Четверг, 28 мартаИнститут «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций» СПбГУ
Shadow

Медиалингвистика в Германии

Вве­де­ние. Насто­я­щий обзор посвя­щен рас­смот­ре­нию медиа­линг­ви­сти­че­ских пер­спек­тив, кото­рые воз­ник­ли и воз­ни­ка­ют в Гер­ма­нии в свя­зи с изу­че­ни­ем раз­но­об­раз­ных тек­сто­вых реа­ли­за­ций и спо­со­бов их оцен­ки в медиа. Рас­смот­ре­ние мно­го­чис­лен­ных медий­ных фено­ме­нов, кото­рые реа­ли­зу­ют­ся в печат­ной и элек­трон­ной медиа­сре­де, невоз­мож­но без изу­че­ния групп медиа­про­дук­тов (тек­стов в широ­ком смыс­ле сло­ва и их диги­таль­ных носи­те­лей, к кото­рым отно­сят­ся совре­мен­ные поко­ле­ния средств достав­ки инфор­ма­ции). В них мы отме­ча­ем все новые и новые «отпе­чат­ки медий­ной дей­стви­тель­но­сти», т. е. тех­ни­че­ские арте­фак­ты, функ­ци­о­ни­ро­ва­ние кото­рых после­до­ва­тель­но опре­де­ля­ет­ся дей­стви­я­ми обще­ствен­ных инсти­ту­тов и их струк­тур (изда­тель­ских домов, поис­ко­вых систем, радио- и теле­кор­по­ра­ций и т. п.).

Не слу­чай­но еще со вре­мен ком­му­ни­ка­тив­но-праг­ма­ти­че­ско­го пово­ро­та изу­че­ние меди­аль­но опо­сре­до­ван­но­го рече­упо­треб­ле­ния ста­но­вит­ся само­сто­я­тель­ным направ­ле­ни­ем. Сего­дня оно пред­став­ля­ет собой доста­точ­но моло­дое ответв­ле­ние в линг­ви­сти­ке и про­яв­ля­ет себя как меж­дис­ци­пли­нар­ное, под­твер­ждая неиз­мен­ный иссле­до­ва­тель­ский инте­рес в отно­ше­нии объ­ек­тов ком­му­ни­ка­ции, медий­ных кана­лов: прес­сы, радио, теле­ви­де­ния, Интер­не­та [Hutchby 2006; Burger, Luginbühl 2014], а так­же их сете­вых реа­ли­за­ций в «новых» медиа [Neuere Entwicklungen 2006; Runkehl, Schlobinski, Siever 1998; Pragmatics of Computer-Mediated Communication 2013].

Но если ком­му­ни­ка­ция как нау­ка с ее социо­ло­ги­че­ским гори­зон­том в каче­стве «стар­то­во­го трам­пли­на» исполь­зу­ет меж­лич­ност­ную пси­хо­ло­гию (отно­ше­ния меж­ду отпра­ви­те­лем и полу­ча­те­лем, реа­ли­зу­е­мые в акте ком­му­ни­ка­ции), то в меди­а­ис­сле­до­ва­ни­ях вполне раз­ли­чим некий исто­ри­че­ский гори­зонт, на фоне кото­ро­го осу­ществ­ля­ют­ся регу­ляр­ные тех­ни­че­ские демон­стра­ции (performance) с уча­сти­ем мате­ри­аль­но­го носи­те­ля. Дру­гие дис­ци­пли­ны, напри­мер медиа­ло­гия, ком­му­ни­ка­ти­ви­сти­ка, жур­на­ли­сти­ка, пере­се­ка­ют­ся с медиа­линг­ви­сти­кой лишь частич­но. Поэто­му исти­на о том, что медиа не могут обхо­дить­ся без язы­ка, отча­сти оста­ет­ся непод­твер­жден­ной, что при опре­де­ле­нии пред­ме­та иссле­до­ва­ния дела­ет его несколь­ко маргинализированным.

Опре­де­ляя медиа­линг­ви­сти­ку как линг­ви­сти­че­скую дис­ци­пли­ну, заня­тую изу­че­ни­ем исполь­зо­ва­ния язы­ка (рече­упо­треб­ле­ния) в сфе­ре медий­ной ком­му­ни­ка­ции, отме­тим ее место на пере­се­че­нии язы­ко­зна­ния и медиа­ло­гии. Дело в том, что совре­мен­ные нова­ции вно­сят посто­ян­ную дина­ми­ку в раз­ви­тие тех­ни­ки и тех­но­ло­гий, исполь­зу­е­мых для пере­да­чи инфор­ма­ции, что так­же не спо­соб­ству­ет чет­ко­сти в опре­де­ле­нии тер­ми­на [Neuere Entwicklungen 2006; Chat-Kommunikation 2001]. Извест­ные кон­тро­вер­зы в части раз­гра­ни­че­ния меж­ду ста­ры­ми (по мне­нию Н. Боль­ца, они слу­жат мета­фо­ри­че­ски­ми спо­со­ба­ми ори­ен­та­ции в циф­ро­вом про­стран­стве [Больц 2011: 27]) и новы­ми медиа, а так­же их тек­сто­вы­ми реа­ли­за­ци­я­ми под­твер­жда­ют ста­тус медиа­линг­ви­сти­ки как науч­ной дис­ци­пли­ны, зани­ма­ю­щей­ся изу­че­ни­ем вари­а­тив­ных воз­мож­но­стей исполь­зо­ва­ния язы­ка в сред­ствах мас­со­вой инфор­ма­ции. Все это обу­слов­ли­ва­ет оформ­ле­ние медиа­линг­ви­сти­ки как само­сто­я­тель­но­го направ­ле­ния, кото­рое в тече­ние послед­них деся­ти­ле­тий стре­мит­ся отре­флек­си­ро­вать спе­ци­фи­ку язы­ко­во­го раз­ви­тия в усло­ви­ях инфор­ма­ци­он­но­го обще­ства. При этом оче­вид­но, что сфе­ра мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции полу­ча­ет при­о­ри­тет­ное зна­че­ние имен­но бла­го­да­ря зна­чи­тель­но­му при­ра­ще­нию объ­е­мов рече­вых прак­тик [Доб­рос­клон­ская, Чжан 2015: 9], а сам тер­мин медиа­линг­ви­сти­ка в широ­ком репер­ту­а­ре медиа мани­фе­сти­ру­ет дей­ствие мно­же­ства «удо­сто­ве­ре­ний лич­но­сти», в зави­си­мо­сти от того, как та или иная дис­ци­пли­на вычер­чи­ва­ет на одном и том же антро­по­ло­ги­че­ском фоне свою ярко выра­жен­ную и при­ви­ле­ги­ро­ван­ную фигу­ру, рефе­рен­цию [Там же].

Таким обра­зом, медиа­линг­ви­сти­ка как поле изу­че­ния язы­ка медиа ока­зы­ва­ет­ся весь­ма попу­ляр­ной номи­на­ци­ей, име­ю­щей несколь­ко реклам­ный отте­нок. Тер­мин ком­пак­тен и вос­тре­бо­ван, отче­го он полу­ча­ет непло­хие потен­ции для даль­ней­ше­го рас­про­стра­не­ния не толь­ко внут­ри медий­ной сре­ды, но и в нау­ке в целом. Вер­но одно: медиа­линг­ви­сти­ка дает повод заду­мать­ся над ее смыс­лом, что­бы рас­се­ять сомне­ния и очер­тить воз­мож­ные (медиа)лингвистические пер­спек­ти­вы. С одной сто­ро­ны, они опре­де­ля­ют­ся общи­ми инте­ре­са­ми линг­ви­сти­ки, а с дру­гой сто­ро­ны, фор­ми­ру­ют осо­бый медиа­линг­ви­сти­че­ский тер­рен (terrain1), уточ­ня­ю­щий спе­ци­фи­че­ские поста­нов­ки вопро­са и гипо­те­ти­че­ские гра­ни­цы дисциплины.

Появ­ле­ние медиа­линг­ви­сти­ки в каче­стве тер­ми­на впер­вые отме­че­но в самом нача­ле ХХI в. Его пер­вое упо­ми­на­ние дати­ру­ет­ся 2000 г., и с тече­ни­ем вре­ме­ни оно исполь­зу­ет­ся все актив­нее. Так, по край­ней мере в авгу­сте 2014 г. поис­ко­вая систе­ма Google дава­ла уже более 18 000 поис­ко­вых вхож­де­ний «медиа­линг­ви­сти­ка», при том что лек­си­ко­гра­фи­ро­ва­ние это­го тер­ми­на идет очень мед­лен­но. В самом извест­ном немец­ко­языч­ном элек­трон­ном ресур­се — Сло­ва­ре Дуде­на (duden​.de) — это поня­тие пока еще не зафик­си­ро­ва­но совсем. Нет это­го тер­ми­на и в бумаж­ной вер­сии сло­ва­ря, изда­ние кото­ро­го осу­ществ­ля­ет­ся под патро­на­том Инсти­ту­та немец­ко­го язы­ка (Institut für Deutsche Sprache Mannheim), что исход­но пред­по­ла­га­ет систем­ную рабо­ту над обнов­ле­ни­ем словника.

Медиа­линг­ви­сти­ка (в запад­но­ев­ро­пей­ских тер­ми­но­ло­ги­ях media study, media discourse analysis, Medienlinguistik, linguistique des médias) зани­ма­ет место меж­ду линг­ви­сти­кой (=общая тео­рия язы­ка) и нау­ка­ми, изу­ча­ю­щи­ми сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции. Это еще раз под­твер­жда­ет мысль о том, что медиа­линг­ви­сти­ка явля­ет­ся состав­ной частью (linguistische Teildisziplin) общей линг­ви­сти­ки [Perrin 2006: 256] и охва­ты­ва­ет систе­му меди­а­ком­му­ни­ка­ций, нахо­дя­щих свое вопло­ще­ние в газе­тах, жур­на­лах, на радио, теле­ви­де­нии, в Интер­не­те и т. д. Медиа­линг­ви­сти­ка актив­но под­пи­ты­ва­ет­ся дости­же­ни­я­ми дру­гих дис­ци­плин: фило­со­фии, социо­ло­гии, поли­то­ло­гии, обще­ство­ве­де­ния, жур­на­ли­сти­ки, пси­хо­ло­гии и т. п. При всей слож­но­сти осво­е­ния про­цес­сов, с помо­щью кото­рых сооб­ще­ние отправ­ля­ет­ся, цир­ку­ли­ру­ет и нахо­дит сво­е­го адре­са­та, медиа­линг­ви­сти­ка выпол­ня­ет важ­ную мис­сию — осу­ществ­ля­ет точ­ную настрой­ку (feine Einstellung) в тех рас­плыв­ча­тых зонах соци­аль­ной жиз­ни, в кото­рых обще­ство еще не доста­точ­но осве­дом­ле­но о ста­нов­ле­нии и сути идей, отче­го послед­ние часто ста­вят­ся под сомне­ние. По этой при­чине дей­ствен­ность медиа не ста­но­вит­ся явным «выиг­ры­шем», полу­чен­ным в резуль­та­те позна­ния, но она может возы­меть опре­де­лен­ный спон­тан­ный или осво­бо­ди­тель­ный эффект в отно­ше­нии наше­го кол­лек­тив­но­го бре­да [Дебре 2010: 284].

Что каса­ет­ся мето­дов иссле­до­ва­ния, мож­но ска­зать, что в кон­цеп­ту­аль­ном плане и как пред­мет иссле­до­ва­ния медиа­линг­ви­сти­ка нахо­дит­ся на пере­се­че­нии раз­лич­ных линг­ви­сти­че­ских, ком­му­ни­ка­тив­ных и куль­ту­ро­ло­ги­че­ских плос­ко­стей. Отно­ше­ния в систе­ме медиа изме­ня­ют рече­упо­треб­ле­ние, а сле­до­ва­тель­но, вли­я­ют на общее исполь­зо­ва­ние язы­ка, что ста­вит медиа­линг­ви­сти­ку на пере­кре­сток меж­ду про­из­вод­ством вер­баль­ных ком­му­ни­ка­тив­ных про­дук­тов и их медий­ной рецеп­ци­ей. При всей прак­ти­ко-ори­ен­ти­ро­ван­но­сти медиа­линг­ви­сти­ки ее ана­лиз нерав­но­зна­чен дру­гим видам ана­ли­за содер­жа­ния. Медиа­се­ми­о­ти­ка, напри­мер, отли­ча­ет­ся от дру­гих зна­ко­вых систем, но актив­но участ­ву­ет в кон­сти­ту­и­ро­ва­нии меди­а­тек­ста. Она исполь­зу­ет кано­ни­че­ские мето­ды ана­ли­за содер­жа­ния, хотя и огра­ни­че­на спо­со­ба­ми рас­про­стра­не­ния и при­ме­не­ния соб­ствен­но медиа­линг­ви­сти­че­ских инстру­мен­тов, кото­рые, по понят­ным при­чи­нам, отлич­ны от кон­вен­ци­о­наль­но­го ана­ли­за содер­жа­ния (Inhaltsanalyse).

