Четверг, 28 мартаИнститут «Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций» СПбГУ
Shadow

АНЕКДОТ В ПРОФЕССИОНАЛЬНОМ МЕДИАТЕКСТЕ: ПЕРЕПРОФИЛИРОВАНИЕ РЕЧЕВОГО ЖАНРА

Бри­тан­ские уче­ные выяс­ни­ли,
но не смог­ли объ­яс­нить, что именно. 

Не анек­дот!

Вве­де­ние. Обра­ще­ние к исполь­зо­ва­нию анек­до­та в про­фес­си­о­наль­ном (жур­на­лист­ском) меди­а­тек­сте свя­за­но с пере­се­че­ни­ем двух иссле­до­ва­тель­ских век­то­ров: во-пер­вых, дис­кус­сии, раз­вер­нув­шей­ся вокруг вопро­са о сохра­не­нии един­ства пуб­ли­ци­сти­че­ско­го сти­ля в совре­мен­ных мас­сме­диа, гово­ря жест­че — вокруг пра­во­мер­но­сти выде­ле­ния пуб­ли­ци­сти­че­ско­го сти­ля вооб­ще; во-вто­рых, про­бле­мы коми­че­ско­го в совре­мен­ных мас­сме­диа, в част­но­сти в пись­мен­ном тек­сте, создан­ном про­фес­си­о­на­ла­ми медиа. Гипо­те­за иссле­до­ва­ния, пред­став­лен­но­го в ста­тье, заклю­ча­ет­ся в том, что такой сугу­бо раз­го­вор­ный рече­вой жанр, как анек­дот, будучи вклю­чен­ным в ткань меди­а­тек­ста, теря­ет при­су­щие ему в раз­го­вор­ном сти­ле чер­ты, при­об­ре­тая при этом функ­ци­о­наль­ную сти­ле­об­ра­зу­ю­щую зна­чи­мость пуб­ли­ци­стич­но­сти, а имен­но — ста­но­вит­ся жан­ро­вым сред­ством соци­аль­ной оценочности.

Поста­нов­ка про­бле­мы. Ста­тус пуб­ли­ци­сти­че­ско­го сти­ля в усло­ви­ях транс­фор­ма­ции медиа­сре­ды обсуж­дал­ся, в част­но­сти, на круг­лом сто­ле «Ком­му­ни­ка­тив­ная сре­да СМИ: про­бле­мы сти­ле­во­го вза­и­мо­дей­ствия» в рам­ках Меж­ду­на­род­но­го науч­но­го фору­ма «Медиа в совре­мен­ном мире». Участ­ни­ки дис­кус­сии отме­ча­ли поли­сти­лизм совре­мен­ных медиа [Выров­це­ва 2017: 22], сти­ли­сти­че­скую неод­но­род­ность жур­на­лист­ских пуб­ли­ка­ций [Слав­кин 2017: 58], сти­ли­сти­че­скую мно­го­слой­ность меди­а­тек­ста [Попо­ва 2017: 50]; на кон­крет­ных при­ме­рах демон­стри­ро­вал­ся тот факт, что «СМИ актив­но исполь­зу­ют рече­вой опыт, накоп­лен­ный в раз­ных сфе­рах чело­ве­че­ско­го обще­ния» [Конь­ков 2017: 37]. Вме­сте с тем было выска­за­но опа­се­ние, что с исклю­че­ни­ем из иссле­до­ва­тель­ско­го поля само­го поня­тия «пуб­ли­ци­сти­че­ский функ­ци­о­наль­ный стиль» про­ис­хо­дит «неоправ­дан­ная схе­ма­ти­за­ция и недо­пу­сти­мое упро­ще­ние кар­ти­ны функ­ци­о­наль­но-сти­ли­сти­че­ской диф­фе­рен­ци­а­ции лите­ра­тур­но­го язы­ка» [Дус­ка­е­ва, Сали­мов­ский 2017: 27].

Осо­бый инте­рес в аспек­те обсуж­дав­шей­ся на круг­лом сто­ле темы вызы­ва­ет вопрос о месте и роли в меди­а­тек­сте так назы­ва­е­мой раз­го­вор­но­сти, об экс­пан­сии кото­рой в совре­мен­ные мас­сме­диа гово­рит­ся уже не пер­вое деся­ти­ле­тие [см., напр.: Сиро­ти­ни­на 1998; Сидо­ро­ва 2007; Вла­сян 2013 и др.]: «Раз­го­вор­ная речь, адап­ти­ро­ван­ная в боль­шей или мень­шей сте­пе­ни к СМИ, но всё-таки раз­го­вор­ная в осно­ве, пред­став­ле­на в раз­лич­но­го рода реа­ли­ти- и ток-шоу; она же в изоби­лии пред­став­ле­на и в неко­то­рых жан­рах буль­вар­ной прес­сы» [Конь­ков 2017: 36]. В то же вре­мя, если иметь в виду меди­а­текст, создан­ный в спе­ци­фи­че­ской про­фес­си­о­наль­ной сре­де со спе­ци­фи­че­ски­ми про­фес­си­о­наль­но ори­ен­ти­ро­ван­ны­ми зада­ча­ми, меня­ет­ся сама при­ро­да раз­го­вор­но­сти, кото­рая пере­во­дит­ся из реги­стра быто­вых и неофи­ци­аль­ных интерак­ций в поле соци­аль­но-зна­чи­мо­го и пра­во­во-регу­ли­ру­е­мо­го обще­ния. Мож­но ска­зать, что раз­го­вор­ность в раз­го­вор­ном сти­ле и раз­го­вор­ность за пре­де­ла­ми оби­ход­но-быто­во­го обще­ния — это кате­го­ри­аль­но раз­ные понятия.

