К МЕТОДИКЕ АНАЛИЗА (МЕДИА)ТЕКСТА: О ТЕНДЕНЦИЯХ ЕГО ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ

Поста­нов­ка про­бле­мы. Постав­лен­ная про­бле­ма име­ет исклю­чи­тель­ное зна­че­ние для медиа­линг­ви­сти­ки, посколь­ку меди­а­тек­сты нуж­да­ют­ся в выяс­не­нии линг­во­ме­то­ди­че­ских основ их изу­че­ния. К спор­ным вопро­сам их опи­са­ния и обра­ще­на дан­ная ста­тья. Посо­бия по фило­ло­ги­че­ско­му ана­ли­зу тек­ста в каче­стве иллю­стра­тив­но­го мате­ри­а­ла исполь­зу­ют преж­де все­го тек­сты худо­же­ствен­ные. Что же каса­ет­ся тек­стов иных дис­кур­сив­ных прак­тик, то тек­сто­вая тео­рия и прак­ти­ка их линг­ви­сти­че­ско­го ана­ли­за остав­ля­ют желать луч­ше­го. Этим опре­де­ля­ет­ся акту­аль­ность темы, тео­ре­ти­че­ская и прак­ти­че­ская зна­чи­мость пред­став­лен­ных резуль­та­тов и дру­гие каче­ства тек­ста насто­я­щей ста­тьи, тем более зна­чи­мой, что она про­дол­жа­ет раз­ду­мья авто­ра над темой [см.: Сули­мен­ко 2013].

Цель дан­ной ста­тьи — обос­но­вать необ­хо­ди­мость инте­граль­но­го под­хо­да к ана­ли­зу лек­си­че­ской струк­ту­ры (медиа)текста.

Ее осу­ществ­ле­ние тре­бу­ет выпол­не­ния ряда задач, в ста­тье они сво­дят­ся к сле­ду­ю­щим: 1) обос­но­вать спра­вед­ли­вость био­ло­ги­че­ских кон­цеп­ций язы­ка, роль кре­а­тив­но­го нача­ла в любой жиз­не­де­я­тель­но­сти чело­ве­ка, вклю­чая рече­вую; 2) рас­смот­реть с ука­зан­ных пози­ций явле­ния, важ­ные для ана­ли­за (медиа)текстов: лек­си­че­ской мно­го­знач­но­сти, соот­но­ше­ние поня­тий мен­таль­ной репре­зен­та­ции и кон­цеп­ту­аль­ной оппо­зи­ции; 3) объ­яс­нить место сти­ли­сти­че­ских явле­ний в (медиа)тексте; 4) рас­крыть поня­тие сим­во­ли­че­ско­го язы­ко­во­го кода, не вполне ясное в совре­мен­ной руси­сти­ке и вме­сте с тем акту­аль­ное для ана­ли­за (медиа)текста.

Мето­ди­ка ана­ли­за: про­блем­ные зоны ана­ли­за (медиа)текста. К про­блем­ным поло­же­ни­ям линг­во­ко­гни­ти­ви­сти­ки, лин­во­си­нер­ге­ти­ки и линг­ви­сти­че­ской тео­рии тек­ста отно­сят­ся мно­гие из тех, кото­рые свя­за­ны с медиалингвистикой.

Спор­ным ока­зы­ва­ет­ся содер­жа­ние неко­то­рых линг­во­ко­гни­тив­ных тер­ми­нов. Так, тео­рия дис­кур­са отри­ца­ет упро­щен­ное и реду­ци­ро­ван­ное пони­ма­ние язы­ка как систе­мы зна­ков, не отли­ча­ю­щей­ся от дру­гих зна­ко­вых систем, и «поме­ща­ет линг­ви­сти­ку в меж­дис­ци­пли­нар­ную нау­ку — чело­ве­ко­ве­де­ние, — объ­ек­том кото­рой явля­ет­ся чело­век. <…> …В чело­ве­че­скую систе­му язы­ка вра­бо­та­ны соци­аль­ность и когни­тив­ность» [Ревзи­на 2004: 12–13]. «Био­ло­ги­че­ские» кон­цеп­ции бытия, жиз­не­стро­и­тель­ства, жиз­не­твор­че­ства поста­ви­ли в центр вни­ма­ния иссле­до­ва­те­лей дис­кур­са как когни­тив­но-праг­ма­ти­че­ско­го фено­ме­на и сде­ла­ли важ­ным для выде­ле­ния и ква­ли­фи­ка­ции типов дис­кур­са любой аспект супер­ка­те­го­рии бытий­но­сти, жиз­нен­но­го про­стран­ства чело­ве­ка. Это тем более важ­но для меди­а­тек­стов, отли­ча­ю­щих­ся широ­той тем, свя­зан­ных с чело­ве­че­ским фак­то­ром в язы­ке. Дис­курс может быть выде­лен и опи­сан по любо­му (а не толь­ко по ком­му­ни­ка­тив­но­му) осно­ва­нию, име­ю­ще­му зна­чи­мость для чело­ве­че­ско­го пове­де­ния, куль­ту­ры, жиз­ни: меди­цин­ский дис­курс, эмо­тив­ный дис­курс, сен­тен­ци­он­ный дис­курс, ген­дер­ный дис­курс, пове­ден­че­ский дис­курс (живот­ных и чело­ве­ка), эко­ло­ги­че­ский дис­курс и т. д., кото­рые напря­мую не свя­зы­ва­ют­ся ни с одним функ­ци­о­наль­ным сти­лем, вклю­чая и газет­но-пуб­ли­ци­сти­че­ский, хотя и высту­па­ют про­яв­ле­ни­ем раз­ных видов пси­хи­че­ской актив­но­сти, дея­тель­но­сти чело­ве­ка, типов его мен­таль­но­сти и т. п. Если вслед за Н. Д. Арутю­но­вой пони­мать дис­курс как «речь, погру­жен­ную в жизнь» [Арутю­но­ва 1990], любое из осно­ва­ний, свя­зан­ных с «жиз­нен­ны­ми» потреб­но­стя­ми субъ­ек­та, его жиз­нен­ным про­стран­ством, резуль­та­та­ми его дея­тель­но­сти, может слу­жить отправ­ным момен­том для клас­си­фи­ка­ции типов дис­кур­сов (ср.: ком­пью­тер­ный дис­курс в отли­чие от язы­ка для спе­ци­аль­ных целей, обыч­но диф­фе­рен­ци­ру­е­мо­го от сти­ля; детек­тив­ный дис­курс, эко­но­ми­че­ский дис­курс, эмо­тив­ный дис­курс и т. д.): «При­зна­ние „встро­ен­но­сти“ ког­ни­ции, „оте­лес­нен­но­сти“ разу­ма долж­но выве­сти нас на раз­го­вор о необ­хо­ди­мо­сти изу­че­ния био­ло­ги­че­ской обу­слов­лен­но­сти мно­гих, во вся­ком слу­чае, базо­вых, мен­таль­ных моде­лей» [Кра­вчен­ко 2004: 103]. «Тер­мин „дис­курс“ на язы­ке совре­мен­ной гума­ни­тар­ной нау­ки и озна­ча­ет устой­чи­вую, соци­аль­но и куль­тур­но опре­де­лен­ную тра­ди­цию чело­ве­че­ско­го обще­ния. Духов­ная куль­ту­ра обще­ства пред­став­ля­ет собой ансамбль дис­кур­сов, наде­лен­ных раз­лич­ны­ми ком­му­ни­ка­тив­ны­ми стра­те­ги­я­ми» [Силан­тьев 2004: 98]. В отли­чие от тек­сто­вой, семан­ти­ка дис­кур­са поз­во­ля­ет рас­ши­рить иссле­до­ва­тель­ский объ­ект, соеди­нив син­хро­нию с диа­хро­ни­ей, что вполне отве­ча­ет инте­граль­но­му под­хо­ду к языку.

