении «логических» связей между объектами, весьма далеких от логических операций, результатом чего являются подмена понятий или их искажение до абсурдных.
В первом примере основным параметром, характеризующим данные феномены как несопоставимые, становится семантико-стилистическая категория темпоральности. Денотаты относятся к разным историческим эпохам, маркирующим вехи развития медицины: тем самым выявляется противоестественный характер существования подобного парадокса в современной профессиональной практике (сначала появились антидепрессанты, а вслед за ними — теория болезни). Минимизация дистанции, объединяющей денотаты депрессия и зараза, позволяет экстраполировать отрицательно-оценочные семантические признаки разговорной номинации на медицинский термин (‘то, что отравляет жизнь людям’) и тем самым иронично его переосмыслить. Лексема с атрибутивной семантикой (неведомая) актуализирует семантическое поле «таинственности»: нейрофизиологические механизмы, провоцирующие развитие депрессии, так и остаются загадкой современной медицины.
Ироничный модус высказывания-возражения ориентирован на критическое переосмысление положения серотониновой теории, связанного с приемом антидепрессантов: ученые не имеют четкого представления о механизмах развития депрессии, однако активно популяризируют медикаментозный вектор терапии.
Во втором примере субъект речи экстраполирует корреляционные зависимости, к которым апеллировали создатели серотониновой теории (дефицит серотонина — причина / депрессия — следствие), на близкое предметное поле (дефицит парацетамола — причина / головные боли — следствие) и посредством выявленного алогизма дискредитирует доказательный потенциал научной гипотезы. Автор реализует в ходе аргументации те же самые логические отношения, к которым прибегли ученые, исследовавшие механизмы депрессии, однако результатом рассуждений становится не аргументированная теория, а очевидное противоречие.
В этом случае наблюдается подмена понятий. Субъект речи произвольно расширяет интерпретативные рамки тезиса, истинного для конкретной ситуации, и проецирует его логическое обоснование на сопоставляемый коррелят, который обладает собственной (отличной от исходного контекста) спецификой (например, парацетамол не является гормоном, который вырабатывается в организме человека). Вследствие когнитивных искажений порождается паралогизм, который становится источником комического переосмысления проблемы. Конструкция вряд ли кто-то будет утверждать репрезентирует целенаправленность речевого поведения: субъект речи отчетливо осознает, что истинной интенцией является создание остроумного (и очевидного) парадокса, а не выявление действительных логических отношений, связывающих феномены. Включение модального слова вряд ли, функционально ориентированного на выражение сомнения, в пределы очевидно недвусмысленной конструкции (с явной логической ошибкой) контрастирует с истинным отношением автора, который уверен в неоспоримости и оригинальности созданного парадокса. Противоречие формы (формальные маркеры модальности неуверенности) и содержания (вера автора в персуазивный эффект аргумента) задает иронический вектор возражения. Неопределенное местоимение кто-то, являющееся носителем дейктической функции (указание на объект речи), при неограниченно широком поле интерпретации (кто-то — любой человек) в данном контексте подразумевает адресата сообщения (кто-то — читатель). Автор предвосхищает возможное возражение реципиента и делает его почти невозможным (нелепо отрицать очевидное нарушение логических связей). Ироничная модальность реплики-реакции автора (на гипотетическое сомнение-стимул адресата) содержит имплицитные маркеры возражения (вряд ли кто-то будет утверждать / вряд ли читатель не согласится с этим очевидным наблюдением), которые способствуют преодолению потенциального сопротивления реципиента.
В исследуемом речевом материале доминирует смешанный тип ироничного возражения, который предполагает сочетание нескольких лингвистических моделей и аккумулирует персуазивные возможности высказывания, содержащего комическое переосмысление научной проблематики в оппозитивной модальности. Первый пример комбинирует следующие модели: неточное словоупотребление + гиперболизация + стилистическое снижение, которые усилены двойным отрицанием.
