В статье представлена концепция текстообразующей роли модуса. Прежде всего она заключается в определенном «выходе» модуса из предложения на пространство текста в виде последовательностей, названных автором «сложными модусными перспективами» и «сложными модусными структурами»: это логические, эмоциональные и выразительные последовательности, когда из отдельного высказывания распространяются модусные смыслы на некоторые дистанции текста или весь текст. При этом автор текста воплощает определенные интенции, реализует свой замысел, применяет приемы воздействия на адресата. Особое внимание в статье уделено медиатексту. Наряду с описанием механизма «выхода» модуса на пространство медиатекста на примерах публицистики автор очерчивает возможности приложения концепции к решению проблем медиатекста. В статье делается вывод, что в современной публицистике роль модуса в плане содержания — главная. модус исследуется как текстостроительная субстанция, представлены пути исследования медиатекста с применением модуса как инструмента анализа.
THE CONCEPT OF MODUS IN A TEXT AND ITS POTENTIAL TO EXPLORE MEDIATEXT
The article contains the concept of the modus (module) playing the role as the text generating phenomenon. It is realized as so to say modular “coming out” from a sentence into a text as a sequence called by the author as “complicated modular perspectives” and “complicated modular structures”. These perspectives and structures are logical, emotional, and expressive sequences when one separate utterance generates modular meanings to a part of a text or the whole text. The author of the text realizes his or her intentions and idea using influencing devices to the addressee. Modular explication of such type is observed in the work of art, scientific, and publicistic texts. A special attention is drawn to a mediatext. Together with the description mechanism of modular “coming out”, the author outlines potentials of the concept to be implied to solving mediatextual issues using the examples of “hot” publicistics. The author comes to the conclusion that the role of module on the contents plane is the main one in the contemporary publicistics. The value of the article is that the modus in the sense that Ch. Bally imposed on it, is observed as a text generating subject. The “behavior” of a module in a text is also observed along with the methods of a mediatext exploration using module as an analytical tool.
Олег Николаевич Копытов, доктор филологических наук, профессор кафедры журналистики и издательского бизнеса Дальневосточного федерального университета
E-mail: oleg_kopytov@mail.ru
Oleg Nikolaevich Kopytov, PhD, The Chair of Journalism and Publishing Management, Far-East Federal University
E-mail: oleg_kopytov@mail.ru
Копытов О. Н. Концепция модуса на пространстве текста и ее возможности для исследования медиатекста // Медиалингвистика. 2015. № 4 (10). С. 69–82. URL: https://medialing.ru/koncepciya-modusa-na-prostranstve-teksta-i-ee-vozmozhnosti-dlya-issledovaniya-mediateksta/ (дата обращения: 13.12.2024).
Kopytov O. N. The concept of modus in a text and its potential to explore mediatext. Media Linguistics, 2015, No. 4 (10), pp. 69–82. Available at: https://medialing.ru/koncepciya-modusa-na-prostranstve-teksta-i-ee-vozmozhnosti-dlya-issledovaniya-mediateksta/ (accessed: 13.12.2024). (In Russian)
УДК 70
ББК 76.01
ГРНТИ 19.41
КОД ВАК 10.01.10
Постановка проблемы. Модус, трактуемый в духе Шарля Балли, — это субъективная часть смысла предложения, в ней представлен субъект сознания и речи с его отношением к сообщаемому и сообщению [Балли 1955]. Модус в «классической» интерпретации выражается формами глаголов, изъяснительными конструкциями, вводными словами и выражениями, интонацией. Например, предложение Дождь. Само представление о дожде, представление об одном из видов осадков — это диктум. Но говорящий может придать этому представлению разные субъективные смыслы — модусы. Вот бы дождик!; Сейчас не помешал бы хороший дождь; Надоели дожди!; С прошлого месяца не было дождей. Здесь модусы желательности, оценки и актуализации.
А может ли модус выражаться и иными формами? Например, прилагательными? В бар вошел сильный мужчина. «Сильный» мужчина — это объективная характеристика? Сможет ли он связать узлом кочергу? Преступный режим N. А эти преступления, совершенные именно N, доказаны? А судьи кто? Работают ли на модус высказывания частицы, во всем их спектре, деепричастия, наречия, в том числе предикативные, порядок слов, в конце концов, сам отбор говорящим актантов и сирконстантов для строительства им пропозиции и выражения ее языковым способом? Весной легко расставаться. Всем? А осенью трудно? И что значит «легко»? Без слез? Или найти другую? «Легко» — это объективно при расставании весной, или это только определенному субъекту-говорящему, с известными ему способами расставания «легко»? Семантико-синтаксическое оперирование говорящим объективными представлениями может проходить проверку объективными представлениями слушающего, в остатке — тоже модус.