«Сфе­ра упо­треб­ле­ния» — не что иное, как сово­куп­ность типо­вых ситу­а­ций, в кото­рых реа­ли­зу­ет­ся нор­ма сти­ля, тот или иной тип тек­ста и свой­ствен­ный ему спо­соб мыш­ле­ния, а это тре­бу­ет вве­де­ния в дис­кур­сив­ный под­ход когни­тив­но­го изме­ре­ния. Закон «обо­ра­чи­ва­ния» средств и цели объ­яс­ня­ет связь сфе­ры упо­треб­ле­ния (т. е. сово­куп­но­сти опре­де­лен­ных ситу­а­ций дея­тель­но­сти людей), во имя кото­рой язы­ко­вые сред­ства спе­ци­а­ли­зи­ро­ва­лись, и самих харак­те­ри­стик этих средств, став­ших объ­ек­том линг­ви­сти­че­ско­го ана­ли­за. Ситу­а­ция пони­ма­ет­ся и как слож­но орга­ни­зо­ван­ный субъ­ек­тив­ный образ объ­ек­тив­ной дей­стви­тель­но­сти, как эле­мент кар­ти­ны мира: «Нель­зя опи­сать язык в тер­ми­нах соот­вет­ствия меж­ду Сло­вом и Миром, если под Миром не пони­мать кар­ти­ну мира, порож­да­е­мую нашим опы­том» [Куб­ря­ко­ва 2004: 15]. По сло­вам иссле­до­ва­те­ля, «вво­дя в когни­тив­ную пара­диг­му зна­ния дис­кур­сив­ную состав­ля­ю­щую, мы не толь­ко пред­ла­га­ем новую вер­сию когни­ти­виз­ма (когни­тив­но-дис­кур­сив­ную), но и полу­ча­ем воз­мож­ность понять более глу­бо­ко при­ро­ду кре­а­тив­но­го нача­ла в пове­де­нии чело­ве­ка, то есть подой­ти к рас­смот­ре­нию кре­а­тив­но­сти как глав­ной харак­те­ри­сти­ки чело­ве­ка, про­яв­ля­ю­щей­ся во вза­и­мо­дей­ствии чело­ве­ка с миром, и опре­де­лить ее как основ­ную чер­ту дея­тель­но­сти наше­го созна­ния» [Там же: 141]. Кре­а­тив­ность как глав­ная харак­те­ри­сти­ка чело­ве­ка осо­бен­но зна­чи­ма при состав­ле­нии тек­стов мас­сме­диа. Меж­дис­курс­ное вза­и­мо­дей­ствие обна­ру­жи­ва­ет­ся в худо­же­ствен­ном твор­че­стве круп­ней­ших авто­ров про­шло­го и совре­мен­но­сти: в поэ­зии и про­зе А. Пуш­ки­на, А. Бло­ка, О. Ман­дель­шта­ма, М. Цве­та­е­вой, И. Брод­ско­го и др. вза­и­мо­дей­ству­ют эле­мен­ты науч­но­го, фило­соф­ско­го, поэ­ти­че­ско­го и мета­по­э­ти­че­ско­го дис­кур­сов, что вво­дит их тек­сты в откры­тое про­стран­ство куль­ту­ры, в меж­дис­ци­пли­нар­ную область человековедения.

