Вынесенная в заглавие обобщающая формула В.М. Мокиенко позволяет рассмотреть фразеологические единицы разной природы, используемые в современных СМИ. Для их анализа был принят условный хронологический критерий, разделяющий материал на три пласта не только в формальном, но и в содержательном отношении: русская «классика», речевые штампы советского периода, постсоветские фразеологические инновации. Для современного использования классической фразеологии характерны синтаксические трансформации, языковая игра, ироническое переосмысление известных образов и идиом. Книжные формулы советского периода применяются к реалиям нового времени. Создание новых фразеологических единиц происходит за счет «модных слов», высказываний политических деятелей, иностранных заимствований, при этом используются разнообразные стилистические регистры: от «одесского юмора» до гламура. Материалом для исследования послужили тексты Юлии Латыниной и примеры из газетного подкорпуса Национального корпуса русского языка (НКРЯ). В статье отмечены примеры новых устойчивых оборотов и речевых формул.
«IMAGES OF THE RUSSIAN SPEECH» IN MODERN MASS MEDIA
The generalizing formula by V. M. Mokienko in the title allows considering phraseological units of different nature. Analyzing the mass-media phraseology we distinguish three layers with a chronological criterion: the Russian “classic”, the clichés of the Soviet period, the post-Soviet phraseological innovations. The modern use of classical phraseology is characterized with syntactic transformations, language play, an ironic reinterpretation of the famous images and idioms. Book formulas of the Soviet period are applied to the realities of the new time. The creation of new phraseological units is due to the “buzz words”, the promoted statements of political figures, foreign borrowing. They display a variety of stylistic registers: from the “Odessa humor” to glamour. The material for the study is based on the texts of Yulia Latynina and examples from the newspaper subcorpus of the National corpus of the Russian language (RNC). The article notes the examples of new phraseological units and speech formulas.
Фёдорова Людмила Львовна, доцент кафедры теоретической и прикладной лингвистики Российского государственного гуманитарного университета
E-mail: lfvoux@yandex.ru
Fedorova Liudmila Lvovna, associate Professor of the Department of theoretical and applied linguistics of Russian state University for the Humanities
E-mail: lfvoux@yandex.ru
Фёдорова Л. Л. «Образы русской речи» в современных массмедиа // Медиалингвистика. 2016. № 3 (13). С. 19–30. URL: https://medialing.ru/obrazy-russkoj-rechi-v-sovremennyh-massmedia/ (дата обращения: 10.11.2024).
Fedorova L. L. «Images of the Russian speech» in modern mass media. Media Linguistics, 2016, No. 3 (13), pp. 19–30. Available at: https://medialing.ru/obrazy-russkoj-rechi-v-sovremennyh-massmedia/ (accessed: 10.11.2024). (In Russian)
УДК 81’42
ББК 81.2-3
ГРНТИ 16.21.49
КОД ВАК 10.02.04
Постановка проблемы. Для современного публицистического дискурса характерна разнонаправленность и неформальность: каждый автор, каждое СМИ обращено к «своему» целевому адресату, с которым выстраивает солидарные отношения «на равных» или, по крайней мере, так стремится себя позиционировать. Такой тип отношений — рассчитанный на понимание и соучастие аудитории, на умение улавливать аллюзии и выстраивать импликатуры — предполагают выступления Юлии Латыниной на радио «Эхо Москвы» с аналитическими обзорами. Для ее текстов характерны разговорная интонация, доверительность, простота изложения, присутствие сниженной лексики наряду с профессиональной терминологией, а также фразеологии разных уровней и стилей в прямой передаче или при ироническом обыгрывании. В целом тексты Ю. Латыниной представляют один из лучших образцов современного публицистического дискурса, демонстрируя яркую образность и языковую игру на поле фразеологии, что и определило выбор исходной точки исследования.
Эмпирическая база. Для анализа фразеологии современных СМИ были выбраны примеры из текстов Юлии Латыниной («Код доступа» на радио «Эхо Москвы» в январе-феврале 2016 г.), распространенность которых была проверена по газетному подкорпусу НКРЯ1.
В сферу фразеологии мы включаем, опираясь на типологию А. Н. Баранова и Д. О. Добровольского, идиомы, коллокации, пословицы, в том числе крылатые выражения и речевые формулы [Баранов, Добровольский 2008: 67–95].
Методологическая база. Три составные части фразеологии современного публицистического дискурса могут быть условно выделены по соотнесенности со временем и характером эпохи: это традиционная, классическая фразеология, советские штампы и новые устойчивые обороты. Под классической фразеологией будем здесь понимать русский фразеологический фонд, сложившийся на протяжении веков из разных источников: библейских, эпистолярно-книжных, народно-поэтических; это пословицы и крылатые выражения, устойчивая идиоматика и обороты речи разных регистров: от высокого до сниженных. Этот «золотой фонд» русской фразеологии и паремиологии богат и довольно хорошо изучен. Другая часть фразеологии опирается на штампы и клише советской эпохи. Для использования этих двух пластов характерны разнообразные трансформации, семантические и синтаксические, новые контексты, ироническое переосмысление. Образы «новой русской речи», возникшие и закрепившиеся уже в постсоветский период, представляют интерес не только выбором прецедентных текстов, но и действительно новой афористичностью, а также и стилистическими регистрами, появившимися вслед новым веяниям моды и времени.
