В статье рассматриваются стилистические и прагматические характеристики эвфемизмов и дисфемизмов в медийной речи (в тематическом поле сексуальных отношений и сексуальной принадлежности) как часть таких процессов, как: 1) эвфемизация и табуизация и 2) дисфемизация и детабуизация, — которые становятся основным языковым механизмом в процессе реализации языка политической корректности и речи ненависти. Результаты лингвостилистического анализа показывают, что разрушение табу не приводит к доминированию дисфемизмов. Наоборот, использование эвфемизмов в этой тематической сфере является устойчивой и нарастающей тенденцией, но не гарантирует прекращение дискриминационных практик относительно пола и сексуальной принадлежности в медийной речи. Употребление эвфемизмов подтверждает парадоксальный, на первый взгляд, вывод, что они являются характеристикой не только одного типа социально ограниченной авторитетной речи, но и неформальных речевых регистров, которые преобладают в массовой прессе.
EUPHEMISMS AND DISPHEMISMS IN MEDIA SPEECH IN THE PRESS (IN THE LEXICAL FIELD OF SEXUAL RELATIONS AND AFFILIATIONS)
The article examines the stylistic and pragmatic features of euphemisms and disphemisms in media speech (in the thematic field of sexual relations and affiliations) as a part of the processes of creating (1) euphemisms and taboos and (2) disphemisms which are a major language mechanism to implement the language of political correctness and hate speech. The results of linguistic and stylistic analysis show that the collapse of the taboos are not reflected in the dominance of disphemisms. On the contrary, the use of euphemisms in this thematic area remains steady and growing trend, but does not guarantee the cessation of discriminatory practices regarding sex and sexual affiliations in media speech. The use of euphemisms confirmed seemingly paradoxical conclusion that they are characteristic not only of one type of socially limited prestige speech, but of informal speech registers that prevail in the mass media.
Андреана Борисова Ефтимова, доктор филологических наук, доцент кафедры пресс-журналистики и издательского дела факультета журналистики и массовой коммуникации Софийского университета им. Климента Охридского
E-mail: aeftimova1971@abv.bg
Andreana Borissova Efftimova, Doctor of Philology, Associate Professor of Department of Press Journalism and Book Publishing, Faculty of Journalism and Mass Communication at Sofia University
E-mail: aeftimova1971@abv.bg
Ефтимова А. Б. Эвфемизация и детабуизация медийной речи в массовой прессе (на материале лексики, обозначающей сексуальные отношения и сексуальную принадлежность) // Медиалингвистика. 2017. № 3 (18). С. 101–113. URL: https://medialing.ru/ehvfemizaciya-i-detabuizaciya-medijnoj-rechi-v-massovoj-presse-na-materiale-leksiki-oboznachayushchej-seksualnye-otnosheniya-i-seksualnuyu-prinadlezhnost/ (дата обращения: 11.10.2024).
Efftimova A. Euphemisms and disphemisms in media speech in the press (in the lexical field of sexual relations and affiliations). Media Linguistics, 2017, No. 3 (18), pp. 101–113. Available at: https://medialing.ru/ehvfemizaciya-i-detabuizaciya-medijnoj-rechi-v-massovoj-presse-na-materiale-leksiki-oboznachayushchej-seksualnye-otnosheniya-i-seksualnuyu-prinadlezhnost/ (accessed: 11.10.2024). (In Russian)
УДК 81.38
ББК 81.2-5
ГРНТИ 61.21.27
КОД ВАК 10.01.10
Постановка проблемы. Предметом исследования являются стилистические и прагматические характеристики эвфемизмов и дисфемизмов в медийной речи (в тематическом поле сексуальных отношений и сексуальной принадлежности), являющиеся частью процессов: 1) эвфемизации и табуизации, 2) дисфемизации и табуизации, — которые становятся основным механизмом в процессе реализации языка политической корректности и речи ненависти. Из возможных структурно-семантических случаев проявления эвфемизации / дисфемизации подобраны те, которые реализуются на лексическом и фразеологическом уровнях, поскольку субституция лексем и словосочетаний является преобладающим и предпочитаемым способом создания эвфемизмов и дисфемизмов. Не случайно Ю. Баскова утверждает, что наибольшей силой манипулятивного воздействия в массмедиа обладают эвфемизмы, образованные на лек-сико-семантическом и синтаксическом уровнях, так как именно они способны в максимальной степени отдалиться от запрещенного денотата и оказать мощное воздействие на сознание адресата1 [Баскова 2006; Прядильникова 2007]. Функции эвфемизмов и дисфемизмов в медийной речи рассматриваются в основном в массовой прессе. На страницах таблоидной прессы часто переэкспонируются пол и сексуальная ориентация. Анализ эвфемизмов / дисфемизмов в представленных областях мог бы дать представление о степени проявления и о функционировании политически корректного языка и языка ненависти в современных болгарских таблоидах, об их манипулятивной роли при представлении явлений и публичных личностей и т. п.
История вопроса. Толерантность часто понимается как проявление терпимости к другому, отличающемуся, без проявления враждебности или негативизма. Образ отличающегося имеет свои функции: 1) поддерживать идентичность индивидов и групп2, отделяя Чужих от Своих; 2) установить превосходство над Чужим; 3) поддерживать порядок в группе и очертить более четко ее границы [Рябов 2004: 165–166]. Часто Чужой определяется на основе сексуальных и половых различий. Посредством понятия «гендер» обозначается система отношений, которая создает картину мира, организует социальные связи в двух подмножествах — мужском и женском. Гендерная метафорика позволяет интерпретировать не столько отношения между полами, сколько социальные подходы, придавая им новые символические значения и оценки. Во многих типах дискурса — политического, военного, националистического и др. — используется гендерная символика с целью достижения эффекта внушения.
