Статья посвящена проблеме соотношения традиционных журналистских жанров (среди которых выделяются информационные, аналитические и художественно-публицистические) и речевых. Анализ журналистских публикаций в жанре статьи показал, что они представлены в разных композиционно-стилистических вариантах — в таких речевых жанрах, как «Постановка проблемы», «Рекомендация модели действий» и «Оценка чужого высказывания». Композиционное единство в них составляет последовательность коммуникативных действий, в которых воплощаются алгоритмы познавательно-речевой деятельности журналиста.
COMPOSITIONAL AND STYLISTIC VARIABILITY OF NEWSPAPER ARTICLES (CORRELATION OF THE LITERARY AND SPEECH GENRES IN JOURNALISTIC DISCOURSE)
The article is devoted to the problem of the relation of traditional journalistic (informative, analytical and publicistic) genres and the speech genres. The analysis of journalistic articles has shown that they are represented with different compositional and stylistic variants in such speech genres as “Problem”, “Recommendation of action models” and “Evaluation of someone else’s statement”. The compositional unity is provided by a sequence of communicative actions that are logically linked to each other. The first action is the presentation of various information events, and each following communicative action is ensued from the previous. This approach to the analysis of the historical genres allows to see the different algorithms of journalist’s cognitive-speech activity.
Лилия Рашидовна Дускаева, доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой речевой коммуникации Санкт-Петербургского государственного университета
E-mail: lrd2005@ya.ru
Liliya Rashidovna Duskayeva, PhD, Head of the Chair of Speech Communication of St. Petersburg State University
E-mail: lrd2005@ya.ru
Дускаева Л. Р. Композиционно-стилистическая вариативность публицистической статьи: о соотношении литературных и речевых жанров в журналистском дискурсе // Медиалингвистика. 2015. № 1 (6). С. 57–68. URL: https://medialing.ru/kompozicionno-stilisticheskaya-variativnost-publicisticheskoj-stati-o-sootnoshenii-literaturnyh-i-rechevyh-zhanrov-v-zhurnalistskom-diskurse/ (дата обращения: 20.09.2024).
Duskaeva L. R. Compositional and stylistic variability of newspaper articles (correlation of the literary and speech genres in journalistic discourse) // Media Linguistics, 2015, No. 1 (6), pp. 57–68. Available at: https://medialing.ru/kompozicionno-stilisticheskaya-variativnost-publicisticheskoj-stati-o-sootnoshenii-literaturnyh-i-rechevyh-zhanrov-v-zhurnalistskom-diskurse/ (accessed: 20.09.2024). (In Russian)
УДК 81’33
ББК 81’1
ГРНТИ 16.31.51
КОД ВАК 10.02.19
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта проведения научных исследований «Культурно-просветительский медиадискурс: ценности, коммуникативные интенции и речевые жанры» № 14–34-01028
Постановка проблемы. Анализ журналистского дискурса с точки зрения речевых жанров показал функционирование в нем текстотипов трех групп — информирующих, оценочных и побудительных речевых жанров (далее — РЖ) [Дускаева 2004, 2012], те же группы РЖ выделяют Н. Д. Арутюнова [Арутюнова 1992], Т. В. Шмелева [Шмелева 1990] и др. Вслед за М. М. Бахтиным под речевыми жанрами рассматривались тематические, композиционно-стилистические единства. Многими современными исследователями речевой жанр рассматривается как текстовое тематическое и композиционно-стилистическое единство [см., напр.: Матвеева 1995; Салимовский 2000; Федосюк 1997, Долгова 2010].
В работах В. А. Салимовского было определено, что композиционно-стилистическое единство основывается на единой целеустановке — интенции, достижение которой осуществляется через последовательность речевых действий, логически связанных друг с другом [Салимовский 2000]. Такое понимание сложилось на основе обоснованного в психолингвистике представления о тексте как иерархии коммуникативных программ [Дридзе 1984; Жинкин 1998]. На основе анализа типовых профессионально-коммуникативных целей журналиста, свойственных журналистскому дискурсу, и была установлена система речевых жанров. Такой подход показал механизм языка в «действии», т. е. в ходе достижения типовых коммуникативных целей в той или иной сфере общения. Однако такой подход выявил проблему соотношения в нем традиционных журналистских жанров (таковыми они признаны исторически, среди них выделяются информационные, аналитические и художественно-публицистические) и речевых жанров. Надо сказать, что М. М. Бахтин, работы которого стимулировали развитие лингвистического жанроведения, выдвинув понятие речевого жанра, не дал ответа на вопрос, в каком соотношении находятся исторические (в нашем случае традиционные журналистские) и речевые жанры. Действительно, при анализе оценочных и побудительных речевых жанров было обнаружено, что один и тот же алгоритм речевых действий, лежащий в основе РЖ, осуществляется в разных формах — статейной, фельетонной, очерковой. Так что неизбежно возник вопрос: каково соотношение между РЖ и историческими, традиционными жанрами?