Все, кто пишет о модусе в означенном Балли смысле, от классиков жанра — В. Г. Гака, Т. А. Колосовой, Т. В. Шмелевой — до сегодняшних исследователей отдельных смыслов модуса, например С. В. Гричина, З. Р. Латфулиной, Е. В. Постевой и др., писали, пишут о модусе предложения. Но имеет ли модус выход на пространство текста? Ведь сегодня никто не спорит с И. Р. Гальпериным [Гальперин 1981], который утверждал, что среди основных категорий текста — континуум, ретроспекция, проспекция, интеграция, завершенность и — обратим особое внимание — модальность. При этом модальность — и у Гальперина, и у других, этот термин использующих, — похожа на модус в нашем понимании, но не равна ему. Модальность в значениях, уже вошедших и в толковые словари, — это категория, выражающая отношение говорящего к содержанию высказывания, отношение последнего к действительности. Модальность может иметь значение утверждения, приказания, пожелания и др. Выражается специальными формами наклонений, интонацией, модальными словами (Современный толковый словарь. URL: http://www.moderndictionary.ru/). Модус в нашем понимании шире, вышеозначенная модальность — лишь одна из категорий модуса… Если модус имеет выход на пространство текста, то есть некий «модус текста» или только какие-то тонкие структуры, связывающие атомы модуса предложения в слабо различимые, поскольку специальных средств выражения не имеют, смыслы? Текстовые молекулы — текстовые смыслы?
Модус никак не может занять место широко обсуждаемого объекта современной лингвистики. Этому есть объективные причины. Модус — один из самых трудноуловимых языковых феноменов, он часто имплицитен, часто не имеет прямых соответствий плана выражения плану содержания, главное в модусе — его смыслы, не формы [Шмелева 1994], а лингвистическое исследование традиционно начинается с плана выражения.
И в каких именно типах текста, если он есть, наиболее представлен и значим «модус текста» или, назовем это явление так: модус на пространстве текста? В художественных? А может быть, и в научных тоже? А как с текстами СМИ? Медиатекстами?
Займемся всеми этими вопросами.
История вопроса. По нашему глубокому убеждению, только в одной небольшой по объему работе только одного ученого создана основа для полного описания модуса предложения. Это цитируемая так часто, что этот индекс цитирования исчислению не поддается, работа Татьяны Викторовны Шмелевой «Семантический синтаксис» [Шмелева 1988; 1994]. О ней — чуть позже. А первым из отечественных лингвистов заговорил о двучастности высказывания, цитируя Балли, о диктуме и модусе, о категориях модуса предложения В. Г. Гак. Он впервые задался целью определить круг категорий модуса, привлекая для этой задачи и работы тех ученых, которые не пользовались термином модус в указанном Балли смысле [Гак 1978]. Т. А Колосова обратилась к теории и терминологии Шарля Балли для исследования русского сложного предложения (введя синонимы «компонент А» — диктум, «компонент В» — модус [Колосова 1979]). В. А. Белошапкова ввела понятия модус и диктум в университетский курс современного русского языка [Белошапкова 1981].
И вернемся к Т. В. Шмелевой, которая предложила концепцию тотального модусного устройства русского высказывания-предложения.
Модус высказывания в концепции Шмелевой состоит из трех блоков категорий: метакатегорий, которые «обеспечивают осмысление высказывания относительно условий и условностей общения» [Шмелева 1994: 27]; актуализационных категорий, которые служат для обозначения того, как «сообщаемое в диктуме относится к действительности» [Там же: 30]; квалификативных категорий, выражающих рефлексии автора относительно своего или чужого сообщения с позиции источника информации (авторизация), ее достоверного или недостоверного характера (персуазивность) и позитивного / негативного отношения к диктуму (оценочность) [Там же: 32]; социальных категорий, отражающих демонстрируемые ритуально (конвенциально) социальные отношения (высказывания типа пожалуйста, будьте любезны и т. п.) [Там же: 35–36].
Блок актуализационных категорий, по Шмелевой, включает в себя отношение диктума и координат «лицо», «модальность», «время», «пространство». За вычетом «пространства», это соотношение по сути является предикативностью в понимании В. В. Виноградова, а «модальность» — грамматикализованным отношением высказывания к действительности (с операторами необходимости, желательности, возможности и т. п.).
Предположения о том, что модусу тесно в рамках предложения (понимаемого чаще всего как то, что «от точки до точки»), были. Во всяком случае, мы̀ так видим ту проблематику, над которой работали указанные ниже авторы. Но нам важна атмосфера, когда идеей насыщен сам воздух. Такие «предположения» встретим в работах Е. В. Падучевой [Падучева 1985] и О. А. Лаптевой [Лаптева 1978], правда, не в русле изучения одной из сторон модуса в означенном понимании и вообще не собственно в русле проблемы «объективное / субъективное», а в русле иных филологических проблем, достаточно отдаленных от проблемы модусно-диктумного содержания высказывания и текста: в русле темы «коммуникация и референция» (Е. В. Падучева); темы «план выражения специализированного вида речи» (О. А. Лаптева).
Проблема есть ли «модус текста» или модусные структуры на пространстве текста, а если есть, каковы они, для нас проглядывает как в еще одной из работ конца прошлого века Т. В. Шмелевой [Шмелева 1998], увидевшей в тексте тему-основу, рему-уток, и «авторский узор», так и в работах последних лет по медиалингвистике — например, Л. Р. Дускаевой [Дускаева 2012].
Описание цели, задач, методики исследования. Итак, цель нашего исследования — выявить текстообразующие роли модуса и механизмы исполнения этих ролей. Главные задачи — обосновать текстообразующую роль модуса как одну из главных его функций и показать языковую технику экспликации модуса, создающего текст. Особое внимание обратим на текст публицистического типа. В конце попробуем не только показать, какие модусные характеристики медиатекста нами уже выделены, но и какие возможности кроются в исследовании медиатекста через призму модуса. А также надеемся на то, что внимательный и заинтересованный читатель нашей статьи и сам для себя найдет те возможности данной концепции для исследования медиатекста, которые ему более близки и о которых мы не упомянули или упомянули вскользь.
