КУЛЬТУРНЫЙ СТАТУС МЕДИЙНОГО ТЕКСТА

Постановка про­бле­мы. Каждое вре­мя име­ет свой источ­ник инно­ва­ций, кото­рый опре­де­ля­ет харак­тер про­ис­хо­дя­щих в обще­стве пере­мен. Сегодня фак­то­ром, моти­ви­ру­ю­щим соци­аль­ную и куль­тур­ную дина­ми­ку в гло­баль­ном мас­шта­бе, без сомне­ния, явля­ют­ся медиа, фено­мен кото­рых, свя­зан­ный с ком­му­ни­ка­тив­ной исто­ри­ей чело­ве­ка и его мно­го­об­раз­ным опы­том интел­лек­ту­аль­но­го и эмо­ци­о­наль­но­го пере­жи­ва­ния дей­стви­тель­но­сти, был вне­зап­но обна­ру­жен обще­ством в сво­ей куль­тур­ной повседневности.

Проблематика медиа, чрез­вы­чай­но раз­ветв­лен­ная, мно­го­ас­пект­ная, мно­го­слой­ная, уже не вос­при­ни­ма­ет­ся с той будо­ра­жа­щей созна­ние новиз­ной, как это было еще совсем недав­но, когда иссле­до­ва­те­ли толь­ко при­сту­па­ли к их осмыс­ле­нию [Кириллова 2006; Луман 2005; Маклюэн 2007; Марков 2003; Черных 2007; Gaida 2000; Manovich 2001]. Тем не менее запрос на экс­перт­ное осви­де­тель­ство­ва­ние медиа, а так­же тех содер­жа­тель­ных форм, посред­ством кото­рых они вовле­ка­ют­ся в про­стран­ство куль­ту­ры, оста­ет­ся акту­аль­ным до сих пор.

Целью дан­ной ста­тьи явля­ет­ся осмыс­ле­ние фено­ме­на медиа в аспек­те их раз­вер­ты­ва­ния в тек­сто­вую реаль­ность, кото­рая в прак­ти­ке совре­мен­ных науч­ных иссле­до­ва­ний полу­чи­ла назва­ние медийной.

История вопро­са. Нельзя ска­зать, что пред­мет мыс­ли нов, посколь­ку ее содер­жа­ни­ем явля­ет­ся реаль­ность, кото­рую иссле­до­ва­те­ли ни на мгно­ве­ние не упус­ка­ют из сфе­ры сво­е­го само­го при­сталь­но­го вни­ма­ния, навер­ное, вот уже более 20 лет и кото­рая ста­ла клю­че­вым, устойчиво-повторяющимся моти­вом аналитико-критического твор­че­ства пред­ста­ви­те­лей раз­ных науч­ных спе­ци­а­ли­за­ций — фило­со­фии, куль­ту­ро­ло­гии, социо­ло­гии, пси­хо­ло­гии, линг­ви­сти­ки [Вишнякова, Вишнякова, Тутаев 2007; Дейк 1989; Добросклонская 2008; 2010; Дускаева 2004; Засурский 2005; Казак 2012; 2014; Кайда 2011; Калмыков 2000; 2013; Клушина 2008; Кожемякин 2010; Короченский 2004; Красноярова 2010; Лысакова 2005; Мисонжников 2013; Перси 2014; Полонский 2014; 2015; Сметанина 2002; Солганик 2005; Ученова 2003; Чернышова 2007; Чернявская 2009; Чичерина 2008; Eco 1964; 1992; Katz, Gurevitch, Hass 1973; Pstyga 2013; Wodak 2004 и др.]. Тем не менее вопрос о ста­ту­се медий­но­го тек­ста в куль­ту­ре тре­бу­ет, по мое­му мне­нию, допол­ни­тель­но­го комментария.

Фундамент кон­цеп­ций медий­но­го тек­ста зало­жен в рабо­тах таких иссле­до­ва­те­лей, как Т. ван Дейк, Т. Г. Добросклонская, Я. Н. Засурский, С. И. Сметанина, Г. Я. Солганик, В. В. Ученова, У. Эко. В совре­мен­ной науч­ной и ака­де­ми­че­ской прак­ти­ке широ­ко при­ня­то пони­ма­ние медий­но­го тек­ста как сово­куп­но­го рече­во­го про­дук­та трех форм мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции — жур­на­ли­сти­ки, рекла­мы и свя­зей с обще­ствен­но­стью. Так, Т. ван Дейк пола­га­ет, что «струк­ту­ры меди­а­тек­стов могут быть адек­ват­но поня­ты толь­ко в одном слу­чае: если мы будем ана­ли­зи­ро­вать их как резуль­тат когни­тив­ной и соци­аль­ной дея­тель­но­сти жур­на­ли­стов по про­из­вод­ству тек­стов и их зна­че­ний, как резуль­тат интер­пре­та­ции тек­стов чита­те­ля­ми газет и теле­зри­те­ля­ми, про­из­во­ди­мой на осно­ве опы­та их обще­ния со сред­ства­ми мас­со­вой инфор­ма­ции» [Дейк 1989: 123].

Т. Г. Добросклонская рас­смат­ри­ва­ет меди­а­текст в каче­стве «основ­ной еди­ни­цы язы­ка СМИ»: «В совре­мен­ных усло­ви­ях ста­нов­ле­ния инфор­ма­ци­он­но­го обще­ства осо­бую акту­аль­ность при­об­ре­та­ет изу­че­ние дис­крет­ных еди­ниц медиа­по­то­ка. Вне вся­ко­го сомне­ния, основ­ной такой еди­ни­цей явля­ет­ся меди­а­текст, рам­ки кото­ро­го поз­во­ля­ют объ­еди­нить такие раз­но­пла­но­вые и мно­го­уров­не­вые поня­тия, как газет­ная ста­тья, радио­пе­ре­да­ча, теле­ви­зи­он­ные ново­сти, интернет-реклама и про­чие виды про­дук­ции сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции» [Добросклонская 2008: 29].