Наиболее аргументированной представляется точка зрения, согласно которой понятие речевого жанра по отношению к понятию литературного жанра является родовым, обозначающим лишь те реально существующие жанры, которые исторически признаны таковыми [Салимовский 2000]. Традиционные журналистские жанры выделяются на основе разных критериев, важных в творческой практике (предмет отображения, целевая установка, методы отображения и стиль изложения) [Тертычный 2001]. Однако каждый из традиционных жанров представлен композиционно-стилистическими разновидностями — информирующими, оценочными и побудительными речевыми жанрами, которые имеют особые тематические и стилистико-композиционные признаки.
Методика анализа. Как уже было отмечено, в композиции речевого жанра его ведущая интенция воплощается через последовательность и группировку коммуникативных действий или шагов (диалогических циклов), мотивированных дополнительными интенциями автора и гипотетическими интенциями адресата, находящимися в иерархической зависимости от ведущей интенции. Рассмотрим соотношение речевых и традиционных газетных жанров на примере такого важного журналистского жанра, как статья.
Создавая статью, журналист ставит перед собой разные коммуникативные целеустановки: оценить общественное явление или ситуацию в какой-либо сфере; определить цели и задачи общественной деятельности: что и для чего нужно делать; предложить способ решения проблемы: что следует сделать, чтобы разрешить проблему? Исходя из этих задач, различают общеисследовательскую, полемическую и практико-аналитическую разновидности статьи [Газетные жанры 1978]. Наш анализ показывает, что каждая из разновидностей реализуется в специфической композиционно-стилистической форме, т. е. в разных речевых жанрах: общеисследовательская статья, представляющая собой подтверждение суждения (тезис + его подтверждение), реализуется в речевом жанре «Постановка проблемы», полемическая, представляющая опровержение суждения (чужое мнение + его опровержение), реализуется в речевом жанре «Оценка чужого высказывания», практико-аналитическая, будучи предложением способа решения проблемы и его обоснованием (предложение модели действия + обоснование её эффективности), реализуется в речевом жанре «Рекомендация модели действия».
Анализ материала. Рассмотрим три текста в жанре статьи [два первых взяты из архива ст. преподавателя кафедры речевой коммуникации СПбГУ Н. А. Корниловой].
Первый пример общеисследовательской статьи взят из журнала «Русский репортёр» (№ 12. 16.01.2014).
В отрицательной оценке ситуации, изложенной в тексте, обнаруживается, по существу, постановка проблемы. Под ситуацией нами понимается «определенное, повторяющееся на протяжении достаточно длинного отрезка времени состояние отношений, сложившихся между членами какого-либо коллектива, между коллективами, между социальными группами, слоями, между странами и т. п., соотношения сил, взаимных требований и ожиданий» [Тертычный 1996: 135]. Оценка ситуации предполагает: 1) оценку параметров ситуации, сопровождающуюся поиском ответа на вопрос о причинах возникновения противоречий в ситуации; 2) вскрытие проблемы через раскрытие последствий ситуации; 3) предупреждение об опасности последствий представленной ситуации и утверждение о необходимости выхода из тупика. Речевой жанр реализуется последовательностью соответствующих интенциям коммуникативных действий. Он может быть представлен и в других формах — фельетонной, комментарийной и т. д. Важно понимать, что каждое из коммуникативных действий осуществляется автором во взаимодействии своей смысловой позиции с гипотетической читательской позицией. Это придает действию своеобразную цикличность, при которой автор, мысленно коммуницируя с читателем, предвидит его реакцию и сразу же стремится ответить на неё.
Оценка параметров ситуации — первое коммуникативное действие — осуществляется, с одной стороны, а) наименованием ситуации, б) выделением важнейших ее проявлений и оценкой этих проявлений, в) объяснением, а с другой стороны, учетом гипотетической реакции адресата.