(20) В этом смысле сотрудники Университетского колледжа Лондона покусились на святое: в статье в Molecular Psychiatry они пишут, что нет никаких серьезных доказательств в пользу того, что серотонин имеет какое-тоотношение к депрессии22.
Комическая тональность задается сочетанием разговорной лексемы покуситься (снижение стилистического рисунка) и субстантивированного прилагательного святое в переносном значении (шутливая гиперболизация предмета речи), которое вступает в противоречие с истинным отношением субъекта речи (автор очевидно не выступает сторонником теории) и порождает ироничный модус возражения. Выбор номинации святое, обретающей в контексте семантический признак ‘вызывающий преувеличенное внимание’, объективирует несоответствие широкой популярности теории и несовершенства ее аргументативного потенциала. Конструкция какое-то отношение, включающая местоименное прилагательное с размытой семантикой, представляет собой отрицание выявленных ранее корреляционных зависимостей и способствует обесцениванию аргументативной базы теории. Намеренно неточное словоупотребление демонстрирует нежелание автора углубляться в детали концептуальных положений, признаваемых ложными, и характеризует установленные учеными закономерности как сомнительные. Линейно предшествующее двойное отрицание нет никаких является эксплицитным маркером возражения, который усиливает повтор контекстуально синонимичных номинаций; неточное словоупотребление трансформирует данное возражение в импликатуры, продуцирующие в интратексте иронические смыслы. Персуазивная сила возражения подкрепляется конструкциями, указывающими на компетентность и достоверность источников, к которым апеллирует субъект речи (сотрудники Университетского колледжа Лондона; в статье в Molecular Psychiatry).
Результаты исследования
На основании типовых лингвистических особенностей мы обнаруживаем и типологизируем такие модели ироничного возражения, преобладающие в сетевом научно-популярном медиатексте.
Первая модель — намеренно неточное словоупотребление и/или использование лексемы с размытой семантикой. Автор отдает предпочтение контекстным синонимам или словам с широким значением; подобный выбор, который, на первый взгляд, представляется неуместными или неудачными, способствует осуществлению истинной целеустановки субъекта речи — иронизированию над ситуацией.
Вторая модель — включение субъективных модусных маркеров с семантикой эпистемологической неопределенности или лексем с субъективной семантикой. Рефлексивы, выражающие неуверенность познающего субъекта в доказательном потенциале или ценности научных результатов, а также слова, актуализирующие личностно окрашенные концепты (вина, долг и т. д.), подспудно подталкивают адресата к мысли о возможном несоответствии полученной информации истинной научной картине; отказ от включения этого фрагмента знания в полотно общих научных воззрений.
Третья модель — неоднократный повтор номинации и/или контекстуально
синонимичных кореферентных номинативных единиц. Регулярное воспроизведение лингвистической единицы на ограниченном текстовом фрагменте создает эффект остранения и способствует активизации критического мышления адресата — сомнению в предлагаемых интерпретациях.
Четвертая модель — акцентуация/гиперболизация. Доведение изображаемой ситуации до абсурда или гиперфокус на несообразных и противоречивых деталях провоцируют критический пересмотр научных воззрений.
Пятая модель — стилистическое снижение коммуникативной ситуации — ориентирована на перемещение объекта из фокуса научной коммуникации в рамки обиходно-разговорного дискурса; путем упрощения формы передачи знания его ценность подвергается сомнению.
Шестая модель — проведение несопоставимых параллелей. Абсурдизация научного открытия посредством сравнения с априорно несопоставимыми объектами создает впечатление очевидной ложности пути решения проблемы.
Предложенные модели с разной частотностью встречаются не только в интратексте, на изучении которого сфокусировано наше внимание в данной работе, но и в паратекстовом и метатекстовом компонентах сетевого научно-популярного медиатекста, что требует дальнейшего изучения.