Таким обра­зом, сама медий­ная прак­ти­ка опре­де­ля­ет воз­мож­но­сти реше­ния каж­до­днев­ных про­блем, свя­зан­ных с адек­ват­ным опи­са­ни­ем и объ­яс­не­ни­ем прак­ти­че­ской дея­тель­но­сти жур­на­ли­сти­ки, что в конеч­ном ито­ге поз­во­ля­ет ком­плекс­но решать раз­но­об­раз­ные медиа­линг­ви­сти­че­ские зада­чи [Maurer, Reinemann 2006: 22–27]. Пред­ме­том иссле­до­ва­ния в медиа­линг­ви­сти­ке мож­но так­же счи­тать ситу­а­ции медий­ной ком­му­ни­ка­ции, кото­рые рас­смат­ри­ва­ют­ся как целе­на­прав­лен­ная ком­му­ни­ка­ция, одна­ко пред­став­ля­ют собой слег­ка «раз­мы­тый» спо­соб обще­ния в отно­ше­нии ауди­то­рий, на кото­рые это дей­ствие направ­ле­но. Внут­ри этой рам­ки чаще все­го воз­ни­ка­ет интер­пер­со­наль­ная меж­лич­ност­ная ком­му­ни­ка­ция, фик­си­ру­е­мая в новых меди­аль­ных фор­ма­тах: ток-шоу, пись­мах чита­те­лей, звон­ках сall-цен­тров и т. д. [Beißwenger, Storrer 2010]. Зна­чи­тель­ную роль в этом про­цес­се игра­ют Интер­нет и соци­аль­ные сети, кото­рые в сво­их при­ло­же­ни­ях исполь­зу­ют этот мас­сме­ди­аль­ный и одно­вре­мен­но интер­пер­со­наль­ный тип связи.

При всем при этом совре­мен­ная медиа­линг­ви­сти­ка оста­ет­ся важ­ным посред­ни­ком в пере­клю­че­нии кодов (code switching), кото­рое отра­жа­ет вза­и­мо­дей­ствие важ­ней­ших доме­нов — линг­ви­сти­ки и медиа. Будучи при­клад­ной нау­кой, она име­ет опре­де­лен­ные кор­ре­ля­ции с социо­ло­ги­ей тру­да, медий­ной эко­но­ми­кой и дидак­ти­кой [Perrin 2011: 270], хотя преж­де все­го в ней все же заклю­че­ны инте­ре­сы медиа и линг­ви­сти­ки тек­ста, так как они вза­и­мо­за­ви­си­мо участ­ву­ют в про­из­вод­стве медий­ных тек­стов: медиа обес­пе­чи­ва­ют опи­са­ние фона про­из­вод­ства тек­ста, а линг­ви­сти­ка заня­та изу­че­ни­ем акту­аль­но­го рече­упо­треб­ле­ния. Кро­ме того, подоб­ная кон­стел­ля­ция отра­жа­ет меди­аль­ные свя­зи с окру­жа­ю­щей сре­дой, опо­сре­дуя вза­и­мо­дей­ствие функ­ций и струк­тур медиа. Окру­жа­ю­щая сре­да (ср.: «эко­ло­гия медиа») вклю­ча­ет в себя их непо­сред­ствен­ное вза­и­мо­дей­ствие, диа­лог в ком­му­ни­ка­ции, вза­и­мо­свя­зи язы­ка и когни­тив­ных про­цес­сов. Но имен­но про­из­вод­ство меди­а­тек­стов, их иссле­до­ва­ние и опти­ми­за­ция не толь­ко в тео­ре­ти­че­ском, но и прак­ти­че­ском плане помо­га­ют достичь так назы­ва­е­мо­го луч­ше­го язы­ка (bessere Sprache) с тем, что­бы усо­вер­шен­ство­вать кон­вен­ци­о­наль­ные прак­ти­ки медиа и мас­со­во про­из­во­дить каче­ствен­ный медий­ный про­дукт [Ibid.: 272–273].

Медиа­линг­ви­сти­ка в Гер­ма­нии. Раз­ви­тие медиа­линг­ви­сти­ки в Гер­ма­нии послед­них лет идет по пути изу­че­ния форм и функ­ций меди­аль­но опо­сре­до­ван­ной ком­му­ни­ка­ции, оно по пра­ву ста­но­вит­ся пред­ме­том иссле­до­ва­ния как отдель­ной дис­ци­пли­ны [Perrin 2015], в систе­ме средств мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции [Burger, Luginbühl 2014], в линг­ви­сти­ке Интер­не­та [Crystal 2011; Marx, Weidacher 2014].

Дис­кус­сия о раз­ли­че­нии меди­аль­ных функ­ций тек­ста нача­лась в Гер­ма­нии в 2002 г. в виде отве­тов на вопро­сы анке­ты, кото­рые впо­след­ствии вышли в виде кни­ги под назва­ни­ем “Brauchen wir einen neuen Textbegriff?” («Зачем нам нуж­но новое поня­тие тек­ста?»). В нача­ле XXI в. эти идеи ста­ли отве­том на вопрос о функ­ци­о­ни­ро­ва­нии и после­ду­ю­щем опи­са­нии боль­шо­го коли­че­ства «новых» тек­стов и жан­ров, отра­жа­ю­щих раз­но­об­раз­ные «погра­нич­ные состо­я­ния» в усло­ви­ях гло­баль­ной медиа­ли­за­ции обще­ства [Fix 2002: 3].

Сле­ду­ет так­же отме­тить необ­хо­ди­мость пере­осмыс­ле­ния тео­ре­ти­че­ских вопро­сов, в част­но­сти семи­о­ти­че­ско­го пони­ма­ния тек­ста в усло­ви­ях куль­тур­ных пере­се­че­ний и рас­ши­ре­ния жан­ро­во­го репер­ту­а­ра. Эрих Штрас­снер, один из изда­те­лей трех­том­но­го тру­да “Medienwissenschaft. Ein Handbuch zur Entwicklung der Medien und Kommunikationsformen”, пока­зал, насколь­ко гете­ро­ген­ным может быть пони­ма­ние медиа и их мате­ри­аль­ных мани­фе­ста­ций, вклю­чая про­цес­сы и инсти­ту­ци­о­наль­ные функ­ции мас­сме­диа [Medienwissenschaft 1999–2002]. При­бли­зи­тель­но в это же вре­мя он же раз­ра­ба­ты­ва­ет тео­рию пери­о­ди­че­ских изда­ний и пуб­ли­ку­ет ее после­до­ва­тель­но в виде трех книг, отдель­но посвя­щен­ных газе­те, жур­на­лу и жур­на­лист­ским тек­стам [Straßner 1997; 1999; 2000].

В нача­ле XXI в. наи­бо­лее важ­ные идеи извест­но­го немец­ко­го иссле­до­ва­те­ля медиа З. Шмид­та были сфор­му­ли­ро­ва­ны им в целом ряде науч­ных работ, квинт­эс­сен­ция кото­рых, на наш взгляд, заклю­че­на в его глав­ном тру­де “Kalte Faszination: Medien, Kultur, Wissenschaft in der Mediengesellschaft” (Холод­ное оча­ро­ва­ние: медиа, куль­ту­ра, нау­ка в медий­ном обще­стве, 2000), в кото­ром З. Шмидт попы­тал­ся выве­сти инте­гра­тив­ную модель медиа. Такая модель, по мне­нию уче­но­го, осо­бен­но необ­хо­ди­ма, так как в ней соче­та­ют­ся два направ­ле­ния в медиа­ло­гии — тех­но­цен­три­че­ское и антро­по­ло­ги­че­ское, име­ю­щие весь­ма раз­лич­ные целе­по­ла­га­ния. Сво­ей инте­гра­тив­ной моде­лью З. Шмидт объ­еди­ня­ет пре­иму­ще­ства обо­их направ­ле­ний в одну ком­плекс­ную и коге­рент­ную медиа­мо­дель, для чего в каче­стве тео­ре­ти­че­ской осно­вы исполь­зу­ет кон­струк­ти­визм и систем­ную тео­рию Н. Лума­на [Schmidt 2000].

Но все же исход­ным момен­том оформ­ле­ния медиа­линг­ви­сти­ки как отдель­ной дис­ци­пли­ны в Гер­ма­нии (в совре­мен­ном ее пони­ма­нии) мож­но счи­тать извест­ный доклад гам­бург­ско­го про­фес­со­ра Яни­са Андроцо­пу­ло­са, про­чи­тан­ный им в 2003 г. для немец­ко­го Сою­за жур­на­ли­стов [Androutsopoulos 2003]. В нем скон­цен­три­ро­ва­ны основ­ные вызо­вы медиа­линг­ви­сти­ки, кото­рые пре­иму­ще­ствен­но каса­лись тех­ни­че­ских пара­мет­ров исполь­зо­ва­ния прес­сы, радио, теле­ви­де­ния, Интер­не­та в части реа­ли­за­ции язы­ка и опи­са­ния меди­аль­ных ком­по­зи­ци­он­ных форм в фор­маль­но выра­жен­ных функ­ци­о­наль­ных аспектах.

Важ­ной науч­но-спра­воч­ной рабо­той в этом ряду явля­ет­ся так­же «Лек­си­кон пуб­ли­ци­сти­ки и мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции», вышед­ший впер­вые в изда­тель­стве Fischer более 35 лет тому назад под редак­ци­ей пио­не­ра меди­а­ис­сле­до­ва­ний в Гер­ма­нии Эли­за­бет Ноэль-Ной­манн и двух при­знан­ных экс­пер­тов жур­на­ли­сти­ки Вин­фри­да Шуль­ца и Юрге­на Виль­ке. Кни­га явля­ет­ся прак­ти­че­ским руко­вод­ством по жур­на­ли­сти­ке и попу­ляр­ным спра­воч­ни­ком для медиа­линг­ви­стов. Пятое, пол­но­стью пере­ра­бо­тан­ное и допол­нен­ное изда­ние, в кото­ром доб­рая треть ста­тей посвя­ще­на изу­че­нию акту­аль­ной медиа­про­бле­ма­ти­ки, содер­жит раз­де­лы, посвя­щен­ные исто­рии немец­кой прес­сы, радио, кино, теле­ви­де­ния, меха­низ­мам медиа­воз­дей­ствия, а так­же про­дви­же­нию совре­мен­ных меди­а­тео­рий. Жур­на­ли­сти­ка в эпо­ху Интер­не­та пока­за­на как про­фес­сия, опре­де­ля­ю­щая харак­те­ри­сти­ки все­го меди­а­ланд­шаф­та [Fischer Lexikon 2009].

Медиа­линг­ви­сти­че­ское рас­смот­ре­ние в наши дни, как его видит Я. Андроцо­пу­лос, идет по сле­ду­ю­щим глав­ным направлениям:

  1. опре­де­ле­ние ком­му­ни­ка­тив­ных моде­лей в медиа;
  2. изу­че­ние харак­те­ра дей­ствий меди­аль­ной коммуникации;
  3. раз­ли­че­ние меж­ду язы­ком медиа и медий­ны­ми жан­ра­ми (типа­ми текста);
  4. уточ­не­ние отно­ше­ний меж­ду упо­треб­ле­ни­ем язы­ка и его исполь­зо­ва­ни­ем целе­вы­ми группами.

Подоб­ное тех­но­ло­ги­че­ское и инсти­ту­ци­о­наль­ное пони­ма­ние медиа­линг­ви­сти­ки в прин­ци­пе повто­ря­ет клас­си­че­ские шаги Н. Лума­на [Luhman 1996], кото­рые вклю­ча­ют в себя при­зна­ки, сфор­му­ли­ро­ван­ные позд­нее в пяти пунк­тах Г. Соттон­га и М. Мюл­ле­ра: 1) тех­ни­че­ские сред­ства: в осно­ве меди­а­ком­му­ни­ка­ции лежат акты уси­ле­ния и/или фик­са­ции выска­зы­ва­ния, что свя­за­но с уси­ле­ни­ем про­стран­ствен­ной или вре­мен­нóй дося­га­е­мо­сти в про­цес­се ком­му­ни­ка­ции (инфор­ми­ро­ва­ния); 2) тира­жи­ро­ва­ние: меди­а­ком­му­ни­ка­ции осу­ществ­ля­ют­ся одно­вре­мен­но в несколь­ких иден­тич­ных экзем­пля­рах сво­е­го мас­со­во­го рас­про­стра­не­ния; 3) доступ­ность: меди­аль­ные сооб­ще­ния доступ­ны для потен­ци­аль­ных чле­нов язы­ко­во­го кол­лек­ти­ва и одно­вре­мен­но для все­го инфор­ма­ци­он­но­го про­стран­ства; 4) еди­нич­ность ком­му­ни­ка­ции реа­ли­зу­ет­ся как пря­мое воз­дей­ствие и интерак­ция меж­ду отпра­ви­те­ля­ми и полу­ча­те­ля­ми речи; 5) уни­каль­ность реци­пи­ен­та: меди­аль­ные сооб­ще­ния направ­ле­ны на мас­со­во­го, ранее не иден­ти­фи­ци­ро­ван­но­го полу­ча­те­ля [Sottong, Müller 1998].