(1) Террор, простите за банальность, признак большого неблагополучия. Со второй половины позапрошлого века и до революций 1917 года террористы в России атаковали первых лиц и сановников государства. Погибли император, брат другого императора, премьер-министр, немало лиц рангом ниже, но тоже высокопоставленных, и просто частных лиц. (2) А общество жило, более или менее как ни в чем ни бывало. И пришло время, когда террор стал массовым, и продолжалось оно долго.
(3) Но статус рядовой персоны, обычного человека у нас сильно вырос с XIX века, хотя многим и кажется, что мы влачим жизнь людей забитых и бесправных. Атаки на людей самого простого звания уже сами по себе говорят о том, что они стали немало значить в современном обществе. Террор против простых людей не надо воспринимать как что-то принципиально отличное от террора против первых лиц. В нашем бессословном, демократическом государстве, даже если последнее кажется только названием, все мы одинаковые люди. А число жертв террора в Российской империи и Российской Федерации уже вполне сопоставимо, к сожалению.
Как видим, лексемой террор в первом же предложении статьи именуется характерная для современной России ситуация, которая станет в публикации предметом речи. Представленная в предикате оценка террора как признака большого неблагополучия выражает авторскую идею статьи.
Введенный в текст прямым обращением (простите за банальность) тезис Террор как признак большого неблагополучия является центральным для публикации. В целом статья представляет собой рассуждение-подтверждение [Трошева 2003], поскольку выдвинутый тезис подтверждается рядом дополнительных тезисов, выступающих аргументами.
В первом речевом действии показаны разные этапы террора в российском государстве, благодаря этому раскрываются разные проявления ситуации. Действительно, в момент зарождения, до революций 1917 года, терроризм проявлялся в атаке на первых лиц государства, когда массы оставались апатичными и пассивными. О последующем расширении «пространства и времени» ситуации террора сообщается в сказовой манере, которая формируется благодаря повтору союза и: И пришло время, когда террор стал массовым, и продолжалось оно долго. Такая манера настраивает на глубокое обсуждение проблемы статьи. Инверсия внутри этого предложения придаёт особый вес сказанному, подготавливая читателя к предъявлению предупреждения.
Мысли заостряются благодаря их включению в текст с помощью средств выражения противопоставления (а, но, впрочем), например: Но статус рядовой персоны, обычного человека у нас сильно вырос с XIX века… Противительный союз интонационно акцентирует внимание читателя на нужной автору идее — новом тезисе, который в последующем подтверждается. Социально-оценочная лексика (людей забитых и бесправных), личные (мы, у нас) и притяжательные (нашем) местоимения, вводное слово (к сожалению) усиливают диалогический тонус речи. Сочинительные союзы (но, а), доминирующие в тексте сложноподчинённые конструкции, ориентированные на выявление причинно-следственных связей (хотя, что, если), позволяют направить мысль читателя в нужное автору русло.
Сообщая о ситуации в СМИ, необходимо не только высветить ее признаки, но и выделить в ней общественно значимые противоречия. Последнее становится целью второго коммуникативного действия в речевом жанре. Противоречие в ситуации высвечивается в дополнительном тезисе (Террор расшатывает основу бытия страны), содержащем характеристику последствий ситуации. Крайнюю общественную опасность ситуации помогают подчеркнуть художественно-выразительные средства — метафоры, метонимии, акцентуаторы: (Он действует … абсолютно помимо государства, обнажая в моменты своего злобного торжества бессилие этой огромной блестящей машины. (6) Все звезды на погонах всех генералов разом меркнут во время теракта, и нужны какие-то невероятные усилия, чтобы восстановить их блеск. Сейчас они светят совсем тускло. Развёрнутая метафора (6) позволяет иносказательно, но образно, ярко передать причину страха перед террором не только у простых людей, но и у высокопоставленных лиц.