Методика исследования включает в себя традиционные методы исследования, но адаптированные и расширенные для решения задач данного: метод дистрибутивного анализа, но в данном случае под «окружением лингвистических единиц» понимается не только вербальное, но и жанровое и сферное окружение; метод композиционного анализа, структурный метод, метод наблюдения, интертекстуальный анализ, методы семиотики. В настоящем исследовании применен и оригинальный метод — метод экспликации модусных смыслов в тексте, разработанный и успешно применяемый нами с начала текущего века.
На первом этапе для исследования текстов избирается наблюдение. При этом исследователь-лингвист играет роль заинтересованного наблюдателя и самоконтролирующего читателя. Заинтересованность читателя-лингвиста в том, чтобы эксплицировать эффекты, возникающие в его сознании при встрече с модусными показателями всего спектра модусных смыслов.
На втором этапе производится исследование техники создания эффектов, а на последнем совершается методическая конверсия и эксплицируются приемы автора способом проникновения в его замысел и интенции через текстовую типологию.
Анализ материала. Нами на большом материале прозаических текстов (художественных, публицистических и научных — объем не менее 4000 печатных листов) [Копытов 2012; 2014] решается проблема модусной детерминации текстовых последовательностей. Ключевое слово к решению проблемы — последовательность. Модус — явление высказывания (предложения, того, что «от точки до точки»), именно на уровне высказывания выявляются все его смыслы. Но они могут распространяться по тексту в одном направлении, исходя из одних задач — автора, и решать эти задачи.
Текстоформирующие задачи автора текста детерминированы сферой и жанром. В художественном тексте разными средствами, в том числе последовательностями модусных смыслов, автор добивается решения задачи создания Образа художественного произведения. В научном тексте модусные смыслы решают задачу создания Концепции, в публицистическом тексте помогают ясно и твердо выразить Позицию автора по важной общественной проблеме.
Сегодня два главных типа журналистики, где модус «молчалив», т. е. только «нулевой» и «равный предикативности», без оценочности и других квалификативных смыслов, — холодная аналитика и бесстрастный, беспристрастный репортаж. Но и того, и другого в медиареальности становится всё меньше. Аналитическая журналистика сегодня двигается или в сторону собственно науки, или в сторону «горячей», страстной, оценивающей журналистики, в узком и прямом смысле слова публицистики. Во вторую сторону — сильнее. Репортаж призван если и агитировать, то фактами, хотя и может (и чаще всего это сегодня делает) отбирать их по своему субъективному усмотрению, а не в логике демонстрации объективной истины.
Итак, особая текстостроительная роль, особое количество и интенсивность модуса у активной, энергичной, оценивающей, страстной — «горячей» журналистики. В ее жанрах сегодня сложился главный метод, о котором в терминах семантического синтаксиса можно сказать так: сразу задать много направляющих средствами метакатегорий, актуализационного и квалификативного модуса, и прежде всего — оценки. Задаются прагматические, т. е. направленные на адресата, векторы большой иллокутивной силы (в ход идут все средства — от лексических, парцелляции, инверсии, повторов до самых изысканных), модальные (нужно, можно или наоборот) поля большой силы, мощные авторизационные реле, т. е. сильные полярные авторизационные ключи-переключатели: А говорит: это хорошо; Б говорит: это плохо (незаметно оказывается, что прав только автор: это серо).
Большая часть сегодняшней журналистики (публицистики) очень похожа на «классическую» литературную критику (эта книга — хороша, а эта плоха; причем чаще говорим о плохих). Субъективность здесь либо трудно скрыть, либо она особо и не скрывается, а иногда специально не скрывается. Эксплицированным модусом как языковым телом субъективности такие жанры весьма насыщенны.
В большой части сегодняшней журналистики еще в зачине текста задается максимальное количество модусных рамок, а затем, пока нарастает массив фактов, субъект речи еще и следит за тем, чтобы модусные направляющие не повернули куда-то в нежелательную сторону и чтобы модусный градус не остыл.
Иными словами, в современной динамичной и энергичной и содержащей оценку журналистике важнейшую роль играет модус как средство композиции. Причем он задается в зачине и / или в препозиции основному тезису. Сразу и сильно формирует перспективный вектор текстообразования.
При этом сам подбор фактов и их расположение тоже можно назвать модусно-ориентированными, а иногда прямо — «чистым модусом», т. е. полем субъективного. Кроме того, в «критической журналистике», она же горячая, энергичная, острая, и т. д., существует целый ряд приемов, которые можно отнести к модусным. И тактических, и операционных. К первым, например, относится прием «удаления автора», когда автор разными способами, главный из которых — самый простой: как можно меньше прямо («я», «мы», «автор этих строк») обозначать самого себя, стремится как бы заявить, обозначить свою незаинтересованность ни в положительной, ни в отрицательной оценке, что они появляются «в силу такового устройства мира», которое автор как бы «просто портретирует». Но при этом же работают приемы «приближения адресата», т. е. апелляции к читателю, — тоже разными способами — от самых простых типа почти разговорных «понимаете» или «чувствуете» до довольно тонких, например, обобщенно-личных и безличных конструкций в тех случаях, когда описывается предмет, который рассмотрел только автор — и вряд ли читатель: Видишь Х в таком положении и чувствуешь, что… Эти приемы «приближения адресата» направлены на то, чтобы адресат как бы сам оценил предмет, который, на самом деле, уже оценил автор.