Выводы
На основе результатов анализа выявленных лингвистических моделей можно заключить, что функциональное назначение ироничного возражения в научно-популярных сетевых медиатекстах заключается в раскрытии контрдоводов и контраргументов посредством оппозитивной насыщенности смысловых компонентов, замаскированных ироническими «наслоениями» с целью придания высказыванию интерпретативной осложненности. Такой способ экспликации результатов познавательной деятельности обладает необходимой эмфатической силой и многослойной структурной организацией, которая представляется наиболее релевантной для препарирования и осмысления сложных и противоречивых объектов внеязыковой действительности — нерешенных и актуальных проблем современной науки. Ироничное возражение в научно-популярном гипермедиатексте — это интерпретативно осложненное речевое действие, признаваемое ключевым этапом организации и развития продуктивного научно-популярного диалога посредством отрицания предшествующих представлений и предложения нового знания с обоснованием его целесообразности; обрамляющие возражение имплицитные метатекстовые маркеры оппозитивности способствуют актуализации ретроспективно-проспективных связей и запускают продуцирование иронических прагмасмыслов, обслуживающих иерархию интенций субъекта речи; представленные параметры расширяют возможности распространения и интерпретации научной информации.
Ключевыми характеристиками ироничного возражения в научно-популярном секторе гипермедиатекста, являющимися основой его лингвистической идентичности, представляются: широкий эвристический потенциал речевого действия; отражение динамического развития эпистемологической модальности (переход от гипотетичности к эпистемологической определенности); критическое переосмысление внеязыковых ситуаций; вовлечение адресата в процесс сомышления посредством богатого арсенала лингвистических инструментов стимулирования интеллектуальной активности; дискуссионный характер; интерпретативная вариативность. Результаты идентификации и систематизации преобладающих лингвистических моделей ироничного возражения в научно-популярном сетевом медиатексте на основе повторяющихся языковых маркеров характеризуют траектории развития научного знания и доминирующие векторы общественного осмысления связанной с ним проблематики. Выявленные в ходе исследования лингвистические модели маркируют сдвиг в системе научных взглядов о депрессивном расстройстве и магистральные направления осмысления связанной с назревшим гносеологическим кризисом проблематики.
1 «А в действительности все не так, как на самом деле!» (2023). Наука и жизнь. Электронный ресурс https://www.nkj.ru/news/47268/. ↑
2 The Myth of the Chemical Imbalance: What Causes Depression? Lost Connections Summary Part 1. Therapy in a Nutshell (2023). YouTube. Электронный ресурс https://www.youtube.com/watch?v=Tr1sOJn8Z1Y&t=19s; Depression recovery. Dr. Tracey Marks (2023). YouTube. Электронный ресурс https://www.youtube.com/watch?v=3r1vz2ML-HI&t=188s. ↑
3 Серотонин отделяют от депрессии (2022). Наука и жизнь. Электронный ресурс https://www.nkj.ru/news/44896/. ↑
4 Не гормон счастья. Почему депрессию неправильно объяснять низким серотонином (2022). ТАСС. Электронный ресурс https://nauka.tass.ru/nauka/15360567. ↑
5 Там же. ↑
6 «А в действительности все не так, как на самом деле!» (2023). Наука и жизнь. Электронный ресурс https://m.nkj.ru/news/47268/. ↑
7 Похоже, депрессия не связана с низким уровнем серотонина (2022). XXII век. Электронный ресурс https://22century.ru/medicine-and-health/110110. ↑
8 Там же. ↑
9 Революция в понимании депрессии: продолжать ли принимать антидепрессанты? (2022) Psychologies. Электронный ресурс https://www.psychologies.ru/articles/revolyuciya-v-ponimanii-depressii-prodolzhat-li-prinimat-antidepressanty. ↑