В поисках лингвистических аспектов проблемы речи в области пола и сексуальных отношений следовало бы обсудить и идею андроцентричности в языке / языка3, согласно которой язык регистрирует картину мира с мужской точки зрения, а женское начало выступает в роли объекта, Другого, Чужого или вообще игнорируется. Поэтому «под андроцентризмом в языкознании понимают неравномерную представленность лиц обоих полов в языке, которая отмечена феминистской критикой языка, а также ведущими теоретиками постмодернизма» [Ж. Дерида. Цит. по: Архангельская 2011: 11]. Упреки в андроцентризме находят выражение в нескольких языковых (морфологических, синтаксических, лексических) проблемах, обобщенных А. Архангельской [Архангельская 2011: 11–12]. Об этой гендерной асимметрии, по мнению некоторых исследователей [Архангельская 2011; Илиева 2014: 62–74], свидетельствуют еще несколько проблем, среди которых выделяются номинации сексуальной принадлежности и сексуального поведения. Эти языковые особенности, на которых основывается гендерная асимметрия в языке, имеют разное проявление в различных языках, и абсолютно кстати возникают вопросы о критериях и методах измерения языкового андроцентризма, о том, доказан ли андроцентризм в языке или это только гипотеза. Постепеннно все данные (включая языковые) начинают интерпретироваться как свидетельство общественного неравноправия полов и людей с различной сексуальной ориентацией, как проявления андроцентризма / сексизма4 [см.: Илиева 2014: 75]. Идею о том, что язык конструирует гендерные различия и что в языке коренится половое неравенство, следует подвергнуть серьезному критическому анализу5. Эта идея подробно обсуждалась в работах Е. Добревой [Добрева 2001: 17; 2009: 50–61 и др.].
Когнитивная точка зрения дает основание говорить о двух типах сексизма: о социальном и лингвистическом6 [см. также: Добрева 2001: 16–17]. Социальный сексизм содержит «социальные стереотипы, убеждения и верования, утверждающие превосходство одного пола над другим и тем самым обосновывающие неравенство мужчин и женщин» [И. С. Кон. Цит. по: Архангельская 2011: 83] и отражает дискриминационные практики и предрассудки7 [обзор возникновения, дефиниции и случаи современного употребления понятия «сексизм» см.: Архангельская 2011: 83–93; Добрева 2009]. На основе этого понимания сексизма как идеологии и практики дискриминации людей по признаку пола выявляют сексистский потенциал языка. Лингвистический сексизм8 является частью языка ненависти и выражается в «игнорировании или ограничении экспликации лиц женского пола, в выражении их маловажности, а также и в деградировании лиц мужского и женского пола средствами языка» [Д. О. Чистяк. Цит. по: Архангельская 2011: 87]. М. Хеллингер высказывает мнение, что дискриминация в языке имеет три формы: игнорирование (имеется в виду генерирующая функция слов мужского рода), стереотипизация (включает в себя немаркированность рода мужчин и маркированность рода женщин, демаскулинные феминативы, этикетную систему, синтаксические особенности, семантические поля, такие как семья и материнство, в которых предпочитается обозначение женщины) и недооценка (протекционистское отношение к женщинам, тривиализация, деперсонализация и эротизация женщин и др.) [Хеллингер 1999: 92]. Такая стереотипизация обнаруживается в «будуарном журнализме» (Й. Рафербергер), где «тривиальное и утилитарное представление женщины является уже неотъемлемой частью ежедневно злоупотребляющей практики таблоидов и коммерческого телевидения» [Симеонов 1999: 48]. Парламентская ассамблея Совета Европы также установила факт, что «в определенных странах Восточной Европы и Сообществе Независимых Государств образ женщин в медиадискурсе преимущественно негативный. Медиа показывают мужчин как реформаторов, в то время как женщинам определена более ограниченная роль», они «ассоциированы с личной жизнью, домохозяйством, семейной сферой», а также представлены как сексуальные объекты [Препоръка 2002]. В этом плане свои рассуждения излагает и Е. Николова [Николова 2012а; 2012б]. В подобной рамке представлены и представители сексуальных меньшинств. Все еще, однако, без ясного ответа остается следующая проблема: действительно ли языковой сексизм вызван некорректным употреблением слов, порождающих нежелательные смыслы, или он вытекает из языковых структур? [Архангельская 2011: 239]. Настоящая статья делает попытку доказать, что случаи контекстного употребления выступают полем выявления и интерпретации дискриминационных практик.
Описание методики исследования. В исследовании использованы методы контент-анализа, лингвостилистического и лингвопрагматического анализа, опрос респондентов для проверки гипотез. Анализ результатов опирается на актуальные теоретические положения лингвистической и журналистской аксиологии, прагматики, медиалингвистики, коннотативной стилистики, социолингвистики, дискурс-анализа.
Анализ результатов исследования. Наименования, связанные с сексуальной принадлежностью. По отношению к политически корректному говорению самой значительной проблемой является обозначение различных в сексуальном поведении людей. В ряде исследований рассматривается их медийное представление в Болгарии [Ангелова 2002; Атанасов 2010; Добрева 2009; 2010 и др.]. В докладе об исследовании отношения болгарского общества к языку ненависти говорится, что «распознавание гомосексуалистов как специфической группы, которая может быть объектом языка ненависти, варьируется в зависимости от различных респондентов. Уровень идентификации гомосексуалистов как группы, которая является объектом языка ненависти, выше среднего по стране у жителей Софии, выпускников высших школ и особенно молодых (18–29 лет). Наоборот, респонденты со средним образованием меньше всего воспринимают эту группу как объект языка ненависти» [Обществени нагласи… 2013: 10]. Частично это объясняется отсутствием в Болгарии реакции речевого поведения на эту социальную группу. Часто враждебный дискурс поддерживается намеками о нетрадиционной половой ориентации известных людей. В России — голубой мальчик вместо гомосексуалист, голубая версия вместо версия гомосексуальности [см.: Мишланов, Салимовский 2006: 59], а в болгарской речи — обратен (обратный), на другия / левия бряг (на другом / левом берегу), обърнал резбата (поменял резьбу); нежните й авери (нежные ее дружки), „сестрите“ («сестры») (Лили форсит: „Еще занимаюсь сексом!“ // Уикенд. 2012. 11–17 авг. С. 12) и др. Чаще всего враждебная речь выражается в использовании жаргонизмов и других выпадающих из политически корректного словаря номинаций: гей, гейове (голубой, голубые; гей, геи): Новый актер Слави — голубой № 1 в Пловдиве; Нашел женщину своей жизни; Звезда из „Гарри Поттера“ Станислав Яневский: „Я не гей! Категорически!“; Вуди Аллен ненавидит негров и голубых; лесбийска, лесбийка, лесбийство (лесбийская, лесбиянка, лесбиянство): Шакира и Риана обвинены в лесбиянстве; дисфемизмы педерасты: Мартин Карбовски взорвался: „Вон, педерасты, из церкви!“; педал (пидер): Ненчо Илчев учит сына, кто такой пидер; обратните (обратные): Ненависть „Татарчев — Луканов“. Очевидно, что это примеры политически некорректных номинаций, которые не следует использовать в публичной речи, если болгарское общество претендует на то, чтобы быть частью современной Европы.