Операционных, поддерживающих композиционные векторы, приемов много, и они выражаются буквально всеми средствами языка: ведь работа в «горячем цеху» журналистики очень похожа на военные действия, а на войне все средства хороши.
Для обозначения вышеуказанных текстовых последовательностей и взаимоотношений между ними, для того чтобы показать формы и механизмы выхода модуса на пространство текста, нами введены понятия сложных модусных перспектив и сложных модусных структур.
Один из текстообразующих механизмов модуса состоит в том, что он способен создавать сложные модусные перспективы — это те логические, эмоциональные и выразительные линии, по которым из отдельного высказывания распространяются модусные смыслы на определенные дистанции текста, способствуя решению задачи воплощения авторских интенций: оценки предметов и явлений, достоверности или не достоверности с точки зрения того или иного источника информации, кроме того, вообще прочертание линий нескольких разных источников информации; изменения предметов и явлений во времени и пространстве, сравнения их действительных или возможных состояний и т. д.
Следующая текстообразующая роль модуса — создание автором сложных модусных структур. Они представляют собой отношение между линиями сложных модусных перспектив. Между этими линиями возникают свои смыслы (направленности), например, между положительной оценкой предмета речи и главными группами агенсов (активных деятелей текста), которые разделяют или нет эту оценку.
В медиатексте могут работать имеющие природу поля рамки модуса — например, в первых же абзацах текста задается рамка оценки — положительной или отрицательной — предмета речи, и отдельные модусы высказываний будут в этих рамках накапливаться, усиливая иллокутивную силу всего текста, и в конечном итоге должны привести к перлокутивному эффекту, т. е. полному принятию адресатом текста того, что эта оценка единственно правильная из возможных.
Покажем на примере статьи Сергея Казначеева, где модусные направляющие, в данном случае — отрицательной оценки, заданы уже в названии. «Прогнувшийся (Против Макаревича)» [Казначеев 2005]. Специально отметим, что статья опубликована задолго до украинских событий и высказанной по ним позиции А. Макаревича, испытавшей широкую и острую критику, т. е. ни о какой конъюнктурности материала речи вести нельзя, он искренен (в чем автор данной статьи убедился и благодаря неофициальным беседам с автором статьи в «ЛГ»).
Два длинных первых абзаца статьи отмечены как отдельная главка и именно цитатой из еще одной известной песни — «Ты помнишь, как всё начиналось?..» Она, во-первых, снимает романтический пафос песни-первоисточника, во-вторых, служит прямым фазисным знаком — речь пойдет о первых шагах Актанта-объекта текста. Мы видим: в первой главке, где так важно усилить оценку, — явных усилений оценки нет (кроме, наверное, выражения «наш герой», которое в свете заголовка имеет прямое негативное, гротескное значение). Но все эксплицированные модусы — стратегические, они будут работать на весь текст, и главный из них — введение авторизации сообщений о себе самим Андреем Макаревичем: позднее в мемуарах он не раз отметит; сам он описывает показательный случай… Разумеется, мало кто из читателей статьи Казначеева взял на себя сложнейший труд сравнить текст мемуаров Андрея Макаревича с текстом статьи, большинство поверили на слово и не исключено, что отметили «объективность» автора.
В первой главке статьи Сергея Казначеева мы отмечаем один из самых эффективных модусных приемов — подбор фактов. Из всего детства Андрея Макаревича, «рассказанного им самим», Казначеев выбрал то, что Андрюша (диминутив — тоже средство модуса. — О. К.): …был худеньким, слабым и хилым на фоне своих сверстников. А также то, как жестоко он обходился в детском саду с котлетами (важнейший модус мы выделим).
В детстве Макаревич не любил есть. Сам он описывает показательный, хотя и не очень правдоподобный случай из своего нежного возраста: оказавшись в детском саду, мальчик всячески противился тому, чем его пичкали — рыбьему жиру, макаронам, котлетам… Для борьбы со взрослым тоталитаризмом (вон когда ещё начал он своё противостояние системе!) он разработал действенное средство: когда воспитатели отворачивались, насаживал котлету на вилку и ловко зашвыривал её на шкаф, стоявший за его спиной.
Итак, эксплицирован, маркирован и имеет тотальный текстовый радиус такой модус: источник информации о себе, странном («юный метатель котлет»), — сам Макаревич (названия автобиографических сочинений Макаревича автор статьи даст позже. — О. К.); эта информация не всегда правдоподобна, но это не важно в свете того, что автор статьи расскажет позже (интрига — одна из направляющих зачина. — О. К.); пока одна из главных характеристик Актанта-объекта — некая «борьба с тоталитаризмом»; что это на самом деле, рассказать автору статьи важно.
Еще необходимо отметить, что довольно дозированно и по внешним признакам негрубо (статья интеллигентного человека в интеллигентной газете) с первых абзацев, но все же в тексте будет накапливаться (мы бы в газетной, не научной, статье сказали: как свинцовая пыль в легких) модус непрямой, но в свете первоначальной негативной рамки легко эксплицируемой негативной оценки как Актанта-объекта, так и его Коагенсов: отца, друзей отца, членов группы «Машина времени», «рокеров в дубленках» и др. Например, Отец будущего Макара — кличка Андрея Макаревича по рок-тусовке — был не абы кто, а довольно влиятельный член Союза архитекторов СССР; Архитекторы в штатском, ездившие за казённый счёт за бугор.