По спра­вед­ли­во­му заме­ча­нию О. Б. Сиро­ти­ни­ной, раз­го­вор­ность — это «осо­бая тек­сто­вая кате­го­рия: в худо­же­ствен­ной речи — эсте­ти­че­ская, в пуб­ли­ци­сти­ке и ора­тор­ской речи — рито­ри­че­ская» [Сиро­ти­ни­на 2014: 510]. В каче­стве «сиг­наль­ных эле­мен­тов раз­го­вор­ной речи» [Левин 1971: 40–41] в жур­на­лист­ском тек­сте могут высту­пать любые тра­ди­ци­он­ные харак­те­ри­сти­ки раз­го­вор­но­сти (лек­си­че­ские еди­ни­цы, их семан­ти­ка, поря­док слов, син­так­си­че­ские струк­ту­ры, фра­зо­вая орга­ни­за­ция), при этом «в отли­чие от раз­го­вор­ной речи и оби­ход­но­го типа рече­вой куль­ту­ры, в кото­рых все явле­ния раз­го­вор­ной речи исполь­зу­ют­ся спон­тан­но, раз­го­вор­ность все­гда наме­рен­на (выде­ле­но нами. — В. В.)» [Там же]. Наме­рен­ность раз­го­вор­но­сти и опре­де­ля­ет, на наш взгляд, ее сти­ле­вую — и функ­ци­о­наль­ную — пере­на­строй­ку, т. е. пере­во­дит мар­ки­ро­ван­ные раз­го­вор­но­стью еди­ни­цы (эле­мен­ты, ком­по­нен­ты, пара­мет­ры меди­а­тек­ста) в раз­ряд функ­ци­о­наль­но не-раз­го­вор­ных и, сле­до­ва­тель­но, наде­ля­ет послед­них теми же пол­но­мо­чи­я­ми, кото­ры­ми наде­ле­ны «род­ные» для сти­ля единицы.

Одним из сиг­на­лов наме­рен­но­го вклю­че­ния раз­го­вор­но­сти как рито­ри­че­ской (не соб­ствен­но функ­ци­о­наль­но-сти­ли­сти­че­ской!) кате­го­рии в меди­а­текст явля­ет­ся при­сут­ствие в нем осо­бо­го жан­ра — рас­ска­зы­ва­ние анек­до­та. Коми­че­ский эффект от рас­ска­зы­ва­ния анек­до­та, как убе­ди­тель­но пока­за­но в посвя­щен­ном это­му жан­ру иссле­до­ва­нии [Шме­ле­ва, Шме­лев 2002], свя­зан не толь­ко с содер­жа­ни­ем, но и с разыг­ры­ва­ни­ем анек­до­та, с осо­бен­но­стя­ми его рас­ска­зы­ва­ния. Понят­но, что в пись­мен­ном тек­сте как тако­во­го уст­но­го разыг­ры­ва­ния быть не может, но содер­жа­ние анек­до­та может высту­пить спо­со­бом изоб­ра­же­ния, акту­а­ли­зи­руя оце­ноч­ный харак­тер тако­го изоб­ра­же­ния. В. И. Кара­сик точ­но заме­тил, что «анек­дот — это сво­е­го рода кон­троль обще­ства над кри­стал­ли­за­ци­ей соци­аль­ных отно­ше­ний» [Кара­сик 1997: 144]. Спра­вед­ли­во и то, что сам анек­дот «явля­ет­ся выра­зи­те­лем не истин­ност­ных, а оце­ноч­ных отно­ше­ний. Тем не менее, рас­се­и­вая „кру­пи­цы прав­ды“, анек­до­ти­че­ский суб­дис­курс в целом содей­ству­ет рас­кры­тию „вто­рой прав­ды о мире“» [Ленд­ваи 2001].

Что про­ис­хо­дит с анек­до­том, когда он попа­да­ет в жур­на­лист­ский текст и что про­ис­хо­дит с меди­а­тек­стом, когда в него попа­да­ет рас­ска­зы­ва­ние анекдота?