Я. Н. Засурский обра­ща­ет вни­ма­ние на то, что «меди­а­тек­сты делят на радио‑, теле­ви­зи­он­ные, газетно-публицистические тек­сты, под­чер­ки­вая, что они объ­еди­ня­ют­ся общи­ми чер­та­ми при­над­леж­но­сти к мас­со­вой инфор­ма­ции» [Засурский 2005: 9].

В этой иссле­до­ва­тель­ской пара­диг­ме нахо­дят­ся раз­мыш­ле­ния М. Ю. Казак: «Как обоб­ща­ю­щий тер­мин меди­а­текст закре­пил­ся имен­но за тек­ста­ми мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции… свою объ­яс­ни­тель­ную силу тер­мин обре­та­ет при интер­пре­та­ции меди­а­тек­ста как сово­куп­но­го про­дук­та трех гло­баль­ных под­си­стем мас­со­вой ком­му­ни­ка­ции: жур­на­ли­сти­ки, PR и рекла­мы» [Казак 2012: 30].

Понимание медий­но­го тек­ста как сово­куп­но­го рече­во­го про­дук­та мас­сме­диа (в этом слу­чае мы име­ем дело с резуль­та­том ком­прес­сив­но­го сло­во­об­ра­зо­ва­ния — медиа из мас­сме­диа) вклю­ча­ет­ся в пред­мет­ное поле медиа­линг­ви­сти­ки, а так­же дру­гих гума­ни­тар­ных дис­ци­плин, ори­ен­ти­ро­ван­ных на изу­че­ние куль­тур­ных прак­тик «мас­со­во­го чело­ве­ка» (Х. Ортега-и-Гассет). Однако соци­о­куль­тур­ный, дис­кур­сив­ный, семи­о­ти­че­ский, когни­тив­ный, коммуникативно-прагматический, кон­тент­ный, линг­во­куль­ту­ро­ло­ги­че­ский и функционально-стилистический ана­лиз сово­куп­но­го инфор­ма­ци­он­но­го про­дук­та, моти­ви­ро­ван­но­го медий­ным ресур­сом, поз­во­ля­ет уви­деть его ина­че, в дру­гом статусе.

Принципы опре­де­ле­ния куль­тур­но­го ста­ту­са медий­но­го тек­ста. В куль­тур­ной ква­ли­фи­ка­ции медий­но­го тек­ста важ­но не упус­кать из виду то, что в поня­тии «медиа» (сло­во «mediа» вос­хо­дит к индо­ев­ро­пей­ско­му кор­ню *medhios — сред­ний, от кото­ро­го обра­зо­ва­лось в том же зна­че­нии лат. medius и к кото­ро­му вос­хо­дит рус. меж­ду ‘в про­ме­жут­ке’, ‘в про­стран­стве или во вре­ме­ни, раз­де­ля­ю­щем что-либо’) сосре­до­то­че­но мно­го смыс­лов. Это отра­жа­ет осо­бен­но­сти само­го фено­ме­на медиа — мно­го­слой­но­го, функ­ци­о­наль­но свя­зан­но­го с ком­му­ни­ка­тив­ным опы­том чело­ве­ка, с его инфор­ма­ци­он­ной потреб­но­стью, кото­рая обу­слов­ли­ва­ет ста­биль­ный запрос на медиа и сово­куп­ность тре­бо­ва­ний, предъ­яв­ля­е­мых к ним. Необходимость реше­ния услож­ня­ю­щих­ся в соци­аль­ной прак­ти­ке коммуникативно-прагматических задач, бур­ное раз­ви­тие инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­гий, а так­же обре­те­ние самой инфор­ма­ци­ей ста­ту­са важ­ней­ше­го, стра­те­ги­че­ско­го ресур­са совре­мен­но­го обще­ства — все это в сово­куп­но­сти при­ве­ло не толь­ко к ради­каль­но­му рас­ши­ре­нию спек­тра медиа, к фор­си­ро­ван­ной дивер­си­фи­ка­ции их плат­форм и фор­ма­тов, но и к каче­ствен­ным пере­ме­нам в их соци­аль­ном восприятии.

Как извест­но, «явле­ние тво­рит­ся мас­шта­бом его вос­при­я­тия» [Элиаде 1999: 7], фоку­сом и интен­сив­но­стью вни­ма­ния к нему, нюан­си­ров­кой наблю­де­ний, сте­пе­нью дета­ли­за­ции вос­при­ни­ма­е­мо­го объ­ек­та, сте­пе­нью эмо­ци­о­наль­но­го кон­так­та с ним. Любой объ­ект дей­стви­тель­но­сти сего­дня стал фик­си­ро­вать­ся созна­ни­ем как «зашиф­ро­ван­ный» в окру­жа­ю­щем чело­ве­ка про­стран­стве медий­ный ресурс, т. е. с точ­ки зре­ния не толь­ко его культурно-бытового пред­на­зна­че­ния, но и его тех­но­ло­ги­че­ской спо­соб­но­сти быть медиа, его медий­но­го потен­ци­а­ла. Причем вос­при­я­тие медий­но­го ресур­са раз­во­ра­чи­ва­ет­ся на двух уров­нях, пер­вый из кото­рых свя­зан с извле­че­ни­ем медий­но­го ресур­са из фона и реги­стра­ци­ей его конструктивно-технологических свойств (мате­ри­аль­ная фор­ма, фак­ту­ра, тек­сту­ра, внут­рен­няя струк­ту­ра, плот­ность, прин­ци­пы реа­ги­ро­ва­ния на внеш­нее воз­дей­ствие и т. п.) в аспек­те их ком­му­ни­ка­тив­но­го потен­ци­а­ла, а вто­рой — с соот­не­се­ни­ем осо­бен­но­стей медий­но­го ресур­са с дина­мич­ным кон­тек­стом соци­аль­но­го вза­и­мо­дей­ствия субъ­ек­тов, с их наме­ре­ни­я­ми (интен­ци­я­ми), целя­ми, зада­ча­ми, моти­ва­ми, инте­ре­са­ми и эмоциями.