Несмот­ря на огром­ное коли­че­ство работ, посвя­щен­ных явле­нию лек­си­че­ской мно­го­знач­но­сти, вопрос о содер­жа­нии «еди­но­го семан­ти­че­ско­го стерж­ня», скреп­ля­ю­ще­го отдель­ные зна­че­ния в смыс­ло­вой струк­ту­ре сло­ва, оста­ет­ся откры­тым и для медий­ных тек­стов. Боль­шин­ство линг­ви­стов усмат­ри­ва­ет это един­ство в сцеп­ле­нии отдель­ных лек­си­ко-семан­ти­че­ских вари­ан­тов друг с дру­гом. Когни­ти­ви­сты обос­но­ва­ли прин­цип «семей­но­го сход­ства» подоб­ных сцеп­ле­ний. Но это не объ­яс­ня­ет гло­баль­ной вза­и­мо­свя­зи раз­ных сло­возна­че­ний, а лишь ука­зы­ва­ет на их попар­ное соеди­не­ние. Тео­рия обще­го зна­че­ния не оправ­да­ла себя в силу абстракт­но­сти свя­зу­ю­щих при­зна­ков. Меж­ду тем еще в эпо­ху ста­нов­ле­ния систем­ных пред­став­ле­ний о лек­си­ке В. В. Вино­гра­дов писал, что основ­ное, сво­бод­но-номи­на­тив­ное зна­че­ние высту­па­ет фун­да­мен­том всех дру­гих зна­че­ний и при­ме­не­ний сло­ва и что послед­ние гото­вы всплыть в нашем созна­нии по пер­во­му тре­бо­ва­нию, т. е. хра­нят­ся в памя­ти вме­сте с основ­ным зна­че­ни­ем. Оте­че­ствен­ные когни­ти­ви­сты (А. А. Зализ­няк, И. М. Кобо­зе­ва, И. Г. Оль­шан­ский и др.) свя­зы­ва­ют роль сво­бод­но-номи­на­тив­но­го, основ­но­го зна­че­ния сло­ва как доно­ра для дру­гих его зна­че­ний с един­ством кон­цеп­та, сто­я­ще­го за сло­вом, т. е. под­твер­жда­ют мне­ния, сло­жив­ши­е­ся при систем­но-струк­тур­ном изу­че­нии лек­си­ки (ср. иссле­до­ва­ния И. А. Стер­ни­на, А. П. Чуди­но­ва, Н. В. Соло­ник и др.).

Это един­ство мен­таль­ной струк­ту­ры объ­яс­ня­ет «игру» сем и на уровне сло­ва в сло­ва­ре, и в тек­сто­вом его исполь­зо­ва­нии, что гово­рит о необ­хо­ди­мо­сти сов­ме­ще­ния раз­ных видов ана­ли­за (систем­но-струк­тур­но­го, функ­ци­о­наль­но­го, когни­тив­но-дис­кур­сив­но­го, линг­во­куль­ту­ро­ло­ги­че­ско­го и др.) при под­хо­де к медий­но­му тексту.

Таким обра­зом, про­то­ти­пи­че­ский под­ход пред­по­ла­га­ет отсут­ствие жест­кой свя­зи меж­ду сло­возна­че­ни­я­ми, но не свя­зи вооб­ще, посколь­ку все при­зна­ки кон­цеп­та импли­цит­но зало­же­ны в основ­ном зна­че­нии сло­ва и акту­а­ли­зи­ру­ют­ся по мере его раз­вер­ты­ва­ния, осво­е­ния кон­цеп­та носи­те­ля­ми язы­ка. В этом смыс­ле основ­ное зна­че­ние сло­ва высту­па­ет доно­ром для дру­гих его зна­че­ний, отме­чен­ных в словаре.

Дж. Лакофф [Лакофф 2004: 252–253] гово­рит о кате­го­ри­ях базо­во­го уров­ня, имен­но с ними преж­де все­го свя­зан когни­тив­ный под­ход к явле­нию лек­си­че­ской многозначности.

К чис­лу кате­го­рий базо­во­го уров­ня отно­сят­ся и «образ­ные схе­мы» М. Джон­со­на, часто и не вполне точ­но назы­ва­е­мые бинар­ны­ми кон­цеп­ту­аль­ны­ми оппо­зи­ци­я­ми: вме­сти­ли­ще, источ­ник — путь — цель, связь, целое — часть, центр — пери­фе­рия, верх — низ, спе­ре­ди — сза­ди, линей­ный поря­док. Их роль в свя­зи зна­че­ний поли­се­ман­та отчет­ли­во про­яв­ля­ет­ся и в таких видах мен­таль­ных репре­зен­та­ций, как мета­фо­ра и мето­ни­мия, про­по­зи­ция и т. д.: «Низ­кий… 7. Про­стой, не тор­же­ствен­ный; про­сто­на­род­ный. Про­ти­во­пол.: высо­кий. О сти­ле речи, жан­ре худо­же­ствен­но­го про­из­ве­де­ния. 8. Густой, неболь­шой высо­ты. О зву­ке, тоне, голо­се и т. п. Про­ти­во­пол.: высо­кий» [Сло­варь… 1958: 1296–1297].

Неод­но­крат­но отме­чал­ся изо­мор­физм про­цес­сов внут­ри­слов­ной и меж­с­лов­ной дери­ва­ции. И он име­ет когни­тив­ное объ­яс­не­ние: те при­зна­ки кон­цеп­та, кото­рые вхо­дят в кон­цеп­ту­аль­ное ядро, раз­ви­ва­ют­ся и на уровне внут­ри­слов­ных, и на уровне меж­с­лов­ных отно­ше­ний. Пери­фе­рия же кон­цеп­та дале­ко не все­гда обна­ру­жи­ва­ет себя в меж­с­лов­ных свя­зях. Так, огра­ни­чен­ность обра­зо­ва­ния про­из­вод­ных отме­ча­ет­ся для каче­ствен­ных при­ла­га­тель­ных фра­зео­ло­ги­че­ски свя­зан­но­го зна­че­ния: розо­вый в зна­че­нии ‘при­ят­ный, радост­ный’; живой и мерт­вый в соче­та­нии со сло­вом язык; тай­ное, откры­тое (голо­со­ва­ние); круг­лая (сум­ма, состо­я­ние); круп­ная (ругань, брань); низ­кий (лоб); мерт­вая (пет­ля), мерт­вая (хват­ка); крас­ное (вино); крас­ное (дере­во), крас­ный (гриб), крас­ный (желез­няк), крас­ная (рыба), крас­ная (цена), крас­ное (слов­цо), крас­ный (лес), крас­ный (звон), крас­ный (ряд), крас­ный (товар); мед­ве­жья (услу­га), лучи­стая (спец. энер­гия); кис­лый (спец. соль), кис­лые (воды, источ­ни­ки), кис­лое (бро­же­ние), лож­ный (в спец. тер­ми­но­ло­гии ака­ция, реб­ра); сво­бод­ный (спорт. удар, спец. о хим. эле­мен­тах) [Сули­мен­ко 2008].