Очевидно, что разделение по временным срезам достаточно условно: не для каждого выражения известно время его появления и не всегда датированный факт появления выражения свидетельствует о сложившейся идиоме. Мы будем ориентироваться скорее на период устоявшегося использования, полагая типичные образы речи характерными для «героев своего времени», что и позволяет соотнести формальное разграничение с содержательным. Ранее автором анализировались тексты Шендеровича, раскрывающие целый спектр образной стилизации: от народно-поэтической до «новорусской» речи [Федорова 2002, Fedorova 2006]. «Образы русской речи», если использовать обобщение В. М. Мокиенко [Мокиенко 1986], составляют и предмет настоящей статьи.
Анализ материала.
1. Классическая фразеология в современном звучании
В текстах Ю. Латыниной много примеров классической фразеологии; это устойчивые формулы народной речи (напр.: два сапога пара, с боку припека, согнуть в бараний рог) и пословицы (Все под Богом ходим; Что русскому здорово, то немцу — смерть; Рыба гниет с головы), формулы книжной, деловой и письменной речи (поставить точки над «и», путь из варяг в греки, собиратели земли русской, ваш покорный слуга) и крылатые выражения русской литературы. Остановимся лишь на двух примерах.
1.1. Унтер-офицерская вдова
Упоминание образа унтер-офицерской вдовы, которая «сама себя высекла», довольно активно в современной прессе. Видимо, подобные сюжеты повторяются достаточно часто, и образ остается востребованным. В газетном корпусе отмечено 26 примеров с упоминанием «унтер-офицерской вдовы» за 2000–2014 гг. (в основном корпусе — 29 примеров; в Яндексе 68 тыс. ответов по запросу 10.03.2016). Обычно обыгрывается ситуация, когда действия жалобщика или просто инициативной стороны оборачиваются против них же самих.
(1) И после этого еще директор этого самого парка сказала, что во всем виноваты сами дети, потому что они, конечно, хотели сделать только лучше, они хотели только внизу посыпать песочком, но это, вот, вот эти нехорошие дети — они нанесли сами песка на горку (унтер-офицерская вдова сама себя высекла), вот, на нее поднимаясь ножками. (Ю. Латынина. Код доступа. 23.01.2016.)
(2) А нынешняя Дума — как унтер-офицерская вдова в пьесе у Гоголя, незаконно занимающаяся купечеством: как не поверить нашему городничему в том, что она высекла себя сама? (Виктор Топоров. И в Думу сесть, и на елку влезть // Известия. 20.02.2013).
Как известно, крылатое выражение «унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла» несколько отступает от классического текста «Ревизора» Гоголя («Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-богу врет. Она сама себя высекла»; «Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета»). У Гоголя главное — глупость городничего, выдавшего нелепую версию, чтобы выгородить себя, примеры (1) и (2) отражают это понимание; однако нередко в современных текстах пишущий сам ставит себя в позицию городничего. Теперь «переосмыслено, принято за правду ходячее сам(а) себя высек(ла), злорадно применяемое к тому, чьи козни обернулись против него самого» [Айрапетян 2011: 70]; поистине реализуется «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!».
Крылатое выражение становится основой перифраз и трансформаций, в которых сам образ обыгрывается в неожиданных контекстах:
(3) Снова тень унтер-офицерской вдовы явилась и подмигнула нам (Юрий Богомолов. Не в обиду унтер-офицерской вдове (2002) // Известия. 06.12.2002).
(4) И вообще я считаю, я не унтер-офицерская вдова и покупать сам себе розги не обязан (Анастасия Бурова, КП-Крым. Депутат Госдумы Константин Затулин попал в плен. Всю ночь он провел в «Зоне» // Комсомольская правда. 25.07.2008).
(5) Унтер-офицерские вдовцы. Очередной чиновник громко хлопнул себя по ляжке <…> Результат налицо — они, конечно же, хотели как лучше, хотели выпороть кого-то… И оказались — как всегда: в роли той самой гоголевской вдовы, которая, по слухам, выпорола сама себя (Валерий Яков. Новые известия. №10 (4269). 29.01–04.02.2016).
Семантические преобразования приводят к появлению диковинного образа: унтер-офицерские вдовцы. Однако в иронических интерпретациях теряется соль гоголевского сарказма. Подобное разрушение не только сложившейся формулы, но и самого исходного образа можно считать карнавализацией стереотипа.
1.2. Все под Богом ходим
Эта пословица имеет в газетном корпусе 25 вхождений (поиск на «под Богом ходим»), в основном корпусе 95. По Яндексу — 26 млн ответов. У Даля — Все мы под Богом ходим [Даль 1957: 38]. В ФСРЛЯ она толкуется так: «Устар. Никто не гарантирован от чего-либо опасного, непредвиденного; всё может произойти, случиться с каждым» [ФСРЛЯ 2008]. Сама интерпретация показывает эвфемистичность высказывания, в котором табуируется упоминание беды или смерти и подчеркивается непредсказуемость судьбы.
(6) — Все под Богом ходим… Чемпионат из-за катастрофы не отменишь, да и жизнь продолжается (Сергей Волков. Геннадий Цыгуров: Вся тренировка «Лады» из-за трагедии в Ярославле пошла кувырком // Советский спорт. 07.09.2011).