История медиа — это пара­фраз куль­ту­ры чело­ве­ка, кото­рый на про­тя­же­нии своeй ком­му­ни­ка­тив­ной исто­рии обра­щал­ся к самым раз­ным медиа, к самым раз­ным посред­ни­кам, исполь­зо­вал самые раз­ные «тех­но­ло­ги­че­ские рас­ши­ре­ния» (М. Маклюэн), что­бы обес­пе­чить необ­хо­ди­мый себе фор­мат ком­му­ни­ка­ции. Тем не менее тако­го сосре­до­то­чен­но­го, нюан­си­ро­ван­но­го вни­ма­ния к медиа, такой праг­ма­ти­че­ски ори­ен­ти­ро­ван­ной уста­нов­ки на их рас­по­зна­ва­ние, ката­ло­ги­за­цию и дивер­си­фи­ка­цию форм не было нико­гда. До сих пор медиа оста­ва­лись неза­ме­чен­ны­ми, неви­ди­мы­ми, «рас­тво­рен­ны­ми» в не струк­ту­ри­ро­ван­ном созна­ни­ем куль­тур­ном фоне, одна­ко бла­го­да­ря инно­ва­ци­он­ным про­цес­сам, фор­си­ро­ван­но раз­ви­ва­ю­щим­ся во всех сфе­рах жиз­ни и дея­тель­но­сти обще­ства и в осо­бен­но­сти в инфор­ма­ци­он­ных тех­но­ло­ги­ях, бла­го­да­ря мен­таль­ной дина­ми­ке чело­ве­ка медиа ока­за­лись в фоку­се диф­фе­рен­ци­ру­ю­ще­го соци­аль­но­го восприятия.

В резуль­та­те соци­аль­но­го «про­яв­ле­ния» медиа чело­век ока­зал­ся в каче­ствен­но новых для себя усло­ви­ях: не толь­ко плот­но­го погру­же­ния в сре­ду, пере­на­сы­щен­ную медиа, о чем актив­но гово­рят сего­дня иссле­до­ва­те­ли, но и устой­чи­во­го «ощу­ще­ния» медиа и даже «обя­зан­но­сти» к ним.

Нередуцируемое чув­ство сопри­част­но­сти фено­ме­ну медиа озна­ча­ет то, что совре­мен­ный чело­век в мен­таль­ном отно­ше­нии стал дру­гим: он обрел каче­ствен­но новую спо­соб­ность — «видеть» медиа и вклю­чать их фак­тор в свои куль­тур­ные прак­ти­ки, в фор­ми­ру­е­мые им содер­жа­тель­ные структуры.

Динамическая спо­соб­ность созна­ния к вос­при­я­тию в каче­стве медиа любых фено­ме­нов окру­жа­ю­щей сре­ды, спо­соб­ность к содер­жа­тель­но­му реа­ги­ро­ва­нию на медиа, вклю­ча­ю­ще­му в себя их опо­зна­ва­ние, раз­ли­че­ние и упо­треб­ле­ние с уче­том подвиж­но­го кон­тек­ста ком­му­ни­ка­ции и ее праг­ма­ти­че­ско­го аспек­та (сово­куп­но­сти ком­му­ни­ка­тив­ных интен­ций), изме­ни­ла содер­жа­тель­ную фор­му­лу куль­ту­ры, вклю­чив в нее в каче­стве обя­за­тель­но­го эле­мен­та фак­тор медиа, созда­ла кар­ди­наль­но новую для куль­ту­ры реаль­ность, свя­зан­ную с фено­ме­ном соци­аль­но­го «про­яв­ле­ния» медиа, или медиа­фа­ни­ей (от медиа + греч. phaino — являть; ср. иеро­фа­ния как мани­фе­ста­ция сакраль­но­го в жиз­ни чело­ве­ка [Там же: 11–12]) как их соци­аль­ным обна­ру­же­ни­ем, как их про­грес­сив­ной соци­аль­ной манифестацией.

Для пони­ма­ния спе­ци­фи­ки фак­то­ра медиа в куль­ту­ре необ­хо­ди­мо иметь в виду, что они «про­яв­ля­ют­ся» по-разному — как услу­га, как власть и как текст.