Мето­ди­ка фор­ми­ро­ва­ния эмпи­ри­че­ско­го кор­пу­са. Обра­тим­ся к про­фес­си­о­наль­ным меди­а­тек­стам пись­мен­ной фор­мы, в кото­рых так или ина­че исполь­зу­ет­ся анек­дот, и про­ана­ли­зи­ру­ем сохран­ность или поте­рю в меди­а­тек­сте основ­ных, сфор­ми­ро­ван­ных в раз­го­вор­ном сти­ле речи жан­ро­вых пара­мет­ров рас­ска­зы­ва­ния анек­до­та. С этой целью нам необ­хо­ди­мы такие кон­тек­сты, где име­ет­ся номи­на­ция «анек­дот», посколь­ку рас­ска­зы­ва­ние анек­до­та име­ет необ­хо­ди­мый мета­тек­сто­вый ввод, с исполь­зо­ва­ни­ем этой лек­се­мы, что и поз­во­ля­ет ква­ли­фи­ци­ро­вать вве­ден­ный тек­сто­вый фраг­мент, как анек­дот — «корот­кий уст­ный смеш­ной рас­сказ о вымыш­лен­ном собы­тии с неожи­дан­ной ост­ро­ум­ной кон­цов­кой, в кото­ром дей­ству­ют посто­ян­ные пер­со­на­жи, извест­ные всем носи­те­лям рус­ско­го язы­ка» [Шме­ле­ва, Шме­лев 2002: 20].

Для фор­ми­ро­ва­ния кор­пу­са эмпи­ри­че­ско­го мате­ри­а­ла мы обра­ти­лись к инфор­ма­ци­он­но-поис­ко­вой систе­ме «Наци­о­наль­ный кор­пус рус­ско­го язы­ка» (URL: http://​www​.ruscorpora​.ru/) и вос­поль­зо­ва­лись дан­ны­ми, полу­чен­ны­ми с помо­щью авто­ма­ти­че­ских (встро­ен­ных) функ­ций этой систе­мы как «биб­лио­те­ки тек­стов» и как ана­ли­ти­че­ской базы. Газет­ный кор­пус (кор­пус совре­мен­ных СМИ) открыт в 2010 г. и охва­ты­ва­ет ста­тьи из средств мас­со­вой инфор­ма­ции 2000‑х годов. В этот попол­ня­е­мый кор­пус вклю­че­ны при­мер­но в рав­ном объ­е­ме тек­сты семи средств мас­со­вой инфор­ма­ции — газет («Изве­стия», «Совет­ский спорт», «Труд», «Ком­со­моль­ская прав­да») и элек­трон­ных агентств (РИА «Ново­сти», РБК, «Новый регион»).

Запрос в газет­ном кор­пу­се на лек­се­му «анек­дот*» выдал 4029 доку­мен­тов при 5313 еди­ни­цах вхож­де­ний сло­ва в кон­текст. Сде­лав xml-выгруз­ку, мы полу­чи­ли спи­сок при­ме­ров с фраг­мен­ти­ро­ван­ны­ми левым и пра­вым кон­тек­стом лек­се­мы «анек­дот*». В каче­стве рабо­че­го кор­пу­са мы взя­ли под­ряд 500 пер­вых при­ме­ров выгруз­ки. Посколь­ку сам текст анек­до­та или рече­вые фраг­мен­ты тако­го тек­ста могут быть рас­по­ло­же­ны толь­ко в пра­вом кон­тек­сте, мы отфиль­тро­ва­ли при­ме­ры с нуле­вым пра­вым кон­тек­стом и исклю­чи­ли их из рабо­че­го кор­пу­са. Даль­ней­шая обра­бот­ка рабо­че­го кор­пу­са заклю­ча­лась в филь­тра­ции кон­тек­стов с тем, что­бы исклю­чить такие, в кото­рых исполь­зо­ва­ние лек­се­мы «анек­дот*» не свя­за­но с реа­ли­за­ци­ей рече­во­го жан­ра рас­ска­зы­ва­ние анек­до­та. К таким нева­лид­ным при­ме­рам мы отнес­ли три типа кон­тек­стов: 1) с исполь­зо­ва­ни­ем сло­ва анек­дот в пере­нос­ном зна­че­нии: …про­ис­хо­дит стран­ный бюро­кра­ти­че­ский анек­дот, когда пра­ви­тель­ствен­ное реше­ние не испол­ня­ет­ся (Изве­стия. 2014. 23 июня); 2) с фра­зео­ло­гиз­ма­ми типа сквер­ный анек­дот, дур­ной анек­дот и т. п., кото­рые при отсут­ствии тек­ста анек­до­та в пра­вом кон­тек­сте высту­па­ют в функ­ции оце­ноч­ной номи­на­ции како­го-либо собы­тия или ситу­а­ции: Сама исто­рия напо­ми­на­ет сквер­ный анек­дот — быв­шую чинов­ни­цу поса­ди­ли под арест, а она мало того, что пишет сти­хи и рису­ет кар­ти­ны, так еще и умуд­ря­ет­ся видео на свои пес­ни сни­мать, а потом пре­зен­то­вать их в самом кру­том мос­ков­ском ноч­ном клу­бе SohoRooms (Комс. прав­да. 2014. 22 июня); 3) кон­тек­сты, в кото­рых автор, харак­те­ри­зуя рече­вое пове­де­ние тре­тье­го лица, сооб­ща­ет о рас­ска­зы­ва­нии этим лицом анек­до­та / анек­до­тов: Под конец Вяче­слав Воло­дин рас­ска­зал при­сут­ству­ю­щим анек­дот с наме­ком (РБК Дей­ли. 2013. 25 окт.); Депу­та­ты же забро­са­ли пре­зи­ден­та прось­ба­ми и пред­ло­же­ни­я­ми, жало­ва­лись ему на зар­пла­ту и рас­ска­зы­ва­ли анек­до­ты (Изве­стия. 2012. 30 нояб­ря). 

