Рецензия на книгу: Современный русский язык: Учебник для вузов / Под ред. Л. Р. Дускаевой. СПб.: Питер, 2014. 352 с.
Рецензия посвящена новому учебнику русского языка для факультетов журналистики. Книга выгодно отличается от традиционных учебников по русскому языку установкой на описание русского языка как набора различных «техник вербализации» передаваемого мыслительного содержания.
NOT ONLY FOR JOURNALISTS
Book Review: Modern Russian [Sovremennyj russkij jazyk]: Textbook for Universities / Ed. L. R. Duskaeva. St. Petersburg.: Piter, 2014. 352 p.
In the review a new textbook on the Russian language for journalism departments is analyzed. In comparison with traditional formal descriptions of the Russian language the book differs advantageously by the description of Russian as a set of different “techniques of verbalization” used for transmission of thought content.
Михаил Юрьевич Федосюк, доктор филологических наук, профессор кафедры сопоставительного изучения языков Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова
E-mail: m.fedosyuk@yandex.ru
Mikhail Yurievich Fedosyuk, PhD, Professor of the Department of Comparative Language Studies, Lomonosov Moscow State University
E-mail: m.fedosyuk@yandex.ru
Федосюк М. Ю. Не только для журналистов. Рецензия на книгу: Современный русский язык: учебник для вузов / под ред. Л. Р. Дускаевой. СПб.: Питер, 2014. 352 С. // Медиалингвистика. 2014. № 2 (5). С. 119-125. URL: https://medialing.ru/ne-tolko-dlya-zhurnalistov/ (дата обращения: 17.01.2025).
Fedosyuk M. Yu. Not only for journalists. Book Review: Modern Russian [Sovremennyj russkij jazyk]: Textbook for Universities / Ed. L. R. Duskaeva. St. Petersburg.: Piter, 2014. 352 p. // Media Linguistics, 2014, No. 2 (5), pp. 119–125. Available at: https://medialing.ru/ne-tolko-dlya-zhurnalistov/ (accessed: 17.01.2025). (In Russian)
УДК 811.161.1
ББК 81.2Рус-923
ГРНТИ 16.41.21
КОД ВАК 10.02.01
Что должно быть главным в учебном курсе «Современный русский язык» для студентов факультетов журналистики? Разумеется, совсем не правила русской орфографии и пунктуации, о которых, под влиянием российской средней школы, многие наши соотечественники ошибочно думают, что именно они и являются «русским языком». И не многочисленные формальные классификации языковых единиц, по давней традиции занимающие ведущее место в вузовских учебниках по русскому языку. Главное — это, безусловно, описание русского языка как системы, располагающей богатым арсеналом средств для максимально точной передачи того содержания, которое соответствует замыслу автора. К настоящему времени лингвистика накопила достаточно знаний об устройстве этой стороны языковой системы, однако по причине вполне естественного отставания учебной литературы от «последнего слова» в науке подобные сведения пока еще не получили достаточного отражения в учебной литературе для вузов.
Авторы рецензируемого учебника сделали важный шаг по преодолению только что упомянутого отставания. В основе концепции книги лежит установка на описание русского языка как набора различных «техник вербализации» передаваемого мыслительного содержания. Эту установку учебника можно оценить, во-первых, как весьма удачную реализацию прозвучавшего почти полтора столетия назад призыва И. А. Бодуэна де Куртенэ перейти от «описательного, крайне эмпирического направления» в языковедении к «истинно научному», объяснительному описанию языка [Бодуэн де Куртенэ 1963], а во-вторых, как воплощение высказанной более 80 лет назад мысли Л. В. Щербы о необходимости создания «активной» грамматики, которая отражала бы устройство языка в направлении от передаваемого содержания к форме [Щерба 1974]. Трудно сказать, опередили ли названные ученые свое время или, наоборот, актуальные требования времени не были вовремя услышаны их современниками и потомками, однако только сейчас отечественные языковеды, в том числе и авторы учебников, начали претворять идеи своих выдающихся предшественников в жизнь.