Как услу­га медиа отве­ча­ют на инфор­ма­ци­он­ный запрос чело­ве­ка и тех­но­ло­ги­че­ски обес­пе­чи­ва­ют ему воз­мож­ность в обсто­я­тель­ствах теку­ще­го или «отло­жен­но­го» ком­му­ни­ка­тив­но­го кон­так­та реа­ли­зо­вать свои услож­ня­ю­щи­е­ся в прак­ти­ке жиз­ни потреб­но­сти, а так­же поз­во­ля­ют ему вме­шать­ся в каче­стве субъ­ек­та в про­цесс про­из­вод­ства самой услу­ги. Каждый тип медиа при этом по-своему откли­ка­ет­ся на запрос чело­ве­ка в инфор­ма­ци­он­ном посред­ни­че­стве, обя­за­тель­но обна­ру­жи­вая в фор­ме и содер­жа­нии ком­му­ни­ка­тив­но­го про­дук­та свои особенности.

Как власть медиа при­сва­и­ва­ют чело­ве­ка, под­чи­ня­ют его себе, сужая про­стран­ство его выбо­ра [Луман 2001: 10], огра­ни­чи­вая его воз­мож­ность осу­ществ­лять свою волю, при­да­вая интел­лек­ту­аль­ным и эмо­ци­о­наль­ным про­ек­ци­ям чело­ве­ка свой поря­док. Как пишет Ю. Л. Осика, «мир непре­клон­но настой­чив в захва­те чело­ве­ка. Звуки, запа­хи, цве­та навяз­чи­вы, свя­зи вещей и собы­тий при­ну­ди­тель­ны. Вступая в мир, чело­век вынуж­ден пре­бы­вать во вла­сти вещей или дру­гих людей» [Осика 2002]. Медиа в при­сво­е­нии чело­ве­ка, навер­ное, осо­бен­но «бес­це­ре­мон­ны». Гибко при­спо­саб­ли­ва­ясь к запро­сам чело­ве­ка, тон­ко настра­и­ва­ясь на дви­же­ние его мыс­ли и чув­ства, раз­но­об­раз­но вовле­кая его в свою орби­ту и вме­няя себя ему в обя­зан­ность, они «надик­то­вы­ва­ют» все новые и новые пра­ви­ла кон­вер­ти­ро­ва­ния про­стран­ства, вре­ме­ни, соци­аль­ных прак­тик чело­ве­ка и его дис­кур­сов в свой формат.

Как текст медиа «свя­зы­ва­ют» воеди­но кате­го­рии бытия, вре­ме­ни, субъ­ек­та и зна­ния, орга­ни­зуя общие смыс­ло­вые про­стран­ства, раз­ли­ча­ю­щи­е­ся сво­и­ми соци­аль­ны­ми, куль­тур­ны­ми, дина­ми­че­ски­ми и коли­че­ствен­ны­ми параметрами.

Выделившись из куль­тур­но­го фона в раз­ли­чи­мую фигу­ру, медиа ста­ли источ­ни­ком содер­жа­тель­ных импуль­сов, устой­чи­во фик­си­ру­е­мых созна­ни­ем совре­мен­но­го чело­ве­ка, ста­ли той цен­но­стью, тем зна­чи­мым, интел­лек­ту­аль­но и эмо­ци­о­наль­но пере­жи­ва­е­мым обра­зом, кото­рый чело­век «встра­и­ва­ет» в свои куль­тур­ные практики.

Современная куль­ту­ра, таким обра­зом, в виде фак­то­ра медиа обре­ла новое, устой­чи­во «счи­ты­ва­е­мое», реги­стри­ру­е­мое, опо­зна­ва­е­мое обще­ствен­ным созна­ни­ем каче­ство — медий­ность, пони­ма­е­мую как фор­ма при­сут­ствия медиа в куль­ту­ре, как фор­маль­ный и содер­жа­тель­ный отклик на кон­струк­тив­ные осо­бен­но­сти медий­но­го ресур­са, на при­су­щие ему тех­но­ло­гии обес­пе­че­ния дви­же­ния информации.

Нельзя не согла­сить­ся с той мыс­лью, что «необ­хо­ди­мо видеть ста­рую и новую куль­ту­ры как один кон­ти­ну­ум» [Соловьев 2009: 53], одна­ко важ­но обо­зна­чить и те раз­ли­чия, кото­рые отра­жа­ют ее дина­ми­ку, ее каче­ствен­ные изме­не­ния. Именно медий­ность отра­жа­ет каче­ствен­но новый ста­тус совре­мен­ной куль­ту­ры и ста­тус ее доми­ни­ру­ю­ще­го тек­ста. Как заме­тил А. М. Пятигорский, «вре­мя изме­ня­ет тек­сты. Традиционные куль­ту­ры созна­тель­но или бес­со­зна­тель­но (чаще пер­вое) борют­ся со вре­ме­нем за тек­сты, что­бы оно их не изме­ня­ло. Одним из основ­ных мето­дов этой борь­бы было вклю­че­ние вре­ме­ни в текст, кото­рый тем самым ста­но­вил­ся фор­мой суще­ство­ва­ния вре­ме­ни как сво­е­го внут­рен­не­го объ­ек­та (содер­жа­ния?)» [Пятигорский 1997: 14]. Сегодня зна­ком вре­ме­ни, вклю­чен­но­го в текст, стал фак­тор медиа, а клю­че­вой стра­те­ги­ей совре­мен­ной куль­ту­ры стал пере­вод ее тек­стов в медий­ную форму.