Как выяснилось, формирование восприятия в обществе групп меньшинств — это динамический процесс, который протекает неодинаково в разных странах. Поэтому политически корректные и некорректные номинации различных в сексуальном поведении людей заимствуются современной болгарской речью, несмотря на то что потенциал существующих собственно болгарских номинаций пока не исчерпан. Например, политически корректным является номинация гомосексуальные люди. Но наряду с этой номинацией в Болгарии публично употребляются слова гей и лесбиянка, причем административные или этические санкции за подобное языковое поведение не предусмотрены и не учитывается то, что во многих других государствах данные слова относятся к политически некорректным названиям. Лексика в политически корректном языке быстро «изнашивается» и становится банальной, а в результате этого приходится заменять ее новыми номинациями. Динамика членов меньшинственных групп отличается активностью, и это приводит к поиску новых и новых номинаций. Результатом поиска политически корректного отражения естественного пола в речи является решение Фейсбука предложить таблицу с 50 наименованиями различных полов с целью самоидентификации пользователей.
Наименования семейного статуса, сексуальных отношений и половых органов. Эвфемистические номинации в области семейных и сексуальных отношений наиболее часто используются в таблоидной прессе, чья основная отличительная особенность состоит в том, что одним из объектов представления в данном типе СМИ является интимная жизнь публичных личностей. Гипотеза, предлагаемая в данной статье, основывалась на мнении Д. Херадствейта и Т. Бьоргу о парадоксальности того, что в наше время «эвфемизмы идут к исчезновению из интимной сферы, имея в виду сферу эротики и физиологических функций» [Херадствейт, Бьоргу 2009: 77], и заключалась в том, что в болгарских медиатекстах, вследствие протекающего процесса детабуизации, содержится малое количество эвфемистических номинаций, описывающих семейные и сексуальные отношения, и эти эвфемистические номинации будут вытесняться дисфемизмами. Данная гипотеза в ходе исследования не подтвердилась: расшатывание системы ценностей в современном болгарском обществе и разрушение патриархальной морали и сексуальных табу привели к усиленному присутствию сексуального начала в болгарских медийных текстах, но при этом сохраняется использование эвфемистических номинаций при представлении данной темы в медиа9.
В классификации сексуальных эвфемизмов, предложенной Дж. Коулманом, выделяются две большие области: 1) сон (sleep) — сон, кровать, отход ко сну; 2) компания (companionship) — и четыре меньшие группы: 1) любовные эвфемизмы (love euphemisms), 2) интимные эвфемизмы (nearness euphemisms), 3) научные эвфемизмы (scientific euphemisms) и 4) общие эвфемизмы для всех форм физического контакта (blanket euphemisms) [Coleman 1992: 95]. Эти группы эвфемизмов представлены ниже, но можно их обогатить, например, группами эвфемизмов, основывающихся на метафорах о сексе в следующих направлениях: 1) игра — лудории, палави занимания ‘проказы’, ‘буйные шалости’; 2) управление машиной или ее действие — вдигам самолета, секс машина ‘поднимать самолет’, ‘секс-машина’; 3) боевые действия — усетил засечка ‘дал осечку’; 4) тайные отношения — афера, пипнали го на калъп ‘афера’, ‘застукали за сексом’; 5) занятия спортом — физкултурни / креватни упражнения, полов атлет, разписва се из чаршафите ‘физкультурные / постельные упражнения’, ‘половой атлет’, ‘расписывается на простынях’; 6. бизнес — бизнес с жива плът, момичета, които работят на магистралата, обслужил ‘бизнес на торговле живой плотью’, ‘девушки, которые зарабатывают на магистрали’, ‘обслужил’ и др. Подобные классификации можно сделать и относительно эвфемизмов, называющих части тела10. Вот несколько текстовых примеров, разделенных нами на три группы в зависимости от значения, которое они выражают.
А. Семейный статус — разтрогна брака им, съдът да ги разкачи като семейство (расторгнуть их брак, суд разобщил их семью) (Деси Зидарова уже разведена // Уикенд. 2014. 19–25. 4 апр. С. 10).