Как сказано в предисловии к учебнику, он подготовлен преподавателями русского языка факультетов журналистики ведущих российских университетов. В число авторов книги входят Т. Б. Аверина, Н. Ф. Алефиренко, Н. Г. Бойкова, В. В. Васильева, Л. Р. Дускаева, М. Ю. Казак, В. И. Коньков, Н. А. Корнилова, Т. Ю. Редькина, Н. С. Цветова и Т. В. Шмелева. Учебник состоит из следующих разделов: «Основы фонетики», «Лексикология», «Грамматика», «Орфография», «Синтаксис» и «Пунктуация». То обстоятельство, что раздел «Орфография» почему-то оказался оторванным от раздела «Пунктуация», который, как и «Орфография», посвящен не системе языка, а способам оформления письменной речи, и в то же время странным образом отделил «Грамматику» от «Синтаксиса», представляется не вполне логичным. Однако в целом по своей композиции учебник повторяет большинство вузовских учебных пособий по русскому языку, чего нельзя сказать о его содержании.
С точки зрения содержания книгу выгодно отличает от других учебников то, что каждый из ее разделов ориентирован на описание не столько формальных признаков рассматриваемых в нем единиц, сколько того вклада, который эти единицы вносят в смыслы передаваемых сообщений. Смыслообразующий потенциал единиц русского языка наглядно проиллюстрирован примерами, почерпнутыми в основном из медийных текстов, причем многие из иллюстраций подобраны при помощи Национального корпуса русского языка.
Примечательно, что помимо интересных примеров из СМИ учебник включает и краткие рекомендации, которые могут оказаться полезными будущим журналистам. Так, например, в параграфе, посвященном артикуляционной классификации звуков русской речи, сказано: «Для журналиста, как представителя общественно значимой профессии, важно выработать толерантное отношение к таким звуковым особенностям чужой речи, которые (на бессознательном уровне) могут вызвать неприятие или казаться комичными» (с. 34). А вот другой пример. Говоря о вариативности грамматических техник современного русского языка, авторы обращаются к своим читателям со следующей рекомендацией: «когда грамматика допускает варианты, надо принять решение — идти по пути аналитизма или держаться флективности. И важно, чтобы этот выбор был осмысленным, а не мотивировался обывательскими формулами типа «ухо режет», «некрасиво». Пример — топонимы на ‑о: вы побывали в Кемерово или в Кемерове? Предпочитая первый вариант, усиливаете аналитичность русского языка, предпочитая второй — поддерживаете флективность» (с. 148).
Впрочем, далеко не все параграфы книги в равной мере практически ориентированы. Представляется, что иногда, следуя традиции построения учебников русского языка, авторы сообщают будущим журналистам и такие сведения, которые едва ли смогут пригодиться в их будущей работе. К числу подобных сведений можно отнести, например, информацию о важнейших различиях между московской и петербургской фонологическими школами (§ 12) или описание двух разных классификаций способов словообразования (§ 70).
Практическая направленность учебника удачно сочетается с научной строгостью изложения. Почти все важные теоретические положения книги подкреплены ссылками на авторов этих положений — выдающихся лингвистов прошлого или широко известных наших современников. Впрочем, и здесь дело не всегда обстоит без недостатков. Например, на с. 11 после слов о том, что «одно и то же означающее в разных ситуациях может быть средством передачи разных означаемых, а одно и то же означаемое может быть представлено разными означающими», неожиданно следует ссылка на книгу [Кобозева 2000]. Между тем хорошо известно, что мысль об асимметричном дуализме лингвистического знака принадлежит совсем не И. М. Кобозевой, а С. О. Карцевскому, на чью знаменитую статью [Карцевский 1965] И. М. Кобозева в своем учебнике и ссылается.