Многообразие пара­мет­ров медиа, фор­ми­ру­ю­щих отли­чи­тель­ные свой­ства раз­вер­ты­ва­е­мо­го тек­ста, ока­зы­ва­ет­ся в фоку­се устой­чи­во­го обще­ствен­но­го созна­ния и, как след­ствие, ста­но­вит­ся пред­ме­том фоку­си­ро­ван­ной рефлек­сии, уста­нав­ли­ва­ю­щей про­ек­цию конструктивно-технологических осо­бен­но­стей медий­но­го ресур­са на внут­рен­нюю орга­ни­за­цию тек­ста (осо­бен­но­сти кода, сти­ля, харак­тер интен­ций и т. п.), на его «смыс­ло­вой ланд­шафт» [Эпштейн 2014], на прин­ци­пы его про­из­вод­ства и пере­да­чи, а так­же на его вне­тек­сто­вые осо­бен­но­сти (фак­ту­ру, объ­ем, раз­мер, фор­му, поли­гра­фи­че­ские харак­те­ри­сти­ки и т. п.).

Следовательно, медий­ный текст, т. е. текст, моти­ви­ро­ван­ный медий­ной тех­но­ло­ги­ей, созда­ва­е­мый и вос­при­ни­ма­е­мый с посто­ян­ной «огляд­кой» на медиа, в непре­рыв­ном их «сопро­вож­де­нии», ста­но­вит­ся клю­че­вой осо­бен­но­стью совре­мен­ной куль­ту­ры, ее гло­баль­ным обстоятельством.

Медийный текст как фено­мен совре­мен­ной куль­ту­ры всту­па­ет в пара­диг­маль­ный диа­лог с тек­стом «неме­дий­ным», тра­ди­ци­он­ным, в кото­ром тех­но­ло­ги­че­ский аспект совре­мен­ни­ка­ми «не счи­ты­вал­ся» в такой сте­пе­ни акцен­ти­ро­ван­но­сти, пред­на­ме­рен­но­сти и прагматичности.

У каж­дой куль­ту­ры, как и у каж­до­го чело­ве­ка, есть свои медиа, спектр кото­рых велик — «от кли­но­пи­си до Интернета» [Мечковская 2009]. Медийный «репер­ту­ар» совре­мен­ной куль­ту­ры бла­го­да­ря «моби­ли­за­ции медиа­ре­аль­но­сти» [Больц 2011: 34] не толь­ко суще­ствен­но обо­га­тил­ся, но и каче­ствен­но изме­нил­ся. Новые, циф­ро­вые и сете­вые, инфор­ма­ци­он­ные тех­но­ло­гии при­ве­ли к фор­ми­ро­ва­нию каче­ствен­но ново­го медий­но­го ресур­са, кото­рый суще­ствен­но рас­ши­рил пара­диг­му форм медий­но­го тек­ста. В осмыс­ле­нии фено­ме­на медиа и их раз­вер­ты­ва­ния в тек­сто­вую реаль­ность важ­но не упус­кать из виду и тот факт, что любые куль­тур­ные пре­об­ра­зо­ва­ния про­ис­хо­дят толь­ко при нали­чии моти­ви­ро­ван­но­го соци­аль­но­го субъекта.

Нет сомне­ний в том, что в совре­мен­ном обще­стве осо­бен­ной инно­ва­ци­он­ной мобиль­но­стью в аспек­те ком­му­ни­ка­тив­ных тех­но­ло­гий отли­ча­ют­ся такие инсти­ту­ци­о­наль­ные сфе­ры, как жур­на­ли­сти­ка, рекла­ма и свя­зи с обще­ствен­но­стью, кото­рые, будучи ори­ен­ти­ро­ван­ны­ми на целе­на­прав­лен­ное воз­дей­ству­ю­щее дви­же­ние инфор­ма­ции в боль­ших соци­аль­ных груп­пах, осо­бен­но заин­те­ре­со­ва­ны в дивер­си­фи­ка­ции медий­ных плат­форм и в их актив­ном внед­ре­нии в свои прак­ти­ки, посколь­ку это повы­ша­ет эффек­тив­ность реше­ния сто­я­щих перед ними задач. Однако необ­хо­ди­мо при­нять во вни­ма­ние и тот факт, что сре­ди тех, кто почув­ство­вал «медий­ную фак­ту­ру» совре­мен­но­сти и вовлек медиа в сфе­ру сво­е­го устой­чи­во­го куль­тур­но­го потреб­ле­ния, нахо­дят­ся сего­дня не толь­ко жур­на­ли­сты, не толь­ко сотруд­ни­ки реклам­ных и пиар-агентств, но и дру­гие пред­ста­ви­те­ли так назы­ва­е­мо­го кре­а­тив­но­го клас­са [Флорида 2007], кото­рые откры­ты куль­тур­ной дина­ми­ке совре­мен­ной жиз­ни, ее акту­аль­ным тен­ден­ци­ям, кото­рые пер­вы­ми улав­ли­ва­ют и усва­и­ва­ют инно­ва­ци­он­ные идеи, кото­рые гене­ри­ру­ют акту­аль­ную повест­ку дня и новые моде­ли пове­де­ния. Среди них — пуб­ли­ци­сты, поли­ти­ки и пре­по­да­ва­те­ли, писа­те­ли и поэты, про­фес­си­о­на­лы и люби­те­ли в сфе­ре искус­ства, дизай­на и моды, спе­ци­а­ли­сты в сфе­ре музей­ной и выста­воч­ной дея­тель­но­сти, в сфе­ре эко­но­ми­ки и мар­ке­тин­га и мно­гие дру­гие «куль­тур­ные посред­ни­ки» [Bovone 2012], ком­му­ни­ка­тив­ный ста­тус кото­рых фор­ми­ру­ет­ся на осно­ве пони­ма­ния ими потен­ци­а­ла соци­аль­ной сре­ды, их праг­ма­ти­че­ских интен­ций быть в гуще про­ис­хо­дя­щей пуб­лич­ной жиз­ни (какой бы фор­мат она ни при­ни­ма­ла — груп­пы, учре­жде­ния, горо­да, стра­ны или сооб­ще­ства в гло­баль­ной сети) и эффек­тив­но сопер­ни­чать за соци­аль­ную узна­ва­е­мость, лидер­ство и при­зна­ние, в том чис­ле посред­ством медий­ных и кон­тент­ных стратегий.