Инте­рес к медиа­линг­ви­сти­че­ским иссле­до­ва­ни­ям в Гер­ма­нии в систем­ном виде нашел отра­же­ние и в вышед­шей в Инсти­ту­те немец­ко­го язы­ка в Ман­гей­ме под редак­ци­ей М. Н. Воло­ди­ной кни­ге “Mediensprache und Мedienkommunikation” [Mediensprache und Мedienkommunikation 2013], объ­еди­нив­шей рабо­ты рос­сий­ских и немец­ких линг­ви­стов. Инте­рес к изу­че­нию медиа­ре­чи на мате­ри­а­ле немец­ко­го язы­ка неиз­беж­но застав­ля­ет обра­щать­ся к рос­сий­ско­му опы­ту в дан­ной обла­сти. Ана­лиз и совре­мен­ное состо­я­ние немец­кой медиа­линг­ви­сти­ки в нашей стране (см.: [Гри­ша­е­ва 2014]) обна­ру­жи­ва­ет все новые и новые импуль­сы для науч­но­го вза­и­мо­дей­ствия, что пред­по­ла­га­ет доста­точ­но глу­бо­кую про­ра­бот­ку дан­ной проблематики.

В каче­стве одно­го из важ­ных медиа­линг­ви­сти­че­ских ито­гов послед­не­го вре­ме­ни мож­но счи­тать вышед­шую в 2015 г. кни­гу Уль­ри­ха Шмит­ца «Вве­де­ние в медиа­линг­ви­сти­ку» [Schmitz 2015]. У. Шмитц (род. 1948 г.) — про­фес­сор гер­ма­ни­сти­ки и линг­ви­сти­ки уни­вер­си­те­та Дуйс­бург-Эссен, автор ряда извест­ных науч­ных и обра­зо­ва­тель­ных медиа­про­ек­тов (LAUD, PortaLingua, Linse-List и др.). Дан­ная кни­га носит пре­иму­ще­ствен­но учеб­ный харак­тер (она вышла в серии “Einführung Germanistik”), но, несмот­ря на это, ее мож­но счи­тать вполне удач­ным вве­де­ни­ем в про­бле­ма­ти­ку. По сво­им целям и зада­чам она дает в сум­ме неплохую прак­ти­че­скую пер­спек­ти­ву состо­я­ния медиа­линг­ви­сти­ки и одно­вре­мен­но ее акту­аль­ный срез. «Вве­де­ние в медиа­линг­ви­сти­ку» в пол­ной мере отра­жа­ет медиа­линг­ви­сти­че­скую ситу­а­цию, сло­жив­шу­ю­ся в Гер­ма­нии и немец­ко­го­во­ря­щих стра­нах. Это и понят­но, так как медий­ное раз­ви­тие во мно­гом пред­вос­хи­ща­ет и даже пре­вос­хо­дит идеи уче­ных [Crystal 2011; Marx, Weidacher 2014]. Отме­тим тот факт, что, несмот­ря на всю пер­спек­тив­ность иссле­до­ва­ния элек­трон­ных медиа, зна­чи­тель­ное место зани­ма­ет все еще клас­си­че­ское медиаприменение.

Нель­зя не отме­тить науч­ную дея­тель­ность Дани­э­ля Пер­ре­на и преж­де все­го его кни­гу «Медиа­линг­ви­сти­ка» (Medienlinguistik) [Perrin 2006], вышед­шую впер­вые в 2006 г. и выдер­жав­шую к 2015 г. три изда­ния. После ее про­чте­ния неслож­но сде­лать вывод о том, что за послед­ние деся­ти­ле­тия в раз­ви­тии дис­ци­пли­ны про­изо­шли суще­ствен­ные изме­не­ния, как в тео­ре­ти­че­ском, так и в прак­ти­че­ском (тех­но­ло­ги­че­ском) плане. При этом если для У. Шмит­ца цен­траль­ным момен­том явля­ет­ся изу­че­ние клас­си­че­ских меди­аль­ных про­дук­тов, реа­ли­зу­ю­щих­ся глав­ным обра­зом в печат­ной прес­се, на радио и теле­ви­де­нии, то кон­цеп­ция Д. Пер­ре­на опи­ра­ет­ся на более широ­кую поста­нов­ку вопро­са, в подроб­но­стях вклю­ча­ю­щую в себя кон­цеп­ции совре­мен­ной медиа­линг­ви­сти­ки. В этом смыс­ле экзем­пляр­ный ана­лиз диа­ло­гов или SMS-сооб­ще­ний, пред­ла­га­е­мый У. Шмит­цем, мож­но счи­тать вполне акцеп­та­бель­ным, если мы стре­мим­ся полу­чить деталь­ную кар­ти­ну ком­пью­тер­но-опо­сре­до­ван­ной ком­му­ни­ка­ции, кото­рую нель­зя исклю­чать из поля зре­ния, преж­де все­го по при­чине дей­ствия широ­ко­го спек­тра новых медиа с их ярко выра­жен­ной динамикой.

Таким обра­зом, совре­мен­ное состо­я­ние медиа­линг­ви­сти­ки в Гер­ма­нии в пол­ной мере вери­фи­ци­ру­ет идею о том, что соеди­не­ние медиа­линг­ви­сти­ки и куль­тур­но-исто­ри­че­ской тра­ди­ции Х. Бур­ге­ра при­зва­но про­де­мон­стри­ро­вать сба­лан­си­ро­ван­ное сти­ли­сти­че­ское раз­но­об­ра­зие и дина­ми­че­ское раз­ви­тие, пока­зать объ­ем и дета­ли­за­цию медиа­линг­ви­сти­ки, рас­ши­рить наши пред­став­ле­ния отно­си­тель­но тек­сто­линг­ви­сти­че­ско­го и сти­ли­сти­че­ско­го ана­ли­за меди­а­тек­стов, ины­ми сло­ва­ми, дать нечто боль­шее в отно­ше­нии изу­че­ния все­го язы­ка медиа [Burger 2005].

Медиа­сфе­ра и медий­ное рече­упо­треб­ле­ние: про­из­вод­ство и рецеп­ция сооб­ще­ний. Состо­я­ние медиа­линг­ви­сти­ки в Гер­ма­нии отра­жа­ет важ­ные совре­мен­ные дости­же­ния наук в обла­сти тра­ди­ци­он­ных форм ком­му­ни­ка­ции, так как раз­ви­тие новых ком­му­ни­ка­тив­ных форм пред­по­ла­га­ет раз­но­об­ра­зие медий­ных про­дук­тов и свя­зан­ное с ним каче­ство медий­ных изме­не­ний (Medienwandel). Медиа­линг­ви­сти­ка кон­цен­три­ру­ет свое вни­ма­ние на иссле­до­ва­нии жан­ров медиа, кото­рые отра­жа­ют потен­ци­ал поля медий­ной пуб­лич­но­сти, затра­ги­вая при этом адек­ват­ные ком­по­зи­ци­он­но-рече­вые фор­мы. При этом то, что сего­дня отли­ча­ет совре­мен­ную медиа­линг­ви­сти­че­скую ситу­а­цию в Гер­ма­нии, сле­ду­ет под­верг­нуть глу­бо­ко­му сти­ли­сти­че­ско­му ана­ли­зу или срав­не­нию. Это под­ра­зу­ме­ва­ет так­же широ­кое осво­е­ние про­бле­ма­ти­ки, свя­зан­ной с изу­че­ни­ем тек­сто­вых образ­цов (Textmuster).

Перед медиа­линг­ви­сти­кой нача­ла ХХI в. сто­ит зада­ча не толь­ко каче­ствен­но объ­яс­нить новую суть тек­стов, но и выявить их функ­ци­о­наль­ные диф­фе­рен­ци­а­ции [Habscheid 2009: 93]. Что­бы опре­де­лить меха­низ­мы кон­стру­и­ро­ва­ния тек­стов, необ­хо­ди­мо про­ник­нуть в при­ро­ду, оформ­лен­ность и струк­ту­ру самих медиа. И это мож­но счи­тать про­грам­мой общей линг­ви­сти­че­ской меди­а­тео­рии, отра­жа­ю­щей важ­ней­шие детер­ми­нан­ты в иссле­до­ва­нии язы­ка медиа [Ibid.: 93]. Пока­за­тель­но, что в цен­тре инте­ре­са иссле­до­ва­те­лей ока­зы­ва­ет­ся поня­тие меди­аль­но­сти, вклю­чая его вза­и­мо­дей­ствие с дру­ги­ми поня­ти­я­ми, в том чис­ле в отра­же­нии акту­аль­ных рече­вых реа­ли­за­ций в медиа (см.: [Holly 1997; Jäger 2004]).

Исполь­зу­е­мые в медиа­линг­ви­сти­ке поня­тия: текст, жанр тек­ста, тип тек­ста, меди­а­текст и тому подоб­ные — при­зы­ва­ют иссле­до­ва­те­ля обра­тить­ся к широ­ко­му кор­пу­су меди­а­тек­стов, что важ­но не толь­ко для обще­го поня­тий­но­го охва­та все­го того ново­го, что про­ис­хо­дит в совре­мен­ных медиа, но и для фик­са­ции имен­но рече­во­го, тек­сто­во­го про­фи­ля меди­а­тек­стов, отра­жа­ю­ще­го отно­ше­ния меж­ду отдель­ны­ми его экзем­пля­ра­ми (Textexemplare). Ведь харак­те­ри­сти­ка сти­ля и сфор­ми­ро­ван­ность медий­ной куль­ту­ры будут опре­де­лять­ся в ито­ге той ком­му­ни­ка­тив­ной ситу­а­ци­ей, внут­ри кото­рой про­ис­хо­дит закреп­ле­ние опре­де­лен­ных ком­му­ни­ка­тив­ных форм, кото­рые или уже суще­ству­ют, или рож­да­ют­ся вновь.

Все это нема­ло спо­соб­ству­ет так назы­ва­е­мо­му дина­ми­че­ско­му изме­не­нию свойств меди­а­тек­ста. Сколь­ко изме­не­ний долж­но про­изой­ти с тек­стом, пока он не перей­дет в новый меди­а­жанр? Ответ на этот вопрос заклю­ча­ет­ся в изу­че­нии кон­вен­ци­о­наль­ных свойств тек­ста, фик­си­ру­ю­щих при­чи­ны «уми­ра­ния» ста­рых тек­стов. Важ­но так­же иметь в виду сверх­пред­ло­же­ние тек­стов, вызван­ных к жиз­ни «новы­ми медиа», и теми, что моди­фи­ци­ру­ют­ся из «ста­рых». Боль­шая груп­па тра­ди­ци­он­ных меди­а­жан­ров при­спо­саб­ли­ва­ет­ся к новым усло­ви­ям, но все же сохра­ня­ет свой ста­тус и харак­те­ри­сти­ки «исход­но­го» тек­ста [Пас­ту­хов 2014а: 214].

Впо­след­ствии этот кор­пус тек­стов (раз­лич­ной сте­пе­ни слож­но­сти и сба­лан­си­ро­ван­но­сти) актив­но всту­па­ет во вза­и­мо­дей­ствие с дру­ги­ми жан­ра­ми, типа­ми тек­ста и даже зна­ко­вы­ми систе­ма­ми. В медиа­дис­кур­се они фор­ми­ру­ют мно­же­ствен­ный мас­сив по какой-либо теме, обла­сти зна­ний, кото­рый состо­ит из выска­зы­ва­ний, целе­по­ла­га­ний, функ­ций и иных фраг­мен­тов, обра­зу­ю­щий общие свя­зи [Busse, Teubert 1994: 12–13]. Ана­ло­гич­но­го мне­ния при­дер­жи­ва­ют­ся Кл. Фра­ас и З. Вих­тер, кото­рые счи­та­ют, что медиа­дис­курс не толь­ко мани­фе­сти­ру­ет нали­чие при­вя­зан­но­сти (свя­зан­но­сти) с какой-либо общей темой; более того, сама тема «вхо­дит» в дис­курс «интер­тек­сту­аль­но», т. е. на осно­ве вза­и­мо­дей­ствия тек­стов [Fraas 1996: 164–165].