Б. Сексуальные отношения — афера (Цветанова сцапали голого у него в кабинете // Уикенд. 2014. 8–14 февр. С. 8); скандальные архивы (вм. порно), интимная коллекция (вм. порно), консумирали плътски любовта си, отдавал се на палави занимания (практиковали плотскую любовь, отдавался шальным страстям) (Роси Новева снимала порно с Зографским // Пак там. С. 31); отдавала си е най-милото, палува с актуалния си любовник (отдавала самое милое, шалит с очередным любовником) (Деси Зидарова удрала в Мексику с любовником // Уикенд. 2014. 15–21 февр. С. 12); оральные ласки (Кучкова у логопеда // Пак там. С. 15); легендарните лудории (легендарные шалости) (Я нашел женщину своей жизни! // Пак там. С. 24); в спалнята ми е ужасяващо тихо (в моей постели ужасно тихо) (Нина Добрев развратилась // Пак там. С. 99); върти любов с друга, извънбрачна афера (крутит любовь с другой, внебрачная афера) (Жена вытурила Румена Луканова // Уикенд. 2014. 22–28. С. 14); ухажер (вм. любовник) (Деси Зидарова даровала детей их отцу // Пак там. С. 15); (не) вдигал самолета, мъжествеността му не е на ниво, усетил „засечка“, половата (не)мощ (не)поднимал самолет, его мужское достоинство не на уровне, половая (не)мощь) (Колин Фарелл импотентный // Пак там. С. 98–99); забежките й (ее уклоны) (Деси Зидарова уже разведена // Уикенд. 2014. 19–25 апр. С. 10); влиза в манастир, обръща нова страница в живота си (поступает в монастырь, открывает новую страницу жизни) (Модель „Плейбоя бросает мужчин и танцы“ // Уикенд. 2014. 8–14 марта. С. 14); сексуальная афера, „специальный массаж“ (Элтон Джон переспал с болгарином? // Пак там. С. 101); пипнали го на калъп, физкултурни упражнения в кревата (застукали его за сексом, физкультурные упражнения в постели) (Морды застукали Йовова за сексом с блондинкой // Пак там. С. 115); проблеми от интимно естество (проблемы интимного характера) (Его ждал медовый месяц в Бразилии // 168 часа. 2014. 21–27 марта. С. 4–5); прави компания, всеки може да я има, задоволява (составляет компанию, ее каждый может иметь, удовлетворяет) (Кучкова повысила тариф на 2 000 баксов // Уикенд. 2014. 8–14 февр. С. 9); секс машина (секс-машина) (Я — секс-машина?! Была только с троими // Пак там. С. 27); известна с лековат имидж (известная своим легковатым имиджем) (Деси Зидарова удрала в Мексику с любовником // Уикенд. 2014. 15–21 февр. С. 12); бизнеса с жива плът (бизнес на торговле живой плотью) (Братья Галевы содержат шлюх в сельском борделе // Уикенд. 2014. 8–14 марта. С. 18–19); момичетата, които работят на магистралата (девушки, которые зарабатывают на магистрали) (Пырванов врет больше сивого мерина // Пак там. С. 40–41); мераклия по тънката част (охотник на тонкую часть, любитель тонкой части) (вм. женкар ‘бабник’) (Роси Новева снимала порно с Зографским // Пак там. С. 31); полов атлет (половой атлет) (Кто написал „Кынчо Пиздодера?“ // Уикенд. 2014. 15–21 февр. С. 94); гадже, изгора, избраницата (подружка, зазноба, избранница) (вм. любовница) (Мистер Бин с новой подружкой // Уикенд. 2014. 19–25 февр. С. 100–101); еректиралия му пенис (его эрегированный пенис) (Микки Рурк вздыбил его / пенис // Уикенд. 2014. 22–28 февр. С. 99); проблеми в секса, затруднения / проблеми с ерекцията, пенисът му блокирал, усетил „засечка“, членът започнал да не му става (проблемы в сексе, затруднения / проблемы с эрекцией, пенис заблокировал, давать осечку, член не встает) (Колин Фарелл импотентный // Пак там. С. 98–99); системни изневери (систематические измены) (Деси Зидарова даровала детей их отцу // Пак там. С. 15); метресса (вм. любовница) (Мистер Бин с новой подружкой // Уикенд. 2014. 19–25 февр. С. 100–101); кръшкал, рогоноска (увиливал, рогоносица) (Жена вытурила Румена Луканова // Уикенд. 2014. 22–28 февр. С. 14); обслужил (Элтон Джон переспал с болгарином // Уикенд. 2014. 8–14 марта. С. 101); нимфоманката, кръшкачката (нимфоманка, ловчила) (Деси Зидарова удрала в Мексику с любовником // Уикенд. 2014. 15–21 февр. С. 12); порно-звезда, родная Чичолина (Как болгарская порно-звезда накопила миллионы обманом в Италии // Уикенд. 2014. 19–25 апр. С 40–41); държанка (содержанка) (Братья Галевы содержат шлюх в сельском борделе // Уикенд. 2014. 8–14 марта. С. 18–19); квартална бръмчалка (главная гуляльщица квартала) (Зейнеб берегла девственность для миллионера // Пак там. С. 30); креватни упражнения, шавливостта на дръпнатата красавица (постельные упражнения, распущенность строптивой красавицы) (Люси избивает жену // Уикенд. 2015. 17–23 окт. С. 8); отскоро се разписва из чаршафите с игривата Ели (с недавнего времени он расписывается на простынях с шальной Ели, с недавнего времени он мнет простыни с шальной Ели) (Домовчийски женится на бывшей Део // Уикенд. 2015. /16. 31 дек. — 8 янв. С. 81); сексуални проблеми, проблеми с потентността / импотентност, не можеше да се радва на редовни приятелки, доволна от уменията му, да си легне с жена по нормален начин, той е съвсем наред в секса сексуальные проблемы, проблемы с потентностью (импотенция, не может радоваться постоянным подружкам, довольная его умениями, лечь с женщиной нормальным путем, у него с сексом все в порядке) (Колин Фарелл вылечил импотентность // Уикенд. 2016. 6–12 февр. С. 73); в нежна компания, в двусмислена ситуация (в нежной компании, в двусмысленной ситуации).
В. Первичные и вторичные половые признаки — бюст (Мара оголяет попку, стоя на руках, Джена обнажила сиськи, Ели Гигова показала новые сиськи); гръдна обиколка, скромната й пазва (окружность груди, скромная ее пазуха) (Вот любовница Божинова до тюнинга // Уикенд. 2014. 15–21 февр. С. 8); телесните аромати (телесные ароматы) (вм. пот) (Венета Райкова моется три раза в день // Пак там. С. 16); дупето (попа) (Шакира и Риана обвинены в лесбиянстве // Пак там. С. 98); интимностите си, гърдите (интимные части, грудь) (Мать Васила Петрова прогоняет его женщин // Уикенд. 2014. 22–28 февр. С. 18); членът, пенисът, мъжествеността му (член, пенис, его мужское достоинство) (Колин Фарелл импотентный // Пак там. С. 98–99); детайл от чатала му, пенис, атрибутът (деталь промежности, пенис, атрибут) (Микки Рурк вздыбил его / пенис // Пак там. С. 99); детеродният орган (детородный орган) (Показалась пизда Пэрис Хилтон // Пак там. С. 100); най-интимното й, прелестите й, бюстът й (ее наиболее интимное, прелести, ее бюст) (Преслава в одной комбинации // Пак там. С. 105); дупето, анатомията, прелестите (попа, анатомия, прелести) (Риана показала попу // Уикенд. 2014. 19–25 февр. С. 102); най-интимните области, срамотиите, голотиите (самые интимные области, срамные места, нагота) (Новое порно „Открывалки“ // Пак там. С. 105); гърди, бюст (грудь, бюст) (Мира Добрева ходит без лифчика // Уикенд. 2014. 8–14 марта. С. 11); дъждовният червей (вм. пенис) да не се е скрил (дождевой червь не скрылся ли) (Час Милена Цветкова“// НТВ. 9 окт. 2015 г.); надарен (одаренный) (Полный абсурд. Румен Бахов // БНТ. 13 ноября 2015 г.).