Иногда модусная лексика с отрицательной оценкой далеко отрицательный смысл не прячет и выглядит грубоватой, но уже ближе к середине или концу текста, когда с лагерем противника вроде бы всё ясно. Причем автор статьи активно пользуется авторизационным ключом: В 80‑е годы Виктор Астафьев с возмущением писал о том, как в Красноярск на гастроли приезжают упитанные молодцы в импортных джинсах и дублёнках, а на сцену выходят в ободранных дерюжках и с верёвочками на шеях. Ну как же — гонимые!.. (разрядка наша, показывает актуализационный и авторизационный ключи. — О. К.).
Если описываемое — антитезис, то, будет или нет, тезис ему противостоящий, и энергию выражения мы также относим к модусу журналистского публицистического текста. Тезис есть: в духе Сергея Казначеева это патриотизм вообще и любовь к народу в частности.
«…У власти, врущей всему миру и самой себе, просто не могло получиться ничего честного — во всяком случае, на сцене…» Ответственное заявление. Но хочется возразить: во-первых, на эстраде должно получаться не у власти, а у исполнителей. Притча о плохом танцоре будет тут более чем кстати. Во-вторых, возникает сомнение: а жил ли автор воспоминаний в советское время. Он что, не слышал о советской космонавтике, самолётах, оружии, балете, хоккее, лыжах и гимнастике, об учёных и инженерах, о художниках и полководцах? Да и водка с икрой, хоть и не в советские времена придуманы, за годы советской власти качества не утратили. Качество русского продукта безоговорочно признаётся, в том числе и столь ценимой Макаревичем заграницей. Да был ли нашим соотечественником Андрей Вадимович?
Любовь к народу (простому, а значит, небогатому) мы встречаем здесь не просто как тезис, а как полемический аргумент. При этом на самых краях «формально мягкого» возражения — жесткий негативный модус (только его мы и выделим).
Правда, жить в изменившемся мире на первых порах было нелегко. Исполнение прежних песен нужной отдачи не приносило: требовалось отыскать для процветания новую синекуру. И тут на помощь артисту пришли подавленные детские влечения. Так родилась идея телепередачи «Смак» о поварском искусстве, которая не так давно завершила своё существование. Ничего дурного в этом деле, разумеется, нет. Такие программы идут повсюду, у них есть своя аудитория, они даже могут мило и культурно смотреться. Если бы не одно «но»: делать свой «Смак» Андрей Вадимович начал в полуголодные годы (начало 90‑х), когда общество (особенно в провинции и ближнем зарубежье), оглушённое шоковой терапией, с завистью наблюдало за тем, как на столичном телеэкране творится неприкрытый культ обжираловки.
Интересно и то, какими приемами и в каких контекстах вводится в этом материале апелляция к адресату, которая в «горячей журналистике» почти обязательна [Каминская 2009: 3]. Здесь «приближение адресата» появляется в тех местах, где Сергей Казначеев проявляет себя еще в одной из своих ипостасей — филолога. И хотя формально вводится «приближение адресата» довольно стандартно, но читатель как бы сам становится литературным критиком — как бы сам выполняет тонкую специфическую работу: А контактами с официозом «гонимые» ничуть не пренебрегали: «Сдача спектакля худсовету Росконцерта и Министерству культуры прошла на ура, — откровенничает А. В. Макаревич. — Очень, кстати, помог наш куратор из горкома партии, который дал нам блестящую характеристику и выразил чувство глубокого удовлетворения по поводу того, что мы прибились наконец к серьёзному берегу». Чувствуете, что за дивный стиль?
Из других типов эксплицирования модуса, работающего на идею текста, здесь — конкретно оценочную, мы бы отметили повторы («метатель котлет», «властелин котлет» и т. п.); стилизацию под разговорный синтаксис при «удаленном авторе»: Так это что, мученичество, что ли? Голгофа или всё же карьера? Постыдились бы.
Особого внимания заслуживает то, что первая фраза финального абзаца статьи, где четко формулируется ее идея — окончательная характеристика Актанта-объекта, — дана не с «нулевым» модусом, обозначающим твердую уверенность автора, а с экспликацией модуса мнения автора, т. е. включает сигнал как бы не абсолютной его уверенности. Этим, во-первых, отчасти снимается жесткость всех предыдущих негативных оценок; во-вторых, как бы открывается место для реплики оппонента; в‑третьих, обнаруживается такая сторона автора, что он имеет свою четкую позицию, но знает, что любая оценка, в отличие от истины, — относительна: Мне кажется, сущность карьеры Андрея Макаревича тоже состоит в том, что он — не тот человек, за которого долго и упорно стремится себя выдавать. Правда, жанр берет своё. Последующие два «совсем финальных» предложения, в свою очередь, снимают и эти «мягкость, интеллигентность, мудрость, компромисс»: Это не стойкий борец с режимом и не жертва его, а порождение — тип, которому комфортно при любой погоде. А мы почему-то должны верить байкам о его непримиримости.