Медиа­линг­ви­сти­ка и медий­ный репер­ту­ар: меди­а­жан­ры. Нет сомне­ния, что функ­ци­о­наль­но-жан­ро­вая при­над­леж­ность тек­ста явля­ет­ся важ­ней­шим пара­мет­ром типо­ло­ги­че­ско­го опи­са­ния тек­стов мас­со­вой инфор­ма­ции (меди­а­тек­стов). Под­твер­дим, что систе­ма­ти­за­ция жан­ров медиа­ре­чи все­гда была доволь­но труд­ной зада­чей, что объ­яс­ня­ет­ся ком­плекс­но­стью опре­де­ле­ния поня­тия «жанр» [Доб­рос­клон­ская, Чжан 2015: 15].

Нель­зя не ука­зать и на рамоч­ные усло­вия суще­ство­ва­ния того набо­ра, кото­рый при­ня­то име­но­вать меди­а­жан­ра­ми. Бро­са­ет­ся в гла­за оче­вид­ный факт: медиа не про­сто закреп­ля­ют за собой поле кон­вен­ци­о­наль­ных жан­ров, а все боль­ше несут в себе при­зна­ки муль­ти­мо­даль­ных медий­ных пред­ло­же­ний, в кото­рых раз­го­вор­ная и пись­мен­ная фор­мы высту­па­ют в каче­стве еди­но­го цело­го. Ком­би­на­ции и после­до­ва­тель­но­сти в пред­став­ле­нии жан­ров (кор­ре­спон­ден­ция, репор­таж, хро­ни­ка, обзор и т. д.), функ­ци­о­ни­ру­ю­щие в медиа­дис­кур­се и про­яв­ля­ю­щи­е­ся в раз­лич­ных фазах по обе сто­ро­ны ком­му­ни­ка­тив­но­го про­цес­са, отра­жа­ют вос­тре­бо­ван­ность в созда­нии новых медиа­фор­ма­тов и одно­вре­мен­но сохра­не­ние фик­си­ро­ван­но­го стан­дар­та пуб­ли­ка­ции. С уче­том этой рутин­ной рабо­ты в прак­ти­че­ской плос­ко­сти жур­на­ли­сти­ки ока­зы­ва­ет­ся дей­ствие дистан­ци­ро­ван­ной моде­ли пред­став­ле­ния ново­стей, кото­рая в послед­нее вре­мя пре­вра­ща­ет­ся в дина­ми­че­скую и «пара­со­ци­аль­ную интерак­цию осо­бо­го уров­ня посред­ни­че­ства» [Luginbühl 2014: 307].

Дис­кур­сив­ные под­хо­ды в медий­ном жан­ро­ве­де­нии раз­но­сто­ронне отра­жа­ют воз­мож­но­сти вли­я­ния меди­аль­ных или ком­му­ни­ка­тив­ных ситу­а­ций на рече­упо­треб­ле­ние, т. е. на кон­крет­ное исполь­зо­ва­ние язы­ка. Не слу­чай­но в фокус иссле­до­ва­тель­ско­го инте­ре­са попа­да­ют целе­вые ауди­то­рии, кото­рые услов­но мож­но раз­ли­чать по их функ­ци­о­наль­но­му или соци­аль­но­му при­зна­ку, как то: мас­сме­диа, бло­ги, соци­аль­ные сети и тому подоб­ное [Beißwenger, Hoffmann, Storrer 2004], опо­сре­ду­ю­щие раз­лич­ные ком­му­ни­ка­тив­ные фор­мы: e‑mail, чат, ново­сти и т. д. Важ­ную роль здесь игра­ет «связ­ка» част­ных аспек­тов в иссле­до­ва­нии медиа, каса­ю­щих­ся, напри­мер, роли заго­лов­ка, соот­но­ше­ния тек­ста и кар­тин­ки, глу­би­ны изло­же­ния, сте­пе­ни «при­ват­но­сти» в чатах или интер­пер­со­наль­ной ком­му­ни­ка­ции и др.

Одна­ко тер­ми­но­ло­ги­че­ские труд­но­сти и даже раз­ли­чия «опи­са­тель­но­го» харак­те­ра отдель­ных жан­ров, заре­зер­ви­ро­ван­ные для подоб­ных объ­ек­тов, пока­зы­ва­ют «обрат­ное пира­ми­даль­ное устрой­ство» сооб­ще­ния. «Обра­бот­ка собы­тий как сво­е­го рода объ­ек­тов», как, напри­мер, в Bericht (сооб­ще­нии), отно­сит­ся к важ­ней­шим «повест­во­ва­тель­ным аль­тер­на­ти­вам», отлич­ным от чисто­го «повест­во­ва­ния» в тех «вари­ан­тах сооб­ще­ния» [Luginbühl 2014: 373], кото­рые не явля­ют­ся чисты­ми нарративами.

Необ­хо­ди­мо так­же ука­зать на важ­ность рас­смот­ре­ния смеж­ных кон­цеп­тов, таких как ком­му­ни­ка­тив­ная фор­ма (Kommunikationsform), жанр тек­ста (Textsorte), модус (Modus), знак (Zeichen), кото­рые раз­ви­ва­ют­ся опе­ра­ци­о­наль­но и вполне само­сто­я­тель­но. Для медиа­линг­ви­сти­че­ско­го изу­че­ния важ­но, что оно опи­ра­ет­ся как на тра­ди­ци­он­ное пони­ма­ние зна­ка, так и на его кор­ре­ля­ции меж­ду ико­ной (Ikone), индек­сом (Index) и сим­во­лом (Symbol). Дан­ная семи­о­ти­че­ская поста­нов­ка вопро­са помо­га­ет осо­знать воз­мож­но­сти их раз­ли­че­ния в медиа­линг­ви­сти­че­ском плане. Будучи заклю­чен­ным в аутен­тич­ные гра­ни­цы ком­му­ни­ка­ции, меди­аль­но опо­сре­до­ван­ное рече­упо­треб­ле­ние явля­ет­ся не толь­ко важ­ней­шим ее про­дук­том, но и осо­бым ком­му­ни­ка­тив­ным дей­стви­ем [Schmitz 2015: 12]. В соот­вет­ствии с этим зна­ко­вая модель изу­че­ния медиа кажет­ся вполне при­ем­ле­мой, так как в ней не толь­ко обособ­ля­ют­ся клас­сы зна­ков, но и наме­ча­ют­ся очер­та­ния само­го «зна­ко­во­го дей­ствия» [Bühler 1934].

Ком­му­ни­ка­тив­ные фор­мы сле­ду­ет отли­чать от жан­ров. Даже стиль тек­ста может отли­чать­ся в пре­де­лах одной ком­му­ни­ка­тив­ной фор­мы [Habscheid 2009: 100], в чем тоже есть раци­о­наль­ное зер­но. Оно заклю­ча­ет­ся в сти­ли­сти­че­ском тек­сто-оформ­ле­нии, при кото­ром текст стро­ит­ся в соот­вет­ствии с ситу­а­тив­ны­ми усло­ви­я­ми и актив­но моде­ли­ру­ет воз­мож­ные сти­ли­сти­че­ские кон­струк­ции смыс­лов (пред­став­ле­ние в тек­сте авто­ра, темы, вре­ме­ни и места дей­ствия и т. п.) [Sandig 1996].

В этой свя­зи в немец­кой медиа­линг­ви­сти­ке сло­жи­лись сле­ду­ю­щие обо­зна­че­ния: пуб­ли­ци­сти­че­ские жан­ры (publizistische Gattungen), жур­на­лист­ские жан­ры (journalistische Gattungen), жур­на­лист­ские ком­по­зи­ци­он­но-рече­вые фор­мы (journalistische Darstellungsformen, journalistische Darstellungsweisen), жур­на­лист­ские сти­ле­вые фор­мы (journalistische Stilformen), жур­на­лист­ские тек­сто­вые жан­ры (journalistische Textgattungen). Из дан­но­го раз­но­об­ра­зия мы видим, что тер­мин journalistische Darstellungsformen полу­ча­ет при­о­ри­тет­ное зна­че­ние. Сле­ду­ет отме­тить, что его рас­про­стра­нен­ность свя­за­на с дей­стви­ем клас­си­фи­ка­ций, при­ня­тых в немец­кой медиа­линг­ви­сти­ке, кото­рые харак­тер­ны глав­ным обра­зом для печат­ной прес­сы [Speck 2016: 80]. Функ­ци­о­наль­но он соот­вет­ству­ет обще­линг­ви­сти­че­ско­му поня­тию Textsorten (жанр тек­ста) и охва­ты­ва­ет клас­сы тек­стов, нахо­дя­щих­ся на одном уровне тек­сто­вой (рече­вой) иерар­хии. При этом, как пишет С. Шпек, их соот­не­се­ние с тер­ми­ном Textsorte на уровне язы­ка недо­пу­сти­мо [Speck 2016: 80].

Инту­и­тив­но ощу­ща­ет­ся необ­хо­ди­мость и дру­гих клас­си­фи­ка­ций жан­ров совре­мен­ных медиа, обслу­жи­ва­ю­щих пред­мет­ное инфор­ми­ро­ва­ние (=Nachrichten-Darstellungsformen): Nachrichtenstilform, darstellende Stilformen, informationsorientierte Darstellungsformen, faktenorientierte Darstellungsformen, informierende Darstellungsformen, выра­же­ние мне­ния (=meinungsbetonte Darstellungsformen): Meinungs-Darstellungsformen, Meinungsbeiträge, meinungsäußernde/kommentierende Darstellungsformen, kommentierende Stilformen, а так­же слу­жа­щих целям раз­вле­че­ния [Speck 2016: 80–81].

По понят­ным при­чи­нам гра­ни­цы меж­ду част­ной (интер­пер­со­наль­ной) и мас­сме­ди­аль­ной ком­му­ни­ка­ци­ей год от года сти­ра­ют­ся; на их осно­ве воз­ни­ка­ют новые гибрид­ные ком­му­ни­ка­тив­ные фор­мы, в кото­рых ком­му­ни­ка­ция реа­ли­зу­ет­ся под воз­дей­стви­ем спе­ци­фи­че­ских меди­аль­ных пара­мет­ров. Это важ­ное обсто­я­тель­ство дает сти­мул для изу­че­ния инте­рес­ных в эмпи­ри­че­ском плане рече­вых мани­фе­ста­ций интер­тек­сту­аль­но­сти, суще­ству­ю­щих в реа­ли­за­ци­он­ных фор­мах гибрид­но­го свой­ства. Послед­ние, хотя и раз­ли­ча­ют­ся фор­ма­та­ми адре­са­ции, осо­бен­но­стя­ми де- и рекон­тек­сту­а­ли­за­ции, спо­со­ба­ми цити­ро­ва­ния, мета­ком­му­ни­ка­тив­ным пред­став­ле­ни­ем тем, как в инди­ви­ду­аль­ной, так и в мас­сме­ди­аль­ной пози­ци­ях, тре­бу­ют обра­ще­ния к иллю­стра­тив­ным при­ме­рам, с помо­щью кото­рых будет пока­за­на линг­ви­сти­че­ская пер­спек­ти­ва новых гибрид­ных ком­му­ни­ка­тив­ных форм. Оче­вид­но, что с ними гра­ни­чат так назы­ва­е­мые тек­сто­вые про­фи­ли (Textprofile), воз­ни­ка­ю­щие в зазо­ре меж­ду раз­лич­ны­ми меди­а­жан­ра­ми и фик­си­ру­ю­щие общие функ­ции инфор­ми­ро­ва­ния и мани­пу­ли­ро­ва­ния в медиатексте.

Вза­и­мо­дей­ствие и дина­ми­ка жан­ров меди­а­тек­ста поз­во­ля­ют, таким обра­зом, реаль­но оце­нить про­ис­хо­дя­щее, сде­лать выво­ды о том, как тек­сто­об­ра­зо­ва­ние, осу­ществ­ля­е­мое через дина­ми­ку так назы­ва­е­мых тек­сто­вых образ­цов, дей­ству­ет по сво­им осо­бым пра­ви­лам и участ­ву­ет в оформ­ле­нии новей­ших ком­му­ни­ка­тив­ных прак­тик, кото­рые есте­ствен­ным обра­зом ощу­ща­ют на себе дей­ствие норм и цен­но­стей в обще­стве. Имен­но в их отно­ше­ни­ях с соци­у­мом мы заме­ча­ем печать «неви­ди­мой руки собы­тий», кото­рая едва ли может гаран­ти­ро­вать жела­е­мый уро­вень «пред­ска­зан­но­сти», по край­ней мере в отно­ше­нии про­цес­сов, харак­те­ри­зу­ю­щих­ся раз­лич­ны­ми фаза­ми с низ­кой или высо­кой динамикой.