10 Серотонин перестали винить в развитии депрессии (2022). N+1. Электронный ресурс https://nplus1.ru/news/2022/07/20/no-serotonin. ↑
11 Не гормон счастья. Почему депрессию неправильно объяснять низким серотонином (2022). ТАСС. Электронный ресурс https://nauka.tass.ru/nauka/15360567. ↑
12 «А в действительности все не так, как на самом деле!» (2023). Наука и жизнь. Электронный ресурс https://m.nkj.ru/news/47268/. ↑
13 Серотонин отделяют от депрессии (2024). Наука и жизнь. Электронный ресурс https://www.nkj.ru/news/44896/. ↑
14 Не гормон счастья. Почему депрессию неправильно объяснять низким серотонином (2022). ТАСС. Электронный ресурс https://nauka.tass.ru/nauka/15360567. ↑
15 Революция в понимании депрессии: продолжать ли принимать антидепрессанты? (2022). Psychologies. Электронный ресурс https://www.psychologies.ru/articles/revolyuciya-v-ponimanii-depressii-prodolzhat-li-prinimat-antidepressanty. ↑
16 Серотонин перестали винить в развитии депрессии. N+1. Электронный ресурс https://nplus1.ru/news/2022/07/20/no-serotonin. ↑
17 «А в действительности все не так, как на самом деле!» (2023). Наука и жизнь. Электронный ресурс https://m.nkj.ru/news/47268/. ↑
18 Не гормон счастья. Почему депрессию неправильно объяснять низким серотонином (2022). ТАСС. Электронный ресурс https://nauka.tass.ru/nauka/15360567. ↑
19 Революция в понимании депрессии: продолжать ли принимать антидепрессанты? (2022). Psychologies. Электронный ресурс https://www.psychologies.ru/articles/revolyuciya-v-ponimaniidepressii-prodolzhat-li-prinimat-antidepressanty. ↑
20 Не гормон счастья. Почему депрессию неправильно объяснять низким серотонином (2022). ТАСС. Электронный ресурс https://nauka.tass.ru/nauka/15360567. ↑
21 Там же. ↑
22 Серотонин отделяют от депрессии (2022). Наука и жизнь. Электронный ресурс: https://www.nkj.ru/news/44896/. ↑
Анненкова, И. В. (2012). Современная медиакартина мира: неориторическая модель (Лингвофилософский аспект). Дис. … д-ра филол. наук. М.
Дорожкин, А. М., Доронин, Д. Ю. (2012). Гносеологическая неопределенность в научной и мифологической рациональности. Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского, 2 (18), 87–98.
Дускаева, Л. Р. (2012). Диалогическая природа газетных речевых жанров. СПб.: С.-Петерб. гос. ун-т.
Дускаева, Л. Р. (2014). Медиалингвистика в России: лингвопраксиологическая доминанта. Медиалингвистика, 1 (4), 5–15.
Дускаева, Л. Р. (2019). Стилистический анализ в медиалингвистике. М.: Флинта.
Дускаева, Л. Р., Иванова, Л. Ю. (2022). Гипертекст одной новости в медиалингвистическом преломлении. Южнославянский филолог, 78 (1). Электронный ресурс https://www.isj.sanu.ac.rs/2022/10/21/juznoslovenski-filolog-lxxviii-1/.
Дускаева, Л. Р., Щеглова, Е. А. (2019). Комическое в речевой архитектуре новостного гипермедиатекста. В Русистика в XXI веке: тенденции и направления развития (с. 268–273). Ереван: Ереван. гос. ун-т.
Иванова, Л. Ю. (2021). Речевые маркеры комической ответности в международном информировании с использованием новых медийных форм. Российские исследования, 2, 114–120.
Кобозева, И. М. (1986). «Теория речевых актов» как один из вариантов теории речевой деятельности. Новое в зарубежной лингвистике, 17, 7–21.
Кожарнович, М. П. (2021). Медиатизация медицинского дискурса: способы, атрибуты и риски. Медиалингвистика, 4 (8), 421–437.
Кунаева, Н. В. (2009). Дискурсивный анализ высказываний в ситуации возражения: на материале английского языка. Дис. … канд. филол. наук. Воронеж.
Лебединская, Е. Ю. (2022). Ироничное возражение в научно-популярном сетевом медиатексте: основные механизмы. В Диалог-спор в научно-популярной коммуникации (с. 109–121). СПб.: Медиапапир.