Предупреждение общества об опасности явления — заключительное коммуникативное действие жанра — осуществляется в следующем дополнительном тезисе (7): Терроризм означает, надо это признать, неизбежность грядущего кризиса — который требует своего подтверждения. Тезис подтверждается картиной масштабной угрозы:
Насилие такого масштаба и такого бесчинства не исчезает в обществе в никуда, не растворяется в нем, не поглощается им, не улетает вовне, его не удается заговорить самыми громкоговорящими властными речами, против него бессильны дежурные меры [Ряд однородных сказуемых с отрицанием воздействует весьма эмоционально]. (7) Помимо аналогий российских, можно вспомнить иной опыт [Автор почти напрямую обращается к читателю с предложением воскресить в памяти эпизоды истории]. Волна террора 60х годов в США (Джон и Роберт Кеннеди, Мартин Лютер Кинг, жертвы банды Мэнсона) вынесла эту страну к жесточайшему [Форма превосходной степени усиливает эмоциональность изложения] политическому и экономическому кризису 70х. А вкус горьких плодов терактов 11 сентября 2001 года чуть не весь мир чувствует до сих пор, но особенно ощутим он у нас в Евразии [Метафора вкуса, конечно, акцентирует оценку масштабности социальной угрозы терроризма]. (8) Америка экспортирует свою проблему — в Афганистан, в Ирак, она как бы направляет символическую взрывную волну вовне [Метонимия демонстрирует субъекта, от которого исходит угроза, и его действия, метафора применения оружия усиливает впечатление угрозы терроризма].
Эта волна, между тем, если к ней приглядеться, вовсе и не символическая. Насилие порождает насилие, как известно, и это имеет вполне материальную природу. Мы, мы все с вами, мы копим гнев, чтобы не копить отчаяние [Форма «мы с вами» формирует диалогический тонус текста]. Уровень эмоциональной энергии с агрессивным зарядом растет, тем более что ни наше общество, ни наше государство не обладают средствами его снижения [Метафора оружия придает подтверждению исключительно эмоциональный накал]. Разве что делать вид, что ничего не происходит, забывать.
Предупреждение об угрозе достигает своей кульминации в развертывании той метафоры, которая использована еще в заголовке:
(9) Но это плохо работает. «Гроздья гнева», по названию одного из романов Джона Стейнбека, наливаются тяжестью. Ох, а русские как никто умеют выращивать такие гроздья.
Междометие эмоционально возвращает читателя к месту распространения угрозы — России.
Далее предупреждение разворачивается:
(10) От прошлого уже никуда не денешься, и оно даст о себе знать, но никуда не денешься и от настоящего. Простых средств решения проблемы нет. Войну, как Штаты, мы в обозримом будущем не начнем. Нам нужно состояние управляемого кризиса, который именуется социально-культурной трансформацией. А то долбанет не по-детски и совсем неуправляемо.
Впрочем, кому это нам? Власти, элите, обществу? (11) Сегодняшняя российская бессубъектность, лишь с одиноким рядовым представителем закона на переднем крае, который гибнет, чтобы другие жили, не дает даже понимания, к кому обращаться. (12) Власть, надо полагать, тоже в растерянности. (13) Ни у кого не хватает сил не то что на трансформацию, а хотя бы на решительное высказывание, которое давало бы надежду. (14) Мобилизация сверху в наше время малоперспективна, а свободная мобилизация граждан, то есть широкая солидарность ради умножения общественных благ и уменьшения насилия, столь же необходима, сколь и кажется сегодня утопией.
(15) Один видный российский социолог, ставший известным на Западе благодаря научной работе о том, что в массовой культуре получило название «бандитского Петербурга» 90‑х, заметил как-то, что «по крайней мере, страна представляет собой поле редкого социологического эксперимента». Что ж, кто бы ни ставил эти опыты, они, надо сказать, весьма опасны, и в нынешнем виде пора их решительно прекращать.
Как видим, рассуждение эмоционально насыщенно и жёстко ориентировано на поиск выхода из сложившейся ситуации (12). Жёсткость звучит в указании на угрозу, выраженную жаргонно долбанет не по-детски. Обобщающий пафос подчёркивается выбранной синтаксической конструкцией: обобщённо-личными предложениями (никуда не денешься). Лексические повторы усиливают эмоциональность оценки.
Элементы полемики, подчёркнутая диалогичность текста получают выражение в каскаде вопросов, обращённых и к самим журналистам, и к аудитории: Впрочем, кому это нам? Власти, элите, обществу? Такой приём рассчитан на солидаризацию (это общая проблема, и нам вместе нужно её решать) и на вовлечение читателя в собственное рассуждение (каждый сам даёт ответ на поставленный вопрос и ищет решение проблемы).