Некоторые из перечисленных эвфемистических номинаций выражают откровенную иронию, что превращает их в дисфемизмы. Таково употребление жаргонного эвфемизма в анекдоте из передачи „Комики“, bTV, 26 января 2016 г.: Не е важно да ти е голям хоботът, важното е да не виси (Не важно, чтобы хобот у тебя был большой, важно, чтобы не висел).
Любопытны и эвфемистические номинации из таблоидов, собранные Ст. Брезинским и обозначающие мужские половые органы: мъжкият ми атрибут (мой мужской атрибут), голям въртокъщник (домовитый хозяин) и т. д.; женские половые органы: сливата (слива), котенце (котенок), разпукалия се кестен (распустившийся каштан) и т. д.; сексуальные действия: игри и закачки, пристъпят към основното ястие (игры и потехи, приступают к основному блюду) [Брезински 2015: 185–188]. На основании анализа подобного речевого материала Брезинский приходит к выводу о детабуизации медийной речи: «Итак, разрушенное табу в наших печатных изданиях (по отношению к некоторым областям человеческой деятельности в более ограниченном социуме) создает и новые эвфемистические языковые построения. Следовательно, минисоциум генерирующих подыскивает выражения — и эффектные, и терпимые, и приятные для уха, по возможности не вызывающие стресс у некоторых индивидов макросоциума, которые используют более традиционное выражение или вообще налагают табу на эти факты» [Пак там: 188].
Оценка этих номинаций как эвфемистических иногда колеблется, так как сенсационная пресса использует противоречивые настроения разных групп общества по отношению к различным словам и выражениям. Послания в таблоидах двусмысленные, и оценка языковых фактов в них зависит как от контекста, так и от настроения и социального статуса читателей [о контекстуальном и автономном этосе см.: Общая риторика 1986: 269–278].
Примерами очевидно дисфемистического употребления при представлении сферы сексуальных отношений являются жаргонные номинации: жиголо („Кто написал „Кынчо Пиздодера“?“); чукане, чукаш (траханье, трахаешь) (Колин Фарелл импотентный. „Трахать за 52 лева Милко Калайджиева“); натопорчи (вздыбить) („Микки Рурк вздыбил его“); курви, бардак (шлюхи, бордель) („Братья Галевы содержат шлюх в сельском борделе“); наименования частей тела: дупи се, надупила се е, задник (показывает попу, показывающая попу, зад, задница) („Мара оголила задницу, стоя на руках“); напращели цици, бомби (сочные сиськи, бомбы) („Джена обнажила сиськи“); плоска като батерия от 4 волта и половина, цицоплоска, лисичите си муцунки, силиконови цици (плоская как батарейка 4 1/2 вольта, плоские сиськи, ее лисьи мордашки, силиконовые сиськи) („Вот „любовница“ Божинова до тюнинга“); цици (сиськи) („Ели Гигова показала новые сиськи“); задници (зады, задницы) („Шакира и Риана обвинены в лесбиянстве“, „Дочки Эдди Мерфи показали задницы“); шунда (пизда) („Показалась пизда Пэрис Хилтон“); цици, топки (сиськи, мячики) (в болг. языке топки восходит к мячам для тенниса, которыми прикрывают грудь); гъз (жопа) („Вафельная принцесса оголила попку как Мэрилин Монро“); задник (зад, задница) („Риана показала попу“).
Противоречивой оценкой отличаются номинации, принадлежащие к группе интернациональных терминов: импотент, феллацио, вагина, пенис, проститутка. Л. П. Крысин отмечает: «Изменился и нормативный статус некоторых медицинских терминов: ряд терминов, связанных с половой сферой и раньше употребляемых в специализированных текстах или в строго профессиональной среде (типа коитус, оргазм, клитор, пенис, эрекция), сейчас довольно свободно используются в неспециализированной речи — в газетных статьях, радио‑и телевизионных передачах, бытовой речи» [Крысин 2004: 264]. Поэтому общественная оценка их стилистической принадлежности была проверена путем эксперимента. Приведенные выше термины часто расцениваются референтами как недопустимые и даже запрещенные к употреблению в публичном общении11 номинации, хотя со стилистической точки зрения следовало бы отнести их к эвфемизмам (поскольку это термины латинского происхождения12) или, по меньшей мере, к стилистически нейтральным номинациям. В болгарской телевизионной реалити-программе было заглушено слово мензис, которое имеет латинское происхождение и, следовательно, должно было бы восприниматься как нейтральная или эвфемистическая номинация: То на жена акъл и ****** не й ли дойдат навреме (Если женщине ум и ****** не придут вовремя) („Валя и Моро покоряют мир“. ТV7, 18 ноября 2015 г.). Трансформация медицинской терминологии в дисфемистические и табуированные названия связана с тем фактом, что обозначаются понятия, на которые наложен строгий запрет, распространяющийся и на термины, которые их обозначают.
Поэтому политически корректный язык ищет новые наименования, например: жертвы несчастья или личность, занятая в сфере услуг для взрослых; лицо с вредными навыками вместо проститутка, группы повышенного риска вместо зараженные СПИДом; сексуально неопытное лицо вместо девственница (примеры из русской прессы). В болгарских таблоидах используют архаизмы (метресса), поэтизмы (лоно), устойчивые словосочетания (известная своим легковатым имиджем) и другие средства не только с целью замены табуированных названий, но и прежде всего с целью достижения иронического эффекта. Несмотря на то что эти наименования эвфемистические, они не относятся к арсеналу политически корректного языка, так как они стилистически маркированы как иронизирующие и недооценивающие языковые практики.