В обще­стве, кро­ме того, есть осо­бые груп­пы людей, так назы­ва­е­мые тренд­сет­те­ры (англ. trend — тен­ден­ция и to set — уста­нав­ли­вать, начи­нать), хип­сте­ры (англ. to be hip — быть в теме), меди­а­гур­ма­ны и медиа­фа­на­ты, кото­рые, отли­ча­ясь высо­кой интел­лек­ту­аль­ной и эмо­ци­о­наль­ной мобиль­но­стью, осо­бен­ной воле­вой уста­нов­кой на новиз­ну, на аван­гард­ный тренд и экс­пе­ри­мент, вовле­чен­но­стью в дина­ми­ку соци­аль­ных про­цес­сов с их мно­го­об­раз­ны­ми инно­ва­ци­он­ны­ми про­ек­та­ми в сфе­ре медиа, неза­мед­ли­тель­но вклю­ча­ют ново­вве­де­ния в свой повсе­днев­ный опыт. Благодаря этим соци­аль­ным субъ­ек­там, чьи куль­тур­ные прак­ти­ки устой­чи­во фик­си­ру­ют­ся обще­ствен­ным созна­ни­ем, медиа ста­ли той «фор­мой жиз­ни», кото­рая обу­слов­ли­ва­ет фор­си­ро­ван­ное раз­вер­ты­ва­ние в куль­ту­ре новой тек­сто­вой реальности.

Результаты ана­ли­за. Совокупность свойств медий­но­го тек­ста под­да­ет­ся систе­ма­ти­за­ции, резуль­тат кото­рой поз­во­ля­ет выявить пара­диг­му его форм с уче­том ряда его аспектов.

Конструктивно-технологический аспект медий­но­го тек­ста свя­зан со свой­ства­ми медиа, кото­рые опре­де­ля­ют их спо­соб­ность по-разному фик­си­ро­вать инфор­ма­цию в каче­ствен­но раз­ли­ча­ю­щих­ся сре­дах — в есте­ствен­ной сре­де, сре­де физи­че­ских объ­ек­тов и явле­ний, свой­ства кото­рых опо­зна­ют­ся чело­ве­ком орга­но­леп­ти­че­ски, в опы­те непо­сред­ствен­ных вос­при­я­тий и ощу­ще­ний, и в циф­ро­вой, реаль­ность кото­рой доступ­на толь­ко посред­ством осо­бой, интер­фейс­ной тех­но­ло­гии, обес­пе­чи­ва­ю­щей вза­и­мо­дей­ствие поль­зо­ва­те­ля с инфор­ма­ци­он­ной систе­мой. На этом осно­ва­нии мож­но гово­рить о суще­ство­ва­нии двух спо­со­бов фик­са­ции инфор­ма­ции и соот­вет­ствен­но о двух фор­мах медий­но­го тек­ста — ана­ло­го­вой и циф­ро­вой.

Отличительным свой­ством циф­ро­во­го тек­ста явля­ет­ся про­грес­сив­ная пла­стич­ность, под кото­рой мною пони­ма­ет­ся уни­каль­ная спо­соб­ность к облег­чен­но­му и «мало­за­трат­но­му» про­из­вод­ству, кло­ни­ро­ва­нию, резерв­но­му копи­ро­ва­нию, к мгно­вен­ным транс­фор­ма­ци­ям и неза­мед­ли­тель­но­му откли­ку на исполь­зу­е­мый при­ем (мар­ки­ро­ва­ние, мас­шта­би­ро­ва­ние, шриф­то­ва­ние, дефор­ма­цию, пере­ме­ще­ние, вклю­че­ние, изъ­я­тие и т. п.), а так­же к суще­ство­ва­нию в широ­ком диа­па­зоне сво­их пре­об­ра­зо­ван­ных, «откры­тых» и гипер­тек­сто­вых форм, к упро­щен­но­му поли­ко­до­во­му объ­еди­не­нию, интер­ак­тив­но­сти и фик­си­ро­ва­нию в ито­го­вой форме.

Прогрессивная пла­стич­ность циф­ро­во­го тек­ста рас­кры­ва­ет­ся так­же в осо­бом спо­со­бе его хра­не­ния и дис­три­бу­ции (рас­про­стра­не­ния, адрес­ной рас­сыл­ке и раз­ме­ще­ния), пре­иму­ще­ство кото­ро­го обес­пе­чи­ва­ет­ся посред­ством исполь­зо­ва­ния вир­ту­аль­ной инфра­струк­ту­ры, сни­ма­ю­щей про­стран­ствен­ный, вре­мен­ной и коли­че­ствен­ный барьер.

Конструктивно-семиотический аспект медий­но­го тек­ста свя­зан с тех­но­ло­ги­че­ской спо­соб­но­стью медиа фик­си­ро­вать инфор­ма­цию посред­ством опре­де­лен­но­го семи­о­ти­че­ско­го кода или сово­куп­но­сти кодов. На этом осно­ва­нии выде­ля­ет­ся моно­ко­до­вая (моно­се­ми­о­ти­че­ская) и поли­ко­до­вая (поли­се­ми­о­ти­че­ская) фор­ма медий­но­го текста.