Рассмотренный журналистский материал представляет собой общеисследовательскую статью, в которой основным коммуникативным действием является подтверждение. Как видим, структура речевого жанра «Постановка проблемы» строится следующим образом: вводится тезис об угрозе, который подтверждается демонстрацией ее опасности, и формулируется вывод о необходимости социальной активности для ее предотвращения. Диалогичность преумножает воздействующую силу журналистского слова.
Рассмотрим пример практико-аналитической статьи «Жизнь после Спалетти» (Спорт день за днём. 13.03.2014), которая развертывается в побудительном речевом жанре «Рекомендация модели действий». Композиционное построение такого материала предполагает уже не только постановку проблемы, но и предложение её решения. Как всегда, в начале материала указывается, что происходит, затем следует оценка проблемной ситуации; развертывается текст ответом на вопрос, что нужно делать. Обратимся к материалу:
(1) Вообще тренерская отставка в футболе — дело вполне житейское. Хотя каждый раз и весьма эмоционально протекающее. А что, эмоций-то давненько и не хватало зенитовцам да и алленаторе Лучано Спалетти.
Вот так, без особых эмоций, «Зенит» на второй строке турнирной таблицы, сохраняя шансы на победу в чемпионате. Это — об уровне турнира, другая тема.
(2) Ну и как прикажете дальше жить? Наплевать на этот золотой шанс, раз у нас тут свои проблемы? Меняем наставника, нынешний и вовсе врио (какой с него спрос?), грянет большой ремонт, вот после него и вернём себе утраченные позиции?
(3) Не исключаю, что этот сценарий мы и увидим, но вот только плевать, сиречь отступать, добровольно не следует.
Как видим, текст начинается наименованием проблемной ситуации (тренерская отставка) и указанием на ее привычность. Но с восприятием ее как обычной автор вступает в полемику, вынесенное в парцеллят возражение придает тексту эмоциональный накал. Это и позволяет вовлечь читателя в рассуждение, которое интимизируется использованием средств разговорности (постпозитивной частицы -то и присоединительного союза да и, слова с суффиксом -еньк-, образования зенитовцы). В частях 2–3 содержится формулировка проблемы как противоречия между привычным восприятием ситуации и тем, какое предлагает автор статьи. Фрагмент насыщен диалогическими обертонами, благодаря этому проблемность ситуации высвечивается особенно остро.
Далее в тексте представляются рекомендации того, как себя вести в создавшейся ситуации, и их обоснование:
Давайте решать задачи календарным путём; За оставшееся время Сергей Семак (и кто бы ему ни помогал) ничего не изменит тактически. Вряд ли подтянет игроков физически. А вот сплотить команду обязан; Значит, каждому футболисту есть что доказывать, за что бороться; Задача в первенстве России перед наставником и его коллективом должна, на мой взгляд, «рассыпаться» на десять задачек. В каждом оставшемся матче биться; Значит, приобретать нужно мастеров, в которых заинтересован конкретный тренер. И контрактик с ним должен появиться в папочке президента клуба задолго до открытия трансферного окна.
Как видно из приведённых фрагментов текста, автор вырабатывает целую программу действий, выражая оценочную и побудительную интенции в тексте. Побудительный характер речи придает цепочка модальных слов, употребленных в сочетании с инфинитивами.
Полемическая статья — разновидность оценочного жанра «Оценка чужого мнения», цель которого — опровергнуть чуждую смысловую позицию: в виде отдельного коммуникативного действия характерно для всех аналитических моделей. Но, как увидим, становится самостоятельным речевым жанром.
Важная особенность журналистского анализа состоит в том, что он ведется в условиях различия мнений в общественном сознании по обсуждаемым в прессе вопросам, задача журналиста в этих условиях — высказать и обосновать мнение той или иной стороны и привлечь на свою сторону, по возможности, как можно больше единомышленников, убеждая их в правильности своей позиции. Но различие подходов к оценке действительности предопределяет формирование проблемной ситуации, которая возникает, когда журналистская оценка предмета речи вступает в противоречие с уже имеющейся. В условиях проблемной ситуации становится необходимым проанализировать точку зрения оппонента. Таким образом, формирование жанровой модели «Оценка чужого высказывания и мнения» совершенно закономерно.