Остав­ши­е­ся 233 кон­тек­ста явля­ют­ся при­ме­ра­ми вклю­че­ния в рече­вую ткань меди­а­тек­ста как (1) непо­сред­ствен­но рече­во­го жан­ра рас­ска­зы­ва­ния анек­до­та, так и (2) его суб­жан­ро­вых раз­но­вид­но­стей [Шме­ле­ва, Шме­лев 2004]. Напри­мер: (1) Был такой под­лый пере­стро­еч­ный анек­дот про ста­руш­ку, кото­рой гово­рят о штур­му­ю­щих Зим­ний мат­ро­сах — они, мол, хотят, что­бы не было бога­тых, — на что та отве­ча­ет: «А мой дед на Сенат­ской хотел, что­бы не было бед­ных» (Изве­стия. 2014. 10 апр.); (2) А с вос­со­зда­ни­ем совет­ских дости­же­ний полу­ча­ет­ся, как в неза­мыс­ло­ва­том анек­до­те совет­ских же вре­мен о рабо­те ком­би­на­та быто­во­го обслу­жи­ва­ния: пыле­сос отре­мон­ти­ро­вать не смо­жем, можем пере­де­лать в элек­тро­брит­ву (Изве­стия. 2012. 11 дек.).

Таким обра­зом, из пяти­сот кон­тек­стов в рабо­чем кор­пу­се оста­лось чуть мень­ше поло­ви­ны. Экс­тра­по­ли­руя это соот­но­ше­ние (500 : 233) на остав­шу­ю­ся часть газет­но­го кор­пу­са, мож­но пред­по­ло­жить, что в насто­я­щее вре­мя Нац­кор­пус содер­жит более 2 тыс. газет­ных кон­тек­стов, в кото­рых жур­на­ли­сты исполь­зу­ют рече­вой жанр «рас­ска­зы­ва­ние анекдота».

Обсуж­де­ние. Явля­ет­ся ли рас­ска­зы­ва­ние анек­до­та в меди­а­тек­сте тем же рече­вым жан­ром, что и в рече­вой прак­ти­ке оби­ход­но­го обще­ния? Обоб­щая наш мате­ри­ал и сле­дуя за логи­кой иссле­до­ва­те­лей анек­до­та как фено­ме­на, при­зна­ем, что оче­вид­но нет. В отли­чие от про­фес­си­о­наль­но­го меди­а­тек­ста, «нор­маль­ный анек­дот нику­да не зовет, ничем не гро­зит и ниче­го не тре­бу­ет» [Орнат­ская 2002], в то вре­мя как глав­ная зада­ча жур­на­лист­ской пуб­ли­ка­ции заклю­ча­ет­ся как раз в том, что­бы фор­ми­ро­вать вполне опре­де­лен­ное отно­ше­ние к обсуж­да­е­мо­му или пред­став­ля­е­мо­му в меди­а­тек­сте. Рече­вое вза­и­мо­дей­ствие в СМИ харак­те­ри­зу­ет­ся, как извест­но, повы­шен­ным уров­нем оце­ноч­но­сти, кото­рая — что осо­бен­но важ­но для наше­го иссле­до­ва­ния — «име­ет осо­бый сти­ле­об­ра­зу­ю­щий ста­тус и опре­де­ля­ет­ся иссле­до­ва­те­ля­ми как соци­аль­ная» [Чер­ны­шо­ва 2014: 201]. Соци­аль­ная оце­ноч­ность (как онто­ло­ги­че­ская сти­ле­вая чер­та пуб­ли­ци­сти­ки) «опре­де­ля­ет глав­ные язы­ко­вые про­цес­сы, про­ис­хо­дя­щие в нед­рах пуб­ли­ци­сти­че­ско­го сти­ля» [Солга­ник 2003: 313]. Эмо­ци­о­наль­но-оце­ноч­ная рам­ка выска­зы­ва­ния (В. Г. Гак) опре­де­ля­ет место оцен­ки в струк­ту­ре тек­ста. Уста­нав­ли­вая связь меж­ду «интен­ци­ей адре­сан­та, созда­ю­ще­го оце­ноч­ное выска­зы­ва­ние, и фор­мой», Гак отме­ча­ет: «Желая заин­те­ре­со­вать или убе­дить слу­ша­ю­ще­го, гово­ря­щий моби­ли­зу­ет свои и его эмо­ции, в свя­зи с чем эмо­ци­о­наль­но-оце­ноч­ный ком­по­нент в выска­зы­ва­нии пред­ше­ству­ет дик­таль­но­му» [Гак 1996: 30]. Такой настрой­кой чита­те­ля в нашем слу­чае высту­па­ет номи­на­ция «анек­дот» в мета­тек­сто­вом вво­де анек­до­та: Понят­но, что чело­век в судей­ской ман­тии — это сим­вол госу­дар­ствен­ной вла­сти. Поэто­му кто-то ска­жет, что если сде­лать судью неви­ди­мым для пре­ступ­ни­ков, это зна­чит пока­зать госу­дар­ствен­ную сла­бость перед пре­ступ­ным миром. В этой свя­зи вспом­нил­ся анек­дот. Редак­тор газе­ты отпра­вил моло­до­го репор­те­ра к мест­но­му мафи­о­зи задать каверз­ные вопро­сы. Ско­ро репор­тер зво­нит редак­то­ру: — он ска­зал, что спу­стит меня с лест­ни­цы. Редак­тор: — Зво­ни ему в дверь и не отсту­пай! Репор­тер через 5 минут: — Миха­ил Пет­ро­вич, он спу­стил меня с лест­ни­цы и при­гро­зил, что будет стре­лять, если я еще раз к нему… Редак­тор: — Поды­май­ся и зво­ни к нему в дверь! Пусть этот гад пой­мет, что я его не боюсь! Эта «исто­рия» и про наш слу­чай (Комс. прав­да. 2014. 11 мая). Как видим, жур­на­лист при­бе­га­ет к анек­до­ту как к одно­му из средств соци­аль­ной оценочности.