Сле­ду­ет отме­тить наше согла­сие с таким поло­же­ни­ем: «В лек­си­че­ском ядре зало­же­на про­грам­ма для всех (или почти всех) част­ных зна­че­ний сло­ва» — и несо­гла­сие со вто­рой частью это­го утвер­жде­ния: «Оче­вид­но, что лек­си­че­ское ядро функ­ци­о­ни­ру­ет на уровне систе­мы язы­ка как семан­ти­че­ский инва­ри­ант, то есть как „наи­луч­ший пред­ста­ви­тель“ поли­се­ман­та, в то вре­мя как реа­ли­за­ция отдель­ных зна­че­ний осу­ществ­ля­ет­ся на уровне речи» [Песи­на 2014: 107]. Это, к сожа­ле­нию, совсем не оче­вид­но: лек­си­че­ское ядро, обу­слов­ли­ва­ю­щее про­грам­му раз­ви­тия част­ных зна­че­ний, зало­же­но в систе­ме язы­ка, что про­ти­во­ре­чит сужен­но­му его пони­ма­нию толь­ко как «наи­луч­ше­го пред­ста­ви­те­ля» полисеманта.

Выше уже гово­ри­лось о необ­хо­ди­мо­сти раз­ли­чать типы мен­таль­ных репре­зен­та­ций и кон­цеп­ту­аль­ных оппо­зи­ций. Осо­бую роль в этом раз­гра­ни­че­нии игра­ет изу­че­ние линг­во­си­нер­ге­ти­че­ских основ кон­цеп­ту­аль­ных оппо­зи­ций. Вопрос об онто­ло­ги­че­ской при­ро­де кон­цеп­ту­аль­ных оппо­зи­ций полу­ча­ет раз­лич­ное осве­ще­ние в тру­дах линг­ви­стов. Одни иссле­до­ва­те­ли свя­зы­ва­ют их нали­чие и функ­ции с при­ро­дой наше­го мыш­ле­ния, посколь­ку чело­век кон­цеп­ту­а­ли­зи­ру­ет мир не без­раз­лич­но, а в рам­ках пред­став­ле­ний о том, что для чело­ве­ка хоро­шо, а что пло­хо. Поэто­му рас­пре­де­ле­ние семан­ти­че­ско­го про­стран­ства в пре­де­лах оппо­зи­ций зало­же­но еще в мифо­ло­ги­че­ской систе­ме мыш­ле­ния, кото­рое до сих пор дает себя знать и отра­зи­лось в язы­ке, непо­сред­ствен­но свя­зан­ном с обы­ден­ным созна­ни­ем. Анти­но­мии лег­ли в осно­ву тео­рии позна­ния, высту­пая его фун­да­мен­том. По сло­вам Э. Кан­та, «разум чело­ве­ка уже по сво­ей при­ро­де анти­но­ми­чен». Эту точ­ку зре­ния раз­де­ля­ют и совре­мен­ные авто­ры. Так, М. Р. Гали­е­ва заме­ча­ет: «бинар­ность при­зна­ет­ся фун­да­мен­таль­ным струк­ту­ро­об­ра­зу­ю­щим прин­ци­пом мыш­ле­ния, позна­ния и бытия чело­ве­ка (Ю. М. Лот­ман, Вяч. Вс. Ива­нов, В. Н. Топо­ров, М. М. Бах­тин, И. П. Ильин, М. С. Ува­ров)» [Гали­е­ва 2014: 58]. Это поло­же­ние вполне соот­но­си­мо с мне­ни­ем пси­хо­линг­ви­стов о бинар­но­сти любой пси­хи­че­ской функ­ции чело­ве­ка, о посто­ян­ном при­сут­ствии в его дея­тель­но­сти «кон­ку­ри­ру­ю­ще­го» моти­ва, что поз­во­ля­ет ему гиб­ко при­спо­саб­ли­вать­ся к явле­ни­ям универсума.