Лужная, М. М. (2022). Иронические речевые акты несогласия и возражения в повседневной коммуникации. Научные исследования и разработки. Современная коммуникативистика, 2 (11), 30–39.
Мидова, Е. О. (2016). Определение косвенного речевого акта в современной лингвистической прагматике. Иностранные языки: лингвистические и методические аспекты, 35, 208–215.
Олешков М. Ю. (2006). Моделирование коммуникативного процесса. Нижний Тагил: Нижнетагил. гос. соц.-пед. акад.
Остин, Дж. (1999). Избранное. М.: Идея-Пресс.
Пивоварчик, Т. А. (2018). Сетевой медицинский дискурс: коммуникативные практики тематических интернет-сообществ. Вестник ВГУ. Серия: Филология. Журналистика, 4, 148–155.
Рязанцева, Т. И. (2019). О категориях гипертекста. Медиалингвистика, 3 (6), 327–340.
Рязанцева, Т. И. (2010). Гипертекст и электронная коммуникация. М.: ЛКИ.
Сладкевич, Ж. Р. (2019). Заголовки-анонсы в сетевых медиасервисах: между информированием и кликбейтингом. Медиалингвистика, 3 (6), 353–368.
Слепцова, М. А. (2008). Ирония как косвенный речевой акт отрицательной оценки. Дис. … канд. филол. наук. СПб.
Тичер, С., Мейер, М., Водак, Р., Веттер, Е. (2009). Методы анализа текста и дискурса. X. : Гуманитарный центр.
Уварова, Е. А. (2019). Типологические характеристики новостного веб-сайта как поликодового текста: на примере информационного портала “The Onion”. Дис. … канд. филол. наук. М.
Харламова, Т. В. (2016). Жизнь мифа в современном политическом медиадискурсе США и Великобритании. Медиалингвистика, 4 (14), 25–35.
Чанышева, З. З. (2021). Меганарратив как инструмент структурирования медийной информации. Медиалингвистика, 3 (8), 206–218.
Шилихина, К. М. (2013). Неуместная ирония и неудачная шутка: маркеры переключения между bona fide и non-bona fide модусами коммуникации. Вестник Московского университета, 5, 52–59.
Attardo, S. (2017). The general theory of verbal humour. In The Routledge Handbook of Language and Humor (pp. 126–143). Routledge.
Attardo, S., Hay, J., Eisterhold, J., Poggi, I. (2003). Multimodal Markers of Irony and Sarcasm. Humor, 2 (16), 243–260.
Burgers, C., van Mulken, M. (2017). Humor Markers. In The Routledge Handbook of Language and Humor (pp. 385–399). Routledge.
Chernyshova, T. (2021). Language mechanisms of building the ironic text and ways of their linguistic research (linguistic pragmatic aspect). The European Journal of Humour Research, 1 (9), 57–73.
Colston, H. (2017). Irony and Sarcasm. In The Routledge Handbook of Language and Humor (pp. 234–249). Routledge.
Duskaeva, L. (2021). Humour as an information-influencing resource in mass media. The European Journal of Humour Research, 1 (9), 29–43.
Duskaeva, L. (Ed.) (2022). The Ethics of Humour in Online Slavic Media Communication. Taylor & Francis.
Ivanova, L. (2017). Russian-German relations in the discourse of the modern Russian press: Linguistic aspects. Media Linguistics, 1 (16), 96–108.
Ivanova, L., Vasileva, V. V. (2021). Humour as a strategy for news delivery: the case of Meduza. European Journal of Humour Research, 1 (9), 105–128.
Garmendia, J. (2010). Irony is critical. Pragmatics and Cognition, 2 (18), 397–421.
Giora, R. (1995). On irony and negation. Discourse Processes, 19, 239–264.
Raskin, V. (2017). Script-based semantic and ontological semantic theories of humour. In The Routledge Handbook of Language and Humor (pp. 109–125). Routledge.