Меди­а­текст: меж­ду бумаж­ным и элек­трон­ным. Медиа­линг­ви­сти­ка толь­ко тогда име­ет функ­ци­о­наль­ную пер­спек­ти­ву, когда она вос­при­ни­ма­ет­ся как резуль­тат ком­плекс­но­го слож­но­го акци­о­наль­но­го дей­ствия. Об этом сви­де­тель­ству­ют мно­го­чис­лен­ные тру­ды немец­ких медиа­линг­ви­стов, отра­жа­ю­щие систе­ма­ти­ку медий­но­го упо­треб­ле­ния, осу­ществ­ля­е­мо­го не через язы­ко­вые струк­ту­ры, а через ком­му­ни­ка­тив­ные функ­ции меди­а­тек­стов. Эти клас­си­фи­ка­ции непло­хо увя­зы­ва­ют­ся с тре­бо­ва­ни­я­ми прак­ти­че­ской жур­на­ли­сти­ки [Burger 2000: 617–618]. Не слу­чай­но поэто­му цен­траль­ной тео­ре­ти­че­ской кон­стан­той медиа­линг­ви­сти­ки оста­ет­ся кон­цеп­ция меди­а­тек­ста, кото­рая так или ина­че при­сут­ству­ет прак­ти­че­ски во всех иссле­до­ва­ни­ях медиа­ре­чи. Кон­цеп­ция меди­а­тек­ста суще­ствен­но выхо­дит за пре­де­лы зна­ко­вой систе­мы вер­баль­но­го уров­ня, при­бли­жа­ясь к семи­о­ти­че­ско­му тол­ко­ва­нию поня­тия «текст» и под­ра­зу­ме­вая после­до­ва­тель­ность любых, а не толь­ко вер­баль­ных знаков.

Изме­не­ние свойств меди­а­тек­ста, рав­но как и дру­гих пре­це­ден­тов медиа­дис­кур­са, в зави­си­мо­сти от эле­мен­тов внеш­ней реаль­но­сти, пока­зы­ва­ет, что в этом про­цес­се в созна­нии реци­пи­ен­та воз­ни­ка­ют опре­де­лен­ные сте­рео­ти­пы пове­де­ния, фор­ми­ру­ю­щие соот­вет­ству­ю­щие для дан­но­го тек­ста типы дис­кур­сов. Дина­ми­че­ское изме­не­ние обще­ствен­но­го про­стран­ства, в кото­ром реа­ли­зу­ют­ся дис­кур­сы медиа, вле­чет за собой изме­не­ние стан­дарт­ных харак­те­ри­стик меди­а­тек­ста и, как след­ствие, все новых и новых медиа­сфер, спо­соб­ных на про­яв­ле­ние новых усло­вий, фор­ми­ру­ю­щих в свою оче­редь спе­ци­фи­че­ские свой­ства меди­а­тек­ста [Пас­ту­хов 2014б: 93].

Спе­ци­фи­ка тек­сто­твор­че­ства и нова­тор­ства в созда­нии меди­а­тек­стов обна­ру­жи­ва­ет про­бле­му язы­ко­вых изме­не­ний, типич­ную для всех медиа. В дока­за­тель­ство это­го тези­са не нуж­но про­во­дить каких-либо слож­ных медиа­линг­ви­сти­че­ских экс­пер­тиз. Новым и весь­ма пока­за­тель­ным углом зре­ния явля­ет­ся добав­ле­ние поня­тия «меди­аль­ной и куль­тур­но-исто­ри­че­ской пре­зент­но­сти» в уже суще­ству­ю­щие ком­му­ни­ка­тив­ные образ­цы (Kommunikationsmuster) и ком­му­ни­ка­тив­ные рути­ны (Routinen) [Elpaß 2002]. Дан­ные пред­по­ло­же­ния доста­точ­но про­зрач­ны и вер­ны. При­ме­ром может слу­жить набор меди­а­жан­ров, объ­еди­ня­ю­щих в себе свой­ства обыч­но­го тек­ста и чер­ты мобиль­ной (диги­таль­ной) ком­му­ни­ка­ции [Medienlinguistik 3.0 2016]. В этих усло­ви­ях роль реаль­но­го (воз)действия пись­мен­но­го тек­ста отра­жа­ет дей­ствие кон­крет­ных фено­ме­нов, суще­ству­ю­щих при их созда­нии, при­том что их дина­ми­че­ский харак­тер будет иден­ти­фи­ци­ру­ем толь­ко в резуль­та­те при­вле­че­ния зна­чи­тель­но­го объ­е­ма эмпи­ри­че­ско­го мате­ри­а­ла — кор­пу­са меди­а­тек­стов, поз­во­ля­ю­щих сде­лать адек­ват­ные заклю­че­ния по пово­ду реаль­но­го функ­ци­о­ни­ро­ва­ния совре­мен­ных медиаинститутов.

Рас­смот­ре­ние ста­ту­са меди­а­тек­ста невоз­мож­но без обра­ще­ния к свой­ству муль­ти­мо­даль­но­сти тек­ста. С этой целью У. Шмитц выде­ля­ет пять важ­ней­ших ком­му­ни­ка­тив­ных носи­те­лей и созда­ет на их осно­ве типо­ло­гию муль­ти­мо­даль­ных тек­стов [Schmitz 2015: 34]. Из нее резуль­ти­ру­ют­ся про­из­вод­ные кон­цеп­ты: сме­ше­ния моду­сов, пере­ход моду­са, зна­чи­мость моду­са, меж­мо­даль­ные соот­вет­ствия и так далее, кото­рые отра­жа­ют прин­ци­пи­аль­ные свя­зи меж­ду язы­ко­вы­ми фор­ма­ми и модаль­ны­ми харак­те­ри­сти­ка­ми их меди­аль­ной реализации.

Поня­тие меди­аль­но­сти (нем. Medialität) актив­но исполь­зу­ет­ся в немец­кой медиа­линг­ви­сти­ке и совре­мен­ных тео­ри­ях тек­ста. В воз­мож­ном при­бли­же­нии дан­ный тер­мин кор­ре­ли­ру­ет с поня­ти­ем ком­му­ни­ка­тив­но­го кода, если под кодом пони­мать систе­му услов­ных обо­зна­че­ний, сим­во­лов, зна­ков, пра­вил их ком­би­на­ции меж­ду собой для пере­да­чи, обра­бот­ки, запо­ми­на­ния и хра­не­ния инфор­ма­ции. В тео­рии ком­му­ни­ка­ции поня­тие «меди­аль­ность» слу­жит для обо­зна­че­ния фор­мы, спо­со­ба пере­да­чи инфор­ма­ции, ком­му­ни­ка­тив­но­го кана­ла. В этом зна­че­нии исполь­зу­ет­ся так­же соче­та­ние «меди­аль­ный фор­мат» [Чер­няв­ская 2015: 8].

Ком­пью­тер­но-опо­сре­до­ван­ные фор­мы меди­а­тек­ста, такие как e‑mail, чат или SMS-сооб­ще­ния, нахо­дят­ся в тес­ной вза­и­мо­свя­зи с ком­пе­тен­ци­ей адре­са­та, с его воз­мож­но­стя­ми и наме­ре­ни­я­ми в усло­ви­ях посто­ян­но­го изме­не­ния язы­ка посред­ством медиа. Так, общие усло­вия при­ват­но­го исполь­зо­ва­ния новых медиа в обще­стве, в кото­рых они обре­та­ют свое место, опре­де­ля­ют­ся набо­ром нефор­маль­ных при­зна­ков и спе­ци­аль­ных тех­ник, вли­я­ю­щих на совре­мен­ное рече­упо­треб­ле­ние. В этом смыс­ле сле­ду­ет сослать­ся на модель Коха—Остеррайхера [Koch, Oesterreicher 1985; Leschke 2003], кото­рая пока­зы­ва­ет раз­ли­чия меж­ду кон­цеп­ту­аль­ной уст­но­стью и кон­цеп­ту­аль­ной пись­мен­но­стью, пред­став­ля­ю­щи­ми две стороны(не)формального речеупотребления.

Посред­ни­че­ство (кон­такт) в медиа­сфе­ре в ряде слу­ча­ев носит нефор­маль­ный или даже дидак­ти­че­ский харак­тер, кото­рый реду­ци­ру­ет объ­ем инфор­ма­ци­он­ной состав­ля­ю­щей и вос­тре­бу­ет необ­хо­ди­мую «упа­ков­ку», кото­рая может быть совре­мен­ной или, наобо­рот, уста­рев­шей. При­ме­ры меди­а­тек­стов пока­зы­ва­ют нали­чие боль­шо­го коли­че­ства обнов­лен­ных рече­вых форм, их эво­лю­цию и уста­нов­ле­ние осо­бой медиа­сти­ли­сти­че­ской нор­мы, фор­ми­ру­е­мой в ком­по­зи­ци­он­ных фор­мах или, как при­ня­то сей­час гово­рить в Гер­ма­нии, в «пре­зен­та­ци­он­ных сти­лях» (Präsentationsstil), по прин­ци­пу verkünden vs. berichten [Luginbühl 2014]. Это вовсе не исклю­ча­ет жан­ро­вых раз­ли­чий (Textsortendifferenzen) (ср.: Filmmeldungen vs. Korrespondentenberichte), либо объ­ек­тив­но отра­жа­ю­щих исто­ри­че­ские изме­не­ния, либо явля­ю­щих­ся след­стви­ем мно­же­ствен­но­сти «медий­ной повест­ки дня».

Акту­аль­но зву­чит вопрос и о соче­та­нии в меди­а­тек­сте тек­сто­во­го и визу­аль­но­го ком­по­нен­тов. Их вза­и­мо­дей­ствие уси­ли­ва­ет (воз)действие элек­трон­ных медиа, при этом послед­ние высту­па­ют как осо­бая аудио­ви­зу­аль­ная амаль­га­ма, кото­рая, как пишет М. Лугин­бюль, пере­фор­ма­ти­ру­ет «нагляд­ное пока­зы­ва­ние» тех или иных мест, собы­тий и т. п. Оче­вид­ность того, что истин­ная сила элек­трон­но­го меди­а­тек­ста заклю­ча­ет­ся не столь­ко в демон­стра­ции, сколь­ко в воз­мож­но­сти сооб­щать, в том чис­ле посред­ством предъ­яв­ле­ния «кар­тин­ки», отра­жа­ет стрем­ле­ние при­бли­зить любое гипер­тек­сто­вое сооб­ще­ние к при­выч­ным ново­стям, когда речь идет преж­де все­го об информировании.

Но медиа­линг­ви­сти­че­ские иссле­до­ва­ния необя­за­тель­но сопря­же­ны толь­ко с изу­че­ни­ем сфе­ры мас­сме­диа, на что ука­зы­ва­ют мно­го­чис­лен­ные уче­ные [Burger, Luginbühl 2014: 488; Dobrosklonskaya 2013; Perrin 2011, 2013]. В прин­ци­пе это оправ­да­но с точ­ки зре­ния их эво­лю­ции, так как сего­дняш­няя интер­пер­со­наль­ная ком­му­ни­ка­ция, осу­ществ­ля­е­мая самы­ми раз­лич­ны­ми спо­со­ба­ми, поз­во­ля­ет медиа акту­а­ли­зи­ро­вать и регу­ляр­но вос­тре­бо­вать так назы­ва­е­мые сме­шан­ные (гибрид­ные) фор­мы. Это совер­шен­но новое явле­ние для медиа­линг­ви­сти­ки, кото­рое не толь­ко фик­си­ру­ет совре­мен­ные осо­бен­но­сти рече­упо­треб­ле­ния, но и явля­ет­ся стро­и­тель­ной базой для боль­шин­ства веб-сай­тов, исполь­зу­ю­щих зна­ки пись­мен­ной ком­му­ни­ка­ции в виде корот­ких и/или сокра­щен­ных форм, ком­пакт­ных тек­стов и тому подоб­но­го, явля­ю­щих­ся доволь­но емки­ми язы­ко­вы­ми обра­зо­ва­ни­я­ми, пода­ва­е­мы­ми чита­те­лю в спе­ци­фи­че­ском лей­а­у­те2 (Layout). Такая мно­го­уров­не­вая ком­би­на­то­ри­ка (гипер­текст) обес­пе­чи­ва­ет быст­рое и эффек­тив­ное «схва­ты­ва­ние» фраг­мен­тов тек­ста и, что важ­но, она моде­ли­ру­ет про­грам­ми­ро­ван­ную пере­да­чу транс­ли­ру­е­мых смыс­лов. Здесь медиа­линг­ви­сты смо­гут най­ти для себя харак­тер­ные (при этом бро­са­ю­щи­е­ся в гла­за) или, наобо­рот, откло­ня­ю­щи­е­ся от пра­вил рече­упо­треб­ле­ния новые ком­му­ни­ка­тив­ные фор­мы текста.