Извест­но и соб­ствен­но линг­ви­сти­че­ское, а не толь­ко фило­соф­ское и обще­на­уч­ное обос­но­ва­ние оппо­зи­ций. Тео­рия оппо­зи­ций, как и мето­ды оппо­зи­ци­он­но­го ана­ли­за, скла­ды­ва­лась пер­во­на­чаль­но в фоне­ти­ке и лишь посте­пен­но, с укруп­не­ни­ем иссле­до­ва­тель­ско­го объ­ек­та рас­про­стра­ня­лась на дру­гие еди­ни­цы язы­ка. С точ­ки зре­ния лек­си­ко­ло­гов (Л. А. Нови­ков, Д. Н. Шме­лёв, В. А. Ефре­мов и др.), оппо­зи­ции очер­чи­ва­ют гра­ни­цы иссле­ду­е­мо­го семан­ти­че­ско­го про­стран­ства. Осо­бен­но отчет­ли­во эта функ­ция высту­па­ет у лек­си­че­ских анто­ни­мов, пред­по­ла­га­ю­щих обя­за­тель­ную общ­ность родо­во­го при­зна­ка, на базе кото­ро­го выстра­и­ва­ют­ся чле­ны пара­диг­мы, нахо­дя­щи­е­ся на край­них ее точ­ках и про­ти­во­по­став­лен­ные по само­му суще­ствен­но­му для их зна­че­ния при­зна­ку [Шме­лёв 2006]. Об этой части опре­де­ле­ния анто­ни­мов Д. Н. Шме­лё­вым обыч­но забы­ва­ют, но имен­но она обра­ще­на к спор­ным поло­же­ни­ям и лек­си­ко­ло­ги­че­ской, и лек­си­ко­гра­фи­че­ской тео­рии анто­ни­мии. Содер­жа­ние это­го само­го суще­ствен­но­го для анто­ни­мов при­зна­ка тол­ку­ет­ся иссле­до­ва­те­ля­ми по-раз­но­му, что осо­бен­но важ­но для медий­ных тек­стов. К спор­ным вопро­сам анто­ни­мии отно­сит­ся, напри­мер, вопрос о том, муж­чи­на и жен­щи­на — анто­ни­мы или нет? В зави­си­мо­сти от поло­жи­тель­но­го или отри­ца­тель­но­го отве­та эти сло­ва вклю­ча­ют­ся или не вклю­ча­ют­ся в сло­ва­ри анто­ни­мов (ср. точ­ку зре­ния Л. А. Вве­ден­ской и Н. П. Колес­ни­ко­ва). Умест­но здесь вспом­нить мысль А. В. Бон­дар­ко о суще­ство­ва­нии неоппо­зи­тив­ных раз­ли­чий в семан­ти­ке язы­ко­вых еди­ниц или мне­ние В. В. Коле­со­ва о харак­тер­ном для рус­ской мен­таль­но­сти нали­чии надоппо­зи­ци­он­но­го тре­тье­го чле­на, пре­одо­ле­ва­ю­ще­го оппо­зи­тив­ные раз­ли­чия. Его поис­ки осу­ществ­ля­ют­ся в рам­ках куль­ту­ры как сре­ды быто­ва­ния язы­ка, т. е. синер­ге­ти­че­ской систе­мы выс­ше­го поряд­ка. Здесь мы стал­ки­ва­ем­ся с синер­ге­ти­че­ским пони­ма­ни­ем оппо­зи­ций, вклю­ча­ю­щим линг­ви­сти­ку в широ­кий круг меж­дис­ци­пли­нар­ных свя­зей в рам­ках куль­ту­ры. В оппо­зи­ци­ях отра­зи­лась связь наше­го мыш­ле­ния с дву­мя веду­щи­ми кон­цеп­та­ми синер­ге­ти­ки — кос­мо­сом и хао­сом. Е. М. Меле­тин­ский отме­ча­ет такую осо­бен­ность наше­го мыш­ле­ния, как про­цесс пере­хо­да хао­са в кос­мос, кото­рый интер­пре­ти­ру­ет­ся как пере­ход «от тьмы к све­ту, от воды к суше, от пусто­ты к веще­ству, от бес­фор­мен­но­го к оформ­ле­нию, от раз­ру­ше­ния к сози­да­нию» [Меле­тин­ский 2006: 206].

Линг­во­си­нер­ге­ти­че­ское пони­ма­ние оппо­зи­ций тес­но свя­за­но с его линг­во­ко­гни­тив­ным истол­ко­ва­ни­ем, хотя и в этом слу­чае не все ясно. Так, М. Джон­сон такие базо­вые струк­ту­ры опы­та, как верх — низ, спе­ре­ди — сза­ди, вклю­ча­ет в «кине­сте­ти­че­ские образ­ные схе­мы», т. е. рас­смат­ри­ва­ет как один из видов мен­таль­ных репре­зен­та­ций наря­ду с кон­цеп­та­ми вме­сти­ли­ще, источ­ник — путь — цель, связь, целое — часть, центр — пери­фе­рия, линей­ный поря­док, устро­ен­ны­ми ина­че, свя­зан­ны­ми с дру­ги­ми вида­ми мен­таль­ных репре­зен­та­ций, не исчер­пы­ва­ю­щи­ми­ся оппо­зи­тив­ным взгля­дом на мир [Jonson 1987]. Тем самым ста­вит­ся под сомне­ние тезис о гло­баль­ной оппо­зи­тив­но­сти наше­го мыш­ле­ния, что про­ти­во­ре­чит утвер­жде­ни­ям синер­ге­ти­ков о нали­чии таких базо­вых кон­цеп­тов, как кос­мос и хаос. Одна­ко нель­зя отри­цать и того, что кон­цеп­ту­аль­ные оппо­зи­ции слу­жат осно­вой моде­ли­ро­ва­ния вир­ту­аль­ной реаль­но­сти по типу физи­че­ской, свя­зан­ной преж­де все­го со схе­мой тела чело­ве­ка, т. е. в сво­их исто­ках име­ют био­ло­ги­че­скую базу. Реше­ние ука­зан­ных про­блем про­ли­ва­ет свет и на спе­ци­фи­ку медий­ных текстов.