У Латыниной этот оборот обыгрывается с иным смыслом:
(7) Навальный, который под богом ходит, не молчит. Ходорковский не молчит — он говорит, напоминает Кремлю в своем письме о том, что если так будет продолжаться, то возникнут самые неожиданные союзы (Ю. Латынина. Код доступа. 23.01.2016).
Речь не о том, что с Навальным может случиться то, что с каждым, — а о том, что для него эта вероятность определенно выше, что он сильно рискует. Обобщающее «все (мы)», характерный элемент пословицы, заменяется конкретной референцией, «мишень» эвфемизации меняется [Баранов, Добровольский 2015], и общее эвфемистическое суждение превращается в определенную оценку. Этот способ обыгрывания фразеологизма близок к отмеченному В.З. Санниковым приему языковой игры через нарушение анафорических связей при замене слов [Санников 2002: 298–299].
Изменение облика пословицы в газетном дискурсе является особым стилистическим приемом, который приспосабливает ее к конкретной ситуации: «Таким образом, осуществляется переход от характерной для пословицы денотации, которая отсылает к целому классу объектов-ситуаций, к конкретной десигнации отдельного объекта-ситуации», — отмечает С. Вьеллар [Вьеллар 2009: 269].
1.3. (Получить / урвать) кусок пирога
Современное употребление этой идиомы восходит к образам публицистики XIX в. В газетном корпусе 106 примеров на «кусок пирога» в переносном значении, столько же примеров и в основном. Цитаты очень разнообразны и показывают возможность различных конструкций, объединяемых общим смыслом: кусок пирога понимается как часть добычи, которую можно получить, отнять, урвать, отхватить. Для русского языкового сознания пирог — это ассоциативно нагруженный образ, связанный с другими: быть допущенным к пирогу, лакомый кусочек (ʻчто-либо весьма привлекательное, заманчивое, выгодное’ — ССРФ: 170), вот такие пироги (ʻтак, таким образом обстоят дела’ — ССРФ: 42).
Можно проследить процесс складывания фразеологизма, опираясь на схему анализа стереотипов Е. Бартминьского. Он выделяет среди стереотипов топики — стереотипные суждения в свободной форме («Все сапожники пьют»), устойчивые языковые формулы (пьян как сапожник) и идиомы, утратившие прозрачность (вешать собак на кого‑л.) [Бартминьский 2005].
Топикализация представлений, т.е. складывание стереотипа о пироге как кормушке, к которой допущены «свои», сложилась достаточно давно. Словарь Ушакова отмечает подобное употребление как относящееся к прошлому, приводя пример из Салтыкова-Щедрина:
«Общественный или казенный пирог (публиц. ирон.) — употр. для обозначения общественного или государственного достояния, к‑рое грабительски расхищалось взяточниками и казнокрадами из чиновно-бюрократического аппарата царской России. Пирог с казенной начинкой (публиц. ирон. устар.) — то же, что общественный пирог. Легионы сорванцов, у которых на языке “государство”, а в мыслях пирог с казенной начинкой. Салтыков-Щедрин» [http://ushakovdictionary.ru/word.php?wordid=48545].
Однако современные словари уже выделяют у существительного пирог переносное значение наряду с основным:
«2. Об источнике материального достатка. Общественный, казённый п. Пристроиться к пирогу. Жирный п. (разг.; о каком‑л. деле, предприятии, сулящем хорошую выгоду)» [БТС].
Таким образом, на основе стилистически ограниченного употребления исходной метафоры «общественный/казенный пирог» развивается устойчивое значение, формирующее свою фразеологию.
(8) За него держались особенно цепко, потому что позади осталась жестокая нищета начала революции. Этого опыта никто повторять не хотел, и незаметно образовались привилегированные, очень тонкие слои с «пакетами», дачами и машинами. Эфемерность этого благополучия они осознали значительно позже ― в периоды массового террора, когда выяснилось, что все можно отнять в один миг и без всякого повода… А пока что люди, допущенные к пирогу, старались выполнять все, что от них требовали (Надежда Мандельштам. Воспоминания (1960–1970)).
Близкое значение имеет и художественный образ «допущенные к столу» у Ф. Искандера:
(9) Чуть пониже располагались придворные кролики, или, как их называли в кроличьем простонародье, Допущенные к Столу. (Фазиль Искандер. Кролики и удавы (1982)).
Сложившийся культурный стереотип воплощается в разные языковые образы. Переносное выражение «кусок пирога» как часть общей доли привилегий появляется у И. Эренбурга:
(10) Там нужно любезничать с художниками, смотреть, кого похвалили, кого разругали, прикидывать, все время отстаивать свое право на кусок пирога (И. Г. Эренбург. Оттепель (1953–1955)).
(11) И мы часто говорим о морали того общества, которое построено на корысти, на борьбе за кусок пирога: «Человек человеку ― волк» (И. Г. Эренбург. Люди, годы, жизнь. Книга 2 (1960–1965)).