На с. 325–329 учебника изложены основные положения теории чешского лингвиста Ф. Данеша о трех типах тематических основ текста, однако из этого изложения, к сожалению, выпала важная для читателей информация о том, что по-русски эта теория подробно описана в обзоре [Горшкова 1979], который, по-видимому, именно по этой причине был включен авторами учебника в список рекомендуемой литературы (с. 336).
Но особенно обидным представляется то, что вводя в предисловии к учебнику стержневое для его концепции понятие «техника вербализации», авторы не подкрепили его ссылкой на авторитет классика языкознания В. фон Гумбольдта, который, как известно, писал: «Совокупность всех средств, которыми пользуется язык для достижения своих целей, можно назвать техникой языка и, в свою очередь, подразделить ее на фонетическую и интеллектуальную» [Гумбольдт 1984: 99].
В ограниченных рамках рецензии остановимся несколько более подробно на разделе «Синтаксис», написанном Т. В. Шмелевой. Этот раздел представляется одним из самых интересных, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, именно на синтаксическом уровне единицы различных уровней языковой системы соединяются для передачи сообщений. Во-вторых, Т. В. Шмелевой удалось выявить целый ряд важных содержательных особенностей тех синтаксических единиц, которые раньше описывались по преимуществу формально.
В основу описания семантического аспекта синтаксиса в учебнике положено предложенное Ш. Балли разграничение диктума, то есть передаваемой предложением информации о действительности, и модуса, отражающего отношение отправителя этого предложения к различным аспектам его содержания и формы. Как показано далее, важным компонентом диктума является пропозиция, то есть обозначение элементарной ситуации. Пропозиция может быть выражена как при помощи отдельного предложения, так и посредством тех или иных несамостоятельных компонентов предложения. Выбирая определенный способ обозначения пропозиции, автор тем самым передает своим адресатам информацию о ее коммуникативном весе, то есть о той степени значимости в сообщении, которую он придает данной пропозиции.
Опираясь на с. 271–273 учебника, проиллюстрируем шкалу коммуникативных весов на примере пропозиции Японцы сняли фильм о Чайковском и слепом музыканте (единицы, выражающие рассматриваемую пропозицию, выделены ниже полужирным шрифтом; чем меньше порядковый номер примера, тем выше коммуникативный вес пропозиции).
1. Самостоятельная предикативная единица — простое предложение Японцы сняли фильм о Чайковском и слепом музыканте.
2. Независимая предикативная единица в составе сложносочиненного предложения или главная предикативная единица в составе сложноподчиненного предложения Японцы сняли фильм о Чайковском и слепом музыканте, и в России с нетерпением ждут премьеры; Японцы сняли фильм о Чайковском и слепом музыканте, который посетил Россию и выступил на фестивале «Звезды белых ночей» в Петербурге, а также дал там сольный концерт.
3. Зависимая предикативная единица — придаточная часть в составе сложноподчиненного предложения В России побывал знаменитый японский пианист Нобуюки Цудзии, которого японцы снимали в фильме о Чайковском.
4. «Полупредикативная» единица — инфинитивный, причастный или деепричастный оборот Японцы, снимая фильм о Чайковском и слепом музыканте, провели съемки в Петербурге, Клину, Москве и Воткинске — на родине композитора; Японцы, снимавшие фильм о Чайковском и слепом музыканте, провели съемки в Петербурге, Клину, Москве и Воткинске — на родине композитора; Снять фильм о Чайковском и слепом музыканте оказалось невозможно без съемок в Петербурге, Клину, Москве и Воткинске — на родине композитора.
5. Свернутая пропозиция, оформленная как элемент структуры простого предложения Съемки фильма о Чайковском и слепом музыканте привели японцев в Россию; Для съемок фильма о Чайковском и слепом музыканте японцы приехали в Россию.
6. Пропозиция, выраженная служебным словом — союзом, предлогом Музыканта привезли, чтобы он рассказал, что для него значит композитор.