Спор­ным и неод­но­знач­ным явля­ет­ся пони­ма­ние сим­во­ли­че­ско­го язы­ко­во­го кода в ряду дру­гих. «Сим­во­ли­че­ский» код в одном из под­хо­дов отож­деств­лял­ся с семан­ти­че­ским, т. е. отож­деств­ля­лись поня­тия «сим­вол» и «знак» (нас инте­ре­су­ет преж­де все­го сло­во как язы­ко­вой знак). К про­бле­ме сим­во­ла, одной из недо­ста­точ­но изу­чен­ных в линг­ви­сти­ке, Ю. М. Лот­ман обра­ща­ет­ся в ста­тье под назва­ни­ем «Сим­вол в систе­ме куль­ту­ры» [Лот­ман 2010: 293–308]. Он счи­та­ет наи­бо­лее при­выч­ным пред­став­ле­ние о сим­во­ле как такое, кото­рое «свя­за­но с иде­ей неко­то­ро­го содер­жа­ния, кото­рое, в свою оче­редь, слу­жит пла­ном выра­же­ния для дру­го­го, как пра­ви­ло, куль­тур­но более цен­но­го содер­жа­ния». Суще­ствен­ной чер­той сим­во­ла при­зна­ет­ся его спо­соб­ность при­хо­дить из про­шло­го и ухо­дить в буду­щее, т. е. прон­зать всё куль­тур­ное про­стран­ство, а не толь­ко какой-то его вре­мен­ной срез. Это объ­яс­ня­ет­ся мета­фо­ри­че­ски с чисто синер­ге­ти­че­ских пози­ций: «Коле­са раз­лич­ных меха­низ­мов куль­ту­ры дви­жут­ся с раз­ной ско­ро­стью», а зако­ном суще­ство­ва­ния куль­ту­ры объ­яв­ля­ет­ся уве­ли­че­ние внут­рен­не­го раз­но­об­ра­зия. При этом сохра­ня­ет­ся память куль­ту­ры о себе, сим­во­лы «не дают ей рас­пасть­ся на изо­ли­ро­ван­ные хро­но­ло­ги­че­ские пла­сты». Это не исклю­ча­ет кор­ре­ля­ции сим­во­ла с куль­тур­ным кон­тек­стом, их обо­юд­ной транс­фор­ма­ции: «Его инва­ри­ант­ная сущ­ность реа­ли­зу­ет­ся в вари­ан­тах… выра­же­ние не пол­но­стью покры­ва­ет содер­жа­ние, а лишь как бы наме­ка­ет на него». Ср. в ста­тье «Память куль­ту­ры»: «…хра­ня­щи­е­ся в куль­ту­ре сим­во­лы, с одной сто­ро­ны, несут в себе инфор­ма­цию о кон­текстах (resp. язы­ках), с дру­гой, для того, что­бы эта инфор­ма­ция „просну­лась“, сим­вол дол­жен быть поме­щён в какой-либо совре­мен­ный кон­текст, что неиз­беж­но транс­фор­ми­ру­ет его зна­че­ние» [Там же: 263].

Вме­сте с тем, срав­ни­вая сим­вол и дру­гие зна­ко­вые эле­мен­ты, Ю. М. Лот­ман заме­ча­ет: «Сим­вол отли­ча­ет­ся от кон­вен­ци­о­наль­но­го зна­ка нали­чи­ем ико­ни­че­ско­го эле­мен­та, опре­де­лён­ным подо­би­ем меж­ду пла­на­ми выра­же­ния и содер­жа­ния». Автор раз­де­ля­ет и такую синер­ге­ти­че­скую идею, как рабо­та систе­мы в обыч­ном режи­ме и в режи­ме с обостре­ни­я­ми (в обла­сти язы­ка и его лек­си­ки преж­де все­го в насто­я­щее вре­мя наблю­да­ет­ся послед­ний, с чем свя­за­на и оче­ред­ная вол­на «язы­ко­во­го воз­му­ще­ния», и «лек­си­че­ский взрыв», фик­си­ру­е­мый сло­ва­ря­ми и мно­ги­ми медий­ны­ми тек­ста­ми). Ср.: «пере­жи­ва­ю­щая пери­од вспыш­ки куль­ту­ра из пери­фе­рии куль­тур­но­го аре­а­ла часто пре­вра­ща­ет­ся в его центр и сама актив­но транс­ли­ру­ет тек­сты в зату­ха­ю­щие кра­те­ры преж­них цен­тров тек­сто­об­ра­зо­ва­тель­ных про­цес­сов». Этот синер­ге­ти­че­ский под­ход не может не учи­ты­вать­ся при когни­тив­ном ана­ли­зе сло­ва в медий­ном тек­сте, как и одно из важ­ных поло­же­ний это­го под­хо­да: «Таким обра­зом, рекон­стру­и­ру­е­мая инфор­ма­ция все­гда реа­ли­зу­ет­ся в кон­тек­сте игры меж­ду язы­ка­ми про­шло­го и насто­я­ще­го». О свя­зи сим­во­ла со сре­дой он пишет и в дру­гой ста­тье того же сбор­ни­ка: «посколь­ку вне­си­стем­ные тек­сты состав­ля­ют, как пра­ви­ло, резерв для постро­е­ния систем зав­траш­не­го дня, игра меж­ду систем­ным и вне­си­стем­ным состав­ля­ет осно­ву меха­низ­ма раз­ви­тия куль­ту­ры» [Там же: 283]. Важ­но для линг­ви­сти­че­ско­го ана­ли­за тек­стов мас­сме­диа и еще одно поло­же­ние о мета­язы­ке куль­ту­ры, оправ­ды­ва­ю­щее обра­ще­ние авто­ра к тео­рии дис­кур­са, к свя­зи син­хро­нии и диа­хро­нии как в сло­ве, так и в тек­сте: «Раз­ные под­си­сте­мы куль­ту­ры обла­да­ют раз­лич­ной ско­ро­стью завер­ше­ния дина­ми­че­ских про­цес­сов… В любой момент в куль­ту­ре сосу­ще­ству­ют раз­лич­ные эпо­хи. На мета­у­ровне это раз­но­об­ра­зие сни­ма­ет­ся» [Там же: 284].