Таким образом, ведущими в модусном плане здесь являются приемы отстранения автора от своего текста; авторизация объекта (персонажа) текста как субъекта, самого говорящего о себе; и псевдоавторизация адресата как виртуально, но всё же вовлекаемого в разговор. Одновременно здесь три модусных перспективы, при главной — отрицательно-оценочной. Иными словами: в целом в данном случае имеем дело с оценочной сложной модусной перспективой, в орбиту которой втянуты разные модусные смыслы (авторизация, персуазивность, метатекст, актуализация и др.) высказываний и текстовых фрагментов.
Примеры более близкие по времени. Западные СМИ с самого начала событий на Украине 2013–2015 гг. однозначно задали формулу высокой персуазивности терминов Украина и украинцы и постепенно свели разговор об этом на нет (закрыли тему, как российские СМИ — тему Крыма). В этом отношении крайне показателен материал апреля 2014 г. одного из самых активных бойцов «информационной войны-2014» — американского ресурса “The Fiscal Times”, озаглавленный “12 Things You Didn’t Know About Ukraine” («12 вещей об Украине, о которых вы не знали». URL: http // www.thefiscaltimes.com/Articles/2014/04/27/12-Things-You-Didn-t-Know-About-Ukraine). Там содержатся такие, например, утверждения: Люди жили на территории Украины более 44 000 лет. В средние века регион стал центром восточнославянской культуры; После распада Советского Союза Украина занимает второе место по количеству военных в Европе после России. Она унаследовала эту военную мощь от Советского Союза; В X и X веках страна была известна как Kyivian Rus (прилагательное близко к фонетике современного украинского языка. — О. К.) и была первым восточнославянским государством — наиболее мощным государством в Европе в то время; После развала на части в XIII веке, за контроль над страной боролись различные державы; В XVII и XVIII веках возникла и процветала казацкая республика…
Вроде бы вышеприведенный ряд — чуть ли не сугубо фактический, пропозитивный и высоко эпистемический. Но он помещен в жесткую модусную рамку «Украина», а не гибко распределен по актуализационным модусным полям «Древняя Русь», «Россия», «Украинская ССР как часть СССР», «современная Украина». Факты приобретают совсем иной смысл (и как оценку и как направленность). Характерно, что первоисточниками информации указаны The (U.K.) Telegraph; Reuters; CNN; Wikipedia, Maps of World. По сути, здесь указание именно на СМИ-дискурс западного мира (с его критериями истинности и установками, т. е. суперформатом). Авторизационный ключ сразу, с ходу говорит о том, каким будет модус на всем пространстве текста. Модус, который в условиях информационной войны куда более важен, чем диктум. Потому что в смысловом плане модус на пространстве текста, в отличие от диктума, целостен, в каждом своем смысловом варианте един и неделим.
Тогда как «российский пророссийский» медиадискурс задал совсем другой вектор «Украины», с другими координатами истинности (персуазивности, авторизации, модальности, оценки и актуализации в терминах модусной теории): это австро-венгерский проект «Украина», с выдумыванием новой истории, а самое главное — мыслью о том, что они не русские. Рождается термин «Украина-Русь», где значимость понятия «Украина» повысилась, и само слово стало восприниматься не только как географический термин, но отчасти и как название этнического пространства. Особенно заметно это стало к концу XIX века. На рубеже XIX и XX веков термин «Украина» как название всей этнической территории стал полностью самостоятельным и самодостаточным, вытеснив другие самоназвания, которые с тех пор употреблялись только на региональном уровне. В ходе борьбы украинства с русской идентичностью он стал конкурировать и с официальным и церковным термином Малороссия, вытеснив его окончательно в 1920‑х годах в связи с большевистской политикой украинизации… (А. Соболевская. URL: http://gblor.ru/blogs/proekt-ukraina-eto-antirossiyakrizi/263664).
Подобный вектор модуса в 2014 г. (более всего в его первой половине) громко артикулирован в блогосфере и сетевых изданиях (например, KM.RU: С потерей Крыма проект «Украина» можно считать закрытым — от 6 марта 2014 г.; ряд материалов в Odnako.org). Есть немало синонимичных высказываний и в традиционных СМИ («Воскресные вести» телеканала «Россия 1», «Литературная газета», «Российская газета» и др.).
Текстообразующую роль может выполнять не только какой-то один модусный смысл, например авторизации, чаще всего на пространстве текста работают комплексы модусных смыслов, наиболее тесно взаимодействующий — авторизационно-персуазивный. Взаимодействовать на пространстве текста могут смыслы одной категории, а могут и разных модусных категорий, например, квалификативный смысл персуазивности может работать на пространстве текста совместно с временны́ми, локальными и персональными смыслами актуализационной модусной категории.
Определение главных текстостроительных ролей модуса на фоне сферных различий помогает понять, что эти главные роли совпадают с такими же по смыслу ролями других языковых феноменов — диктума и его видов, темы и ремы, стилистики, а также композитивных: все они создают не просто текст, а всегда текст определенного типа и жанра. И определенного мировоззрения автора. При этом жанры движутся, видоизменяются, умирают и рождаются новые жанры. Последних — все больше. Как все больше вариантов мировоззрений, конкретизировать тона, полутона и нюансы которых помогает модус.
Модус на пространстве текста тесным образом связан с авторским началом. Авторское начало во многом и состоит из модуса, но ему не равно. Авторское начало — некая цельная, собственно текстовая категория, языковое проявление автора в своем тексте, языковая рефлексия автора о своем тексте в своем тексте. У авторского начала есть центр — сам реальный автор, творец.