Raskin, V. (1985). Semantic Mechanisms of Humor. Dordrecht; Boston; Lancaster: D. Reidel Publishing Company.
Partington, A. (2007). Irony and reversal of evaluation. Journal of Pragmatics, 9 (39), 1547–1569.
Scotto di Carlo, G. (2014). Humour in popularization: Analysis of humour-related laughter in TED talks. The European Journal of Humour Research, 1 (4), 81–93.
Tsakona, V. (2017). Genres of Humor. In The Routledge Handbook of Language and Humor (pp. 489–504). Routledge.
Annenkova, I. V. (2012). The modern media picture of the world: A non-rhetorical model (Linguistic and philosophical aspect). Dr. Sci. thesis. Moscow. (In Russian)
Attardo, S. (2017). The general theory of verbal humour. In The Routledge Handbook of Language and Humor (pp. 126–143). Routledge.
Attardo, S., Hay, J., Eisterhold, J., Poggi, I. (2003). Multimodal Markers of Irony and Sarcasm. Humor, 2 (16), 243–260.
Burgers, C., van Mulken, M. (2017). Humor Markers. In The Routledge Handbook of Language and Humor (p. 385–399). Routledge.
Chanysheva, Z. Z. (2021). Meganarrative as a tool for structuring media information. Media Linguistics, 3 (8), 206–218. (In Russian)
Chernyshova, T. (2021). Language mechanisms of building the ironic text and ways of their linguistic research (linguistic pragmatic aspect). The European Journal of Humour Research, 1 (9), 57–73.
Colston, H. (2017). Irony and Sarcasm. In The Routledge Handbook of Language and Humor (p. 234–249). Routledge.
Dorozhkin, A. M., Doronin, D. Iu. (2012). Epistemological uncertainty in scientific and mythological rationality. Vestnik Nizhegorodskogo universiteta imeni N. I. Lobachevskogo, 2 (18), 87–98. (In Russian)
Duskaeva, L. R. (2012). The dialogical nature of newspaper speech genres. St. Petersburg: St. Petersburg University Press. (In Russian)
Duskaeva, L. R. (2014). Media Linguistics in Russia: Linguopraxiological dominant. Media Linguistics, 1 (4), 5–15. (In Russian)
Duskaeva, L. R. (2019). Stylistic analysis in media linguistics. Moscow: Flinta Publ. (In Russian)
Duskaeva, L. (2021). Humour as an information-influencing resource in mass media. The European Journal of Humour Research, 1 (9), 29–43.
Duskaeva, L. (Ed.) (2022). The Ethics of Humour in Online Slavic Media Communication. Taylor & Francis.
Duskaeva, L. R., Ivanova, L. Iu. (2022). The hypertext of one news item in a media linguistic refraction. Iuzhnoslavianskii filolog. Retrieved from https://www.isj.sanu.ac.rs/2022/10/21/juznoslovenskifilolog-lxxviii-1/. (In Russian)
Duskaeva, L. R., Shcheglova, E. A. (2019). The comic in the speech architecture of the news hypermediatext. In Rusistika v XXI veke: tendentsii i napravleniia razvitiia (pp. 268–273). Erevan: Erevanskii gosudarstvennyi universitet Publ. (In Russian)
Ivanova, L. (2017). Russian-German relations in the discourse of the modern Russian press: Linguistic aspects. Media Linguistics, 1 (16), 96–108. (In Russian)
Ivanova, L., Vasileva, V. V. (2021). Humour as a strategy for news delivery: The case of Meduza. European Journal of Humour Research, 1 (9), 105–128.
Ivanova, L. Iu. (2021). Speech markers of comic response in international information using new media forms. Rossiiskie issledovaniia, 2, 114–120. (In Russian)
Garmendia, J. (2010). Irony is critical. Pragmatics and Cognition, 2 (18), 397–421.
Giora, R. (1995). On irony and negation. Discourse Processes, 19, 239–264.