Выстра­и­вая типо­ло­ги­че­ские харак­те­ри­сти­ки куль­ту­ры, автор сле­ду­ю­щим обра­зом рас­кры­ва­ет слож­ность ее меха­низ­ма: «Она обна­ру­жи­ва­ет при­зна­ки само­на­стра­и­ва­ю­щей­ся систе­мы и спо­соб­на сама регу­ли­ро­вать и услож­нять соб­ствен­ное стро­е­ние. Эта спо­соб­ность орга­ни­че­ски свя­за­на с неод­но­род­но­стью внут­рен­не­го стро­е­ния» [Там же: 31], а «богат­ство внут­рен­них кон­флик­тов обес­пе­чи­ва­ет Куль­ту­ре как кол­лек­тив­но­му разу­му исклю­чи­тель­ную гиб­кость и дина­мич­ность» [Там же: 55]. Не сто­ит гово­рить и о том, что медий­ные тек­сты, бога­тые внут­рен­ни­ми кон­флик­та­ми, вхо­дят в нашу куль­ту­ру. Тем самым утвер­жда­ет­ся уни­вер­саль­ный харак­тер линг­ви­сти­че­ско­го кода, спо­соб­но­го пере­ве­сти на свой язык эле­мен­ты дру­гих кодо­вых систем культуры.

С послед­ним заме­ча­ни­ем свя­за­но утвер­див­ше­е­ся в фило­ло­гии пред­став­ле­ние о пер­вич­ных и вто­рич­ных моде­ли­ру­ю­щих струк­ту­рах, о зашиф­ро­ван­но­сти тек­стов куль­ту­ры мно­ги­ми кода­ми, что и созда­ет мно­го­го­ло­сый текст не толь­ко в его куль­ту­ро­ло­ги­че­ском, но и соб­ствен­но линг­ви­сти­че­ском, преж­де все­го лек­си­че­ском, пони­ма­нии. Един­ство вне­се­ми­о­ти­че­ско­го мира поз­во­ля­ет не толь­ко пере­хо­дить от одно­го кода к дру­го­му внут­ри систе­мы, но и выхо­дить в куль­ту­ру как систе­му более высо­ко­го поряд­ка, дела­ет изо­морф­ны­ми внут­ри- и меж­ко­до­вые пере­хо­ды: «в осно­ве всех ком­му­ни­ка­тив­ных про­цес­сов лежит инва­ри­ант­ный прин­цип, дела­ю­щий их подоб­ны­ми меж­ду собой. Этот прин­цип стро­ит­ся на соче­та­нии сим­мет­рии — асим­мет­рии… с пери­о­ди­че­ской сме­ной апо­ге­ев и зату­ха­ний в про­те­ка­нии всех жиз­нен­ных про­цес­сов в любых их фор­мах» [Там же: 101].

Упо­доб­ле­ние слож­ных само­ор­га­ни­зу­ю­щих­ся систем живым свя­за­но у Ю. М. Лот­ма­на и с поня­ти­ем текст (ста­тья «Семи­о­ти­ка куль­ту­ры и поня­тие тек­ста»), преж­де все­го с его содер­жа­тель­ной сто­ро­ной, на 75% струк­ту­ри­ру­е­мой лек­си­че­ски­ми сред­ства­ми: «…текст пред­ста­ет перед нами как слож­ное устрой­ство, хра­ня­щее мно­го­об­раз­ные коды, спо­соб­ное транс­фор­ми­ро­вать полу­ча­е­мые сооб­ще­ния и порож­дать новые, как инфор­ма­ци­он­ный гене­ра­тор, обла­да­ю­щий чер­та­ми интел­лек­ту­аль­ной лич­но­сти» [Там же: 71]. Синер­ге­ти­че­ское поло­же­ние о фрак­таль­ном харак­те­ре частей по отно­ше­нию к целост­ной систе­ме поз­во­ля­ет авто­ру (ста­тья «О семи­о­сфе­ре») обна­ру­жить изо­мор­физм цело­го и части, их подо­бие, извест­ную струк­тур­ную само­сто­я­тель­ность части, при­во­дя­щую к полу­че­нию спо­соб­но­сти «само­сто­я­тель­но­го выбо­ра про­грам­мы дея­тель­но­сти», т. е. выхо­да на новые аттрак­то­ры. Тре­бо­ва­ние уче­та ситу­а­тив­но­го фак­то­ра при струк­ту­ри­ро­ва­нии тек­ста выво­дит на еще одну синер­ге­ти­че­скую про­бле­му — про­бле­му слу­чай­но­сти: «Каза­лось, что нау­ка зани­ма­ет­ся тем, что повто­ря­е­мо и зако­но­мер­но. Это был один из основ­ных прин­ци­пов нау­ки. Нау­ка не изу­ча­ет слу­чай­но­го. А всё зако­но­мер­ное — это то, что пра­виль­но и мож­но пред­ска­зать. Слу­чай­ное же не повто­ря­ет­ся, и пред­ска­зать его нель­зя» («О при­ро­де искус­ства»). Кажу­щей­ся ока­зы­ва­ет­ся и сво­бо­да, пони­ма­е­мая как осо­знан­ная необ­хо­ди­мость, это все­го лишь утвер­жде­ние «фаталь­ной линии дви­же­ния чело­ве­че­ства» [Там же: 114], т. е. одно­бо­кое истол­ко­ва­ние важ­ней­ше­го куль­тур­но­го кон­цеп­та в уго­ду гос­под­ство­вав­шей в обще­стве идео­ло­гии. Эта одно­бо­кость истол­ко­ва­ния преж­де все­го обна­ру­жи­ва­ет­ся в недав­них текстах мас­сме­диа. Автор счи­та­ет, что «втор­же­ние созна­ния рез­ко уве­ли­чи­ва­ет сте­пень сво­бо­ды и, сле­до­ва­тель­но, непред­ска­зу­е­мо­сти» [Там же:117]. Он ссы­ла­ет­ся на синер­ге­ти­че­скую кон­цеп­цию Ильи При­го­жи­на, пояс­няя такое важ­ное для синер­ге­ти­ки поня­тие, как точ­ка бифур­ка­ции. Оно пере­да­ет­ся через про­стран­ствен­ные гешталь­ты пути, доро­ги, дви­же­ния по ней, рас­пу­тья, кон­цеп­ту­аль­ные оппо­зи­ции перед — зад, гео­мет­ри­че­ский гештальт точ­ки в про­стран­стве и др.: «А потом насту­па­ет какая-то точ­ка, когда дви­же­ние всту­па­ет в непред­ска­зу­е­мый момент и ока­зы­ва­ет­ся на рас­пу­тье как мини­мум двух, а прак­ти­че­ски — огром­но­го чис­ла дорог… в этот момент веро­ят­ность не сра­ба­ты­ва­ет, сра­ба­ты­ва­ет слу­чай­ность. Когда мы смот­рим впе­ред, мы видим слу­чай­но­сти. Посмот­рим назад — эти слу­чай­но­сти ста­но­вят­ся для нас зако­но­мер­но­стя­ми… Реа­ли­зо­ван­ный путь есть поте­ря в то же вре­мя дру­гих путей» [Там же: 15]. Искус­ство, по мыс­ли авто­ра, и дает воз­мож­ность про­хож­де­ния того, что не слу­чи­лось, оно тес­но свя­за­но не толь­ко с нали­че­ству­ю­щей реаль­но­стью, но и с обла­стью воз­мож­но­го, оно даёт нам выбор там, где жизнь не даёт. Таким обра­зом, автор реа­би­ли­ти­ру­ет роль слу­чай­но­сти, высту­па­ю­щей при учё­те всех ситу­а­тив­ных фак­то­ров: «Есте­ствен­ное пове­де­ние» дано чело­ве­ку как един­ствен­но воз­мож­ное для каж­дой ситу­а­ции» [Там же: 56], а куль­ту­ра про­ти­во­сто­ит не толь­ко при­ро­де, но и «не-куль­ту­ре», в чем мы лиш­ний раз убеж­да­ем­ся при обра­ще­нии к совре­мен­ным медий­ным тек­стам. Будучи вто­рич­ной зна­ко­вой систе­мой, над­стра­и­ва­е­мой над тем или иным есте­ствен­ным язы­ком, она «и по сво­ей внут­рен­ней орга­ни­за­ции вос­про­из­во­дит струк­тур­ную схе­му язы­ка» [Там же: 57].