Актив­ность vs. неак­тив­ность медиа во мно­гом опре­де­ля­ет сте­пень дове­рия и уро­вень воз­мож­ной само­сти­ли­за­ции кон­крет­но­го сред­ства мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции, стре­мя­ще­го­ся стать «гово­ря­щим» субъ­ек­том, вслед­ствие чего медиа интен­сив­но рабо­та­ют над (само)инсценировками собы­тий. Исклю­че­ния лишь под­твер­жда­ют пра­ви­ла: в них после­до­ва­тель­но реа­ли­зу­ет­ся под­ход, затра­ги­ва­ю­щий боль­шие кор­пу­сы меди­а­тек­стов раз­лич­ных жан­ров. В этой ситу­а­ции сле­ду­ет весь­ма осто­рож­но отно­сить­ся к изу­че­нию тек­стов новых медиа, преж­де все­го по при­чине их имма­нент­ных свойств.

В пони­ма­нии сути про­цес­сов меди­аль­но опо­сре­до­ван­ной ком­му­ни­ка­ции (МОК) кри­ти­че­ская точ­ка зре­ния долж­на быть выска­за­на толь­ко по одно­му пунк­ту: попыт­ки выяс­не­ния язы­ко­вых мани­фе­ста­ций в кон­цеп­ту­аль­ном плане пред­по­ла­га­ют глу­бо­кое изу­че­ние пер­спек­тив меди­аль­но опо­сре­до­ван­ной ком­му­ни­ка­ции, в кото­рой дина­ми­ка ком­му­ни­ка­тив­но­го дей­ствия не долж­на выпа­дать из поля зре­ния иссле­до­ва­те­лей. Если при­ба­вить сюда еще и пред­мет­но-логи­че­ские свя­зи МОК, то подоб­ная пер­спек­ти­ва может выве­сти нас на более слож­ные кон­цеп­ты, свя­зан­ные с реа­ли­за­ци­ей дру­гих жан­ро­вых раз­но­вид­но­стей медиатекста.

Доста­точ­но раз­ра­бо­тан­ной состав­ля­ю­щей меди­а­ис­сле­до­ва­ний послед­них лет в Гер­ма­нии явля­ют­ся поис­ки (интерак­ци­о­наль­но­го и чисто линг­ви­сти­че­ско­го поряд­ка), свя­зан­ные с соци­о­куль­тур­ным кон­тек­стом меди­а­тек­ста и соот­но­ся­щие его с силой дей­ствия все­го медий­но­го кон­тек­ста [Schmitz 2015: 52]. Пре­иму­ще­ствен­ное вни­ма­ние здесь уде­ля­ет­ся при­ме­рам МОК, в кото­рых меди­аль­ная функ­ция каж­до­днев­но­го упо­треб­ле­ния нахо­дит­ся ниже уров­ня созна­тель­но­го восприятия.

Мно­го­чис­лен­ные при­ме­ры пока­зы­ва­ют, как медиа­линг­ви­сти­че­ский инстру­мен­та­рий может быть при­ме­нен на прак­ти­ке. Неред­ко здесь воз­ни­ка­ют все новые и новые аргу­мен­ты, не все­гда спо­соб­ству­ю­щие глу­бо­ко­му пони­ма­нию пред­ме­та и тре­бу­ю­щие поэто­му логи­че­ской пере­про­вер­ки [Schmitz 2015: 52]. Отме­тим, что делать это нуж­но не чисто в язы­ко­вед­че­ском, а ско­рее в линг­во­кри­ти­че­ском и эко­ло­ги­че­ском (в смыс­ле эко­ло­гии язы­ка) плане. Важ­но отсле­дить в том чис­ле куль­тур­ные и исто­ри­че­ские вза­и­мо­свя­зи, про­яв­ля­ю­щи­е­ся в фак­тах «аме­ри­ка­ни­за­ции» медиа и сопро­вож­да­ю­щие про­цесс куль­тур­но-кри­ти­че­ско­го изу­че­ния меди­а­тек­ста [Karpenstein-Eßbach 2004: 215–220, 293]. Куль­ту­ра инфор­ми­ро­ва­ния по извест­ным при­чи­нам нахо­дит­ся в тес­ной свя­зи с жур­на­лист­ской куль­ту­рой, она после­до­ва­тель­но дис­ку­ти­ру­ет­ся в кон­тек­сте слож­ных пере­пле­те­ний с боль­шим коли­че­ством фак­то­ров вли­я­ния [Luginbühl 2014: 479].

Сре­ди про­блем совре­мен­ной медиа­линг­ви­сти­ки сле­ду­ет отме­тить и фак­то­ры «сде­лан­но­сти», завер­шен­но­сти меди­а­тек­стов, кото­рые выра­жа­ют­ся в их скры­том или откры­том харак­те­ре. Любая попыт­ка оха­рак­те­ри­зо­вать про­стран­ство меди­а­тек­ста не может быть огра­ни­че­на усе­чен­ным набо­ром мето­дов иссле­до­ва­ний, а, наобо­рот, долж­на пре­тен­до­вать на рас­ши­ре­ние его спек­тра, в чем скрыт, на наш взгляд, зна­чи­тель­ный потен­ци­ал медиалингвистики.

Медий­ная интерак­ция, медий­ная рецеп­ция и медий­ное воз­дей­ствие. Гово­ря о глав­ных обще­ствен­ных и соци­аль­ных фак­то­рах, кото­рые вли­я­ют на функ­ци­о­ни­ро­ва­ние медиа как посред­ни­ка в систе­ме вза­и­мо­от­но­ше­ний поли­ти­че­ских пар­тий, обще­ствен­ных инсти­ту­тов, реклам­ных агентств и так далее, отме­тим их важ­ную роль в усло­ви­ях «социо­тех­ни­че­ско­го ансам­бля арте­фак­тов, дей­ствий и форм соци­аль­ной орга­ни­за­ции» [Schmidt 2006: 31]. Зна­чи­тель­ным импуль­сом для медиа­линг­ви­сти­че­ско­го ана­ли­за высту­па­ет мас­сив рече­вых про­дук­тов, кото­рые в той или иной сте­пе­ни фор­ми­ру­ют поле ее раз­ви­тия. Здесь мы преж­де все­го опи­ра­ем­ся на фак­ты рече­вой дея­тель­но­сти с актив­ной тех­ни­че­ской состав­ля­ю­щей. Ины­ми сло­ва­ми, любое сооб­ще­ние, пере­да­ю­ще­е­ся сред­ства­ми медиа, может пред­став­лять инте­рес для медиалингвистики.

Эмпи­ри­че­ски обос­но­ван­ные иссле­до­ва­ния «медий­ной куль­ту­ры», созда­ва­е­мой на осно­ве ком­пью­тер­но-диги­таль­ных тех­но­ло­гий обра­бот­ки и пере­да­чи инфор­ма­ции, ста­но­вят­ся про­ме­жу­точ­ным зве­ном в фор­ми­ро­ва­нии целост­ной кар­ти­ны мира. Ее интер­на­ци­о­наль­ность, отсут­ствие язы­ко­вых барье­ров сти­ра­ет наци­о­наль­но-госу­дар­ствен­ные гра­ни­цы и фор­ми­ру­ет еди­ное миро­вое инфор­ма­ци­он­ное про­стран­ство. В плане изу­че­ния интер­пер­со­наль­ный ком­му­ни­ка­ции все чаще речь идет о медий­ной муль­ти­мо­даль­но­сти, опре­де­ля­ю­щей общую рече­вую дис­по­зи­цию. Вни­ма­ние при этом кон­цен­три­ру­ет­ся на при­зна­ках рече­во­го упо­треб­ле­ния, непо­сред­ствен­но свя­зан­ных с репер­ту­а­ром ком­му­ни­ка­тив­ных форм. Наи­бо­лее зна­чи­тель­ные изме­не­ния в этом поле свя­за­ны с интер­ак­тив­ным исполь­зо­ва­ни­ем медиа­при­ло­же­ний на плат­фор­ме Интер­нет. Функ­ци­о­наль­ные осо­бен­но­сти поис­ко­вых систем, сло­ва­рей, пере­вод­чи­ков, онлайн-ресур­сов отра­жа­ют ком­плекс­ное дей­ствие набо­ра гипер­тек­сто­вых фраг­мен­тов, в кото­ром отно­ше­ние «текст — кар­тин­ка» пред­став­ля­ет собой осо­бое сема­ти­че­ское обра­зо­ва­ние и одно­вре­мен­но рабо­чее пространство.

При­чи­ной тому явля­ет­ся интен­сив­ное раз­ви­тие мас­со­во-инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий, опре­де­ля­ю­щих источ­ни­ки язы­ко­вой эко­но­мии, сти­му­ли­ру­ю­щих про­дви­же­ние набо­ра рече­вых средств и интен­си­фи­ци­ру­ю­щих ресур­сы гипер­тек­сто­во­го постро­е­ния (ср.: «Вики­пе­дия»). В медиа­линг­ви­сти­че­ском плане они предо­став­ля­ют воз­мож­ность отсле­дить соци­аль­ную и медий­ную дина­ми­ку про­цес­са напи­са­ния «кол­лек­тив­но­го тек­ста» [Beißwenger, Storrer 2010], в оцен­ке и функ­ци­о­ни­ро­ва­нии кото­ро­го важ­ны­ми детер­ми­нан­та­ми явля­ют­ся медий­ная интерак­ция, медий­ная рецеп­ция и медий­ное воздействие.

Медий­ная интерак­ция. В сфе­ре меди­а­ком­му­ни­ка­ций так назы­ва­е­мая тео­рия «менедж­мен­та настро­е­ния» свя­зы­ва­ет­ся с селек­тив­ным обра­ще­ни­ем к палит­ре медий­ных пред­ло­же­ний. Как пишет В. Фрю, «медий­ные пред­ло­же­ния могут быть рас­смот­ре­ны как раз­вле­че­ние в поло­жи­тель­ном смыс­ле сло­ва; гра­ни­ча­щие с раз­но­об­ра­зи­ем и спе­ци­фич­но­стью ситу­а­ции, они свя­за­ны с ухо­дом от дей­стви­тель­но­сти, что затруд­ня­ет деко­ди­ро­ва­ние сооб­ще­ния и накла­ды­ва­ет отпе­ча­ток на непо­ни­ма­ние медий­но­го содер­жа­ния как осо­бо­го вида кон­тро­ля про­ис­хо­дя­ще­го, вос­при­ни­ма­е­мо­го пози­тив­но или нега­тив­но» [Früh 2003: 33].

В струк­ту­ре медиа­линг­ви­сти­че­ских про­цес­сов осо­бая роль при­над­ле­жит медий­ным акто­рам, заня­тым про­из­вод­ством тек­стов на кон­крет­ные темы, от кото­рых во мно­гом зави­сит обще­ствен­ный инте­рес к медиа. Речь глав­ным обра­зом идет о жур­на­ли­стах, вклю­чен­ных в соци­аль­ный кон­текст и соот­вет­ству­ю­щие орга­ни­за­ци­он­ные фор­мы [Frey-Vor, Siegert, Stiehler 2008: 55–59], кото­рые отстра­и­ва­ют осо­бые интер­тек­сту­аль­ные свя­зи. Предъ­яв­ле­ние в меди­а­тек­сте ком­му­ни­ка­тив­ных ситу­а­ций или их отдель­ных частей созда­ет усло­вия для более точ­ной настрой­ки или «слож­но­го ком­плек­са инсце­ни­ров­ки, кото­рый состо­ит из выбо­ра и оцен­ки, соеди­не­ния раз­лич­ных тем, уче­та дей­ствий акто­ров, их выска­зы­ва­ний, цитат, точек зре­ния, т. е. того сти­ли­сти­че­ско­го реги­стра, кото­рый изби­ра­ют жур­на­ли­сты или моде­ра­то­ры. В ито­ге в тек­сте мы полу­ча­ем пред­мет­ное и види­мо объ­ек­тив­ное пред­став­ле­ние тем, кото­рые мож­но счи­тать резуль­та­том субъ­ек­тив­ных и отча­сти дра­ма­тур­ги­че­ских реше­ний» [Häusermann 2001: 48].

В при­клад­ном плане выяс­не­ние отно­ше­ний меж­ду упо­треб­ле­ни­ем язы­ка и целе­вы­ми груп­па­ми в медий­ной ком­му­ни­ка­ции [Knapp u.a. 2001: 270] свя­за­но с опре­де­ле­ни­ем места инсце­ни­ро­вок и стра­те­ги­че­ских дей­ствий в плане репре­зен­та­ции дей­стви­тель­но­сти сред­ства­ми мас­сме­диа, выяс­не­ния той роли, кото­рую они игра­ют в кон­сти­ту­и­ро­ва­нии и кон­стру­и­ро­ва­нии медиа­дис­кур­са. (О раз­но­об­раз­ных ролях акто­ров как медий­ных пер­со­на­жей в медиа­про­цес­се см.: [Medienmenschen 2007].)