Спе­ци­фи­ка оцен­ки опре­де­ля­ет и спе­ци­фи­ку коми­че­ско­го эффек­та, ожи­да­ние кото­ро­го свя­за­но с самим вве­де­ни­ем в текст рас­ска­зы­ва­ния анек­до­та, тем более что юмор стал в послед­ние два­дцать лет пол­но­прав­ным инстру­мен­том осмыс­ле­ния соци­аль­но-поли­ти­че­ской дей­стви­тель­но­сти в СМИ. При этом важ­но, что меха­низ­мы юмо­ра, исполь­зу­е­мые в анек­до­тах, как пока­зы­ва­ет мате­ри­ал дру­гих иссле­до­ва­те­лей, «не состав­ля­ют исклю­чи­тель­ной при­над­леж­но­сти имен­но жан­ра анек­до­та. По суще­ству, семан­ти­че­ские меха­низ­мы, созда­ю­щие коми­че­ский эффект, одни и те же в коме­ди­ях, юмо­ри­сти­че­ских новел­лах, анек­до­тах, шут­ках, частуш­ках и т. п.» [Шме­ле­ва, Шме­лев 2002: 12].

В отли­чие от рече­вых инстру­мен­тов созда­ния юмо­ра, при­ро­да коми­че­ско­го в анек­до­те и в про­фес­си­о­наль­ном меди­а­тек­сте бази­ру­ет­ся на раз­ных осно­ва­ни­ях. Отли­чие анек­до­та и от таких форм юмо­ра, как сати­ра или инди­ви­ду­а­ли­зи­ро­ван­ные фор­мы иро­нии, иссле­до­ва­те­ли видят в том, что послед­ние «могут и долж­ны, по край­ней мере по замыс­лу, тре­во­жить, ибо пред­пи­сы­ва­ют себе опре­де­лен­ные жиз­не­устро­и­тель­ные функ­ции» [Орнат­ская 2002]. Если в быто­вом обще­нии анек­дот «не при­ва­ти­зи­ру­ет смех, что харак­тер­но для автор­ской иро­нии» [Там же], то в жур­на­лист­ском про­из­ве­де­нии оце­ноч­ная идея анек­до­та вклю­че­на в общую кон­цеп­цию тек­ста с выра­жен­ной автор­ской пози­ци­ей: Пора­же­ние от Вели­ко­бри­та­нии уди­ви­ло. Но, поло­жа руку на серд­це, слу­чай­ных резуль­та­тов не быва­ет. Не ста­нет сен­са­ци­ей, если в октяб­ре мы про­иг­ра­ем ЮАР или Сло­ве­нии и выва­лим­ся даже из пер­вой зональ­ной груп­пы. Что даль­ше? Пере­фра­зи­руя извест­ное выра­же­ние из анек­до­та — так доиг­ра­ем­ся до Три­ни­да­да и Тоба­го (Сов. спорт. 2013. 8 апр.).