Отмечая, что «образ женщин в медиа в целом остается негативным и продолжает быть стереотипным и сексистским», Парламентская ассамблея Совета Европы стимулирует медиа «популяризировать равенство» [Препоръка 2002]. Для этой цели рекомендуются: выработка механизма саморегуляции медийных операторов; специальная подготовка журналистов, связанная с познаниями в сфере равенства полов, на факультетах журналистики; увеличение числа женщин на руководящих постах в медиа; введение концепции сексизма, дефинированной как отрицание равноправия человеческого достоинства на основе пола, в национальном и медийном законодательстве; разграничение ситуации в частных и общественных медиа; финансирование проектов при участии медиа с фокусом на равенстве между полами и на улучшении доступа женщин к информации; стимулирование подготовки профессиональных этических кодексов; создание центров наблюдения или других органов с участием женщин-журналистов под эгидой Совета Европы с целью изучения представления женщин в европейских медиа и др. [Препоръка 2002]. Знакомство с политически корректными и эвфемистическими номинациями играет существенную роль в подготовке журналистов и функционировании медиа для реализации рекомендаций Совета Европы.
Выводы. Гипотеза, не подтвердившаяся в ходе исследования, заключалась в том, что в болгарской таблоидной прессе мало эвфемистических названий, описывающих семейные и сексуальные отношения.
1. Зарегистрированы многочисленные примеры эвфемистических номинаций семейного статуса, сексуальных отношений и частей тела. Активное употребление эвфемизмов в таблоидных медиа опровергает существующую в лингвистике, и в частности в стилистике, точку зрения на эвфемизмы как на номинативное средство, характерное только для одного типа социально ограниченной речи. Результаты наших наблюдений недвусмысленно показывают, что в болгарской медийной среде существует тенденция «активного употребления эвфемизмов в рамках неформального речевого регистра», которая определяется «как абсолютно новая, сформированная в конце ХХ в. и активно проявляющаяся стилевая черта» публицистического стиля [Прядильникова 2007].
2. Дисфемистические номинации — это преимущественно жаргонные слова.
3. Противоречивую оценку получают номинации, принадлежащие к группе интернациональных терминов: импотент, феллацио, вагина, пенис, проститутка. Некоторыми референтами эти номинации часто оцениваются как недопустимые и даже запрещенные к употреблению в публичном общении, хотя со стилистической точки зрения их следовало бы отнести к эвфемизмам (так как это латинские термины) или, по меньшей мере, к нейтральным номинациям. Функционирование медицинской терминологии в качестве дисфемистических и табуированных номинаций связано с тем, что они обозначают понятия, на которые наложен строгий запрет.
Примечания
1 «…Манипулятивный потенциал на графическом, фонетическом и морфологическом уровнях нельзя назвать высоким, поскольку эвфемизмы, реализующиеся на данных уровнях, обладают довольно тесной связью с табуируемой прямой номинацией» [Баскова 2006].
2 Речь идет о коллективной идентичности, которая отличается тремя характеристиками: референтностью (репрезентации Своих и Чужих взаимообусловлены), контекстуальностью (изменчивость черт, приписываемых Своим и Чужим) и гетерогенностью (иерархия и асимметрия в социальной группе) [Рябов 2004: 166 –167].
3 Необходимость разграничить терминологические словосочетания андроцентризм в языке и андроцентризм языка ключевая: «Под андроцентризмом в языке следует понимать глубинную культурно-языковую традицию, выражение андроценризма языка дефинитивно предполагает его маскулинное происхождение и сущность. В таком понимании маскулинноцентричный язык потенциально должен обладать способностью дискриминировать женщину» [Архангельская 2011: 61–62].
4 Понятие сексизма связано с понятием андроцентризма, так как и в обоих понятиях исходной является постановка, что мужчина — это норма, стандарт, а женщина — девиация нормы. Показателен пример, приведенный А. Архангельской: в отношении когнитивных способностей женские характеристики определяются на фоне мужских как недостаток (женская логика) или как достоинство (женская интуиция) [Там же: 83]. Поэтому термины, обозначающие эти два понятия, — сексизм и андроцентризм — часто употребляются как синонимы.
5 В работах чешской феминистки Яны Валдровой содержание термина сексизм терпит трансформацию — как сексистские определены лексемы; сексистскими являются дискриминативные языковые структуры вообще, но сексизм содержится не в языке, а в употреблении языка [Там же: 237].
6 Ряд исследователей не используют термин сексизм по отношению к языку, поскольку в сексизме выявляется намерение о дискриминации, которое отсутствует в языке. Поэтому используются синонимические термины андроцентризм, гендерная асимметрия (родово-половая асимметрия), гендерно (не)корректный язык, гендерное неравенство, гендерный дисбаланс. В настоящем исследовании используется и термин сексизм (с определением лингвистический) ввиду его широкого распространения в лингвистических и коммуникационных исследованиях на болгарском языке.
7 Обвинение в сексизме было распространено Джесом Денамом в газете «Индепендент». Оно отправлено в адрес Оксфордского английского словаря, который наглядно представляет случаи языкового употребления прилагательных яростный, бешеный в словосочетаниях типа бешеная феминистка. Антрополог Майкл Оман-Рийган обращает внимание еще на несколько примеров: существительное психика в никогда не пойму женскую психику, прилагательное сварливый в сварливая женщина, пискливость в пискливость женских голосов, раздражающий в ее раздражающий/острый голос (URL: http://www.independent.co.uk/arts-entertainment/books/news/oxford-dictionaries-accused-of-sexist-usage-examples-including-rabid-feminist-and-nagging-wife-a6832911.html).
8 По мнению некоторых исследователей, языковой сексизм вполне возможен, и даже в 70‑х годах XX в. английский язык был объявлен сексистским языком, потому что в нем установлено слишком много сексистских местоимений, морфем, суффиксов, слов и конструкций [Архангельская 2011: 118].
9 А. Бенбасат утверждает, что отсутствие эротики в литературном дискурсе привело к употреблению только эвфемизмов в этой области [Бенбасат 1998: 161].
10 См. любопытные примеры местоимений-эвфемизмов по отношению к частям тела у М. Илиевой [Илиева 2004: 127–142].
11 Коментарий М. Илиевой, что «в субтитрах американских фильмов, которые изобильствуют цинизмами, производит впечатление, что против английского слова penis стоит местоименный эвфемизм, несмотря на то что болгарский язык располагает не только международной лексемой, но и изобилием слов, называющих мужской половой орган», подкрепляет ее наблюдение, будто на первый взгляд литературный язык не располагает нейтральными средствами названия частей человеческого тела и их функций [Пак там: 131–132].