Оценить чужое высказывание — значит выявить информационный повод, представить читателю основные особенности предмета оценки, изложенные в чужом высказывании факты и мнения, а также определить степень их истинности и полезности. Конечная цель журналиста — выработка общей с читателем оценки предмета речи. Для решения поставленной задачи используется последовательность коммуникативных действий:
1) сообщение о событии, давшем повод для оценки;
2) прояснение наиболее спорной стороны (сторон) в чужом мнении и оценка способа его сообщения;
3) определение степени истинности и полезности чужой позиции и объяснение читателю этой оценки.
В качестве иллюстрации рассмотрим статью «История, которая убивает» (Независимая газета. 11.06.1999), где автор оспаривает идеи, высказанные в публикации доктора исторических наук Е. Н. Гуськовой. Вследствие очень большого объема приведем текст в извлечениях.
Первый коммуникативный шаг жанра предполагает знакомство с чужой позицией. В анализируемой статье чужая речь представлена цитатой, несогласие с содержанием которой стало информационным поводом для журналистского выступления. Цитата вводится с помощью конструкции «субъект речи + речемыслительный глагол»:
В статье … доктор исторических наук Гуськова впервые четко формулирует вопрос, который в расплывчатой форме просматривался во многих репортажах и статьях, посвященных войне в Югославии: «Могут ли американцы вмешиваться в дела народов бывшей Югославии, не имея никакого представления об истории Балкан?» Ответ Гуськовой однозначно отрицателен, и в качестве довода она излагает краткий курс сербской истории. Как сам ответ, так и довод вызывают определенные возражения.
Как видим, композиция жанра выстраивается прежде всего наименованиями актов речемышления — в форме глаголов формулирует, излагает, вызывают и существительных возражения, вопрос, ответ, довод, курс истории. В сочетании с этими словами выступает указание на субъекта речи. К чужой позиции выражается отношение: вызывают определенные возражения. В результате диалогичность, свойственная этому жанру, «замыкается», получая вид диалогического единства: «он — автор». В стимулирующей реплике этого единства — суть концепции профессора Гуськовой, изложенная в виде опубликованной ранее статьи. Ответная реплика этого единства — оценка способа сообщения и выражение отношения самого журналиста к высказыванию.
Цель второго коммуникативного шага композиционной модели — воспроизвести чужую речь (факты и аргументы) и оценить способ сообщения, выразить отношение к нему. Обычно этот цикл выражается через несколько этапов:
Начнем с самого простого — исторического аргумента. Доктор наук Гуськова приводит «героическую» версию сербской истории: не искажая исторических фактов, она игнорирует те из них, которые не укладываются в миф о народе-титане… Следующий спорный тезис: битва на Косовом поле открыла Османскому царству дорогу в Европу. Битва на Косовом поле была одним из важных, но не решающих для судьбы региона событий. Например, за 18 лет до Косовского сражения<…> турки разгромили сербов в битве…, последствия которой со стратегической точки зрения имели гораздо большее значение.
Несогласие с оцениваемой позицией выражено ироничным словом, заключенным в кавычки («героическую»), что указывает на наиболее спорный момент в чужой идее. Несогласие подчеркивается противительным союзом но и частицей не, формой сравнительной степени. Сама позиция охарактеризована оценочной в данном случае лексемой миф, что свидетельствует о сомнении автора в истинности высказанных оппонентом утверждений. Все эти средства выступают во взаимодействии, формулируя следующее диалогическое единство.
Третий шаг в композиционно-жанровой модели («оценка — ее объяснение») направлен на то, чтобы передать смысловую позицию автора или эксперта. Автор, предъявляя аргументы возражающей стороны, стремится к их обоснованию, т. е. для того чтобы предупредить возражения оппонента, осуществляет опровержение, ответная сторона которого — оценочная.
В тексте утверждение оценочной позиции автора ведется в споре с оппонентом, в рассуждении двух «голосов»: один голос — авторский, речевая партия которого выстраивается на фоне «голоса» оппонента:
Первый элемент этого мифа: историческое право сербов на Косово <…> даже если принять за рабочий вариант последнюю версию (предложенную оппонентом — Л. Д.), предки сегодняшних албанцев были близкими родственничками иллирийцев, чего никак нельзя сказать о сербах. Иными словами, исторические претензии косовских албанцев на Косово могут оказаться не менее обоснованными, чем сербов.