Живучесть образа и его актуальность для настоящего времени подтверждается примерами из газетного корпуса. Конструкции с устойчивым ядром «кусок пирога» обыгрывают ряд характерных ситуаций; при этом «пирог» может менять свою оценочность из предмета корысти и незаконного присвоения до заслуженной награды в конкурентной борьбе:
(12) Мы все свидетели того, что с 1991 года страна разворовывается не только высокопоставленными чиновниками, а вообще всеми, кто может дотянуться до большого или маленького куска национального пирога (Кирилл Бенедиктов. Бесконтактный бой с коррупцией // Известия. 28.11.2012).
(13) Появилось множество проектов, которые хотят урвать свой кусок пирога и для раскрутки не гнушаются и такими незаконными методами, как рассылка спама (Ольга Морозова. Страны начали применять друг против друга кибероружие // Комсомольская правда. 16.07.2013).
(14) Государство сосредоточится на поддержке ведущих вузов: кто сможет пробиться в международные рейтинги ― получит больший кусок пирога (Юлия Смирнова. Министр образования и науки Дмитрий Ливанов: «ЕГЭ сохраним на многие годы. Потому что хочется справедливости» // Комсомольская правда. 09.07.2012).
(15) Пока экономика держалась на плаву, Чавес мог самолично отрезать куски пирога от нефти и отдавать беднякам (Мария Горковская. Николас Мадуро решил лично бороться с коррупционерами // Известия. 09.10.2013).
(16) Группа Mr. Big и впрямь откусила свой кусок пирога популярности: я ничуть этого не стыжусь, но и не горжусь (Артем Липатов. Пол Гилберт: «Битлз» — это наше всё и навсегда» // Известия. 2013.04.17).
Распространенной оказывается и номинация «нефтяной пирог» (22 вхождения в газетном корпусе), встречаются примеры и на «газовый пирог». Интересно, что при высокой устойчивости идиомы «кусок пирога» она допускает определения к каждому из своих членов:
(17) Лакомые куски нефтяного пирога были уже съедены, подбирать крохи ― убыточно: больше забот, чем пользы (Тамара Сиверухина. КНК: работы непочатый край // Труд‑7. 02.06.2000).
У Латыниной сохраняется лишь отсылка к известному образу, однозначно понимаемому в описываемой ситуации:
(18) И, собственно, вот это наша экономика. Она не собирается перестраиваться — наоборот, чем больше сокращается общая площадь пирога, тем больше люди, которые находятся у власти, хотят, чтобы их доля оставалась та же самая (Юлия Латынина. Код доступа. 23.01.2016).
Таким образом, современные употребления основываются на расширении и буквализации исходной метафоры. Оценочные коннотации нередко проявляются в выборе глагола: разговорно-сниженные (урвать, отхватить) отмечают отрицательную оценку, нейтральные (получить, отрезать) ее маскируют или снимают. Так устойчивый в публицистике образ развивает собственную фразеологию.
2. Штампы советского периода
В текстах Ю. Латыниной нередко встречаются устойчивые выражения и характерные образы, сложившиеся в советский период и сохраняющие актуальность в исходном значении: успеть на последний корабль; выпустить пар; накрыться медным тазом и др. Разговорные обороты нередко имеют сниженную стилистику, книжные могут использоваться для иронической стилизации.
Наиболее характерны в языковом отношении формулы-штампы, присущие публицистическому стилю советской эпохи. Среди советских штампов книжного происхождения выделим два наиболее характерных.
2.1. Три источника и три составные части…
Этому выражению присуща определенная степень идиоматичности, характерная для неполной цитации [Баранов, Добровольский 2008: 39–40]. Это начало названия статьи В.И. Ленина 1913 г., посвященной марксизму, очень популярной в советское время. Из ленинского наследия это одна из самых устойчивых формул, используемая в современных СМИ. В газетном корпусе поиск на «три составные/-х части» дал 9 полных примеров; в основном корпусе еще 15, тоже публицистического характера; на Яндексе 6 тыс. ответов.
Как элементарный механизм структурного анализа формула «три источника и три составные части» применима к совершенно разным объектам и сюжетам, она способна представить разом синхронный и диахронный аспекты, а заодно рецепт чего угодно. Книжная стилистика формулы порой сталкивается с совершенно неожиданным продолжением, создавая эффект «комического шока» [Санников 2002: 500]. Так, в Яндексе можно найти: Три источника и три составные части… платной рыбалки; психологического знания (статья в журнале ВШЭ Психология); «Репрессий»; новейшей психологии; такого литературного жанра как поэзия; пиратства; «путизма»; новости (сайт журналистов); науки о враждебности; российского гимназического образования; либерализма; вестернизации; туристского продукта; женского счастья; «Второго канала»; современного глобального кризиса; сети доступа; цифрового ТВ; классической чистки легких; предательства и др. В тексте возможны и другие распространения, но сама формула сохраняется неизменной:
(19) Вот три источника и три составных части нашей власти: бесплатную горку закрыли, платная ремонтируется и пиар-составляющая — люди, которые объясняют, что народ во всем виноват сам (Юлия Латынина. Код доступа. 23.01.2016).
(20) Мы можем насчитать как минимум три источника, три составные части Филатова — театр, кино, словесность (Михаил Мишин. Торжественный комплект (1985–1991)).
(21) Джинсы, кроссовки, дубленка — вот они, три источника и три составные части счастья советского человека (Владимир Лаговский. Рис. Валентина Дружинина. Мечты сбылись. Но где же счастье? // Комсомольская правда. 27.12.2006).