Это же каса­ет­ся и воз­ни­ка­ю­щих пове­ден­че­ских реак­ций и ожи­да­ний, свя­зан­ных с дей­стви­ем инди­ви­ду­аль­ных пред-отно­ше­ний, кото­рые име­ют харак­тер­ную типо­ло­гию. Они зави­сят от того, в какой мере ком­му­ни­ка­тив­ные про­цес­сы явля­ют­ся источ­ни­ком новых моде­ра­ций. Здесь мы раз­ли­ча­ем два гене­раль­ных направ­ле­ния: пер­вое каса­ет­ся оцен­ки так назы­ва­е­мой поль­зо­ва­тель­ской ком­му­ни­ка­ции в рам­ках дис­кур­сив­ных (читай: рецеп­тив­ных) сооб­ществ [Der sprechende Zuschauer 2001], вто­рое реа­ли­зу­ет­ся в неак­тив­ной ком­му­ни­ка­ции в повсе­днев­но­сти. В любом слу­чае оба вари­ан­та пред­по­ла­га­ют нали­чие слож­но­го про­цес­са и выяс­не­ние глу­бин­ных при­чин в отно­ше­нии осо­бен­но­стей медиарецепции.

Медий­ная рецеп­ция. Любое прак­ти­ко­ори­ен­ти­ро­ван­ное и про­дук­то­ори­ен­ти­ро­ван­ное дей­ствие явля­ет­ся отра­же­ни­ем семи­о­ти­че­ских и линг­ви­сти­че­ских харак­те­ри­стик МОК. Более того, про­дук­то­ори­ен­ти­ро­ван­ные воз­мож­но­сти меди­а­тек­стов и их рецеп­тив­ные реак­ции тре­бу­ют про­яс­не­ния обсто­я­тель­ства, кем, как и кому направ­ле­ны эти медиа­со­об­ще­ния, как они вос­при­ни­ма­ют­ся и рас­про­стра­ня­ют­ся, какие послед­ствия это будет иметь [Rezeptionsstrategien und Rezeptionsmodalitäten 2005].

В про­цес­се поис­ка рецеп­тив­ных модаль­но­стей и рецеп­тив­ных стра­те­гий, затра­ги­ва­ю­щих инте­ре­сы медиа­линг­ви­сти­ки, лежит про­бле­ма­ти­ка медиа­ре­цеп­ции, пред­став­ля­ю­щая собой инте­гра­тив­ную модель про­из­вод­ства медий­ных пред­ло­же­ний, в том чис­ле их рецеп­тив­ных аспек­тов [Paus-Hasebrink u.a. 2006]. При этом оче­вид­ны раз­ли­чия в мето­до­ло­ги­че­ских под­хо­дах: с одной сто­ро­ны, они ощу­ща­ют­ся как функ­ци­о­наль­но-ква­ли­та­тив­ные, а с дру­гой — транс­по­ни­ру­ют фор­мы рецеп­ции во всем раз­но­об­ра­зии их струк­тур­но-кван­ти­та­тив­ных пара­мет­ров. Для того что­бы вне­сти ясность в вопро­сы селек­ции в медиа и затем сде­лать какие-либо выво­ды, необ­хо­ди­мо пом­нить об ана­ли­ти­че­ской раз­но­род­но­сти меди­а­тек­стов, их диф­фе­рен­ци­ро­ван­но­сти, инди­ви­ду­аль­ной когни­тив­ной актив­но­сти, соци­аль­ной свя­зан­но­сти и т. п.

Рас­смат­ри­вая про­цесс рецеп­ции через приз­му ее кон­сти­ту­тив­ных эле­мен­тов — инди­ка­то­ров рецеп­тив­ных стра­те­гий, мы таким обра­зом суще­ствен­но допол­ня­ем ана­лиз. Не слу­чай­но кон­цеп­ция рецеп­тив­ных стра­те­гий содер­жит­ся в мно­го­чис­лен­ных тео­ри­ях, каса­ю­щих­ся роли медий­ных пред­ло­же­ний, в част­но­сти в моде­ли пер­су­а­зив­но­го зна­ния (Persuasion-knowledge-model), кото­рую раз­ра­бо­та­ли М. Фри­стад и П. Райт [Friestad, Wright 1994]. Их пред­по­ло­же­ние о том, что рецеп­тив­ные стра­те­гии испы­ты­ва­ют на себе вли­я­ние жан­ро­вых форм при «осво­е­нии» меди­а­тек­ста, в тео­ре­ти­че­ском плане ока­зы­ва­ет­ся вполне прав­до­по­доб­ным и эмпи­ри­че­ски дока­зу­е­мым. Рецеп­тив­ные стра­те­гии явля­ют­ся тем инте­гри­ру­ю­щим фак­то­ром, кото­рый порож­да­ет дис­кус­сии вокруг медий­ной пси­хо­ло­гии, струк­тур­но-ана­ли­ти­че­ско­го изу­че­ния рецеп­ции, медий­ной соци­а­ли­за­ции, а так­же шкал оце­нок зри­тель­ских, чита­тель­ских (поль­зо­ва­тель­ских) ауди­то­рий [Woelke, Paus-Hasebrink 2005: 8–9].

Фокус рецеп­тив­ных иссле­до­ва­ний в немец­ко­языч­ной медиа­линг­ви­сти­ке рас­про­стра­ня­ет­ся на иссле­до­ва­ние меди­а­ком­му­ни­ка­ции как осо­бой казу­аль­ной моде­ли пове­де­ния. Он суще­ствен­но рас­ши­ря­ет угол зре­ния на весь медий­ный кон­текст. Вот поче­му свя­зан­ные с этим смыс­лы (порож­да­е­мые в про­цес­се дей­ствия медий­ных субъ­ек­тов, т. е. на коди­ро­ва­ние и деко­ди­ро­ва­ние тек­ста) опре­де­ля­ют рецеп­цию как пред­мет­ную, соци­аль­ную и хро­но­ло­ги­че­ски свя­зан­ную интерак­цию, в ходе кото­рой медиа­пред­ло­же­ния отра­жа­ют пози­цию медий­но­го реци­пи­ен­та, его спе­ци­фи­че­ское вос­при­я­тие, заклю­чен­ное внут­ри опре­де­лен­но­го цикла.

Рецеп­ция медиа­пред­ло­же­ний явля­ет­ся важ­ной пси­хо­ло­го-соци­аль­ной пре­мис­сой и вос­при­ни­ма­ет­ся в актив­ной пози­ции боль­ше, чем про­стое деко­ди­ро­ва­ние зна­ка. Ранее полу­чен­ное зна­ние на фоне симуль­тант­но вос­про­из­во­ди­мой интер­пре­та­ци­он­ной аль­тер­на­ти­вы соот­но­сит­ся с дости­же­ни­ем смыс­ло­во­го посто­ян­ства и слу­жит в каче­стве цели или осо­бо­го кри­те­рия, кото­рый лежит в осно­ве моде­ли вос­при­я­тия. С одной сто­ро­ны, мы име­ем воз­мож­ность оце­нить селек­тив­ность, с дру­гой сто­ро­ны, транс­по­ни­ро­ван­ные выска­зы­ва­ния ста­но­вят­ся носи­те­лем более или менее систе­ма­ти­че­ско­го медий­но­го воз­дей­ствия, пони­ма­е­мо­го как реаль­ное дей­ствие в меди­аль­но опо­сре­до­ван­ной коммуникации.

Пони­ма­ние сути рецеп­ции как интер­ак­тив­но­го про­цес­са и как посред­ни­че­ства в МОК про­те­ка­ет неза­ви­си­мо друг от дру­га на фоне когни­тив­ных и эмо­ци­о­наль­ных про­цес­сов. Их вполне мож­но увя­зать с усло­ви­я­ми про­из­вод­ства тек­ста, учи­ты­ва­ю­щи­ми общие прин­ци­пы рецеп­тив­ных стра­те­гий в струк­ту­ре актов медий­ной рецеп­ции и медий­но­го воз­дей­ствия [Woelke 2004]. То же самое каса­ет­ся и ситу­а­ций, когда чита­те­ли соот­но­сят свои зна­ния с ожи­да­е­мым медий­ным воз­дей­стви­ем или, наобо­рот, пыта­ют­ся спро­еци­ро­вать их (зна­ния) на харак­тер и спе­ци­фи­ку медий­ных предложений.

Медий­ное воз­дей­ствие. Важ­ней­шие посту­ла­ты тео­рии медий­но­го воз­дей­ствия пока­зы­ва­ют, что оди­на­ко­вые в жан­ро­вом отно­ше­нии пред­ло­же­ния обна­ру­жи­ва­ют схо­жие медий­ные эффек­ты [Woelke 2004: 153–155]. В свя­зи с этим воз­мож­ны раз­лич­ные рецеп­тив­ные послед­ствия [Paus-Hasebrink u.a. 2005], так как в ходе реа­ли­за­ции рецеп­тив­ных стра­те­гий воз­ни­ка­ет некая инте­гра­тив­ная рам­ка, не толь­ко обла­да­ю­щая эври­сти­че­ски­ми функ­ци­я­ми, но и объ­еди­ня­ю­щая в себе пред­став­ле­ния и вос­при­я­тие слож­ных систем зна­че­ний инди­ви­дов в их жиз­нен­ном кон­тек­сте, а так­же осо­зна­ние медий­ной ком­му­ни­ка­ции как части обще­че­ло­ве­че­ской культуры.

Пози­ци­о­ни­ро­ва­ние медий­но­го воз­дей­ствия в медиа­линг­ви­сти­ке напря­мую свя­за­но с реа­ли­за­ци­он­ны­ми потен­ци­я­ми тек­ста. Про­цесс пер­су­а­зив­но­го воз­дей­ствия в нем осно­ван, как пра­ви­ло, на интерак­ци­о­наль­ных вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях адре­сан­та и адре­са­та и харак­те­ри­зу­ет­ся рядом детер­ми­на­тив­ных фак­то­ров. Сюда преж­де все­го сле­ду­ет отне­сти аргу­мен­та­цию, обоб­ще­ние, пре­зен­та­цию и ори­ен­ти­ры. Пер­су­а­зив­ность как эле­мент медий­но­го воз­дей­ствия, а так­же как дина­ми­че­ская сто­ро­на медиа­линг­ви­сти­че­ско­го рас­смот­ре­ния в целом реа­ли­зу­ет­ся в фор­ме пред­став­ля­ю­щих их инстру­мен­тов, что опре­де­ля­ет пер­су­а­зив­ный харак­тер всей медий­ной коммуникации.

Не слу­чай­но поэто­му вопро­сы, свя­зан­ные с изу­че­ни­ем меха­низ­мов рече­во­го воз­дей­ствия, так подроб­но иссле­до­ва­ны в немец­кой медиа­линг­ви­сти­ке [Bonfadelli 1999; Jäckel 2011; Schenk 2002]. В этих и дру­гих тру­дах гла­вен­ству­ю­щее вни­ма­ние уде­ля­ет­ся каче­ствен­но­му и систе­ма­ти­че­ско­му ана­ли­зу [Qualitative Medienforschung 2005], так как в нем медий­ное воз­дей­ствие пози­ци­о­ни­ру­ет­ся как сред­ство фор­ми­ро­ва­ния идей и мне­ний для целе­вых ауди­то­рий, как попыт­ка выяс­не­ния побу­ди­тель­ной силы медиатекста.

Пер­су­а­зив­ность меди­а­тек­ста обу­слов­ле­на его дина­ми­че­ским харак­те­ром, что явля­ет­ся источ­ни­ком моди­фи­ка­ций меха­низ­мов медий­но­го воз­дей­ствия и при­во­дит к суще­ствен­ным изме­не­ни­ям в мыс­ли­тель­ных и пове­ден­че­ских реак­ци­ях инди­ви­да или мас­сы. Целью пер­су­а­зив­но­го воз­дей­ствия явля­ет­ся внед­ре­ние опре­де­лен­но­го сти­му­ла. Имен­но сти­му­лы в медиа вклю­ча­ют в себя выска­зы­ва­ния, дей­ствие кото­рых рас­по­зна­ет­ся по реак­ци­ям реци­пи­ен­тов [Jäckel 2011: 163]. В общей схе­ме медий­но­го воз­дей­ствия модель «сти­мул — реак­ция» может быть разо­бра­на сле­ду­ю­щим обра­зом: сти­му­лы исхо­дят от медиа и дости­га­ют реци­пи­ен­та, а реак­ции явля­ют­ся ответ­ным дей­стви­ем адре­са­та на рече­вую дея­тель­ность в ее пре­ва­ли­ру­ю­щей тех­но­ло­ги­че­ской составляющей.