Kharlamova, T. V. (2016). The life of myth in modern political media discourse in the USA and Great Britain. Media Linguistics, 4 (14), 25–35. (In Russian)
Kobozeva, I. M. (1986). “Theory of speech acts” as one of the variants of the theory of speech activity. Novoe v zarubezhnoi lingvistike, 17, 7–21. (In Russian)
Kozharnovich, M. P. (2021). Mediatization of medical discourse: methods, attributes and risks. Media Linguistics, 4 (8), 421–437. (In Russian)
Kunaeva, N. V. (2009). Discourse analysis of statements in a situation of objection: Based on the material of the English language. PhD thesis. Voronezh. (In Russian)
Lebedinskaia, E. Iu. (2022). Ironic objection in popular science network media text: basic mechanisms. In Dialog-spor v nauchno-populiarnoi kommunikatsii (pp. 109–121). St. Petersburg: Mediapapir Publ. (In Russian)
Leont’ev A. A. (2019). Applied psycholinguistics of speech communication and mass communication. Moscow: Smysl Publ. (In Russian)
Luzhnaia, M. M. (2022). Ironic speech acts of disagreement and objections in everyday communication. Research and development. Nauchnye issledovaniia i razrabotki. Sovremennaia kommunikativistika, 2 (11), 30–39. (In Russian)
Midova, E. O. (2016). Definition of indirect speech act in modern linguistic pragmatics. Inostrannye iazyki: lingvisticheskie i metodicheskie aspekty, 35, 208–215. (In Russian)
Ostin, Dzh. (1999). Selected. Moscow: Ideia-Press. (In Russian)
Oleshkov M. Iu. (2006). Modeling the communication process. Nizhny Tagil: Nizhnetagil’skaia gos. sots.-ped. akad. Publ. (In Russian)
Partington, A. (2007). Irony and reversal of evaluation. Journal of Pragmatics, 9 (39), 1547–1569.
Pivovarchik, T. A. (2018). Network medical discourse: communicative practices of thematic Internet communities. Vestnik VGU. Seriia: Filologiia. Zhurnalistika, 4, 148–155. (In Russian)
Raskin, V. (2017). Script-based semantic and ontological semantic theories of humour. In The Routledge Handbook of Language and Humor (pp. 109–125). Routledge.
Raskin, V. (1985). Semantic Mechanisms of Humor. Dordrecht; Boston; Lancaster: D. Reidel Publishing Company.
Riazantseva, T. I. (2019). About hypertext categories. Media Linguistics, 3 (6), 327–340. (In Russian)
Riazantseva, T. I. (2010). Hypertext and electronic communication. Moscow: LKI Publ. (In Russian)
Shilikhina, K. M. (2013). Inappropriate irony and bad joke: markers of switching between bona fide and non-bona fide modes of communication. Vestnik Moskovskogo universiteta, 5, 52–59. (In Russian)
Sladkevich, Zh. R. (2019). Announcement headlines in network media services: between informing and clickbaiting. Media Linguistics, 3 (6), 353–368. (In Russian)
Sleptsova, M. A. (2008). Irony as an indirect speech act of negative evaluation. PhD thesis. St. Petersburg. (In Russian)
Ticher, S., Meier, M., Vodak, R., Vetter, E. (2009). Methods of text and discourse analysis. Kherson: Gumanitarnyi tsentr Publ. (In Russian)
Tsakona, V. (2017). Genres of Humor. In The Routledge Handbook of Language and Humor (pp. 489–504). Routledge.
Uvarova, E. A. (2019). Typological characteristics of a news website as a polycode text: using the example of the information portal “The Onion”. PhD thesis. Moscow. (In Russian)
Scotto di Carlo, G. (2014). Humour in popularization: Analysis of humour-related laughter in TED talks. The European Journal of Humour Research, 1 (4), 81–93.
Статья поступила в редакцию 18 августа 2023 г.;
рекомендована к печати 26 ноября 2023 г.
© Санкт-Петербургский государственный университет, 2024
Received: August 18, 2023
Accepted: November 26, 2023