Формула позволяет совершенно разное стилистическое применение: от близкого к классике до иронии и сарказма. Впрочем, судя по опросам студентов, молодое поколение уже не ощущает опоры на прецедентный текст.
2.2. (Х) всех времен и народов
Примеров употребления этой формулы чрезвычайно много: 365 в газетном корпусе, 343 в основном; по Яндексу — 103 млн ответов. Эти цифры и распределение по годам (подъем с 1985 г. и резкий взлет с 2005 г.) показывают, что выражение сейчас крайне популярно. Секрет его успеха — в трех функциональных возможностях для позиции Х.
1) Рейтинговая выборка: словосочетание с круглым числом и прилагательным в превосходной степени: 100 лучших фильмов / 100 лучших книг / 100 лучших романсов / 10 самых влиятельных композиторов всех времен и народов и т.п.; такие примеры отражают рейтинговую тенденцию современной культуры.
2) Обобщение и всеохватность: для обобщающего представления разных форм какого-то объекта или явления: шуты и скоморохи всех времен и народов, оружие и доспехи всех времен и народов, хиты всех времен и народов… и т.п.
3) Уникальность: Х‑ом может быть не выборка объектов, а единственный объект — уникальный, лучший, что часто отмечено суперлативом, а исконно его роль играет сама формула: хит / полководец / песня о Париже всех времен и народов. Именно эта патетическая гипербола — в исходной формуле вождь всех времен и народов.
Так трояким образом используется обобщающий потенциал формулы, причем может сохраняться оставшаяся за скобками отсылка к прецедентному объекту оценки, хотя современная молодежь уже не всегда ее улавливает.
(22) Настоящее имя самого страшного пирата всех времен и народов — Эдвард Драммонд (Екатерина Кочетова. В поисках сокровищ // Известия. 07.03.2014).
(23) Заложили данные в компьютер и получили результат: лучшей школой всех времен и народов оказался Царскосельский лицей. (Марина Мацкявичене. Пушкину повезло со школой // Труд‑7. 20.02.2002).
(24) И главное — с «Курочкой Рябой» — самой странной сказкой всех времен и народов (Владимир Лаговский. В роду у Красной шапочки нашлись семеро козлят // Комсомольская правда. 18.11.2013).
(25) В 2004 году журнал Rolling Stone опубликовал 500 лучших песен всех времён и народов (Василиса Ли. Голограммы покойных Джона Леннона и Фредди Меркьюри выставят в музее // Комсомольская правда. 20.10.2013).
Рейтинговый тренд современной массовой культуры, связанный с конкуренцией, модой, престижем [Брагина 2014], способствует популярности этой формулы.
Советские формулы-штампы выражают категоричность и устойчивость суждений. Языковая игра, создающая ироническую экспрессивность контраста, возможна как результат неожиданного столкновения «высокой» книжной формулы и ее приложения.
3. Образы «новорусской» речи
В «новой» идиоматике присутствуют различные стилистические пласты: нейтральный стиль, использующий эвфемизмы и метафоры: вежливые люди, оранжевая революция; сленг: замутить историю/ тему/ скандал/ акцию/ провокацию, гнать волну, оторваться по полной, свои пять копеек и проч.; гламур: себя любимую /себя любимого, вишенка на торте. В функциональном отношении это могут быть стереотипные суждения: Хотели как лучше, а получилось как всегда; удачные оценочные номинации, напр. «слова года/ месяца», интернет-мемы: зеленые человечки, ночь длинных ковшей; вставные речевые формулы и устойчивые обороты самокомментирования: Вы будете смеяться, но; привет от…; сидите ровно. Рассмотрим примеры.
3.1. Хотели как лучше, получилось как всегда
Наиболее ярким примером крылатой фразы, приобретшей статус пословицы, является фраза В. С. Черномырдина «Хотели как лучше, получилось как всегда». Считается, что Виктор Степанович произнес ее на пресс-конференции 6 августа 1993 г., охарактеризовав таким образом подготовку и проведение денежной реформы 1993 г. В текстах основного корпуса, однако, находится и более ранний пример 1989 г.:
(26) И скажет через несколько лет читатель, бережно хранящий ввиду неясных перспектив комплекты перестроечной публицистики: опять хотели как лучше, а получилось как всегда… (Леонид Гольдин. За все приходится платить… // Горизонт, 1989).
Но, действительно, выражение вошло в поговорку после выступления Черномырдина.
В газетном корпусе на поиск «получилось как всегда» — 155 примеров; лишь малая часть не воспроизводит формулу целиком или показывает слабую вариативность:
(27) Но “умом Россию не понять”, и мы упорно продолжаем жить по принципу — “хотели как лучше, а получилось как всегда” (Сергей Байгаров. Охота на инвесторов, которых нет // Труд‑7. 16.06.2000).
(28) Что ж это за парадокс такой — хотели как дешевле, а получилось, как всегда (Ксения Патрушева. Корреспондент «Комсомолки» получил переохлаждение в армейской форме от Юдашкина // Комсомольская правда. 24.11.2011).