Отме­тим, что про­дви­же­ние медий­ных форм воз­дей­ствия на мате­ри­а­ле немец­ко­го язы­ка пока еще изу­че­но недо­ста­точ­но, дан­ная про­бле­ма­ти­ка опре­де­ля­ет ту рабо­чую область, в кото­рой «медий­ная рито­ри­ка» научи­лась в сво­ем стрем­ле­нии сло­вом «заво­е­вы­вать чело­ве­че­ский дух» [Jäckel 2011: 163]. По спра­вед­ли­во­му заме­ча­нию В. Е. Чер­няв­ской, совре­мен­ное медий­ное воз­дей­ствие озна­ча­ет пере­да­чу праг­ма­ти­че­ско­го смыс­ла язы­ко­вых еди­ниц, обла­да­ю­щих силь­ным воз­дей­ству­ю­щим потен­ци­а­лом и спо­соб­но­стью выдви­гать те или иные свя­зан­ные с ними смыс­лы в центр вни­ма­ния [Чер­няв­ская 2006: 29]. Дости­же­ние этой уста­нов­ки в меди­а­тек­сте наце­ле­но на реа­ли­за­цию базо­вых сти­ле­вых черт: логич­но­сти и аффек­тив­но­сти — глав­ных язы­ко­вых ком­по­нен­тов медий­но­го воз­дей­ствия, а так­же чувств, мыс­лей, рас­суж­де­ний и эмо­ций. При этом медиа­воз­дей­ствие в инфор­ма­ци­он­ных и ана­ли­ти­че­ских жан­рах раз­во­ра­чи­ва­ет­ся дво­я­ко: раци­о­наль­но — через созна­ние адре­са­та, и эмо­ци­о­наль­но — через апел­ля­цию к чув­ствам и эмо­ци­ям читателя.

Меха­низ­мы медий­но­го воз­дей­ствия в меди­а­ком­му­ни­ка­ции направ­ле­ны на фор­ми­ро­ва­ние мне­ний и убеж­де­ний, на моде­ли­ро­ва­ние соци­аль­но­го и инди­ви­ду­аль­но­го пове­де­ния. Эти про­цес­сы пред­опре­де­ли­ли внед­ре­ние в медиа и сред­ства­ми медиа набо­ра ком­му­ни­ка­тив­ных форм и одно­вре­мен­но осо­бой кате­го­рии — пер­су­а­зив­но­сти, кото­рая пред­став­ля­ет собой важ­ную кон­стан­ту медий­но­го воз­дей­ствия. Соеди­няя про­цесс воз­дей­ствия с помо­щью дока­за­тельств и аргу­мен­тов, пер­су­а­зив­ность акти­ви­зи­ру­ет эмо­ци­о­наль­ный потен­ци­ал выска­зы­ва­ния, как в пси­хо­ло­ги­че­ском, так и линг­ви­сти­че­ском плане [Hoffmann 1996; Mann 1999; Sandig 1996]. Услов­но гово­ря, дан­ный арсе­нал может про­дук­тив­но исполь­зо­вать­ся в каче­стве функ­ци­о­наль­но-праг­ма­ти­че­ско­го инстру­мен­та для опе­ра­ци­о­наль­но­го ана­ли­за тек­стов, реа­ли­зу­ю­щих спо­соб медий­но­го воз­дей­ствия на мен­таль­ную сфе­ру адре­сан­та (мне­ние vs. оцен­ка), имен­но с целью регу­ли­ро­ва­ния пове­де­ния. Речь здесь идет о «язы­ко­вых сиг­на­лах», кото­рые направ­ле­ны на созда­ние опре­де­лен­но­го эффек­та с помо­щью аффек­тив­но-кон­но­та­тив­но­го исполь­зо­ва­ния зна­че­ния лек­си­че­ских еди­ниц и пред­ло­же­ний. «Пер­су­а­зив­ное» воз­дей­ствие при­об­ре­та­ет в ряде слу­ча­ев и нега­тив­ный отте­нок, если оно затра­ги­ва­ет дей­ствие мани­пу­ля­тив­ных инстру­мен­тов и исполь­зу­ет язы­ко­вые сред­ства с целью воз­дей­ствия на мне­ние и пове­де­ние реци­пи­ен­та. Отри­ца­тель­ная тональ­ность в систе­ме пря­мо­го пер­су­а­зив­но­го дей­ствия под­ра­зу­ме­ва­ет изме­не­ние (в ожи­да­е­мую сто­ро­ну) мыс­ли­тель­но­го про­цес­са в созна­нии чита­те­ля с после­ду­ю­щим пер­ло­ку­тив­ным эффек­том. Одна­ко, по мне­нию немец­ких уче­ных, отри­ца­тель­ная кон­но­та­ция тер­ми­на «пер­су­а­зив­ность» оста­ет­ся под вопро­сом [Gansel 2011: 99].

Заклю­че­ние. Совре­мен­ное рече­упо­треб­ле­ние в мас­со­вых ауди­то­ри­ях, изу­ча­е­мое в медиа­линг­ви­сти­че­ском клю­че, испы­ты­ва­ет на себе вли­я­ние про­цес­сов гло­ба­ли­за­ции и модер­ни­за­ции медиа, при­чем не толь­ко лишь как базис­ных кон­цеп­тов. Медий­ная жур­на­ли­сти­ка стре­мит­ся охва­тить как мож­но боль­ше фак­тов и собы­тий, но опи­ра­ет­ся при этом не толь­ко на тех­но­ло­ги­че­ские изме­не­ния, дина­ми­ку поли­ти­че­ских систем или вза­и­мо­дей­ствие госу­дар­ства, граж­дан­ско­го обще­ства и куль­ту­ры. Изме­не­ние медий­но­го рын­ка и язы­ко­вых про­странств свя­за­но с изме­не­ни­ем ком­му­ни­ка­тив­ных прак­тик, а вме­сте с ними струк­ту­ры целе­вых ауди­то­рий, ради кото­рых соб­ствен­но и рабо­та­ют медиа.

Если мы попы­та­ем­ся опре­де­лить ори­ги­наль­ность и само­сто­я­тель­ность медиа­линг­ви­сти­ки, то заме­тим, что в отно­ше­нии этой дис­ци­пли­ны в Гер­ма­нии дей­ству­ют абсо­лют­но новые под­хо­ды и мето­ды изу­че­ния, кото­рые, вслед­ствие их гете­ро­ген­но­сти и быст­ро меня­ю­щих­ся усло­вий, не каса­ют­ся уже чисто сти­ли­сти­че­ских момен­тов, а нахо­дят­ся в зави­си­мо­сти от конъ­юнк­ту­ры медий­но­го рын­ка и дей­ствий редак­ций в осве­ще­нии того или ино­го собы­тия. Бла­го­да­ря это­му медий­ные транс­ля­ции и их линг­ви­сти­че­ские атри­бу­ты ока­зы­ва­ют­ся инте­гри­ро­ван­ны­ми в про­грес­сив­ный ана­лиз жур­на­лист­ской прак­ти­ки, кото­рая, в свою оче­редь, тре­бу­ет посто­ян­но­го уточ­не­ния все­го диф­фе­рен­ци­а­ла медиа­линг­ви­сти­ки [Hickethier 2010: 10–12]. Не слу­чай­но в целях мони­то­рин­га медий­но­го рын­ка в Гер­ма­нии еже­год­но про­во­дят­ся опро­сы чита­тель­ских и зри­тель­ских ауди­то­рий (так назы­ва­е­мые Media-Analyse). В ходе их про­ве­де­ния ауди­то­рии тща­тель­но селек­ти­ру­ют­ся по воз­рас­ту, полу, дохо­дам и дру­гим кри­те­ри­ям, а резуль­та­ты этих опро­сов ока­зы­ва­ют­ся осо­бо вос­тре­бо­ван­ны­ми у рекла­ми­стов и мар­ке­то­ло­гов [Das neue Handbuch des Journalismus 2012: 431].

Завер­шая обзор медиа­линг­ви­сти­че­ской ситу­а­ции в Гер­ма­нии, нель­зя не ска­зать и о внут­рен­нем стрем­ле­нии уче­ных-медиа­линг­ви­стов к систе­ма­ти­ке с целью наи­бо­лее глу­бо­ко­го пости­же­ния дис­ци­пли­ны [Perrin 2015]. Ее прак­ти­че­ские ори­ен­ти­ры сопря­же­ны с полем дей­ствия ново­го ответв­ле­ния — при­клад­ной медиа­линг­ви­сти­ки (applied media studies), зани­ма­ю­щей­ся выра­бот­кой реко­мен­да­ций для рабо­та­ю­щих в медиа­от­рас­лях спе­ци­а­ли­стов, заня­тых про­из­вод­ством и про­дви­же­ни­ем тек­стов, с акцен­том на повы­ше­нии эффек­тив­но­сти медий­но­го кон­тен­та. Эти при­клад­ные аспек­ты спо­соб­ству­ют акти­ви­за­ции, «ожив­ле­нию» тек­ста, повы­ше­нию зри­тель­ной и аку­сти­че­ской рецеп­ции [Bucher 1999].

Еще одним аспек­том медиа­линг­ви­сти­че­ско­го рас­смот­ре­ния тек­стов явля­ют­ся меж­куль­тур­ные сопо­став­ле­ния. Как медиа могут вос­тре­бо­вать и пред­опре­де­лять куль­тур­ные и обще­ствен­ные изме­не­ния в соци­у­ме [Nachrichten schreiben, sprechen, hören 2011]? Имен­но раз­ли­чия в куль­ту­рах, харак­тер­ные для любой стра­ны, даже если их рас­смат­ри­вать в пре­де­лах Феде­ра­тив­ной Рес­пуб­ли­ки Гер­ма­нии, дают немец­ко­му и зару­беж­но­му чита­те­лю и иссле­до­ва­те­лю исклю­чи­тель­ные пово­ды для науч­ных выво­дов и обоб­ще­ний (см.: [Kontrastive Medienlinguistik]). У жур­на­ли­стов так­же при­ня­то при­бе­гать к раз­но­го рода куль­тур­ным заим­ство­ва­ни­ям. Загля­ды­ва­ние за гра­ни­цы сво­ей стра­ны мыс­лит­ся как интер­на­ци­о­наль­ный про­цесс (здесь мы все­гда инту­и­тив­но ощу­ща­ем на себе вли­я­ние ново­стей из-за рубе­жа), что вызы­ва­ет кон­ку­рент­ные дей­ствия на инфор­ма­ци­он­ном медиа­рын­ке. Подоб­ные под­хо­ды не озна­ча­ют, прав­да, син­хрон­но­го срав­не­ния содер­жа­тель­ной инфор­ма­ции, отра­жа­е­мой в медиа сквозь приз­му ком­му­ни­ка­тив­ных ситу­а­ций. В медиа­линг­ви­сти­че­ском плане эти све­де­ния долж­ны быть допол­не­ны куль­ту­ро­ло­ги­че­ским или социо­ло­ги­че­ским ана­ли­зом, отра­жа­ю­щим раз­но­об­раз­ные гра­ни вза­и­мо­дей­ствия медиа и культуры.

Под­во­дя итог, отме­тим, что медиа­линг­ви­сти­че­ская пара­диг­ма явля­ет­ся важ­ным обще­ствен­ным фак­то­ром и тре­бу­ет вовле­че­ния субъ­ек­тов медиа­про­цес­са в актив­ное сотруд­ни­че­ство в соци­у­ме. Вме­сте с этим при всем оби­лии инфор­ма­ции (ср.: Informationsflut) не так про­сто быва­ет най­ти акту­аль­ные рече­вые при­ме­ры, так как печат­ные и элек­трон­ные тек­сты исче­за­ют в свя­зи с быст­ро­теч­но­стью пото­ков инфор­ма­ции. Но от это­го ста­тус медиа­линг­ви­сти­ки как нау­ки не ста­но­вит­ся менее зна­чи­мым. Медиа­линг­ви­сти­ка пози­ци­о­ни­ру­ет­ся как сфе­ра, опо­сре­ду­ю­щая важ­ней­шие свя­зи меж­ду гума­ни­тар­ны­ми иссле­до­ва­ни­я­ми и повсе­днев­ной жиз­нью, она объ­ек­тив­но ста­но­вит­ся ака­де­ми­че­ским сти­му­лом и совер­шен­ству­ет наши пред­став­ле­ния в этой обла­сти, важ­ной для любо­го чело­ве­ка, как на началь­ном эта­пе, так и при более глу­бо­ком ее изучении.

1 От франц. terrain — уча­сток, пло­щад­ка, почва.

2 Лей­а­ут (Layout) — рас­по­ло­же­ние отдель­ных сюже­тов на печат­ном листе, струк­ту­ри­ро­ван­ное отоб­ра­же­ние инфор­ма­ции на плос­ко­сти или при про­из­вод­стве какой-либо печат­ной продукции.

Ста­тья посту­пи­ла в редак­цию 1 янва­ря 2018 г.;
реко­мен­до­ва­на в печать 15 фев­ра­ля 2018 г.

© Санкт-Петер­бург­ский госу­дар­ствен­ный уни­вер­си­тет, 2018

Received: January 1, 2018
Accepted: February 15, 2018