В семи­о­ти­че­ском отно­ше­нии моно­ко­до­вый текст пред­став­ля­ет собой одно­род­ное обра­зо­ва­ние, смыс­ло­вая струк­ту­ра кото­ро­го репре­зен­ти­ру­ет­ся посред­ством одной семи­о­ти­че­ской систе­мы (вер­баль­ной, визу­аль­ной или ауди­аль­ной), в свою оче­редь поли­ко­до­вый текст — это неод­но­род­ное, гибрид­ное обра­зо­ва­ние, сов­ме­ща­ю­щее в себе раз­лич­ные семи­о­ти­че­ские ряды (семи­о­ти­че­ский ком­плекс), кото­рые в смыс­ло­вом про­стран­стве тек­ста всту­па­ют в моти­ви­ро­ван­ные праг­ма­ти­че­ски или эсте­ти­че­ски отно­ше­ния — отно­ше­ния кон­со­нан­са, т. е. содер­жа­тель­ной под­держ­ки (про­по­ни­ру­ю­ще­го диа­ло­га), или дис­со­нан­са, т. е. содер­жа­тель­но­го опро­вер­же­ния (оппо­ни­ру­ю­ще­го диа­ло­га), а так­же отно­ше­ния коор­ди­на­ции (согла­со­ва­ния) и суб­ор­ди­на­ции (иерар­хии). «Способность к еди­не­нию раз­ных… по сво­ей при­ро­де зна­ко­вых ком­плек­сов явля­ет­ся осно­вой воз­ник­но­ве­ния… меди­а­тек­ста как тек­сто­во­го само­до­ста­точ­но­го кон­ти­ну­у­ма» [Мисонжников 2013: 187].

Поликодовый текст, как извест­но, сего­дня осо­бен­но вос­тре­бо­ван. Это объ­яс­ня­ет­ся тем, что сего­дня «куль­ту­ра интер­пре­та­ции и пони­ма­ния пись­мен­ных тек­стов ста­ла стре­ми­тель­но зака­ты­вать­ся» [Марков 2003]. Несмотря на то что обо­га­ща­ю­щий­ся опыт совре­мен­но­го чело­ве­ка выра­жа­ет­ся в росте его сло­ва­ря, выбор все же устой­чи­во дела­ет­ся в поль­зу визу­аль­но­го нарратива.

Социально-коммуникативный аспект медий­но­го тек­ста свя­зан со спо­соб­но­стью медиа обес­пе­чи­вать опре­де­лен­ный фор­мат или уро­вень цир­ку­ля­ции инфор­ма­ции в обще­стве, рас­пре­де­лять инфор­ма­цию и обес­пе­чи­вать одно­вре­мен­ный к ней доступ моти­ви­ро­ван­но­го коли­че­ства потребителей.

Медийный текст, кото­рый гене­ри­ру­ет­ся в сфе­ре меж­лич­ност­ной ком­му­ни­ка­ции, т. е. пред­на­зна­чен­ный кон­крет­но­му лицу или груп­пе лиц, кото­рые посвя­ще­ны в лич­ные, не обсуж­да­е­мые пуб­лич­но обсто­я­тель­ства жиз­ни, мож­но ква­ли­фи­ци­ро­вать как интер­пер­со­наль­ный (напри­мер, част­ные пись­ма). В свою оче­редь, текст, моти­ви­ро­ван­ный боль­ши­ми, в при­зна­ко­вом отно­ше­нии рас­сре­до­то­чен­ны­ми ауди­то­ри­я­ми, ори­ен­ти­ро­ван­ный на импер­со­наль­ное созна­ние и рас­про­стра­ня­е­мый посред­ством медиа, спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ных в обес­пе­че­нии мас­со­вых ком­му­ни­ка­ций, ина­че гово­ря, мас­сме­диа, обна­ру­жи­ва­ет свою мас­сме­дий­ную форму.

Массмедиа, пред­став­ля­ю­щие собой «сред­ство мыш­ле­ния совре­мен­но­го чело­ве­ка» [Пронина 2001] и отра­жа­ю­щие коммуникативно-технологические воз­мож­но­сти раз­ных инфор­ма­ци­он­ных плат­форм — теле­ви­де­ния, радио­ве­ща­ния, прес­сы, кино­се­ти (кино­те­ат­ров и учре­жде­ний), прин­та­у­тов (широ­ко рас­про­стра­ня­е­мой поли­гра­фи­че­ской про­дук­ции само­го раз­но­го харак­те­ра), инстал­ля­ций (мно­го­об­раз­ных в кон­струк­тив­ном отно­ше­нии: наруж­ных и внут­рен­них, ста­ти­че­ских и дина­ми­че­ских, создан­ных с при­ме­не­ни­ем ана­ло­го­вых или циф­ро­вых тех­но­ло­гий) и Интернета, спо­соб­ны побуж­дать широ­кие ауди­то­рии к моти­ви­ро­ван­ной интер­пре­та­ции фак­тов, кор­рек­ти­ро­вать посред­ством раз­лич­ных мето­дик (нани­зы­ва­ния фак­тов, точек зре­ния, ком­мен­та­ри­ев, умол­ча­ния, дина­ми­че­ско­го сов­ме­ще­ния визу­аль­но­го, аку­сти­че­ско­го и вер­баль­но­го рядов в усло­ви­ях одно­мо­мент­но­го вос­при­я­тия тек­ста) как теку­щее вос­при­я­тие собы­тий, так и куль­тур­ную память [Дейк 1989; Луман 2005; Марков 2003]. Сегодня они жест­ко впи­сы­ва­ют в струк­ту­ры повсе­днев­но­сти свой мас­штаб и поря­док, свои моде­ли созна­ния, свою логи­ку про­из­вод­ства зна­ний и собы­тий, свой фор­мат вре­ме­ни и про­стран­ства, зада­вая соци­аль­ной реаль­но­сти и ее тек­сту свои параметры.