В при­ве­ден­ном при­ме­ре реа­ли­зо­ван такой суб­жанр рече­во­го жан­ра рас­ска­зы­ва­ния анек­до­та, как ука­за­ние на анек­дот. В рече­вом плане от непри­лич­но­го анек­до­та про семью лили­пу­тов в дан­ном меди­а­тек­сте оста­лась толь­ко общая гла­голь­ная семан­ти­ка — доиг­ра­ем­ся до (в анек­до­те — обсце­низм дое… до), одна­ко обра­ще­ние к извест­но­му анек­до­ту поз­во­ля­ет авто­ру пока­зать пре­дел воз­мож­ных пора­же­ний рос­сий­ской коман­ды в ситу­а­ции, сло­жив­шей­ся вокруг боль­шо­го тен­ни­са. Заме­тим, что для тек­стов СМИ ква­ли­фи­ка­ция «ука­за­ние на анек­дот» кажет­ся более при­ем­ле­мой, чем «напо­ми­на­ние анек­до­та» [Шме­ле­ва, Шме­лев 2002], посколь­ку для пуб­ли­ци­сти­ки функ­ци­о­наль­но более важ­на демон­стра­ция (ука­за­ние) суще­ство­ва­ния типо­вой ситу­а­ции и типо­во­го к ней отно­ше­ния как сво­е­го рода логи­че­ский аргу­мент в поль­зу спра­вед­ли­во­сти жур­на­лист­ской оцен­ки, неже­ли напо­ми­на­ние о такой ситу­а­ции, выпол­ня­ю­щее иллю­стри­ру­ю­щую функ­цию. Ука­за­ние на анек­дот реа­ли­зу­ет в то же вре­мя про­то­ти­пи­че­ский при­знак анек­до­та — крат­кость: более чем в поло­вине про­ана­ли­зи­ро­ван­ных при­ме­ров наше­го кор­пу­са автор лишь назы­ва­ет типо­ло­ги­че­ский при­знак анек­до­та с боль­шей или мень­шей сте­пе­нью дета­ли­за­ции (о тема­ти­че­ском мно­го­об­ра­зии и дис­кур­сив­ном харак­те­ре совре­мен­ной рус­ской анек­до­си­сте­мы см. в рабо­те Э. Ленд­ваи [Ленд­ваи 2001]), т. е. назы­ва­ет, напри­мер, имя «серий­но­го пер­со­на­жа» («анек­до­ты про Чапа­е­ва», «анек­до­ты про Вовоч­ку») или типо­вую ситу­а­цию, обыг­ран­ную в анек­до­тах извест­но­го цик­ла («армян­ское радио спра­ши­ва­ют», «воз­вра­ща­ет­ся муж из коман­ди­ров­ки» и т. п.). Такое ука­за­ние дает чита­те­лю воз­мож­ность «выбрать» под­хо­дя­щий текст анек­до­та из анек­до­си­сте­мы и иден­ти­фи­ци­ро­вать либо кон­крет­ный пре­це­дент­ный текст (анек­дот), либо кор­пус похо­жих тек­стов с общи­ми оце­ноч­ны­ми выво­да­ми. Все это поз­во­ля­ет исполь­зо­ван­но­му в меди­а­тек­сте анек­до­ту сохра­нить свою жан­ро­вую при­над­леж­ность, что­бы не слить­ся с про­чи­ми пре­це­дент­ны­ми тек­ста­ми. При этом эмо­ци­о­наль­но-оце­ноч­ный ком­по­нент тек­ста (настрой­ка, по В. Г. Гаку) вклю­ча­ет в себя соот­вет­ству­ю­щий типо­ло­ги­че­ский при­знак — напри­мер, номи­на­цию пер­со­на­жа: Тем не менее созда­те­ли высо­ко­ху­до­же­ствен­но­го теле­ше­дев­ра пре­не­брег­ли все­ми пра­ви­ла­ми «кон­спи­ра­ции», как Штир­лиц из анек­до­тов, рас­ха­жи­ва­ю­щий по Бер­ли­ну в буде­нов­ке и крас­ных шаро­ва­рах (Комс. прав­да. 2013. 21 мар­та) — или ука­за­ние на серию анек­до­тов с типо­вы­ми ситу­а­ци­я­ми: Ботин­ки напо­ми­на­ют ста­рый флот­ский анек­дот про мат­ро­са, кото­рый чистил обувь «для стар­ши­ны»: нос­ки бле­сте­ли, а зад­ни­ки, увы, нет (РБК Дей­ли. 2014. 17 янв.) (оце­ноч­ное увы отно­сит­ся к выра­же­нию автор­ско­го отно­ше­ния к опи­сы­ва­е­мой моде­ли ботинок).