7. Невыраженная пропозиция, имплицитно присутствующая в высказывании В фильме о Чайковском и слепом музыканте произведения знаменитого композитора исполняет сам Нобуюки Цудзии.
Как видим, данный подход не только наглядно демонстрирует, зачем русскому языку нужны сложносочиненные и сложноподчиненные предложения, обособленные второстепенные члены, а также отглагольные существительные типа съемки, но еще и учит уместно их употреблять.
Другое важное понятие, которое рассматривается в синтаксической части учебника, — это техника детализации (с. 275–277). Как показано в книге, в зависимости от своих коммуникативных намерений автор может представить ситуацию либо нерасчлененно (например, экзамен), либо детализированно. В этом втором случае возможны два уровня детализации. На первом уровне в предложении указываются участники и обстоятельства ситуации (Профессор принимает экзамен у студентов). Вторая степень детализации предполагает еще и обозначение характеристик этих участников и обстоятельств (В большой аудитории пожилой профессор принимает экзамен по русскому языку у студентов факультета журналистики).
Не менее интересный компонент раздела «Синтаксис» — часть, посвященная грамматике текста. Вместо простого перечисления формальных способов выражения межфразовых связей, обычно встречающихся в подобных разделах, учебник предлагает безусловно важные как для создания, так и для восприятия текстов понятия «тематическая основа», «рематический сюжет» и «авторское начало». «Тематическая основа текста, — читаем мы на с. 325, — представляет собой особую нить, которую составляют темы высказываний <…> Ее мы прочитываем отдельно, вы-читываем, когда нам нужно узнать, о чем незнакомый текст, и эта интуитивно выработанная техника чтения сложилась безотносительно к осведомленности о проблемах актуального членения».
«Проследить рематический сюжет, — говорится в следующем параграфе, — значит понять, как информативно развивается текст, ведь в ремах заключается новая информация. В этом развитии могут быть свои линии — тождества, противопоставления, аспектного развертывания. Такой анализ может показать и информативные сбои в тексте» (с. 329). Анализируя далее рематическую структуру одного из реальных медийных текстов, автор наглядно демонстрирует нарушение в нем логики изложения, то есть информативный сбой в построении рематического сюжета, который не был замечен ни автором, ни редактором.
Наконец, авторское начало представляет собой структуру, которую образуют модусы предложений, составляющих текст. В зависимости от установок говорящего или пишущего авторское начало может иметь разные степени проявления. «Удельный вес авторского начала, — читаем мы на с. 335, — определяется автором: помимо обязательных актуализационных показателей, он может вводить, во-первых, собственную персону и факты из своих ощущений и переживаний; во-вторых, свои оценки и квалификации; в‑третьих, свои рефлексии по поводу используемых языковых средств и построения своего текста. Весь обширный репертуар авторского начала текста активно работает в медиасфере, владение им — важная часть компетенции журналиста».
Давая учебнику общую положительную оценку, хотелось бы в то же время обратить внимание на некоторые встречающиеся в нем случаи нечеткого или недостаточно убедительного изложения, которые следовало бы устранить при переиздании. У многих читателей вызовет вопросы размещенная на с. 153–154 таблица «Классификация служебных морфем», где префикс, суффикс и постфикс противопоставлены окончанию как «формообразовательные» морфемы морфемам «словоизменительным». Под формообразованием многие лингвисты понимают образование любых грамматических форм одного и того же слова. Но тогда формообразование и словоизменение оказываются обозначением одного и того же явления и остается непонятным, в чем состоит отличие окончания от других служебных морфем. Если же под словоизменением в учебнике понимается образование лишь таких форм, которые выражают отношение данного слова к другим словам, то об этом следовало бы четко сообщить читателям.