(29) Американцы хотели как лучше, а кончилось все как всегда… Опять хотели как лучше, получилось как всегда. Т.е., видите, не только мы так умеем (Юлия Латынина. Код доступа. 27.02.2016).
3.2. «Слово февраля»: Ночь длинных ковшей
На запрос по Яндексу (5 марта 2016 г.) — 683 тыс. ответов; по оценкам О. Северской и М. Королевой на «Эхе Москвы» (6 марта) выражение победило как «слово февраля», получив 83% голосов возмущенных москвичей. Встречается оно и в тексте Ю. Латыниной, сопоставляющей ситуацию в Москве с масштабной перестройкой Парижа Хаусманном при Наполеоне III:
(30) Вот вообще, ребят, какая там ночь длинных ковшей? Вот Хаусманн — это да (Юлия Латынина. Код доступа. 27.02.2016).
Однако появилась эта номинация раньше:
(31) В Москве в ночь с 18 на 19 июня были снесены 2 исторических здания — последний уцелевший флигель усадьбы Глебовых-Стрешневых-Шаховских на Большой Никитской и дом купца Феоктистова на Большой Ордынке, 42. Градозащитники уже окрестили эти события «Ночью длинных ковшей» (http://www.regnum.ru/news/realestate/1416863.html. 19.06.2015)
Выражение опирается на историческую метафору «ночь длинных ножей», относящуюся к расправе Гитлера над штурмовиками СА 30 июня 1934 года. (Nacht der langen Messer; Röhm-Putsch). Эта прецедентная номинация породила и другую формулу — «ночь длинных рук» о событиях в новогоднюю ночь 2016 г. в Кельне.
3.3. Речевые формулы: Вы будете смеяться, но…
Речевые формулы — это устойчивые выражения, связывающие текст с ситуацией общения [Баранов, Добровольский 2008: 78–81]. Данная фраза как бы вводит слушателя в диалог, предваряя реакцию удивления и недоверия на следующее неожиданное сообщение. Смысл ее прозрачен, по сути это синоним ходовой формулы «Хотите верьте, хотите — нет», однако она опирается на прецедентный текст (одесский анекдот «с бородой»: Вы будете смеяться, но Сарочка/ тетя Роза тоже умерла…) и приобретает особый оттенок — иронии или даже сарказма, и соответственно — признаки идиоматичности.
(32) Вы будете смеяться, но в нашей больнице официально запрещены взятки (Александра Кучук. Детская больница для недоношенных: инкубатор гениев или инвалидов? // Комсомольская правда. 01.12.2010).
(33) Вы будете смеяться, но советский народ все-таки был (Денис Драгунский. Один народ — одна Сеть — один клик // Частный корреспондент, 2010).
3.4. Формулы самокомментирования: Привет от…
Эта формула используется как игровой прием отсылки к иной ситуации или персонажу, создавая гипертекстовые связи. Передать привет от кого-то кому-то — обычный в повседневной жизни коммуникативный акт, но как комментарий к изложению привет от Х предлагает сопоставить описываемый сюжет с известным эталонным образом, напоминает о нем. Обычная синтаксическая позиция — вставная конструкция, но возможно и включение в основной текст:
(34) Кепки на выбор: строгие твидовые кепи в английском стиле (привет от Шерлока Холмса) или озорные картузы а‑ля Гаврош (Наталья Тубольцева. Шапками закидаем! // Комсомольская правда. 04.10.2007).
Нередко «привет от» выражает уподобление: ср. параллельные конструкции в (31) и их объединение в (32), где «а‑ля» уже избыточно:
(35) Десерт: торт в форме губ — а‑ля «Привет от Сальвадора Дали» (Мила Киян. Хоккеисты «Салавата» погуляли на Дне рождения Евгении Машко // Комсомольская правда. 02.09.2010).
«Привет» может приобретать переносный смысл ‘подарок, приз, нечто переданное Х‑ом, взятое от Х’:
(36) Привет от Станиславского за воспитание молодого поколения заслужила Валентина Ермакова, преподаватель Саратовской консерватории (Выдающихся «вкладчиков» не обнаружено (2002) // Финансовая Россия. 19.09.2002).
Не всегда «привет» осмысливается как желанный подарок:
(37) По его словам, привет от «Фукусимы» обнаружили после штатной смены фильтров на постах внешнего дозиметрического контроля (Ольга Радько. Радиоактивный йод-131 из Японии добрался до Воронежа // Новый регион‑2. 04.04.2011).
Сам оборот является, по-видимому, остатком разговорно-сниженной идиомы «привет от старых штиблет», отсылающей к чему-то давно известному и не доставляющему радости; единичные примеры имеются в корпусе:
(38) [Иванов, муж] (Расчувствовавшись.) Сначала в детдоме, потом в общежитии. Тоже это не свой угол. Только дали комнату, только-только, и привет от старых штиблет. Теперь по тюрьмам. Надо же! Нина плачет. (Людмила Петрушевская. Уроки музыки (1973)).
Утратив негативный отсылочный образ, оборот нейтрализовал отрицательную оценочность, сохранив переносное значение: ‘вспомни о Х, сравни с Х’.