Результаты исследования. Итак, существует явление, которое можно назвать модус на пространстве текста. Модус на пространстве текста имеет синтагматическую природу: он складывается в тексте из модусов высказываний (элементарных модусов), из которых автор создает линии, перспективно ведущие к выражению авторской идеи (идей) о мире и об элементах мира. Последовательности элементарных модусов складываются по типу синергетических комплексов — иногда похожих, иногда — разных элементов, но ради некой единой цели, создания автором некоторого приема, способного привести к эффекту восприятия адресатом авторской идеи частично или целиком, в непосредственном чтении текста или его последующем рациональном или интуитивном обдумывании.
Модус, состоящий из множества модусов, строит не свою собственную цельность, он помогает строить цельность высшего порядка — дом текста.
Я тоже автор, построивший дом своего текста. В данном случае — концепции модуса на пространстве текста. И мне не хотелось бы жить в этом доме одному (Не хотелось бы — модальный и оценочный модус, кстати). Нельзя сказать, что в моем доме не бывает гостей. И все же эта концепция пока остается в целом теоретическим конструктом. А любой теоретический конструкт все же в своем роде «вещь в себе». Но использование концепции модуса на пространстве текста может решать широкий круг исследовательских задач.
При исследовании лингвистом (филологом) художественного текста эта концепция может точнее, объективнее, с меньшим авторским субъективизмом интерпретировать художественный образ. Например, Воланда. Или Маргариты. И т. д. За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь! — почему автор включает именно здесь метааспект своего присутствия в романе, да еще и актуализирует смысл оценки?
При исследовании научного текста эта концепция в некоторой части снимет субъективизм при интерпретации лингвистом чужих концепций (например, Л. Н. Гумилева: Поговорим об истории, ибо есть что сказать).
Свою актуальность приобретает эта концепция в приложении к медиатексту. Воссоединение Крыма с Россией, а некоторые пишут аннексия. Выбор предиката из нескольких возможных (в особенности стилистически маркированного) — уже модусный прием. В данных примерах оба — явно оценочные с противоположным оператором оценки. Оба автора, так задавшие модусные рамки в начале своих статей, далее явно станут делать определенные вклады в свои рамки. Чтобы понять позицию автора, дальше можно и не читать.
Обращение к концепции модуса на пространстве текста позволит не только нам, но и коллегам решить немало проблем медиатекста и его интерпретации, среди них: 1) проблема фактов в медиатексте — их отбора, замалчивания, интерпретации, лавирования между фактами, 2) проблема интонации и смысла. Модус на пространстве текста поможет объяснить, почему так часто в медиатексте интонация доминирует над смыслом. В том числе — здравым, 3) модус на пространстве текста даст немало данных для исследования отношений «автор — читатель», «автор — оппонент», «автор — редактор» и «автор — формат». В конечном счете поможет сформулировать характеристики современной цензуры как явления глобальной политики и культуры (не института), 4) напрашивается работа над целой и цельной теорией модуса на пространстве именно медиатекста, которая, возможно, опровергнет декларируемое и пестуемое профессионалами многочисленного цеха утверждение, что вся журналистика всегда была предназначена, заточена на объективное освещение жизни общества, государства и мира, 5) анализ модуса на пространстве текста неизбежно ведет к определению модусно-диктумного соотношения в тексте, а следовательно — к четкому разграничению объективных и субъективных сторон медиатекста в их взаимосвязи, позволяет отделить эпистемическое от аксиологического, с одной стороны, а с другой — яснее увидеть мотивационное авторское начало.
Выводы. Модус высказывания (предложения) — явление цельное. Модуса текста не существует. Однако есть явление выхода модусных смыслов за пределы предложения, в отрезок текста или весь текст. Это уже «фантомный» модус, его тело — модусный показатель, включая «нулевой», — остался на уровне предложения. Модусные смыслы отдельных предложений сращиваются в смысловые последовательности. Истоком, причиной этому является замысел, интенции автора. Модус входит в главные категории текста не автономно, а только как один из членов неразрывной пары Модус и Диктум, представляющей собой абстракцию высшего филологического порядка, диалектическое единство. Модус на пространстве текста — это система дисперсных систем. Модусные смыслы заключены в предложении, но они могут суммарно и резонансно — как друг с другом, так и с ожиданиями адресата — распространяться по тексту в одном направлении, решая авторские задачи, прежде всего — убеждения адресата. Хотя в абстрактно-логическом плане автор не является центром модуса, работающего на текст (в этом плане центром является Идея), но в практике порождения текста это единственное активное начало, способное распространить смыслы отдельно взятых элементарных модусов (модус высказывания) на весь текст (именно поэтому редактор и формат работают не с текстом, а с автором). Автор распространяет комплексный модус как прием по линиям определенных перспектив на какие-то части текста или на весь текст. Модус в тексте всегда исходит от автора, но не всегда относится к автору. Часто модус относится к другим субъектам речи, выраженным в тексте, как реальным, так и идеальным, которых может быть много: это и реальный автор, и автор-повествователь в художественном тексте, и персонажи, и оппоненты в публицистическом и научном тексте, а также субъекты солидарных и оппонирующих мнений в любом нехудожественного типа тексте.
Модус, после довольно объективной (отсутствие самой установки на вымысел и авторскую интерпретацию, каким бы фантастическим ни казался «факт») эпохи Средневековья, в Новое время стал одним из главных начал текста вообще, и текста публицистического в частности. Сегодня в публицистике главным.
