В статье рассматривается проблема употребления табуированной лексики в средствах массовой информации. Оживление общественного интереса к теме связано с недавними поправками к КоАП РФ, предусматривающими серьёзные наказания за публичное использование обсценных слов (в том числе в произведениях литературы и кинофильмах). Между тем феномен обсценной лексики изучен недостаточно, хотя средства для выражения ненависти (впрочем, как и средства выражения любви) являются неотъемлемой частью национальных культур. Борьба с инвективами имеет под собой основания, ведь сквернословие способно разжигать вражду между оппонентами, однако этот тип слов способен и смягчить конфликт, заменяя физическое воздействие на оппонента психологическим. Кроме того, существует серьёзное различие между бранью устной и бранью, зафиксированной письменно. Это обстоятельство заставляет с удвоенным вниманием и особой осторожностью относиться к использованию табуированных слов в медиаречи.
“THE VERBAL WAR IS BOILING HOT…”
(On the Problems of Tabooed Language in Mass Media)
The article deals with the acute problem of the public attitude to the use of vulgar language in the speech of mass media. Recently in Russia there appeared new rules legally limiting the use of “bad language” in mass media and providing severe punishment in case of violation. Meanwhile, it appears that the role of obscene language in human society is not sufficiently studied. At close inspection, it appears that such vocabulary plays a significant part in human relations, and this role is not only negative. The language of hatred, dirty language is an unpleasant but, nevertheless, vitally important component of any national language being no less important than its inalienable counterpart, the language of love. However, swearing should not be approved and widely used as it arouses animosity and hate. There is a significant difference between swearing in oral speech and in printed matter, including mass media: printed obscenity produces a much greater impression than a casual oral word. Therefore, we should pay special attention to the usage of obscenities in media speech.
Владимир Ильич Жельвис, доктор филологических наук, профессор кафедры иностранных литератур и языков Ярославского государственного педагогический университета им. К. Д. Ушинского
E-mail: v.zhelvis@gmail.com
Vladimir Ilych Zhelvis, PhD, Professor of the Chair of Foreign Literatures and Languages, Yaroslavl State Pedagogical University
E-mail: v.zhelvis@gmail.com
Жельвис В. И. «Кипит словесная война...» (К проблеме сквернословия в СМИ) // Медиалингвистика. 2015. № 1 (6). С. 111–114. URL: https://medialing.ru/kipit-slovesnaya-vojna-k-probleme-skvernosloviya-v-smi/ (дата обращения: 04.10.2024).
Zhelvis V. I. “The Verbal War is Boiling Hot…” (On the Problems of Tabooed Language in Mass Media) // Media Linguistics, 2015, No. 1 (6), pp. 111–114. Available at: https://medialing.ru/kipit-slovesnaya-vojna-k-probleme-skvernosloviya-v-smi/ (accessed: 04.10.2024). (In Russian)
УДК 80
ББК 81.1
ГРНТИ 16.21.61
КОД ВАК 10.02.19
Борьба со сквернословием в средствах массовой информации ведётся едва ли не со времён появления первой газеты. Но с течением времени, как это ни парадоксально, проблема только усугублялась. В середине девятнадцатого века великий русский поэт Николай Алексеевич Некрасов писал, удивляясь ритмам новой городской жизни: «В столицах шум, гремят витии, кипит словесная война…». Разве мог поэт тогда представить сегодняшнее напряжение «словесных войн», сегодняшний уровень «свирепствования словом», как говаривал первый радетель за чистоту и благородство русской речи Владимир Мономах, автор знаменитого «Поучения»! В настоящее время создаётся впечатление, что в России, в нашем национальном культурном пространстве, готов пасть последний оборонительный редут, взятие которого может обозначать окончательную победу добра над злом. Дело в том, что теперь рамки дозволенного в публичной коммуникации, в медийном пространстве так расширились, что искоренять сквернословие, например, в быту уже никто даже не предлагает, речь идёт только о том, чтобы в печати, на радио и в телепередачах не появлялись слова, произносить которые в обществе нежных дам в прежние добрые времена считалось непристойным. Более того, тут надо отметить справедливости ради, что и дамы в наше время владеют соответствующим умопомрачительным вокабуляром.