В таблице «Части речи в русской грамматике» (с. 191) наречия обозначены как входящие в класс имен, что не соответствует широко распространенной традиции и, если не является технической ошибкой, допущенной при наборе таблицы, требует убедительного обоснования.
На с. 241 сказано: «С нашей точки зрения, при освоении новых заимствований логичнее придерживаться приема транслитерации, то есть изображать слово максимально близко к варианту языка-источника, так как это избавит от возможных неточностей передачи звукового облика лексемы и позволит незнакомому со словом читателю точнее определить связь с оригиналом и, соответственно, самостоятельно вывести лексическое значение языковой единицы». Это утверждение авторы иллюстрируют словом мерчандайзер / мерчендайзер, при написании которого, по их мнению, предпочтительнее первый вариант. Однако сказанное не может не вызвать у читателей многочисленных вопросов, касающиеся других лексических заимствований. Не следует ли нам на основании только что сказанного единицу хранения информации в компьютере именовать не файл, а филе (от англ. file), не нужно ли называть низкокалорийный прохладительный напиток не кока-кола лайт, а кока-кола лигхт (от англ. coca-cola light) и не переименовать ли нам автомобиль Пежо, в Пеугеот (от фр. Peugeot)?
Разумеется, все эти частные замечания нисколько не снижают высокой оценки учебника, которой он, безусловно, заслуживает своей ориентацией на описание тех механизмов языка, которые дают возможность говорящим и пишущим максимально точно реализовать свои коммуникативные намерения. Именно такой учебник необходим студентам факультетов журналистики. Однако не только им. Безусловно, учебник будет полезен будущим учителям, переводчикам и представителям всех других специальностей, для которых язык является «орудием производства».
© Федосюк М. Ю., 2014
1. Бодуэн де Куртенэ И. А. Некоторые общие замечания о языковедении и языке // Бодуэн де Куртенэ И. А. Труды по общему языкознанию. М., 1963. Т. 1. С. 47–77.
2. Горшкова И. М. Дискуссионные вопросы организации текста в чехословацкой лингвистике // Синтаксис текста. М., 1979. С. 341–358.
3. Гумбольдт В., фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.
4. Карцевский С. Об асимметричном дуализме лингвистического знака // Звегинцев В. А. История языкознания XIX‑XX веков в очерках и извлечениях. М., 1965. Ч. 2. С. 85–90.
5. Кобозева И. М. Лингвистическая семантика. М., 2000.
6. Щерба Л. В. Новая грамматика // Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974. С. 74–77.
1. Baudouin de Courtenay I. A. Some general notes about linguistics and language [Nekotoryje obshchije zamechanija o jazykovedenii i iazyke] // Baudouin de Courtenay I. A. Proceedings in general linguistics [Trudy po obshchemu jazykoznaniju]. Moscow, 1963. Vol. 1. Pp. 47–77.
2. Gorshkova I. M. Discussion questions of the organization of text in Czechoslovak linguistics [Diskussionnyje voprosy organizatsii teksta v chekhoslovatskoj lingvistike] // Syntax of the text [Sintaksis teksta]. Moscow, 1979. Pp. 341–358.
3. Humboldt W., von. Selected works on linguistics [Izbrannyje trudy po jazykoznaniju]. Moscow, 1984.
4. Kartsevsky C. On asymmetric dualism of the linguistic sign [Ob asimmetrichnom dualizme lingvisticheskogo znaka] // Zvegintsev V. A. The history of linguistics of XIX–XX centuries in essays and extracts [Istorija jazykoznanija XIX–XX vekov v ocherkakh i izvlechenijakh]. Moscow, 1965. Part 2. Pp. 85–90.
5. Kobozeva I. M. Linguistic semantics [Lingvistichekaja semantika]. Moscow, 2000.
6. Szczerba L. V. New grammar [Novaja grammatika] // Szczerba L. V. Language system and speech activities [Yazykovaja sistema i rechevaja dejatelnost]. Leningrad, 1974. Pp. 74–77.