Выво­ды. Под­во­дя ито­ги раз­го­во­ра о линг­во­ме­то­ди­че­ских осно­вах ана­ли­за (медиа)текстов и спор­ных поло­же­ни­ях тео­рии их линг­ви­сти­че­ско­го ана­ли­за, отме­тим, что ска­зан­ное выше сви­де­тель­ству­ет о необ­хо­ди­мо­сти сов­ме­ще­ния раз­ных видов ана­ли­за при обра­ще­нии к меди­а­тек­сту, что осно­ва и цель раз­ви­тия когни­тив­ной функ­ции чело­ве­ка и его ком­му­ни­ка­тив­ных спо­соб­но­стей — успеш­ное, адап­тив­ное пове­де­ние в усло­ви­ях меня­ю­щей­ся действительности.

В рам­ках когни­тив­но-дис­кур­сив­но­го под­хо­да к язы­ку, для кото­ро­го харак­тер­но вни­ма­ние к систем­ной орга­ни­за­ции пове­де­ния чело­ве­ка в раз­ных обла­стях его жиз­не­де­я­тель­но­сти, осо­бен­но акту­аль­ны­ми ста­ли про­бле­мы, тра­ди­ци­он­но отно­си­мые к функ­ци­о­наль­ной сти­ли­сти­ке. При­вле­ка­тель­ность совре­мен­ных сти­ли­сти­че­ских кон­цеп­ций — в инте­гра­ции явле­ний, свя­зан­ных с раз­лич­ны­ми иссле­до­ва­тель­ски­ми пара­диг­ма­ми: систем­но-струк­тур­ной, функ­ци­о­наль­ной, когни­тив­ной, куль­ту­ро­ло­ги­че­ской, ибо в систе­ме язы­ка, в его функ­ци­о­наль­ных сти­лях, в сня­том виде усмат­ри­ва­ет­ся «гло­баль­ная» интер­тек­сту­аль­ность, слу­жа­щая осно­вой тек­сто­вой дея­тель­но­сти чело­ве­ка, исполь­зу­ю­ще­го в порож­де­нии те же мыс­ли­тель­ные опе­ра­ции, кото­рые зало­же­ны в систе­ме язы­ка. Не слу­чай­но в чис­ло фак­то­ров сти­ле­об­ра­зо­ва­ния вклю­чал­ся и при­о­ри­тет­ный для того или дру­го­го сти­ля спо­соб мыш­ле­ния, хотя он и счи­тал­ся экс­тра­линг­ви­сти­че­ским фак­то­ром. Сей­час дока­за­но, что меж­ду соб­ствен­но линг­ви­сти­че­ской и энцик­ло­пе­ди­че­ской инфор­ма­ци­ей в любом тек­сте, в том чис­ле и медий­ном, нет непро­хо­ди­мой гра­ни­цы. Таким обра­зом, ком­му­ни­ка­тив­ная задан­ность тек­ста при фило­ло­ги­че­ском его ана­ли­зе высту­па­ет лишь одним из тек­сто­об­ра­зу­ю­щих факторов.

Тео­рия функ­ци­о­наль­ных систем (имен­но таки­ми систе­ма­ми веда­ет сти­ли­сти­ка и тео­рия тек­ста) и когни­тив­ная тео­рия смы­ка­ют­ся в инте­ре­се к при­спо­со­би­тель­ным меха­низ­мам, обес­пе­чи­ва­ю­щим адап­тив­ность мыш­ле­ния и адек­ват­ность, успеш­ность пове­де­ния человека.