В силу сложившейся ситуации появление поправок к Кодексу Российской Федерации об административных правонарушениях (КоАП РФ) было воспринято как гром среди ясного неба. Отныне, если вы употребили запретные слова в книге, статье или кинофильме, вам придётся пополнить государственный бюджет на две с половиной тысячи рублей (если вы физическое лицо), на пятьдесят тысяч (если вы лицо юридическое). Если вы считаете, что ваше произведение без табуированных слов и выражений потеряет всякий смысл, то в крайнем случае можете опубликовать это сомнительное сочинение с предуведомлением «Содержит нецензурную брань», что, как считают многие эксперты, принимавшие участие в обсуждении поправок, только подогреет интерес читающей или созерцающей публики. Впрочем, кинозрители уже лишены возможности получить это удовольствие — насладиться сочным языком какого-нибудь алкоголика или политика: прокатчики заплатят за такое потакание низменным интересам массовой киноаудитории сто тысяч рублей!
Но давайте вдумаемся в то, что произошло, попробуем порассуждать. Начнём с нескольких азбучных истин. Понимание сквернословия как речевого феномена связано со значением слова, номинирующего это явление. В. И. Даль утверждал: «Скверно — мерзость, гадость, пакость, все гнусное, противное, отвратительное, непотребное, что мерзит плотски и духовно, нечистота, грязь и гниль, тление, мертвечина, кал, смрад, вонь, непотребство, разврат, нравственное растление, всё богопротивное». Но не правда ли, странно на первый взгляд: в каждой культуре, в каждом языке, без исключения (!), существует языковой слой, оскверняющий нашу речь. Слой этот формируется словами и выражениями, которые являются табуированными, запрещаются к употреблению, но известны поголовно всем носителям данного языка.
Но зачем же знать те слова, которые употреблять, использовать нельзя? Почему все эти слова знают и только некоторые признаются, что не смогут их использовать никогда?
Если бы ревнители чистоты языка подозревали о том, что на самом деле существует ответ на этот вопрос, они, скорее всего, сильно поумерили бы свой боевой пыл. В одном старом английском медицинском журнале можно было прочесть такую фразу: «Человек, который впервые обругал другого человека вместо того, чтобы проломить ему голову, заложил основы нашей цивилизации». Слегка преувеличено, но преувеличение это, поверьте, не отменяет сущностной справедливости этого странного высказывания доктора, жившего десятилетия назад. Сказанное по сути своей верно. Автор этой статьи надеется, что читатель с ним согласится: если уж сложится так, что придется совершить выбор между бранью в ваш адрес, пусть отвратительной, и ударом кирпича по вашей собственной голове, пусть даже не с максимальной силой, заметное большинство из этих двух зол наверняка первое сочтет меньшим.
Бесспорно, брань — язык ненависти, который огромным количеством носителей языка (любого языка!) будет считаться необходимым до тех пор, пока люди будут сохранять способность к переживанию этого весьма неблагородного чувства. Не хочется вас разочаровывать, но, как показывает время, эта способность неистребима. И ненависть, как и любовь, необходимо выражать. Как выражать? Между прочим, авторы процитированной выше английской статьи не вполне точны. Нецивилизованные животные ведь тоже по-своему бранятся: рычат, размахивают рогами, топают копытами и только в случае крайней необходимости прибегают к физическому воздействию. Можем только предположить, что всё зависит от градуса любви или ненависти, хотя нюансов, определяющих ситуацию, почти наверняка значительно больше, если вообще не бесконечное множество.
И пусть это замечание не покажется странным, но дело в том, что нарушение табу — это не только оружие, но еще и лекарство. Как доказывают психолингвисты, взламывая запрет, человек частично реализует свою агрессию, дает выход негативному чувству. И можно только представить, какое страшное средство трансляции собственной агрессии или иных негативных чувств придумают люди, если вдруг как-то удастся очистить, освободить их речь от сквернословия? Совсем не случайно люди, способные «свирепствовать словом», иногда после гневной вспышки признаются: «Выругался — и полегчало!». Вопрос о возможности расставания с чувством ненависти друг к другу, наверное, и задавать не стоит? Фантастическое предположение!