Анек­дот по опре­де­ле­нию при­над­ле­жит миру вер­баль­но­го юмо­ра, и кажет­ся, что в иссле­до­ва­нии про­бле­мы коми­че­ско­го в мас­сме­дий­ном про­из­ве­де­нии ему долж­но быть най­де­но место. Необ­хо­ди­мость засме­ять­ся, выслу­шав анек­дот, — и вооб­ще смех как реак­ция на рас­ска­зан­ный анек­дот — явля­ет­ся сво­е­го рода ком­по­зи­ци­он­ной частью это­го рече­во­го жан­ра как онто­ло­ги­че­ски диа­ло­ги­че­ско­го. Одна­ко лишь в тре­ти про­ана­ли­зи­ро­ван­ных нами при­ме­ров анек­дот полу­ча­ет рече­вую экс­пли­ка­цию, что поз­во­ля­ет авто­ру рас­счи­ты­вать на опре­де­лен­ный коми­че­ский эффект (хотя при­ме­ни­тель­но к анек­до­ту нуж­но, ско­рее, гово­рить о фак­то­ре сме­ха, сужи­вая коми­че­ское до смеш­но­го, но это вопрос для отдель­но­го рас­смот­ре­ния). В осталь­ных слу­ча­ях автор исполь­зу­ет ука­за­ние на анек­дот, т. е., как было пока­за­но выше, исполь­зу­ет это ука­за­ние как осо­бую фор­му логи­зи­ро­ван­ной аргу­мен­та­ции, и, сле­до­ва­тель­но, коми­че­ский эффект от упо­мя­ну­то­го анек­до­та утра­чи­ва­ет­ся, хотя это упо­ми­на­ние и под­дер­жи­ва­ет общую, чаще иро­ни­че­скую, тональ­ность тек­ста. Ср.: Реше­ние по вопро­су куре­ния было выне­се­но без нас, при­чем по ини­ци­а­ти­ве пра­ви­тель­ства. А ведь здесь пря­мая демо­кра­тия мог­ла бы сра­бо­тать. Но, как в том анек­до­те, кто ж ее, пря­мую демо­кра­тию, нам даст, хоть она и поло­же­на? (Изве­стия. 2014. 5 июня).

Анек­дот утра­чи­ва­ет спо­соб­ность вызы­вать коми­че­ский эффект, будучи ослаб­лен­ным уже самой пись­мен­ной фор­мой. Поте­ря уст­но­сти прин­ци­пи­аль­но важ­на для пони­ма­ния пере­на­строй­ки анек­до­та в меди­а­тек­сте: «Запись не может пере­дать крайне важ­ную для мно­гих тек­стов акцен­то­ло­ги­че­скую струк­ту­ру анек­до­та: нали­чие смыс­ло­вых пауз, уско­ре­ние или замед­ле­ние тем­па повест­во­ва­ния, обя­за­тель­ное инто­на­ци­он­ное выде­ле­ние вто­рой части, раз­вяз­ки, а в ряде слу­ча­ев и про­из­но­си­тель­но-рече­вую харак­те­ри­сти­ку пер­со­на­жей. Без все­го это­го мно­гие анек­до­ты утра­чи­ва­ют свой коми­че­ский эффект» [Химик 2002].

Под вли­я­ни­ем пись­мен­ной фор­мы для опре­де­лен­но­го смыс­ло­во­го содер­жа­ния про­ис­хо­дит раз­ру­ше­ние ком­по­зи­ци­он­ной моде­ли анек­до­та, на кото­рой во мно­гом и стро­ит­ся коми­че­ский эффект. (К транс­фор­ма­ции ком­по­зи­ци­он­ной струк­ту­ры при­во­дит и исполь­зо­ва­ние само­го анек­до­та в мета­тек­сто­вой функ­ции, на что, напри­мер, ука­зы­ва­ет Т. В. Тара­сен­ко [Тара­сен­ко 2012], но мы здесь не рас­смат­ри­ва­ем этот вопрос.)

Тек­сто­вая струк­ту­ра анек­до­та пони­ма­ет­ся одни­ми иссле­до­ва­те­ля­ми как трех­част­ная (экс­по­зи­ция с ука­за­ни­ем места и вре­ме­ни, раз­вер­ты­ва­ние дей­ствия для про­гно­зи­ро­ва­ния адре­са­том вари­ан­та фина­ла, неожи­дан­ная раз­вяз­ка [Пет­рен­ко 2004: 6]), дру­ги­ми как двух­част­ная (толь­ко зачин и кон­цов­ка): «более длин­ный зачин, затем корот­кий и неожи­дан­ный конец, застав­ля­ю­щий слу­ша­те­ля пере­ин­тер­пре­ти­ро­вать нача­ло анек­до­та. В несо­от­вет­ствии нача­ла и кон­ца анек­до­та — его соль» [Шме­ле­ва, Шме­лев 2002: 131]. При этом и в пер­вой, и во вто­рой кон­цеп­ции неиз­мен­ным явля­ет­ся рез­кое про­ти­во­по­став­ле­ние фина­ла анек­до­та его пред­ше­ству­ю­щей части как по объ­е­му, так и по когни­тив­но­му содер­жа­нию, что, соб­ствен­но, и созда­ет коми­че­ский эффект. Рас­ска­зы­ва­ние анек­до­та и ука­за­ние на анек­дот вклю­ча­ют в свою струк­ту­ру еще и мета­тек­сто­вый ввод, созда­вая свое­об­раз­ную жан­ро­вую рамку.