Но иногда журналист вступает в открытый диалог:
От себя добавлю, что не вижу никакого смысла в историческом оправдании претензий на ту или иную землю — ее судьбу должны решать живущие на ней люди.
Даже акцентуация наиболее важного момента в позиции оппонента выражается эмоционально, для этого используется форма превосходной степени прилагательного:
Рассмотрим самый щекотливый элемент в повествовании — героику Косовской битвы <…> И, наконец, доктор обходит молчанием причины, приведшие к тому, что сербы стали меньшинством в Косово.
Полемичность выражена отрицаниями, противопоставлениями:
Я привел эти достаточно хорошо известные любому историку факты лишь для того, чтобы повторить банальную истину — нет героических народов, равно как нет подлых народов. Сербы — не мифические титаны, они такие же люди, как и все остальные. Их история полна как героизма, так и предательств, что, наверное, можно сказать о любом народе <…> Любой государственный деятель прекрасно понимает, что на Балканах разговоры об «истории, каких-то войнах, геноциде» приводят к гибели людей, которые живут сегодня.
Введение аргумента может осуществляться конструкцией «модальное слово+инфинитив»:
В заключение я хотел бы вернуться к вопросу, вынесенному в заголовок статьи. В 1991 году русские отдали Нарву, Брест, Полтаву и Киев. Утрата мест, где русские в прошлом понесли жестокие поражения или одержали славные победы, где находится колыбель русской государственности…, не была безболезненной, однако при этом не была пролита ни одна капля крови ни русских, ни украинцев, ни белорусов, ни эстонцев. И это дает основания оптимистически смотреть на будущее русского народа, сумевшего накопить достаточно мудрости, чтобы преодолеть болезнь, именуемую «история».
Как видим, основная идея автора о том, что «судьбу своей земли должны решать живущие на ней сегодня люди», обосновывается в полемике с теми, кто пытается идеологически и исторически обосновать необходимость кровопролития. Эта авторская мысль подчеркивается активным использованием оценочных интенсивов.
Таким образом, третье коммуникативное действие рассматриваемой модели организуется следующим образом: контрдоводы оппонента становятся «толчком» к познавательно-речевой активности автора, в ответ он высказывает свою позицию, выстраивая обоснование с ориентацией на полемику с оппонентом. В результате обоснование предупреждает прогнозируемые возражения оппонента. Активно востребованы при этом средства, направленные на оценку ментальных действий оппонента.
Полемическая заостренность — черта многих журналистских выступлений, однако возможность выйти на разговор с оппонентами «лицом к лицу» предоставляется именно в оценочной композиционной модели, и ею активно пользуются журналисты, стремясь убедить читателя в правильности своей позиции.
Как показывает практика, в журналистике выработана жанровая модель, целеустановка которой — утвердить через экспликацию оценки свою идею в полемике с оппонентом. Благодаря использованию такой модели журналист достигает важную коммуникативную цель — выработать в споре с оппонентом через оценку мнения другого лица общее с читателем мнение о предмете речи. Стилистической приметой жанровой модели является открытое выражение семантики диалогических отношений между коммуникантами, межтекстовых связей, оценки чужой позиции.
Выводы. Подводя итоги разговора о стилистике речевых жанров, представленных статьями, отметим, что стилистическое мастерство в создании разновидностей этого жанра заключается в умении автора прояснить свою социальную позицию и построить прозрачное рассуждение для аргументации такой позиции. Стилистику жанра характеризуют: ясность и четкость в выражении оценок и волеизъявления, подчёркнутая логическая выверенность аргументов и строгая точность их формулировок, обобщённость изложения, подчеркивающая закономерность создаваемой картины общественной жизни; обращённость к читателю, ориентированность на диалогическое взаимодействие с аудиторией.
Анализ журналистских публикаций в жанре статьи показал, что они представлены в разных композиционно-стилистических вариантах — речевых жанрах, таких как «Постановка проблемы», «Рекомендация модели действий» и «Оценка чужого высказывания». Такой подход к анализу исторических жанров позволяет увидеть различные алгоритмы познавательно-речевой деятельности журналиста.
© Дускаева Л. Р., 2015
1. Арутюнова Н. Д. Жанры общения // Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис. М., 1992.
2. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
3. Газетные жанры. М., 1978.
4. Долгова Е. В. Дискурсивные и коммуникативные особенности речевого жанра «Портрет делового человека» (на материале русского и английского языков). Автореф. дисс. … канд. филол. наук. М., 2010.