Способность мас­сме­диа удер­жи­вать и кор­рек­ти­ро­вать вни­ма­ние широ­ких ауди­то­рий, опре­де­лять харак­тер и век­тор дви­же­ния их мыс­ли объ­яс­ня­ет осо­бую вос­тре­бо­ван­ность мас­сме­дий­но­го тек­ста в усло­ви­ях совре­мен­ной жиз­ни с ее жест­кой уста­нов­кой на соци­аль­ное управ­ле­ние, с ее осо­бой чув­стви­тель­но­стью к «профит-фактору» как пока­за­те­лю эффек­тив­но­сти системы.

Мир сего­дня живет «в режи­ме бес­пре­це­дент­но­го кол­лек­тив­но­го экс­пе­ри­мен­та» [Джайлс 2013: 76].

Современные циф­ро­вые тех­но­ло­гии созда­ли каче­ствен­но новые ком­му­ни­ка­тив­ные кон­тек­сты, в кото­рых во вза­им­ной обу­слов­лен­но­сти ока­за­лись не пере­се­кав­ши­е­ся до сих пор, с одной сто­ро­ны, меж­лич­ност­ные фор­мы ком­му­ни­ка­ции, име­ю­щие атрибуты

субъ­ек­тив­но­го, пер­со­на­ли­зи­ро­ван­но­го опы­та, а с дру­гой — мас­со­вые, ори­ен­ти­ро­ван­ные на импер­со­наль­ное созна­ние, на пре­одо­ле­ние гра­ниц пер­со­на­ли­зи­ро­ван­но­го субъ­ек­та речи [Калмыков 2000; Пронина 2001]. В резуль­та­те кон­вер­ген­ции раз­ных ком­му­ни­ка­тив­ных сфер обра­зо­ва­лась новая фор­ма медий­но­го тек­ста, суть кото­рой рас­кры­ва­ет­ся в соци­аль­ном экс­по­ни­ро­ва­нии и его мас­шта­бе меж­лич­ност­но­го диа­ло­га. В этом слу­чае мож­но гово­рить и о такой фор­ме медий­но­го тек­ста, как сете­вой текст, экс­по­ни­ро­ван­ный, т. е. име­ю­щий непо­сред­ствен­но­го адре­са­та, но «выстав­лен­ный на обо­зре­ние» обще­ствен­но­сти — все­об­щее или толь­ко кон­крет­ной груп­пы людей, целе­вой ауди­то­рии (напри­мер, адре­со­ван­ное кон­крет­но­му лицу элек­трон­ное пись­мо может иметь допол­ни­тель­ную рас­сыл­ку; тек­сты в раз­лич­ных соци­аль­ных сетях и т. п.).

Выводы. Таким обра­зом, совре­мен­ность, как бы мы ее ни назы­ва­ли — инфор­ма­ци­он­ной, циф­ро­вой, пост­ин­ду­стри­аль­ной, постан­тро­по­ло­ги­че­ской, постли­те­ра­тур­ной, пост­мо­дер­нист­ской или, как ино­гда гово­рят жур­на­ли­сты, пере­пост-модер­нист­ской, — име­ет медий­ную фак­ту­ру. Мы начи­на­ем по-настоящему осо­зна­вать, что медиа сего­дня не про­сто при­сут­ству­ют в жиз­ни обще­ства, обес­пе­чи­вая вос­тре­бо­ван­ный уро­вень ком­му­ни­ка­тив­но­го вза­и­мо­дей­ствия всех его субъ­ек­тов, не про­сто явля­ют­ся ком­по­нен­том соци­аль­ной сре­ды, фор­ми­ру­ю­щим ее ком­му­ни­ка­тив­ную инфра­струк­ту­ру, они ста­ли ста­тус­ным кон­тек­стом, где обре­та­ют свои куль­тур­ные фор­мы все соци­аль­ные про­цес­сы, где раз­ра­ба­ты­ва­ют­ся акту­аль­ные моде­ли соци­аль­ной иден­тич­но­сти, где опре­де­ля­ет­ся харак­тер доми­нант­ных смыс­ло­вых и идео­ло­ги­че­ских век­то­ров обще­ствен­но­го сознания.

Медийный текст — ком­му­ни­ка­тив­ный фено­мен исклю­чи­тель­но совре­мен­ной куль­ту­ры. Его сущ­ность фор­ми­ру­ет­ся на осно­ве гене­ри­ро­ван­ной совре­мен­ной куль­ту­рой спо­соб­но­сти созна­ния фор­маль­но и содер­жа­тель­но в акцен­ти­ро­ван­ном режи­ме реа­ги­ро­вать на конструктивно-технологические пара­мет­ры медиа как ресур­са, мно­го­об­раз­но опо­сре­ду­ю­ще­го ком­му­ни­ка­тив­ные про­цес­сы. Инвазия «новых медиа» во все сфе­ры обще­ствен­ной жиз­ни и рас­ши­ре­ние их «отсле­жи­ва­ю­щих чело­ве­ка» тех­но­ло­гий каче­ствен­но рас­ши­ри­ли воз­мож­но­сти для про­из­вод­ства тек­ста любой фор­мы и любой отрас­ле­вой принадлежности.