12 Исключительно интересно наблюдение, что написание латинских терминов латынью сделало их менее «постыдными» [Пак там: 132].
© Ефтимова А. Б., 2017
Ангелова В. Социални малцинства и медии // Годишник на Софийския университет „Св. Климент Охридски“, Факултет по журналистика и масова комуникация. Т. 9. София: Универс. изд-во „Св. Кл. Охридски“, 2002. С. 183–198.
Архангельская А. Сексизм в языке: мифы и реальность. Олмоуц: Изд-во на Оломоуц. ун-т, 2011.
Атанасов Н. Медийната видимост на хомосексуалността като парадокс // Идентичности в преход: род, медии и популярна култура в България след 1989 г. София: Полис, 2010. С. 93–109.
Баскова Ю. Эвфемизмы как средство манипулирования в языке СМИ: на матер. рус. и англ. языков: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Краснодар, 2006. URL: http://www.dissercat.com/content/evfemizmy-kak-sredstvo-manipulirovaniya-v-yazyke-smi-na-materiale-russkogo-i-angliiskogo-yaz.
Бенбасат А. Българската еротиада. София: Издателско ателие „Аб“, 1998.
Брезински Ст. Българският език свещен... София: Хермес, 2015.
Добрева Е. Езикът ни ще се съпротивлява мъжки // Съпоставително езикознание. 2001. Кн. 3. С. 15–28.
Добрева Е. За медийния образ на хората от ЛГБТ общността // Идентичности в преход: род, медии и популярна култура в България след 1989 г. София: Полис, 2010. С. 76–92.
Добрева Е. Толерантност, нетолерантност и нулева толерантност в съвременния български печат: критически лингвосемиотичен анализ. Велико Търново: Фабер, 2009.
Илиева М. Българинът в своите местоимения. Велико Търново: Универс. изд-во „Св. св. Кирил и Методий“, 2004.
Илиева Т. Лингвокултурният концепт джендър в съвременния български език // Българска реч. Година XX/2014. Кн. 3. София: Универс. изд-во „Св. Кл. Охридски“, 2014. С. 62–76.
Крысин Л. П. Русское слово, свое и чужое: исследования по современному русскому языку и социолингвистике. М.: Языки слав. культуры, 2004.
Мишланов В. А., Салимовский Вл. А. Дискурс враждебности как социальный феномен // Язык вражды и язык согласия в социокультурном контексте современности: труды Урал. межрег. ун-та обществ. наук. Вып. 20 / отв. ред. И. Т. Вепрева, Н. А. Купина, О. А. Михайлова. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2006. С. 56–65.
Николова Е. Новото разбиране за универсалната женска идентичност — образи и представи в минало и бъдеще време // Сборник научни трудове от Националната конференция с международно участие „40 години Шуменски университет 1971–2011“, Факултет по хуманитарни науки. Шумен: Универс. изд-во „Епископ Константин Преславски“, 2012а, 475–481. URL: http://shu.bg/sites/default/files/izdaniq/Ubileen%20sbornik.pdf.
Николова Е. Обществен барометър — обществото „за“ или „против“ женското лице на успеха // Сборник научни трудове от Националната конференция с международно участие „40 години Шуменски университет 1971–2011“, Факултет по хуманитарни науки. Шумен: Универс. изд-во „Епископ Константин Преславски“, 2012б, 482–487. URL: http://shu.bg/sites/default/files/izdaniq/Ubileen%20sbornik.pdf.
Обществени нагласи спрямо езика на омразата в България: доклад / съст. И. Иванова, Г. Стойчев, А. Пампоров и др. София: Ин-т „Отворено общество“, 2013. URL: http://opendata.bg/data/file/Hate_speech_report_interactive_BG.pdf.
Общая риторика / Ж. Дюбоа, Ф. Эделин, Ж.-М. Клинкенберг и др. Москва: Прогресс, 1986.
Препоръка 1555. Образът на жените в медиите // Парламентарната асамблея към Съвета на Европа [Доклад 9394 на Комитета за равни възможности за мъже и жени, докладчик: Лопез Гонзалез]. 2002. URL: http://archive.devedu.eu/devedu/resources/bg220220121506-502.pdf.
Прядильникова Н. В. Эвфемизмы в российских СМИ начала XXI века: комплексная характеристика: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Самара, 2007. URL: http://www.dissercat.com/content/evfemizmy-v-rossiiskikh-smi-nachala-xxi-veka-kompleksnaya-kharakteristika.
Рябов О. В. Междукультурная интолерантность: гендерный аспект // Культурные практики толерантности в речевой коммуникации / отв. ред. Н. А. Купина, О. А. Михайлова. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2004. С. 165–180.
Симеонов Вл. Журналистиката. София: Jusautor, 1999.
Хеллингер М. Контрастивная феминисткая лингвистика // Феминизм и гендерные исследования: хрестоматия / под общ. ред. В. И. Успенской. Тверь: Изд-во «Алексей Ушаков и К», 1999. С. 91–98.
Херадствейт Д., Бьоргу Т. Политическата комуникация: въведение в семиотиката и реториката. София: СемаРШ, 2009.
Coleman J. Sexual euphemism in old English // Neuphilologische Mitteilungen. 1992. Vol. 93, No. 1. P. 93–98. URL: http://www.jstor.org/stable/43345888.
Angelova V. Social minorities and media [Socialni malcinstva i medii] // Yearbook of Sofia University “SV. Kliment Ohridski” [Godishnik na Sofijskija universitet „St. Kliment Ohridski“, FZHMK]. T. 9. Sofia, 2002. P. 183–198.
Arhangelskaja A. Sexism in language: myths and reality [Seksizm v jazjike: mifji i realnost]. Olmouc, 2011.
Atanasov N. The media visibility of homosexuality as a paradox [Medijnata vidimost na homoseksualnostta kato paradoks] // Identities in Transition: family, media and popular culture in Bulgaria after 1989 [Identichnosti v prehod: rod, medii i populjarna kultura v Bulgarija sled 1989 g.]. Sofia, 2010. P. 93–109.