5. Дридзе Т. М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации. М., 1984.
6. Дускаева Л. Р. Диалогическая природа газетных речевых жанров. СПб., 2012.
7. Жинкин Н. И. Язык, речь, творчество (Избранные труды). М., 1998.
8. Кожина М. Н. Cмысловая структура текста в аспекте стилистики научного текста // Очерки истории научного стиля русского литературного языка XVIII–ХХ вв. Стилистика научного текста (общие параметры). Пермь, 1996. Т. II. Часть 1.
9. Матвеева Т. В. К лингвистической теории жанра // Collegium. 12. Киев, 1995.
10. Купина Н. А., Матвеева Т. В. Стилистика русского языка. М., 2013.
11. Салимовский В. А. Жанры речи как функционально-стилистический феномен // Культурно-речевая ситуация в современной России. Екатеринбург, 2000.
12. Тертычный А. А. Аналитическая журналистика. М., 1996.
13. Трошева Т. Б. Разновидности рассуждения // Стилистический энциклопедический словарь. Пермь, 2003.
14. Федосюк М. Ю. Нерешенные вопросы теории речевых жанров // Вопросы языкознания. 1997. № 5.
15. Шмелева Т. В. Речевой жанр // Русистика. Берлин, 1990. № 2.
1. Arutyunova N. D. Genres communication [Zhanry obcsheniya]. The human factor in language. Communication, modality, deixis [Chelovecheskij faktor v jazyke. Kommunikacija, modal’nost’, dejksis]. Moscow, 1992.
2. Bakhtin M. M. Aesthetics of verbal creativity [Estetika slovesnogo tvorchestva]. Moscow, 1979.
3. Newspaper genres [Gazetnyye zhanry]. Moscow, 1978.
4. Dolgova E. V. Discursive and communicative features of speech genre “Portrait of business man” (based on the Russian and English languages) [Diskursivnyje I kommunikativnyje svojstva rechevogo zhanra “Portret delovogo cheloveka”]. Moscow, 2010.
5. Dridze T. M. Text activity in the structure of social communication [Textovaya deyatelnost v structure socialnoj kommunikacii]. Moscow, 1984.
6. Duskaeva L. R. Dialogic nature of speech genres [Dialogicheskaja priroda rechevyh zhanrov]. St. Petersburg, 2012. 2nd edition.
7. Zhinkin N. I. Yazyk, speech, creativity (Selected works) [Jazyk, rech’, tvorchestvo (Izbrannye trudy)]. Moscow, 1998.
8. Kozhina M. N. The sense structure of the text in terms of the style of scientific text [Smyslovaja struktura texta v aspekte stilistlki nauchnogo texsta]. Essays on the history of scientific style of Russian literary language of XVIII–XX centuries. The style of scientific text (general parametres) [Ocherki istorii nauchnogo stilja russkogo literaturnogo jazyka XVIII–XX vekov. Stilistika nauchnogo teksta (obshhie parametry)]. Perm, 1996. T. II. Part 1.
9. Matveeva T. V. About the linguistic theory of the genre [K lingvisticheskoy teorii zhanra]. Collegium. 12. Kiev, 1995.
10. Kupina N. A., Matveeva T. V. The stylistics of the Russian language [Stilistika russkogo jazyka]. Moscow, 2013.
11. Salimovsky V. A. Genres of speech as a functional and stylistic phenomenon [Rechevyje zhanry kak funkcionalnyj I stylysticheskiy fenomen]. Cultural-speech situation in modern Russia [Kul’turno-rechevaja situacija v sovremennoj Rossii]. Yekaterinburg, 2000.
12. Tertychnyi A. A. Analytical journalism. [Analiticheskaja zhurnalistika]. Moscow, 1996.
13. Trosheva T. B. Varieties of reasoning [Stilistika russkogo jazyka] // Stylistic encyclopedic dictionary [Stilisticheskiy entsiklopedicheskiy slovar’]. Perm, 2003.
14. Fedosyuk M. Yu. Unsolved problems in the theory of speech genres [Nerechennyje problem rechevyjh zhanrov]. Questions of linguistics — Voprosy jazykoznanija. 1997. № 5.
15. Shmelevа T. V. Speech genre [Rechevyje zhanry]. Russian Studies. Berlin, 1990. № 2.