Следовательно, вероятнее всего, надо просто постоянно напоминать о том, что даже лекарство в чрезмерных дозах оборачивается смертельным ядом! Важно, чтобы сам «ругатель» (выражение А. Н. Островского) никогда ни на минуту не переставал воспринимать «скверное слово» как слово-нарушитель! Тогда исчезнут люди, для которых брань — не лекарство, а безобидное плацебо. «Мы матом не ругаемся, мы матом разговариваем», — такое тоже можно теперь довольно часто услышать. И что самое обидное и огорчительное, услышать от молодых людей.
Чем определяется интенсивность выражаемых «скверными» словами чувств? Ответ — содержанием нарушаемого табу. Самые сильные запреты зафиксированы в Нагорной проповеди: не убий (крайняя степень выражения ненависти — убийство).
Но речевое табу имеет еще и национальную специфику? Так, у исключительно чистоплотных немцев прежде всего табуируется нечистота, поэтому самые грубые оскорбления здесь связаны с грязью и физиологическими выделениями. Другое дело — богобоязненные итальянцы, для которых нет ничего страшнее, чем оскорбление Богоматери и иных религиозных святынь. Во многих культурах самые грубые ругательства связаны с нарушением сексуальных запретов. И переводя немецкие (итальянские и др.) обсценные слова и выражения на русский язык буквально, мы можем пожать плечами: какая же это грубость? А немцам наш мат кажется мягче, потому что они значительно спокойнее относятся к вопросам взаимоотношения полов. Следовательно, градус сквернословия нельзя точно оценить, исходя из знания буквального значения слов, формирующих инвективу.
А нынешние потуги наших российских законодателей извести брань со страниц печатных средств массовой информации, из радио- и телеэфира в приказном порядке вызывают лишь презрительную ухмылку. Эти намерения осложняются еще и общественным отношением к блюстителям нравственности, ведь общеизвестно, что у себя в кабинетах (да и не только!) наши слуги народа в выражениях не стесняются, именно поэтому их призывы к сдержанности сильно отдают ханжеством. От души выматерившись, «думцы» и иже с ними надевают постное выражение лиц, выходят к «массам» с проповедями, которые и прежде звучали только с церковной кафедры, да в пансионах для благородных девиц.
И еще один важный, как представляется автору этой статьи, момент. Как не прибегнуть к «свирепому слову» простому смертному, если происходящее в окружающей нас действительности вызывает не просто разочарование, но и крайнее отторжение?! Массмедиа, призванные фиксировать и выражать реальное состояние и власти, и народа, в такой ситуации вполне естественно не обходятся, да и не могут обойтись нежными эвфемизмами.
Получается, закон бесполезен? Вряд ли. Брань — это очень сильное оружие, разрушительное для психики адресанта и адресата. Мощная энергетика брани, считают исследователи, способна негативно, даже убийственно влиять на все живое — не только на людей, на растения. Более того, брань, основанная на упоминаниях о сексуальной жизни человека, формирует извращённое представление о соответствующей физиологической функции.
И, наконец, функционирование «скверного» слова в публичном пространстве действительно надо ограничивать хотя бы для того, чтобы, как это ни парадоксально звучит, бороться с девальвацией соответствующей лексики, выхолащиванием её взрывчатой силы («И вольтерьянцы напрасно против этого говорят…»). Мат при высокой частотности его использования превращается в ничего не значащие междометия, демонстрирующие разве что низкую культуру говорящего, его ничтожный словарный запас.
Отсюда вывод: будем же целомудренны в отношении к слову, к нашему родному слову! Возможно, тогда нам удастся сохранить все наше языковое богатство — в том числе «энергетические выражения»!
© Жельвис В. И., 2015