В меди­а­тек­сте струк­ту­ра рас­ска­зы­ва­ния анек­до­та может быть раз­ру­ше­на, напри­мер, раз­вер­ты­ва­ни­ем (истол­ко­ва­ни­ем) кон­цов­ки с повто­ром клю­че­во­го сло­ва анек­до­та: Теперь в пол­ном соот­вет­ствии с заве­та­ми 1990‑х дум­ское боль­шин­ство осу­ществ­ля­ет свое рода поли­то­ло­ги­че­ское вскры­тие обще­ства. То самое вскры­тие, кото­рое, как в анек­до­те, пока­жет, что боль­ной умер от вскры­тия. Ведь в кон­це кон­цов при­дет­ся вскрыть и самих себя (Изве­стия. 2012 16 июля); тол­ко­ва­ни­ем смыс­ла сопо­став­ле­ния пер­со­на­жа анек­до­та и пред­ме­та речи в тек­сте пуб­ли­ка­ции: У нас есть обще­на­ци­о­наль­ные свя­ты­ни. Так уж полу­чи­лось, что из бес­спор­ных оста­лась толь­ко Побе­да. И ее ста­ра­тель­но, с каж­дым годом всё гром­че, оспа­ри­ва­ют. Стро­го по извест­но­му анек­до­ту про гор­шок, кото­рый Циля, во-пер­вых, не бра­ла, во-вто­рых, вер­ну­ла целым, а в‑третьих, он уже и был битый. Не было ника­кой побе­ды, а если была, то пло­хонь­кая, а если и хоро­шая, то вот вам изна­си­ло­ван­ные нем­ки (Изве­стия. 2014. 27 янв.). Струк­ту­ру ука­за­ния на анек­дот раз­ру­ша­ет, напри­мер, ква­ли­фи­ци­ру­ю­щее опре­де­ле­ние в мета­тек­сто­вом вво­де, когда фра­за, «обес­пе­чи­ва­ю­щая вве­де­ние акту­аль­но­го содер­жа­ния в текст общей ком­му­ни­ка­ции, — Кста­ти, на эту тему есть анек­дот…» [Химик 2002], допол­ня­ет­ся атри­бу­ци­ей, необ­хо­ди­мой для содер­жа­тель­ной интер­пре­та­ции само­го анек­до­та: В резуль­та­те чего текст <оппо­зи­ци­он­но­го воз­зва­ния> выгля­дит ско­рее как поле­ми­ка с соб­ствен­ны­ми беше­ны­ми и напо­ми­на­ет инвер­ти­ро­ван­ный анек­дот про Софоч­ку и прин­ца Уэль­ско­го. Т. е. принц Уэль­ский, под кото­рым над­ле­жит разу­меть В. В. Пути­на, согла­сен, оста­лось уго­во­рить Софоч­ку, т. е. про­грес­сив­ную обще­ствен­ность (Изве­стия. 2012. 26 июня).

Выво­ды. Подоб­но тому как в худо­же­ствен­ном тек­сте пре­одо­ле­ва­ет­ся рече­вой мате­ри­ал (М. М. Бах­тин), ста­но­вясь инстру­мен­том образ­но­сти, в про­фес­си­о­наль­ном меди­а­тек­сте пре­одо­ле­ние рече­во­го мате­ри­а­ла свя­за­но с при­ро­дой пуб­ли­ци­сти­че­ско­го сти­ля, в рус­ле кото­ро­го все­гда оформ­ля­ет­ся ска­зан­ное для пуб­ли­ки, на пуб­ли­ке и, по боль­шо­му сче­ту, о публике.

Газет­ный мате­ри­ал пока­зы­ва­ет, что вклю­че­ние анек­до­та в про­фес­си­о­наль­ный меди­а­текст слу­жит сред­ством соци­аль­ной оце­ноч­но­сти, а сам анек­дот высту­па­ет во вто­рич­ной, соб­ствен­но пуб­ли­ци­сти­че­ской функ­ции, теряя при этом эффек­тив­ность комического.

Бла­го­дар­но­сти. Импульс для рабо­ты над темой был дан дис­кус­си­ей о сти­ле­вом вза­и­мо­дей­ствии в СМИ, орга­ни­зо­ван­ной в СПб­ГУ проф. Вла­ди­ми­ром Ива­но­ви­чем Конь­ко­вым, кото­рый выра­зил инте­рес к моим тези­сам и пред­ло­жил раз­вить их в ста­тью. Осо­бая бла­го­дар­ность проф. Лилии Раши­довне Дус­ка­е­вой и проф. Вла­ди­ми­ру Алек­сан­дро­ви­чу Сали­мов­ско­му не толь­ко за бесе­ды на уровне идей и мето­дов, но и за кон­струк­тив­ные замечания.

© Васи­лье­ва В. В., 2017