В медиатексте из диалектической пары Модус — Диктум первый более важен. Поскольку потребителю медиатекста сегодня важны уже не столько факты, сколько их интерпретация — либо отвечающая, либо нет его установкам, оценкам, ценностям, мировоззрению. При этом страсть к оппонированию — неважно: публичному или «тихому» — примета и характеристика сегодняшнего дня.
© Копытов О. Н., 2015
1. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М.: Изд-во иностр. лит., 1955.
2. Белошапкова В. А. Синтаксис // Современный русский язык: учебник / под ред. В. А. Белошапковой. М.: Высш. школа, 1981. С. 363–552.
3. Гак В. Г. О категориях модуса предложения // Предложение и текст в семантическом аспекте. Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1978. С. 19–26.
4. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981.
5. Дускаева Л. Р. Оценочные жанры в аспекте диалогичности // Дускаева Л. Р. Диалогическая природа газетных речевых жанров. 2-е изд., испр. и доп. СПб.: С.-Петерб. гос. ун-т, Ф-т журн., 2012. С. 147–271.
6. Казначеев С. М. Прогнувшийся (против Макаревича) // Лит. газета. 2005. № 33, 10–16 авг.
8. Каминская Т. Л. Образ адресата в текстах массовой коммуникации: семантико-прагматическое исследование: автореф. дис. … д-ра филол. наук. СПб., 2009.
7. Колосова Т. А. О диктуме и модусе в сложном предложении // Науч. доклады высш. школы. Филол. науки. 1979. № 2. С. 47–53.
9. Копытов О. Н. Модус на пространстве текста. Хабаровск: Изд-во Хабар. гос. ин-та искусств и культуры, 2012.
10. Копытов О. Н. Текстообразующая роль модуса на фоне сферных различий (на материале современной прозы): дис. ... д-ра филол. наук. В. Новгород, 2014.
11. Лаптева О. А. Современная русская публичная речь в свете теории стиля // Вопр. языкозн. 1978. № 1. С. 18–37.
12. Падучева Е. В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М.: Наука, 1985.
16. Шмелева Т. В. Семантический синтаксис: текст лекций. Красноярск: Краснояр. гос. ун-т, 1988; 2-е изд. 1994.
17. Шмелева Т. В. Текст сквозь призму метафоры тканья // Вопросы стилистики. Саратов, 1998. С. 68–74.
1. Bally Ch. General linguistics and issues of the French language [Obshchaya lingvistika i voprosy francuzskogo yazyka]. Moscow, 1955.
2. Beloshapkova V. A. Syntax [Sintaksis] // Modern Russian [Sovremennyj russkij yazyk]. Moscow, 1981. P. 363–552.
3. Gak V. G. About categories of modus of the sentence [O kategoriyah modusa predlozheniya] // Sentence and the text in the semantic aspect [Predlozhenie i tekst v semanticheskom aspekte]. Kalinin, 1978, P. 19–26.
4. Galperin I. R. Text as an object of linguistic research [Tekst kak obyekt lingvisticheskogo issledovaniya]. Moscow, 1981.
5. Duskaeva L. R. Estimated genres in terms of dialogic [Ocenochnye zhanry v aspekte dialogichnosti] // Duskaeva L. R. The dialogic nature of newspaper speech genres [Dialogicheskaja priroda gazetnyh rechevyh zhanrov]. 2nd ed., revis. and enlarge. St Petersburg, 2012. P. 147–271.
6. Kaznacheev S. M. Bended (against Makarevich) [Prognuvshijsya (protiv Makarevicha)] // Lit. Gaz. 2005. No. 33, 10–16 aug.
8. Kaminskaja T. L. The image of the destination in the texts of mass communication: the semantic-pragmatic study: extended abstract of PhD dis. [Obraz adresata v tekstah massovoj kommunikacii: semantiko-pragmaticheskoe issledovanie: avtoref. dis. … d-ra filol. nauk]. St Petersburg, 2009.
7. Kolosova T. A. About dictum and the modus in a complex sentence [O diktume i moduse v slozhnom predlozhenii] // Sci. Reports of Univ. Philology [Nauch. doklady vyssh. shkoly. Filol. nauki]. 1979. No. 2. P. 47–53.
9. Kopytov O. N. Modus on a text space [Modus na prostranstve teksta]. Khabarovsk, 2012.
10. Kopytov O. N. Text-forming role of modus in the background of the sphere differences (based on modern prose): PhD Dissertation [Tekstoobrazuyushchaya rol modusa na fone sfernyh razlichij (na materiale sovremennoj prozy): dis. ... d-ra filol. nauk]. V. Novgorod, 2014.
11. Lapteva O. A. Modern Russian public speech in the light of the theory of style [Sovremennaya russkaya publichnaya rech v svete teorii stilya] // The issues of linguistics [Vopr. yazykozn.]. 1978. No. 1. P. 18–37.
12. Paducheva E. V. The statement and its relation to reality [Vyskazyvanie i ego sootnesennost’ s dejstvitel’nostyu]. Moscow, 1985.
16. Shmeleva T. V. Semantic syntax [Semanticheskij sintaksis]. Krasnoyarsk, 1988; 2nd ed. 1994.
17. Shmeleva T. V. Text through the prism of the metaphor textile [Tekst skvoz prizmu metafory tkanya] // The issues of style [Voprosy stilistiki]. Saratov, 1998. Р. 68–74.