3.5. Вишенка на торте
В газетном корпусе 26 примеров (с 2010 г.), один в основном корпусе, 515 тыс. ответов по Яндексу. Примеры из корпуса — преимущественно на спортивную тему, хотя сам гламурный образ безусловно принадлежит женскому дискурсу (ср. англ. the icing on the cake — букв. ‘глазурь на торте’). Иногда его сравнивают с «изюминкой»; в значении «нечто придающее особый вкус, привлекательность чему‑л (блюду, рассказу, человеку и т.д.)» изюминка отмечена в «Крылатых словах» у Ашукиных, приводящих как источник пословицу: «Не дорог квас, дорога изюминка в квасу»; слово «изюминка» в этом значении стало крылатым после появления драмы Л. Толстого «Живой труп» [Ашукины 1960: 260–261]. Для «вишенки», однако, важна идея не только особой привлекательности, но и «последнего, завершающего штриха». Видимо, этот образ обрел метафорический смысл кинематографе; так, известен франко-итальянский фильм 2012 г. «La cerise sur le gâteau», букв. «Черешня на пирожном», вышедший у нас в прокат под названием «Вишенка на новогоднем торте». Однако оборот используется в русскоязычных текстах с 2010 г., и возможно заимствован из другого фильма:
(39) Биографический документальный фильм «Карла Бруни «Вишенка на торте» (2010) о жене президента Николя Саркози и первой леди Франции (сайт dokpro.net).
Возможно, добавление «новогодний» в фильме 2012 г. нейтрализует сложившиеся ассоциации «пикантной детали». В текстах иной, не связанной с кино тематики этот оборот служит приемом «гламуризации» дискурса, подчас иронической.
(40) И главное украшение сезона, как вишенка на торте, — этот финал (РБК Daily. «Технологичный» хоккей «Чикаго» // РБК Дейли, 2013.06.28).
(41) <…> Участники покушения не скрывались совершенно. Даже такая трогательная деталь: они машину помыли, которую использовали в убийстве, не после убийства, а перед, поэтому там остались все следы. <…> Ну и такая вишенка на торте, что один из обвиняемых был причастен к похищению топ-менеджера Газпрома (Юлия Латынина. 27.02.2016).
Завершающий штрих, придающий цепи событий особую остроту и пикантность, — таков смысл образа.
Выводы. Итак, были рассмотрены некоторые примеры, используемые в современных СМИ и представляющие различные пласты русской фразеологии — от классических и до «новорусских». Хронология помогает разграничить «образы русской речи», за которыми стоят определенные идеологические оценки и типические персонажи.
Была сделана попытка проследить процесс формирования некоторых идиом. Здесь оказалась полезной схема, разработанная Е. Бартминьским для классификации стереотипов: топики — языковые формулы — идиомы. Топики как культурные стереотипы представляются той базой, на которой формируются устойчивые языковые формулы.
Особенностью современной публицистики оказывается обыгрывание фразеологизмов разных пластов и эпох, добавляющее новые смыслы, иронию и сарказм. В проанализированных примерах удалось обнаружить приемы карнавализации стереотипа, сужения референции, буквализации метафоры, изменения оценочности (при этом прежние отрицательные коннотации нередко заменяются на нейтральные). Для советских штампов, где синтаксические трансформации не предполагаются, языковая игра проявляется в столкновениях со стилистически контрастным контекстом, что создает эффект «комического шока». Новые формулы нередко опираются на прецедентные тексты и иноязычные образцы, переиначенные на злобу дня. Современный публицистический дискурс, примером которого являются тексты Ю. Латыниной, создает особое гипертекстовое пространство, где перекликаются иронически переосмысленные образы русской речи разных эпох и где компетентный адресат способен оценить игру форм и смыслов.
1 Примеры из НКРЯ даются с отсылкой к источнику в круглых скобках.
© Федорова Л. Л., 2016
Айрапетян В. Толкуя слово: Опыт герменевтики по-русски (2-е расшир. изд. в двух частях). М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2011.
Ашукин Н.С., Ашукина М.Г. Крылатые слова. М.: Художественная литература, 1960.
Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Аспекты теории фразеологии. М.: Знак, 2008.
Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Эвфемизация во фразеологии // Хвала и хула в языке и коммуникации. М.: 2015. С. 187–196.
Бартминьский Е. Принципы лингвистических исследований стереотипов // Бартминьский Е. Языковой образ мира: очерки по этнолингвистике. М.: Индрик, 2005. С. 188–213.
Брагина Н.Г. Рейтинговая культура и ее лексикон //Мода в языке и коммуникации. М.: РГГУ, 2014. С. 187–196.
БТС — Кузнецов C.A. Большой толковый словарь русского языка. СПб.: Норинт, 1998. Авторская редакция 2014 г. — http://www.gramota.ru/slovari/
Вьеллар С. Пословица в ткани газетного дискурса. // Стереотипы в языке, коммуникации и культуре. М.: РГГУ, 2009. С. 264–278.
Даль В. Пословицы русского народа. М., 1957.
ИА REGNUM — http://www.regnum.ru/news/realestate/1416863.html
Латынина Ю. Код доступа. — http://echo.msk.ru/programs/code/1719964-echo/; http://echo.msk.ru/programs/code/1698982-echo/.
Мокиенко В.М. Образы русской речи: Историко-этимологические и этнолингвистические очерки фразеологии. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1986.
НКРЯ — Национальный корпус русского языка — http://www.ruscorpora.ru.
Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М.: Языки славянской культуры, 2002.
ССРФ — Жуков А.Е., Жукова М.Е. Словарь современной русской фразеологии. М.: «Аст-Пресс», 2015.
Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. В 4-х томах. М., 1935–1940. — http://ushakovdictionary.ru/word.php?wordid=48545.
Федорова Л.Л. Образы «новоруской» речи (о содержании культурно-языковой компетенции читателя современной прессы) // Лингвистический беспредел. К 70-летию А. И. Кузнецовой. М.: МГУ, 2002. С. 28–34.
ФСРЛЯ — Фёдоров А.И. Фразеологический словарь русского литературного языка. М.: Астрель, АСТ. 2008.
Fedorova L. Языковой стиль времени (на материале современной прессы и авторских текстов В. Шендеровича и Земфиры) // Chroniques slaves. #2, 2006. Le texte dans la Russie contemporaine. CESC, Université Stendhal-Grenoble 3. С. 69–82.
Ashukin N.S., Ashukina M.G. Winged words [Krylatyje slova]. M.: Xudozhestvennaja literatura, 1960.
Baranov A.N., Dobrovolsky D.O. Aspects of the theory of phraseology [Aspekty teorii frazeologii]. M.: Znak — Sign, 2008.
Baranov A.N., Dobrovolsky D.O. Euphemisms in phraseology [Evfemizatzija vo frazeologii] // Praise and abuse in language and communication — Xvala i xula v jazuke i kommunikatzii. M: 2015. P. 187–196.
Bartminski E. Principles of linguistic studies of stereotypes [Prinzipy lingvisticheskix issledovanij stereotipov]// Bartminski E. Linguistic image of the world: essays in the ethnolinguistics. [Jazykovoy obraz mira: Ocherki po etnolingvistike]. M.: Indrik, 2005. P. 188–213.
Bragina N. G. Rating culture and its lexicon [Reytingovaja kultura i ee leksikon] // Fashion in language and communication — Moda v jazyke o kommunikatzii. M.: RGGU, 2014. S. 187–196.
BTS — Kuznetsov S. A. Big explanatory dictionary of Russian language. [Bolshoj tolkovyj slovar russkogo jazyka]. SPb.: Norint, 1998. Author’s edition 2014. URL: http://www.gramota.ru/slovari/.
Dal V. Proverbs of the Russian people [Poslovitzy russkogo naroda]. M., 1957.
Fedorova L.L. Images of “novorussky” speech (the content of cultural and linguistic competence of the reader of the modern press) [Obrazy “novorusskoj” rechi (o soderzhanii kulturno-jazykovoj kompeetentzii chitatelja sovremennoj pressy] // Linguistic chaos — Jazykovoj bespredel. To the 70-th anniversary of A. I. Kuznetsova. Moscow state University. M.: MGU, 2002. P. 28–34.
Fedorova L. The language style of the time (in the contemporary press and the author of texts of V. Shenderovich and Zemfira) [Jazykovoj stil vremeni (na materiale sovremennoj pressy i avtorskix tekstov V. Shenderovicha i Zemfiry] // Chroniques slaves. #2, 2006. Le texte dans la Russie contemporaine. CESC, Université Stendhal-Grenoble 3. P. 69–82.
FSRS — Fedorov A.I. Phraseological dictionary of Russian literary language [Frazeologicheskij slovar russkogo literaturnogo jazyka]. M.: Astrel, AST. 2008.
Hajrapethjan V. Interpreting the word: the Experience of hermeneutics in Russian [Tolkuja slovo: Opyt germenevtiki po-russki] (2nd EXT. ed. in two parts). Moscow: Institute of philosophy, theology and history of St. Thomas, 2011.
IA REGNUM news Agency. URL: http://www.regnum.ru/news/realestate/1416863.html.
Latynina Yu. Access Code. [Kod doctupa] — URL: http://echo.msk.ru/programs/code/1719964-echo/ ; http://echo.msk.ru/programs/code/1698982-echo/.
Mokienko V.M. Images of Russian speech: a Historical-etymological and ethnolinguistic essays phraseology [Obrazy russkoy rechi: Istoriko-etimologicheskije i etnolingvisticheskije ocherki frazeologii] . L.: Publishing house leningr. University press, 1986.
NKRJ — RNC — National corpus of the Russian language [Natzionalnyj korpus russkogo jazyka]. URL: http://www.ruscorpora.ru.
Sannikov V. Z. The Russian language in the mirror language game [Russkij jazyk v zerkale jazykovoj igry]. M.: Languages of Slavonic culture, 2002.
SSRF — Zhukov A.E., Zhukova M. E. A modern Dictionary of the Russian phraseology [Slovar sovremennoj russkoj frazeologii]. M.: “AST-PRESS”, 2015.
Ushakov D. N. Explanatory dictionary of the Russian language [Tolkovyj slovar russkogo jazyka]. In 4 volumes. M., 1935–1940. URL: http://ushakovdictionary.ru/word.php?wordid=48545.
Viellard S. Proverb in the Texture of discourse in the Press [Poslovitza v tkani gazetnogo diskursa] // Stereotypes in language, communication and culture — Stereotipy v jazyke, kommunikatzii i kulture. M.: RGGU, 2009. P. 264–278.