Baskova J. Euphemisms as a means of manipulation in language media: on a material of Russian and English languages [Evfemizmji kak sredstvo manipulirovanija v jazjike SMI: na material russkogo i anglijskogo jazjikov: avtoref. dis. … kand. filol. nauk]. Krasnodar, 2006. URL: http://www.dissercat.com/content/evfemizmy-kak-sredstvo-manipulirovaniya-v-yazyke-smi-na-materiale-russkogo-i-angliiskogo-yaz.
Benbasat A. Bulgarian erotiada [Bagarskata erotiada]. Sofia, 1998.
Brezinski St. Bulgarian language sacred... [Balgarskijat ezik sveshten…]. Sofia, 2015.
Coleman J. Sexual euphemism in old English // Neuphilologische Mitteilungen. 1992. Vol. 93, No. 1. P. 93–98. URL: http://www.jstor.org/stable/43345888.
Common rethorics [Obshtaja ritorika] / J. Duboi, J-M. Klinkenberg, P. Menge at al. Moscow, 1986.
Dobreva E. For media image of people from the LGBT community [Za medijnija obraz na horata ot LGBT obshtnostta] // Identities in Transition: family, media and popular culture in Bulgaria after 1989 [Identichnosti v prehod: rod, medii i populjarna kultura v Bulgarija sled 1989 g.]. Sofia, 2010. P. 76–92.
Dobreva E. Our language will resist strongly [Ezikat ni chte se saprotivljava mazhki] // Comparative linguistics [Sapostavitelno ezikoznanie]. 2001. Book 3. P. 15–28.
Dobreva E. Tolerance, intolerance and zero tolerance in contemporary Bulgarian print: critical linguistic and semiotic analysis [Tolerantnost, netolerantnost i nuleva tolerantnost v savremennija balgarski pechat: kriticheski lingvosemiotichen analiz]. Veliko Tarnovo, 2009.
Helinger M. Contrastive feminist linguistics [Kontrastivnaja feministkaja lingvistika] // Feminism and Gender Studies [Feminism i gendernjie issledovanija] / ed. by V. Uspenskaja. Tver, 1999. P. 91–98.
Heradstveit D., Bjorgo T. Political communication: introduction to semiotics and rhetoric [Politicheskata kommunikatsija]. Sofia, 2009.
Ilieva M. Bulgarian in his pronouns [Balgarinat v svoite mestoimenija]. Veliko Tarnovo, 2004.
Ilieva T. Linguage and cultural concept gender in the modern Bulgarian language [Lingvokulturnijat concept dzhendar v savremennija balgarski ezik] // Bulgarian speech [Balgarska rech]. XX/2014. Book 3. Sofia, 2014. P. 62–76.
Krysin L. P. Russian word, our and others: research on modern Russian language and sociolinguistics [Ruskoe slovo, svoe i chuzhoe: issledovanija po sovremennomu pusskomu jazjiku i sociolingvistike]. Moscow, 2004.
Mishlanov V. A., Salimovskij V. A. The discourse of hostility as a social phenomenon [Diskurs vrazhdebnosti kak socialnji fenomen] // Hate speech and language in the consent of the socio-cultural context of modernity [Jazjik vrazhdji i jazjik soglasija v sociokulturnom kontekste sovremennosti: Trudj Uralskogo MIONa] / ed. by I. Vepreva, N. Kupina, O. Mihajlova. Is. 20. Ekatirinburg, 2006. P. 56–65.
Nikolova E. Public Barometer — society “for” or “against” the female face of success [Obshtestven barometer — obshtestvoto „za“ ili „protiv“ zhenskoto lice na uspeha] // Collection of scientific works of the National Conference with international participation “40 years Shumen University 1971–2011”, Faculty of Humanities [Sbornik nauchni trudove ot Nacionalnata konferencija s mezhdunarodno uchastie „40 godini Shumenski universitet 1971–2011“, Faculty of Humanities]. Shumen, 2012. P. 482–487. URL: http://shu.bg/sites/default/files/izdaniq/Ubileen%20sbornik.pdf.
Nikolova E. The new understanding of universal female identity — images and ideas presented in past and future [Novoto razbirane za universalnata zhenska identichnost — obrazi i predstavi v minalo i badeshte vreme] // Collection of scientific works of the National Conference with international participation “40 years Shumen University 1971–2011” [Sbornik nauchni trudove ot Nacionalnata konferencija s mezhdunarodno uchastie „40 godini Shumenski universitet 1971–2011“, Faculty of Humanities]. Shumen, 2012. P. 475–481. URL: http://shu.bg/sites/default/files/izdaniq/Ubileen%20sbornik.pdf.
Prjadilnikova N. V. Euphemisms in the Russian media from beginning of the XXI century: complex description [Evfemizmji v rossijskih SMI nachala XXI veka: kompleksnaja harakteristika: avtoref. dis. … kand. filol. nauk]. Samara, 2007. URL: http://www.dissercat.com/content/evfemizmy-v-rossiiskikh-smi-nachala-xxi-veka-kompleksnaya-kharakteristika.
Public attitudes toward hate speech in Bulgaria [Obstestveni naglasi sprjamo ezika na omrazata v Balgarija] / ed. by I. Ivanova, G. Stojchev, A. Pamporov et al. Sofia, 2013. URL: http://opendata.bg/data/file/Hate_speech_report_interactive_BG.pdf.
Recommendation 1555. Image of women in the media [Рекомендация 1555. Образ женщины в средствах массовой информации] // Parliamentary Assembly of the Council of Europe. 9394 Report of the Committee on Equal Opportunities for Men and Women, rapporteur: Lopez Gonzalez [Parlamentarnata Assambleja kam Saveta na Evropа]. 2002. URL: http://archive.devedu.eu/devedu/resources/bg220220121506-502.pdf.
Rjabov O. V. Intercultural intolerance: a gender perspective [Mezhdukulturnaja intolerantnost: gendernji aspekt] // Cultural practices of tolerance in speech communication [Kulturnjie praktiki tolerantnosti v rechevoj kommunikacii] / ed. by N. Kupina, O. Mihajlova. Ekaterinburg, 2004. P. 165–180.
Simeonov V. Journalistics [Jurnalistikata]. Sofia, 1999.